Читать книгу Кровь дракона. Остаться в живых - Дмитрий Христосенко - Страница 4

На широком зеленом лугу привольно раскинулся шумный палаточный городок. Там бесцельно, на сторонний взгляд, бродили туда-сюда люди, лавируя по уже протоптанным в траве кривым тропкам промеж расположенных в видимом беспорядке палаток. Веселилась, сбившись в стайки, молодежь: заливисто смеялись девчонки, подначивали друг друга парни, со всех сторон сыпались задорные шутки. Зрелые мужики о чем-то спорили, как малые дети – громко, самозабвенно, до хрипоты в голосе. Тут же мирились, чтоб уже через минуту затеять новый спор. Гремело и лязгало железо. Блестели лезвия топоров и мечей, покачивались на цепочках увесистые гирьки кистеней, топорщились во все стороны шипами моргенштерны. Сверкали на солнце начищенные до блеска самые разные шлемы: конические, плоские, округлые; усиленные забралами, бармицами и полумасками; с гребнями и полями. Неменьшим было и разнообразие доспехов. Кольчуга здесь соседствовала с наборным пластинчатым панцирем, а стальная кираса с простой стеганой курткой-ватником.

На свободном от палаток пятачке кружили двое мужчин в гроверных кольчугах и, то атакуя, то уходя в оборону, азартно рубились на затупленных мечах. Уклонялись, отскакивали, то и дело смахивая рукавом льющийся по лицу пот, подставляли под молодецкий замах крепкие щиты, тут же переходя в контратаку и норовя достать противника хоть кончиком клинка, а если повезет – шарахнуть плашмя по шлему. Их окружала галдящая толпа, разражавшаяся восторженными возгласами при каждом удачном выпаде.

Чуть в стороне, искоса посматривая на веселящихся, о чем-то договаривались, собравшись в кружок, предводители. Наконец, после длительных обсуждений и не менее длительных препирательств, пришли к согласию. Один из них, в округлом шлеме, украшенным ярким гребнем, и с коротким клинком в ножнах у пояса, недовольно покривился, но, видя редкое единогласие остальных, вынужден был уступить. Раздраженно плюнув себе под ноги, он резко развернулся, так, что взметнувшийся за плечами ярко-красный плащ гулко хлестнул по воздуху, и размашисто зашагал прочь.

– Ну что, начнем? – спросил один, посмотрев вслед уходящему.

Все как по команде подняли головы к небу, взглянув на стоявшее в зените солнце.

– Давай, а то до темноты не успеем разыграть. Сами знаете, что пока всех соберешь, пока то, пока это – можно и до вечера дотянуть. – согласился Аркадий, еще крепкий, плечистый, но уже изрядно обрюзгший мужчина с заметно выпиравшим пивным брюшком. Длинные, упрятанные под разрисованную бандану волосы и окладистая борода делали его похожим не на преуспевающего бизнесмена, совладельца солидной и уважаемой в городе фирмы, а на байкера – большого любителя мотоциклов, крепких спиртных напитков и полногрудых длинноногих девиц.

Остальные, переглянувшись, вынуждены были с ним согласиться.

– Так что, Серега, Леха, давайте сейчас к своим, – продолжал он. – И выходите из лагеря. Я – тоже. Влад с Сашкой здесь останутся – лагерь оборонять будут.

– Не передумает? – кивком указал на мелькавшее среди палаток яркое пятно плаща Алексей – приземистый мужичок в помятой и поцарапанной кирасе.

– Не должен, – откликнулся рослый Влад, опираясь на укороченный бердыш. Рядом с низеньким темноволосым Алексеем он смотрелся настоящим белокурым великаном, возвышаясь над тем на две головы. – Не первый раз уже пересекаемся.

– И чего взбрыкивает? – прогудел мускулистый бритоголовый крепыш в кожаной безрукавке, надетой на голое тело.

Он заложил за спину мощные руки и упруго качнулся несколько раз ногами, перекатываясь с носка на пятку. Тяжелая нижняя челюсть, кажется, способная поспорить своей массивностью с ковшом экскаватора, методично двигалась, перетирая жевательную резинку. На широком, украшенном заклепками поясе покачивалась в такт движениям тела тяжелая стальная гирька кистеня.

– Он терпеть не может, когда вспоминают сражение при Каннах, – рассмеялся Влад. – Как же! Самое известное поражение его любимых римских войск.

Ему это как серпом по одному месту…

– Чего?

– Как серпом по яйцам. Так понятней?

Усмехнувшийся Алексей добавил:

– Уникальную операцию и без всякого наркоза провел бультерьер Кузя, и теперь у него не хозяин, а хозяйка.

Все весело расхохотались. Громко и бесшабашно. Так, как всегда смеются здоровые, полные сил мужчины, словно сбросившие на отдыхе с плеч не только груз повседневных забот, но и прожитые года, снова вернувшись в юношескую пору, когда для смеха не надо было искать особых причин, а самая немудрящая шутка способна была вызывать шквал эмоций.

– Ладно, – заявил распоряжавшийся, вытирая слезы с раскрасневшегося лица. – Разбегаемся.

Александр, придерживая левой рукой ножны короткого гладуса – классического пехотного меча римского образца, взбежал на небольшой пригорок, отделенный от остального лагеря неким подобием частокола. Возле пустого воротного проема в землю был воткнут шест с деревянным, покрытым слоем лака для сбережения от сырости, навершием, искусно вырезанным резчиком в виде орла с гордо распростертыми крыльями. В центре укрепления вокруг выложенного камнями костра на деревянных лавочках, сделанных из прибитых поверх вкопанных в землю неошкуренных столбиков досок, сидело человек тридцать, молодых и не очень, мужчин и три девушки. Неподалеку стоял прикрытый крышкой котелок, распространявший аппетитные ароматы. Кто-то был пока без доспехов, кто-то уже надел кольчугу или, сделанную в меру своего умения либо финансовых возможностей, лорику Завидев приближавшегося Александра, замолчали и вопросительно на него посмотрели. Кто-то, не выдержав, спросил:

– Ну, что порешали, трибун?[7]

– Лагерь обороняем, – отмахнулся Александр и жалобно взмолился, усаживаясь и придвигая к себе коте лок: – Ребята, давайте все вопросы потом, а?! Подожди те хоть пять минут, а то у сейчас слюной захлебнусь.

