Читать книгу Артефакт - Дмитрий Иванов - Страница 8

Меня снова упаковали и погрузили в багажник. Следуя моим ценным указаниям, мы отправлялись в Псковскую область – в ее самую что ни на есть глубинку, так что в качестве багажа мне предстояло провести несколько часов. У меня не было больших надежд на то, что где-нибудь по дороге нас остановят на одном из постов и проверят багажник: удостоверение капитана Смолина наверняка хранило меня от подобных счастливых случайностей. Ментов Михалыч, видно, настоящих подключил, но своих – «гибридных». И все же рассчитывать я мог только на счастливые случайности. Никакого определенного плана у меня не было: только тянуть время. Именно потому мы так далеко и отправлялись. Чем дальше – тем лучше. Им еще повезло, что я не потащил их за кубышкой куда-нибудь на Таймыр: я плохо знал восток страны…

Гельман с нами не поехал – не мог бросить дела. Об этом я услышал, уже лежа в багажнике, и, честно говоря, порадовался: одну умную голову они теряли.

* * *

До места мы добирались часов пять, так что у меня было время поразмыслить обо всем. Однако мысли мои текли словно песок сквозь пальцы, не оставляя в голове никакого вразумительного осадка. Тому, что кто-то почистил у генерального сейф, особенно удивляться не приходилось. Утечка