Последние слова прозвучали невнятно. Сашка уже вовсю орудовал ложкой, жадно поглощая сваренную с тушенкой гречку. Подъев, он умиротворенно вздохнул и, прихлебывая из кружки горячий крепкий чай, укорил присутствующих тем, что они и без него могли все прекрасно разузнать, если бы побродили по лагерю. В ответ остальные дружно засыпали его уверениями, что он прекрасный командир, что они ему во всем доверяют, что в лагере от них только вреда больше, а те, кто ушел туда, до сих пор еще не вернулись, так что кроме него их больше некому просветить, и вообще, у них столько дел, столько дел… – тут следовал тяжелый, на редкость единодушный и настолько проникновенный вздох сожаления, что расчувствовался бы даже камень, – доспехи, например, поправить или клинки почистить и прочие возражения в том же духе. Так и не отвертевшись, Александр принялся отвечать на сыпавшиеся со всех сторон вопросы.

Тема исчерпалась довольно быстро. Кто-то посмотрел на часы и, заявив, что просто сидеть и ждать начала у него нет никакого желания, сбегал в палатку и принес гитару. Идея была встречена криками одобрения, но сразу же появилась одна проблема – оказалось, что штатный гитарист отряда, Витек, умудрился порезать палец и играть отказывался. Оставшись без музыки, все приуныли, но тут Сашка вспомнил, что неплохо умеет играть Глеб. О чем во всеуслышание и заявил, повергнув в изумление большую часть сотоварищей – Глеб чаще всего держался от остальных наособицу и редко что-либо о себе рассказывал.

Глеб сидел, привалившись спиной к частоколу. Закрыв глаза, он запрокинул голову вверх, подставляя лицо солнечным лучам. Казалось, что он может просидеть так вечность, в блаженном ничегонеделании. Мысли текли медленно и лениво, а в душе наступило редкое умиротворение. И никакой шум и гам, доносившийся от костра, не мог ему помешать, мозг привычно отключил все посторонние звуки. Идиллия была нарушена только громким криком, из которого встрепенувшееся сознание вычленило его имя:

– Глеб!.. Волков!..

Недоумевая, зачем он вдруг понадобился, Глеб встал, покосился в сторону костра, потер кончиками пальцев застарелый, белесый рваный шрам на щеке, оставленный осколком близко разорвавшейся гранаты, и решил подойти. Его звал Сашка, весельчак и заводила, создатель и бессменный руководитель их отряда исторического фехтования, когда-то чуть ли не силой затащивший Волкова в эту тусовку. За что впоследствии, Глеб был искренне благодарен приятелю. Подойдя к толпе, он хмуро сказал:

– Если кто снова спросит, сколько духов я зава лил – дам в лоб.

Предупреждение прозвучало не очень-то вежливо, но Глебу, честно говоря, было на это наплевать. Уж лучше сразу четко обозначить свою позицию, чем потом пожинать плоды собственной деликатности, отвечая на идиотские вопросы.

Александр заливисто рассмеялся. Ему вторили старожилы клуба, глядя на вытянувшиеся лица новичков:

– Он у нас такая душка…

– Компанейский парень…

– А с людьми-то как сходится…

Глядя на Глеба хитро прищуренными глазами, Сашка широко ухмыльнулся:

– Все такой же, так и не меняешься.

– Постоянство – хорошее качество.

– Сыграй, а, – приятель протянул ему гитару.

Брови Глеба удивленно поползли вверх. Он недоуменно посмотрел на Витька, на что тот, радостно осклабившись, показал забинтованный палец… Средний?!

Глеб несколько отстраненно поинтересовался, глядя куда-то поверх голов:

– Ты мне так демонстрируешь свое боевое ранение или свое ко мне отношение, – и подмигнул опешившему Витьку, вызвав восторженный рев старожилов. В то время как новички, наслушавшиеся он старших товарищей разных баек, настороженно притихли. А Глеб добавил вполголоса, беря в руки гитару: – Не все же вам надо мной подшучивать, массовики-затейники.

Присев на лавочку, он пробежал пальцами по ладам и мягко тронул пальцами струны. Окружающие притихли. Наклонил голову к плечу, прислушиваясь к их звучанию. Недовольно скривился и подтянул один колок, чуть тронул второй. Снова прислушался. Взял на пробу несколько аккордов и удовлетворенно тряхнул головой.

– Давай нашу, – попросил Сашка.

Глеб заиграл мелодию и затянул мелодичным на удивление голосом:

Все дружно подхватили:

А Глеб продолжал:

И вновь дружный рев глоток, восполняющий недостаток слуха энтузиазмом:

Перед мысленным взором игравшего на гитаре Глеба вставали величественные картины прошлого. Грозно маршировали колонны легионеров. Покачивались над рядами, в такт тяжелой поступи бойцов, величественные символы неустрашимых легионов – Орлы. Несмотря на жестокое и кровавое время, в древности все было просто и понятно – есть Вечный Рим и есть его солдаты, заслуживающие всяческого уважения за свой нелегкий и опасный труд. Пусть некоторые представители древних аристократических родов посматривали на солдат свысока – в глазах простых людей легионеры были защитниками и интересов всего Рима вообще и интересов каждого отдельного гражданина в частности. И, что самое главное, никто из сограждан не плевал им в спину с криками: «Убийца!», как часто поступают наши соотечественники с солдатами, побывавшими в «горячих точках», вся вина которых заключается только в том, что они честно выполняли свой гражданский долг, а не «откосили» от армии, обзаведясь липовыми справками или дав «на лапу» в военкомате, как кое-кто из их обвинителей. И становится горько от несправедливых упреков! И не хочется на 23 февраля надевать в честь праздника ни военную форму, ни, если они имеются, ордена и медали. И когда в кругу малознакомых людей заходит разговор об армейской службе, скрываешь правду, словно совершил что-то постыдное.

А при сравнении отношения к армии и военнослужащим как обывателей, так и политиков всех рангов сейчас и в прошлом, сравнение это выходит, увы, не в пользу нынешнего времени. И невольно хочется повернуть время вспять и оказаться в рядах лихих викингов, отряде отважных рыцарей в сверкающих полных латах, среди закованной в броню боярской русской конницы, идти в штыковую с Преображенским полком или грозно шагать в рядах легиона. Ах, легион – воплощение дисциплины, порядка и доблести!

Ровные шеренги щитов-скутумов, аккуратные прямоугольники когорт, красные гребни центурионов, и над всем этим великолепием парит золотой Орел.

Давно покинули лагерь одноклубники Аркадия. Следом за ними подались Сергеевы, воинственно помахивая оружием и распевая что-то донельзя похабное, то и дело прерываемое громким хохотом, мощно перекрывающим звон доспехов и негромкие реплики остающихся. Собрал своих и Алексей. Немногочисленные Сашкины «римляне» отправились на холм с орлом. Лагерь опустел на три четверти и непривычно затих. Только из-за огороженных частоколом палаток приверженцев римской армии, по-прежнему бравурно, доносилось:

Облачились в доспехи соратники Владислава и, возглавляемые своим предводителем в рогатом шлеме и с бердышом на плече, нестройной толпой потопали вверх по склону. Вошли в ворота. Кто-то попробовал качнуть вкопанную в землю жердину и, убедившись, что, несмотря на скромные размеры частокола, работа сделана на совесть, отступился сконфуженно. Кто-то засмеялся над ним, кто-то, давясь смехом, нарек его «Грозным воителем, повергающим ниц все встреченные на пути заборы с сотой попытки», другой весело проорал, что за такое великое прозвище нужно достойно отдариться. Влад шикнул на насмешников, чтоб умолкли, и направился к Александру. Тот шепотом попросил его чуть-чуть подождать, во время Глебовых:

И проорал вместе с остальными заключительные слова песни:

Раздались одобрительные возгласы пришедших. Полетел лихой посвист, кто-то показал большой палец. Вскинулось вверх несколько сжатых кулаков.

– Лихо! – Влад плюхнулся на лавку рядом с Глебом и дружески толкнул его плечом.

Он уважал Глеба и раньше, после того, как тот однажды на сборах, выведенный из себя насмешками и подначками, вызвал Влада на поединок без оружия и заломал в борьбе своего более рослого и сильного противника. Тогда он не затаил обиду на победителя, а, наоборот, проникнулся расположением, переросшим во взаимную симпатию и уважение после посиделок у вечернего костра, сопровождавшихся обильным принятием горячительных напитков. Теперь же он убедился, что его знакомый силен не только в борьбе, но и обладает другими полезными умениями. Александровы одноклубники потеснились на скамьях, давая место остальным новоприбывшим.

Ветераны предыдущих сборов начали вспоминать общих знакомых по прошлым играм и со смаком разбирать разыгранные сражения. Влад перехватил у Глеба гитару и заиграл какую-то веселую мелодию, выдав мастерски исполненное соло. Девчонки восторженно завизжали…

В общем, веселились как могли, но Сашка не дал своим долго рассиживать и погнал бездоспешных за снаряжением.

– Стройсь! – прозвучала минут через десять команда.

Опытные соклубники построились быстро и уверенно, а вот новички замешкались и им пришлось помогать.

– Центурионы![8]

Из общих рядов выдвинулись Антон, Глеб и Витек. Александр произнес медленно, словно чеканя каждое слово:

– В следующий раз с вас спрошу. Мы непобедимая римская армия – краса и гордость Великого Рима!

Мы – олицетворение светлого римского порядка в ха осе варварства. – В рядах новичков кто-то сдавленно хихикнул над пафосными словами и получил от соседа тычок под ребра. Остальные внимали речи предводителя с одобрением, полностью погрузившись в игровую реальность. – Победа будет за нами! Нале-е-ево!..

Ша-а-агом марш!

Увы, получилось все не так красиво, как задумывалось. Вместо слитного, внушающего дрожь своим единством, поворота, получились разрозненные, дерганые, неуклюжие движения. Кто-то зацепил при повороте своим копьем соседа, кто-то сцепился щитами или наступил другому на ногу. Сашка раздраженно дернул щекой и покосился в сторону Владиславовых бойцов, ожидая насмешек, но те если и посмеивались, то не в полный голос. Кто ж виноват, что половина «римлян» присоединилась к клубу любителей старины совсем недавно и еще не успели освоить основы перестроения.

Так они и спускались с холма: беспорядочная толпа Владовых и то и дело распадающийся строй Сашкиных игровиков.

– Минуты три осталось, может, пять, – сказал Владу подбежавший молодой парнишка, такой же светлоголовый и со схожими чертами лица. – Они уже выступать собирались.

– Молодец, братишка! – похвалил он паренька и добавил, повернувшись к остальным: – Скоро мы им покажем!

В ответ раздались радостные крики. Отделившись от одноклубников, Александр догнал Влада и зашагал рядом. Они стали негромко переговариваться на ходу. Вскоре раздалась громкая, на два голоса команда:

– Стой!

Не дожидаясь дополнительных указаний, ветераны исторических игр раздались в стороны, чтоб не мешать друг другу, и принялись еще раз проверять снаряжение. Глядя на них, тем же занялись и новички, старательно или не очень, подражая сноровистым действиям старших товарищей. Приседали, делали наклоны, подпрыгивали, проверяя подгонку брони, просили приятелей подтянуть или, наоборот, ослабить ремни доспехов. Делали пробные выпады оружием, разминая мышцы. Некоторые, проверив по-быстрому подгонку снаряжения, не стали утруждать себя разминкой, а принялись наблюдать за действиями товарищей, усевшись на брошенные на землю щиты…

Из перелеска показались ряды нападающих: мелькали прямоугольные кресты на плащах и накидках Лехиных «рыцарей», снаряжение бойцов Аркадия имитировало древнерусские доспехи, устрашающе ревели разрисованные синей, зеленой и красной краской Серегины «варвары», размахивая над головой оружием.

Сашка с Владом построили своих в несколько рядов и приготовились обороняться. Первыми в атаку устремились дико вопящие «варвары», следом двинулись остальные. Миг-другой и вал Серегиных воинов, захлестнул ряды обороняющихся. Под бешеным напором строй дрогнул и прогнулся, но выстоял. В одном месте, там, где стояли новички, строй лопнул, когда орущий варвар с разгона, всем своим весом, налег на выставленные щиты и сбил двоих обороняющихся с ног. Сбил, но воспользоваться полученным преимуществом атакующие не успели – Глеб шагнул вперед, закрывая прореху в рядах. Уверенно принял удар на большой крепкий скутум, подпер плечом, когда противник попытался повторить удар с разбега, и резко двинул щитом вперед, отбросив неприятеля назад. Тут же двинул мечом с замотанным тканью лезвием, чтобы случайно не нанести рану, в открывшийся бок следующего врага.

Не добившись успеха, «варвары» откатились назад, открывая дорогу союзникам, и противники свежими силами навалились на ряды оборонявшихся. Ор поднялся над местом сражения. Потери понесли обе стороны. Кто-то заорал и затряс в воздухе рукой, выпустив рукоять меча, когда получил удар по пальцам. Кто-то получил хороший удар по шлему и присел на корточки, обхватив голову руками в попытке унять звон в ушах. Кому-то крепко въехали рукоятью по зубам. Другому сломали нос, и он крутился на одном месте, разбрызгивая кровь во все стороны. Пинки, толчки и удары по неплохо защищенным доспехами телам в счет не шли.

Жестоко? Возможно. Но разве любой спорт не опасен? Сколько травм у велосипедистов, бегунов, лыжников. Даже если исключить из этого списка профессиональных спортсменов – немало выйдет. А обычный дворовый фубол? Вывихи, растяжения, сотрясение – перечислять можно до бесконечности. Тренажерные залы и фитнес-клубы тоже вносят свой посильный вклад в этот список. И выходит, что сборы любителей исторического фехтования не опаснее других видов активного отдыха. Желающие не рисковать могут сидеть дома. Или играть в шахматы…

Под натиском свежих сил строй рассыпался, и бой перерос во множество поединков, и если бойцы Владислава, чувствовавшие себя в этой беспорядочной свалке в своей стихии, ни в чем не уступали поединщикам атакующих, то потерявшие строй «римляне», в большинстве своем, не смогли оказать достойный отпор. Только небольшой отряд, состоящий из трех центурионов, трибуна и еще нескольких старожилов клуба, смог удержать строй, яростно отбивая все попытки противников разметать их ряды, с целью навязать индивидуальные поединки.

Глеб, отразив натиск противника, бросил короткий взгляд в сторону Влада, завистливо присвистнув. В индивидуальном владении холодным оружием тому не было равных. Белокурый богатырь в кольчуге волчком крутился в толпе врагов, успешно защищаясь тяжелым бердышом. Атакующие осторожничали, не желая лезть к нему под удар. Вот Влад поднырнул под одного из противников и перебросил его через себя, чиркнул упрятанным в кожаный чехол лезвием по груди другого, а древком двинул под дых следующего.

Засмотревшись, Волков не успел вовремя отразить удар, и откачнувшийся щит ударил его в скулу. Почувствовавшие слабину противники тотчас дружно на него навалились. Зашипев от боли, он еле успел отмахнуться от второго, но безнадежно отставая от третьего. Согнулся от сильного удара в живот и чуть не выпал из строя, но выручил Витек, перехвативший следующую атаку, а Сашка прикрыл с другой стороны.

– Спасибо, ребята, – сказал Глеб, отдышавшись.

– Да, ладно. Сочтемся, – откликнулся Витек.

В этот раз они удержали целостность строя, но вскоре усилия противников увенчались успехом, и последние «римляне» оказались отрезаны друг от друга и были вынуждены биться поодиночке, но их сминали одного за другим. Глеб еще держался, но только за счет навыков рукопашника – в клубе они больше тренировали умение сражаться в строю, а не одиночное фехтование, больше приличествующее какому-нибудь гладиатору, а не легионеру. Увернулся от длинного выпада рогатиной, подставил массивный щит под удар меча, удачно въехал кому-то по шлему гладусом. Откуда-то с ревом выскочил давнешний «варвар» и нанес мощный удар палицей. Ни уклониться, ни блокировать эту атаку Глеб уже не успел – от сильного удара по шлему потемнело в глазах, и он мешком повалился на землю…

Эливьетте, маркизе Фаросс, приходилось последнее время нелегко. Брат ее, Данхельт, после тяжелого ранения ни разу не пришел в сознание, и придворные сбросили его со счетов, принявшись обхаживать маркизу, оставшуюся единственной дееспособной претенденткой на престол герцогства. Каждый день одно и то же. Фальшивые соболезнования, заверения в преданности, выражения готовности поддержать молодую правительницу в это нелегкое время, естественно, с пользой для себя, любимого, и постоянные кляузы на своих оппонентов по борьбе за влияние на маркизу Фаросс. Вот и сейчас съехавшиеся во дворец столичные дворяне одаривали Эливьетту верноподданническими, а своих противников настороженными взглядами. Стая падальщиков. Все больше и больше роскошный дворец герцогов Фаросских напоминал наследнице престола склеп.

«Мой брат жив! – так и хотелось ей выкрикнуть в лица собравшимся. – Не дождетесь!»

Но она промолчала, продолжая слушать витиеватые речи придворных интриганов и мило улыбаясь в ответ.

«Терпи, Эливьетта, терпи, – уговаривала себя маркиза. – Скоро этот прием закончится, и ты сможешь навестить брата».

В зал для приемов вбежал обеспокоенный орк. Поняв, что произошло нечто серьезное, раз он даже не скрывает волнение, Эливьетта Фаросс подала знак придворным, что прием окончен, и, поднявшись с места, направилась навстречу Тхангу За ней последовал сбросивший напускную дремоту Эрно Альтин, скромно просидевший весь прием в уголке зала. Проходя мимо орка Эливьетта тихо сказала:

– Иди за мной.

– Но, госпожа, – Рах находился в таком состоянии, что сделал попытку прилюдно настоять на своем. – Дело не терпит…

Эливьетта мило улыбнулась окружающим, замедлив шаг, и, не поворачивая головы, повторила еле слышно:

– Иди за мной.

Орк, смирившись, потопал следом, больше не делая попыток возразить, но всем видом выражал нетерпение. Эливьетта на выходе из зала подозвала начальника стражи и дворецкого. Свернула в боковое ответвление от основного коридора и вошла в небольшую комнатку, миновав на входе подтянувшихся стражей. Следом вошли остальные. Проходя мимо солдат, начальник стражи приказал никого не пускать и плотно прикрыл за собой дверь.

– Что случилось, Тханг? – спросила Эливьетта, аккуратно присев на краешек стула, чтоб не помять дорогое платье.

– Ваш брат, госпожа, он… – от волнения у орка перехватило горло. – …Он больше не дышит!

Начальник стражи выругался. Эрно Альтин крепко сжал кулаки. Что-то прошептал дворецкий. Побледневшая девушка спросила:

– Давно это случилось?

– Только что, – ответил Тханг, глядя на нее с надеждой. – Я как увидел, сразу же за вами побежал. Можно же что-нибудь сделать?!

– Да, – ответила поднимаясь маркиза. – Господа, снесите моего брата в заклинательные покои. Я вскоре подойду – мне надо успеть подготовиться к ритуалу. Пожалуй, это единственный способ хоть как-то помочь Дану.

– Эли, ты имеешь в виду… – осторожно начал Альтин, не договаривая предложение до конца.

– Именно.

– Но ведь это очень опасно! Этот ритуал применяли всего пару раз в глубокой древности.

Эливьетта обернулась у самой двери и решительно ответила:

– Никакого другого способа помочь не осталось… И, господа, не обсуждайте при других услышанное сейчас. Остальным незачем знать, что мой брат… – она суеверно не произнесла последнего слова.

– Да, госпожа, – одновременно ответили все четверо.

Когда сменившая дорогой наряд для торжественных приемов на более практичную одежду Эливьетта, придерживая висящую на плече набитую сумку, спустилась в подвал дворца, где были расположены заклинательные покои, все четверо уже находились там, принеся безжизненное тело Данхельта Фаросса, и о чем-то спорили. Девушка чуть приоткрыла дверь, собираясь войти в помещение, но разгоряченные спорщики не сразу заметили ее присутствие.

– Нет, сэр Виттор, вы просто не понимаете, о чем говорите, – говорил начальнику стражи Эрно Альтин. – Я повторяю, что решение провести ритуал возврата души – это просто безумие. Задумайтесь сами, за все время успехом увенчались только две попытки из сотни. Всего две! А ведь для проводящего ритуал это занятие также небезопасно. Множество попыток окончилось не только безуспешно для того, на кого оказывается воздействие, но и смертельным исходом для заклинателя. Вы что, совсем ничего не понимаете?! В попытке вернуть к жизни Дана, мы можем потерять Эли! Род Фаросских драконов прервется! Герцогству придет конец! Молчи! – оборвал он дернувшихся возразить Виттора и Тханга. – Мне самому горько это признавать, но мы должны будем настаивать на отмене ритуала. Да, на отмене! Если на одной чаше весов лежит почти безнадежная попытка вернуть умершего, а на другой – жизнь единственной наследницы престола… Разве не ясно, что мы должны выбрать? Не надо на меня так смотреть! Я помню Дана с детства… Думаете, мне легко такое предлагать! Но другого… Другого выхода – если мы хотим сохранить государство – у нас нет.

Все удрученно замолчали, понимая, что от приведенных аргументов невозможно просто отмахнуться, а все рассуждения старого графа, какими бы горькими они ни были, взвешенны и логичны. И в этой тишине отчетливо прозвучал голос Эливьетты, заставив спорщиков вздрогнуть от неожиданности:

– Господа, благодарю вас за заботу, но решение мной уже принято, и я не собираюсь его менять.

– Эли… – страдальчески произнес граф Альтин.

– Нет, граф. Я все же рискну провести ритуал.

– Эли, одумайся.

– Сэр Эрно! – в голосе Эливьетты зазвучал ме талл.

Старый рыцарь[9] скорбно поджал узкие губы. В глазах Тханга на миг вспыхнул огонек надежды, тут же сменившийся океаном страха и чувства вины. Дворецкий испуганно вздрогнул. Сэр Виттор, растерянно переводил взгляд с одного из присутствующих на другого.

Эливьетта подошла к невысокому постаменту в центре комнаты и, склонившись, медленно провела кончиками пальцев по застывшему лицу Дана.

– Господа, проследите, чтоб никто сюда не входил, – распорядилась она.

Эрно нервной походкой первым направился к выходу, и Эливьетта заметила слезы в глазах графа. Следом направились остальные. Тханг приостановился на пороге, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не произнес, только шумно вздохнул и вышел за дверь, опустив широкие плечи и сгорбившись, будто взвалил на спину тяжелый груз.

Маркиза заперла дверь на ключ и, в качестве дополнительной предосторожности, задвинула засов, чтобы никто, сдуру или преднамеренно, не смог нарушить течение ритуала. На столик в углу она высыпала из принесенной сумки какие-то мелки, склянки, заполненные жидким, вязким или сыпучим содержимым, свечи, всех цветов и размеров, старую, обтянутую потрескавшейся кожей книгу и множество других предметов непонятного назначения.

Подхватив сразу несколько мелков, Эливьетта опустилась на колени и принялась старательно вычерчивать на полу вокруг постамента сложную многолучевую фигуру, чередуя мелки по мере необходимости. Время от времени она подходила к столику и сравнивала результат своих трудов с рисунком в книге. Обладая цепкой памятью, развитым глазомером и набитой рукой, девушка хорошо справлялась с поставленной задачей и ей почти не приходилось вносить поправки. Фигура на полу все усложнялась и усложнялась: в нее вписывались дополнительные векторы, отделялись сегменты и сектора, добавлялись дуги и линии, соединяющие между собой части фигуры. Окончив чертеж, Эливьетта скрупулезно проверила рисунок, прежде чем перейти к следующему этапу. Теперь она осторожно двигалась между начерченных линий, стараясь не наступать на них, чтоб не нарушить целостность начерченной фигуры, и расставляла свечи, предварительно смачивая у некоторых фитили разными жидкостями из флакончиков. Потом принялась выкладывать в определенном порядке какие-то перья, косточки, кусочки различных пород дерева и минералов. Отрезала маленькими ножницами у себя и Дана по пряди волос и сожгла их, смешав в каменной ступке их пепел с непонятными ингредиентами из нескольких баночек и флакончиков.

– Все будет хорошо, – произнесла девушка вслух, то ли успокаивая сама себя, то ли обращаясь к безжизненному телу Данхельта.

Она подошла к Дану и принялась снимать с него одежду, выбрасывая предметы туалета за пределы рисунка. На его груди, голове и конечностях Эливьетта нарисовала несколько фигур, окуная тонкий пальчик в ступку с полученной субстанцией. Достала из складок длинного плаща небольшой ножик с листовидным клинком и сделала себе небольшой надрез на подушечке того же пальца. Дождалась, когда ранка набрякнет кровью, и дорисовала с ее помощью недостающие символы.

Потом покинула пределы круга и сбросила с себя плащ, следом полетела украшенная кружевами рубашка, башмачки и узкие брючки в обтяжку. Сняла кружевное белье – не до стеснительности. В ритуальной магии важна каждая мелочь, и зачастую одежда на теле или украшения могут послужить причиной неудачи. Вынула из прически шпильки, позволив длинным волосам светлой волной окутать обнаженное тело. Остатками мази из ступки, начертила несколько знаков у себя на коже, после чего с помощью длинной лучины запалила расставленные свечи и, встав на пересечении линий в изголовье лежавшего на постаменте Дана, затянула длинную мелодию, почти не разжимая губ. Глаза проводящей ритуал девушки были закрыты, а вытянувшееся в струнку стройное тело чуть покачивалось из стороны в сторону, в такт звучащей мелодии. Тонкие руки ни на миг не оставались без движения, а узкие ладони с длинными, чуткими пальцами порхали, выплетая в воздухе невидимый узор. Так продолжалось очень долго, издаваемые звуки меняли громкость, становясь то тише, то громче. Растрепавшиеся волосы скрыли лицо читающей заклинание Эливьетты. На золотистой коже выступили поблескивающие горошины пота, из тонких подрагивающих ноздрей показалась кровь. Две темно-красные струйки прочертили дорожки по осунувшемуся лицу, по длинной шее, обежали упругие груди со сморщившимися от холода дерзко торчащими столбиками сосков, прокатились по плоскому без единой складочки животу… Каплями срывались вниз, испятнав бурыми пятнами ступни девушки и пол вокруг. Лицо исказилось судорогой боли, но губы упорно продолжали тянуть мелодию. По телу заклинательницы пробегала чуть заметная дрожь и синхронно подрагивало тело Дана. Последние звуки сорвались с побледневших губ драконицы, и она распростерлась на полу, пламя всех свечей разом потухло, а Данхельта выгнуло дугой, чуть не сбросив с постамента.

Глаза его широко распахнулись и несколько раз удивленно моргнули. Он неуверенно пошевельнул руками и ногами и с трудом повернул голову, что-то невнятно прохрипев. Эливьетта поднялась с пола и, подбежав к нему, крепко обняла. Она весело смеялась, покрывала поцелуями лицо Данхельта, радуясь, что все прошло успешно.

– Где я? – спросил Дан, и девушка вздрогнула.

Лицо Эливьетты словно застыло, а огромные светло-голубые глаза от удивления стали еще больше, взглянув на него с ярко читаемой обидой и недоумением.

Вопрос прозвучал на совершенно незнакомом языке, и только врожденные способности драконов, для которых, как известно, нет языковых барьеров, помогли Эливьетте понять сказанное. Но не чуждый язык поверг девушку в шок. Она поняла, что заклинание вернуло в безжизненное тело душу, вот только эта душа оказалась не душой ее брата. В теле Данхельта обосновалось чужое сознание!

– Где я? – прохрипел Глеб пересохшими губами, с трудом покачнув гудящей и тяжелой, словно залитой свинцом, головой. Волков сфокусировал взгляд, но смог разглядеть только высокий, выкрашенный в белый цвет потолок. Последнее, что он помнил – стремительно падающая на голову палица «варвара», после чего наступил провал в памяти. А в сочетании со светлым потолком все это подталкивало к мысли, что он оказался в больнице. Следующей мыслью было – небось, до сотрясения доигрался, придурок! Потом в поле зрения появилось красивое женское личико. А медсестрички здесь ничего! – возникла восхищенная мысль, но тут же сменилась недоумением, когда медсестра с радостным криком бросилась к нему на грудь, обнимая и целуя. Глеб попытался припомнить, кто эта девушка и когда он мог с ней познакомиться, поскольку, как он подозревал, медсестра вряд ли бы стала бросаться с такой радостью на пришедшего в себя пациента. Вспомнить он ничего нового не смог и решил, что это новый Сашкин розыгрыш, а значит, можно не забивать голову – все разъяснится само собой – и переспросил:

– Где я? – в этот раз слова прозвучали намного отчетливее.

Реакция девушки оказалось удивительной – она замерла на месте, отстранившись от него, а в глазах ее плескался целый океан горечи. Глеб даже почувствовал себя виноватым, словно чем-то ее обидел. Сильно обидел – до глубины души! Ему захотелось извиниться, но нужные слова, как назло, не находились, а потом Волкову стало не до оправданий.

Он вдруг с огромным запозданием сообразил, что лежит совершенно голым перед незнакомой девушкой, да и сама незнакомка… тоже не блещет обилием одежды. Скорее, наоборот, блещет полным ее отсутствием. Глеб попытался отодвинуться в сторону, и щеки его запылали румянцем, когда он, неуклюже качнувшись набок, скользнул набухшим половым органом по гладкой, шелковистой коже бедра девушки. Незнакомка тоже покраснела и, оттолкнув Глеба руками, так, что Волков крепко приложился затылком, отскочила от него подальше, что-то выкрикнув на незнакомом языке и безуспешно пытаясь прикрыться руками.

«Иностранка?!!» – удивился Глеб, также прикрыв ладонями детородный орган.

Незнакомка медленно пятилась, не сводя с него настороженного взгляда. Сделав еще несколько маленьких шажков назад, она резко развернулась и стремительно кинулась вглубь комнаты, несколько раз толкнувшись в запертую дверь. Убедившись в бесплодности попыток силой сокрушить надежную преграду, девушка побежала в угол, там, наклонившись, подняла с пола длинный кусок материи темного цвета и набросила себе на плечи.

– Девушка, – просительно протянул Глеб. – Мне бы тоже что-нибудь на себя набросить.

При первых же его словах девушка прижалась к стене.

– Пожалуйста, – добавил Глеб, но «волшебное» слово также не дало никакого положительного результата.

Вздохнув, он сдвинулся к краю лежанки и с трудом встал на ноги. Сделал один неуверенный шаг, кое-как удержав равновесие. Прижавшаяся к стене незнакомка вновь выкрикнула что-то непонятное. Но произошло удивительное дело – незнакомая речь трансформировалась в привычный русский язык.

– Не подходи! – крикнула девушка, выставив перед собой в качестве защиты правую руку.

Глеб остановился на пол-пути и сказал:

– Девушка, мне бы хоть что-то из одежды.

Незнакомка ненадолго задумалась, прикусив нижнюю губку, и ответила:

– Сейчас, только не подходи!

Она присела на корточки, продолжая держать его в поле зрения, подхватила с пола разбросанную одежду и кинула Глебу.

– Спасибо, – поймав летящий в лицо ком, Глеб сделал несколько шагов назад и присел на твердую каменную поверхность, ранее послужившую ему вместо кровати.

Волков развернул на коленях сверток и растерянно перебирал вещи, выглядевшие на его взгляд очень необычно. Но как бы странно они ни выглядели – выбирать было не из чего. Мысленно сплюнув, он натянул длинные, чуть ли не до колен, и широкие шорты с шнурком-завязкой вместо резинки. Прикинул двое штанов и остановил свой выбор на более длинных и просторных, практичного серого цвета, из мягкого, приятного на ощупь материала. Отложил в сторону кружевную рубашку кремового оттенка. Натянул через голову что-то среднее между пуловером, футболкой и пижамой. Покрутил в руках выполненные в тон кремовой рубашке трусики и лифчик. Смущенно хмыкнул, покосившись на закутанную в плащ девушку, и положил женское белье на рубашку, после чего протянул все оставшиеся вещи незнакомке, со словами:

– Кажется, это все ваше.

Вновь вспыхнув как маков цвет, девушка смущенно опустила глаза. Глеб некоторое время держал вещи на весу, но незнакомка так и не осмелилась к нему подойти. Тогда он снова поднялся, автоматически отметив, что все движения получаются с каждым разом все лучше и лучше, видимо, организм приходит в себя. Волков внимательно оглядел помещение, в котором находился, и понял, что вряд ли находится в больнице, уж больно необычно выглядело все вокруг: и каменная лежанка, и странные линии на каменном полу, и развешанные по стенам светильники, чем-то напоминавшие еще изредка встречающиеся в глухих деревеньках керосинки. Отметив, что девушка вновь насторожилась, когда он встал на ноги, Глеб решил ее не провоцировать лишний раз и, сопровождаемый недоверчивым взглядом из-под длинных ресниц, направился к небольшому столику, на который и выложил аккуратной стопочкой одежду. Взамен прихватил пустую кожаную сумку. Вернулся на свое место, подложив в качестве сиденья сумку, чтоб не морозить пятую точку, и насмешливо посмотрел на сконфузившуюся девчонку, задержав взгляд на босых ступнях – это по каменному-то полу! – и подрагивающей от холода фигурке.

– Девушка, вы бы тоже оделись, а то простынете, – сказал Глеб неожиданно для самого себя, ведь на языке вертелось множество совсем других слов, а точнее вопросов, на самый главный из которых – «Где я?» – он до сих пор не получил ответа.

Несколько успокоенная его неагрессивными действиями девушка подошла к столику, протянула руку к вещам и растерянно посмотрела на Глеба.

– Да, отвернусь я, отвернусь, – ответил Волков на вопросительный взгляд незнакомки.

И действительно – отвернулся. За спиной послышался шорох упавшего на пол плаща. Глеба так и подмывало, здоровое мужское любопытство, чуть повернуть голову, чтоб хоть краем глаза взглянуть на одевающуюся красавицу. Но врожденное чувство справедливости – по крайней мере, так утверждал Сашка, друживший с Глебом с детского сада – и привитая родителями порядочность, – а может наоборот, в этом бы он не поручился за свои слова – не позволили ему так поступить. К тому же – решил он – не стоит рвать первую ниточку доверия, протянувшуюся между ним и единственной собеседницей, способной хоть отчасти прояснить ситуацию. Размышляя, Волков ни на миг не терял бдительности и прислушивался к звукам за спиной – чужая душа потемки, и он не мог знать, какие мысли бродят в светлой головке незнакомки, но уж очень не хотелось получить чем-нибудь тяжелым по затылку.

Но девушка и не думала к нему подкрадываться с самыми зловещими намерениями. Она быстро сбросила плащ и натянула на себя нижнее белье, бросая ему в спину короткие взгляды. Следом пришел черед узких брючек и рубашки. Теперь она чувствовала себя намного уверенней и уже не так торопилась. Надела на замерзшие ножки башмачки, почувствовав, как надежная преграда отделяет заледеневшие ступни от холодных каменных плит пола. Набросила на плечи плащ и, искоса поглядывая то на запертую дверь, то на отвернувшегося Глеба, девушка задумчиво накручивала на палец длинную прядь волос, поигрывая лежащим на столе ключом. Теперь, когда у нее появился выбор, она не знала, что предпринять. После недолгих колебаний осторожность взяла верх над любопытством, и девушка медленно направилась к дверям. До выхода оставалось сделать пару шагов, и она уже протянула к замочной скважине руку с ключом, когда ее настиг голос Глеба:

– Уже уходишь, красавица?

Она остановилась, не зная, что тут можно сказать, но Волков и не ждал от нее ответа:

– Может, ответишь сперва на пару вопросов? Где я? – спросил он и добавил, не услышав в от нее ни слова: – Можешь отпереть дверь, если тебе так будет спокойнее. – В ответ получил недоверчиво-удивленный взгляд, но не обиделся и продолжил тем же спокойным тоном: – Можешь не сомневаться – мешать не буду.

Ну, отпирай быстрее.

Девушка вставила ключ в замочную скважину и повернула, отпирая дверной замок. Вид у нее стал более уверенным, и, обернувшись, она заговорила гораздо решительнее:

– Кто ты?

– Кто я? – удивленно переспросил Глеб, пытавшийся получить ответы на свои вопросы, а не отвечать на чужие, особенно такие неожиданные. – Вы не находите, что это очень странный способ знакомства – вначале пылко бросаться на шею незнакомому человеку, а уж потом пытаться узнать его имя… – и после образовавшейся паузы добавил: – Глеб.

Зная, что теперь легко может покинуть его общество, незнакомка обрела почву под ногами, и выбить из колеи ее стало не так-то легко.

– Глеб – какое странное имя, – удивилась она, вычленив из всей речи только ответ на свой вопрос и тактично пропустив мимо ушей намек на свое не слишком скромное поведение.

– Обычное, – не согласился Волков. – Разве что не самое распространенное. А твое имя? А то все девушка да девушка – больше не знаю, как и обратиться.

– Эливьетта.

– Эли… вьет… та, – медленно, чтобы запомнить, повторил Глеб и добавил дежурный комплимент: – Красивое имя. Эливьетта, ответь… те на один вопрос – где я нахожусь?

Девушка неожиданно замялась, опустив глаза в пол, и тихо ответила:

– Во дворце.

– Где? – Глебу показалось, что у него стало плохо со слухом.

Эливьетта глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, и отчетливо повторила:

– Во дворце… В Амели – столице герцогства Фа росс.

Глебу показалось, что потолок рухнул ему на голову. Он потер ладонями виски, словно пытаясь таким образом привести мысли в порядок.

– Как я здесь оказался? – растерянно спросил он и осекся, уставившись на свои ладони.

Свои?! Он крепко зажмурил глаза и вновь распахнул… Помотал головой… Потряс в воздухе ладонями. Ничего не изменилось. Все мелкие несуразицы сложились в голове в одну картину. Глеб в последней попытке рванул с себя рубаху и глухо застонал – это было не его тело! Порядком издерганный разум Глеба нашел неплохой выход из ситуации – он просто-напросто отключился.

Эливьетта глянула на потерявшего сознание парня и задумалась, что теперь делать. Ей удалось провести сложнейший ритуал возвращения души, но результат получился не совсем тот, на который она рассчитывала. И теперь Эливьетте приходится решать – позволить ли чужаку существовать в теле ее брата? Или уничтожить его? С одной стороны, она не знает, что можно ожидать от чужака в дальнейшем, и не безопаснее ли будет от него избавиться, но с другой – физиологически оживший является ее родичем, и вправе ли она прервать своей рукой жизнь дракона, ведь их и так осталось слишком мало. А еще примешивалась надежда, что сознание ее брата может однажды вернуться, вытеснив чужака. Именно эта робкая надежда оказалась последним доводом в пользу находящегося без сознания Глеба:

– Эрно! Тханг!

Двери распахнулись, и в комнату ввалились все четверо ожидавших, а не только двое названных.

Тханг бросился к лежавшему без сознания Данхельту-Глебу и радостно взревел, увидев, что тот жив. Обернувшись, он схватил в охапку не ожидавшую ничего подобного Эливьетту и, легко оторвав от пола, закружил по комнате, горланя что-то веселое. Все же, не смотря на проведенные в Амели годы и вызубренные наизусть правила людского этикета, Рах оставался истинным сыном своего народа, и в минуты волнения необузданная и очень эмоциональная орочья натура зачастую брала в нем верх. Например, как сейчас. Опешившая от такого фамильярного обращения Эливьетта придушенно пискнула, оказавшись в железной хватке Тханга, и позволила орку сделать несколько кругов.

– Пусти, медведь! – затрепыхалась в кольце рук Тханга пришедшая в себя девушка, забарабанив небольшими, крепкими кулачками по широкой груди орка.

– Кхм, прощения прошу, госпожа, – смутился Рах, разжимая объятия.

Виттор громогласно расхохотался, широко раскрыв полный здоровых белых зубов рот и запрокинув голову вверх – уж больно потешно выглядел смутившийся Тханг. Индрис притворно закашлялся, пытаясь подавить неподобающее, по его мнению, для дворецкого хихиканье.

– Все прошло удачно, да, Эли? – спросил граф Альтин.

– Удачно? – переспросила Эливьетта, и почувствовавший что-то неладное Эрно сразу же настороженно подобрался. – Не уверена. Виттор, Рах, отнесите… Данхельта в его покои. Виттор, не забудь поставить у дверей стражу. И сразу же поднимитесь ко мне. Индрис, Эрно, вы мне тоже понадобитесь. Господа, нам всем нужно будет кое-что обсудить…

Выполнив поручение, Тханг и начальник дворцовой стражи зашли в кабинет маркизы. Остальные уже находились там, дожидаясь их с плохо скрываемым нетерпением. Тханг отмахнулся от предложенных напитков, ногой пододвинул к себе стул и уселся на него верхом, положив подбородок на сложенные на высокой спинке руки. Его немигающий взгляд следил за заметно нервничающей Эливьеттой. Виттор также не заинтересовался предложенными соками и винами, предпочел воспользоваться собственной фляжкой. Комфортно расположившийся в глубоком кресле Эрно Альтин скользнул рассеянным взглядом по вошедшим и вновь сосредоточился на разглядывании содержимого своего бокала, ожидая, когда Эливьетта озвучит неприятные – в этом он был уверен точно – известия.

– Итак, господа, – произнесла Эливьетта, дождавшись, когда служанка обнесет всех напитками и поки нет помещение. Она сделала небольшой глоток сока из высокого бокала и обвела присутствующих внимательным взглядом. – У нас возникла проблема… Большая проблема…

– Какая проблема? – неподдельно удивился Тханг. – Ритуал прошел успешно – Данхельт жив. Не вижу никаких проблем.

Эливьетта постучала ноготком по краю бокала и, дождавшись, когда перебивший ее на полуслове – все-таки орк всегда остается орком – Рах замолчит, продолжила:

– Данхельт – это не Данхельт. – сказала она и сама почувствовала, как глупо прозвучали эти слова.

Громила-орк удивленно открыл рот и выпучил глаза. Всегда выдержанный Индрис приподнял брови, что означало у него крайнюю степень изумления. Виттор посмотрел на Эливьетту с жалостью, словно решил, что после проведенного ритуала она… слегка переутомилась. И только Эрно Альтин остался предельно серьезен.

– Эли, поподробнее, – попросил он.

Маркиза замялась, в попытке подобрать наиболее точные слова:

– Ритуал не вернул душу Дана в его тело… Он поместил в него чужую душу. Я понимаю, что все сказанное звучит слишком невероятно, но это действительно так! В теле моего брата сейчас живет не он сам. Чужак по имени Глеб. Так он назвался.

Эливьетта говорила очень убедительно, заново переживая тот шок, что охватил ее после окончания ритуала, и ей поверили. Возможно, еще не до конца, но поверили.

– Эли, – вздохнул граф. – Я ведь предупреждал, что ничего хорошего из той сумасбродной затеи не по лучится. И что в результате? В теле одного из претендентов на престол находится совсем другая душа. Как он себя поведет? А мы теперь даже избавиться от чужака не можем.

– Почему? – удивился Виттор.

– Потому! – огрызнулся граф, и стало заметно, что он весь на нервах. – Подумай хоть немного своими мозгами, если, конечно, тебе их еще не все выбили на турнирах, и поймешь! Стоит нам его только тронуть, и все решат, что происходит борьба за власть, между не поделившими трон наследниками. Знаешь, сколько желающих появится половить рыбку в мутной воде?

А ведь у нас и так проблем выше головы.

– Но ведь можно…

– Можно, – кивнул понявший его с полуслова Эрно, а хорошо разбирающийся в придворных интригах Индрис снисходительно глянул на начальника дворцовой стражи – уж он-то сразу понял, к чему может привести такой прямолинейный подход, и был на стороне осмотрительного главы Тайной службы. – Только никто не может быть уверен, что все пройдет гладко, а не вылезет наружу в самый неподходящий момент.

– Индрис?

– Если бы мы узнали о случившемся еще в закли нательных покоях, – осторожно подбирая слова, на чал тот, – тогда мы могли бы повлиять на ситуацию.

Но сейчас…

Дворецкий сделал выразительную паузу.

– Нет, – резко сказал Эрно. – Не могли. Единственное, что от нас требовалось – не пытаться вообще проводить этот клятый ритуал! Вот тогда у нас еще был выбор!

– Но можно же было сказать, что ритуал окончился неудачно, – не сдавался Индрис.

– Да?! – в одном коротком слове граф сумел выразить целую гамму чувств: раздражение, недоумение, удивление, иронию. – Думаешь, не нашлось бы ни одного умника, который заявил бы, что Данхельта Фаросс просто убили, а якобы неудачным ритуалом пытаются замести следы?

– Кто?! – взревели в один голос Виттор и Тханг.

– Найдутся.

Эливьетта поставила пустой бокал на столик и устало прикрыла глаза, чувствуя себя после проведения ритуала совершенно разбитой. Да еще и самые доверенные помощники того и гляди вдрызг разругаются. Допустить этого нельзя ни в коем случае.

– Господа, какой толк обсуждать, что мы могли бы или не могли сделать? Время назад не повернуть, – вмешалась Эливьетта, чтобы не допустить ссоры.

Дождавшись, когда все успокоятся, она спросила Альтина:

– Ты предлагаешь пока оставить все как есть?

– А ты разве все уже не решила? – ответил он во просом на вопрос.

– Да.

– Что уже решила? – переспросил плохо разбирающийся в недомолвках Рах. Индрис закатил глаза – дворецкому бесцеремонность орка каждый раз приносила чуть ли не физические страдания.

– Оставить чужака в живых, – коротко ответил Эрно.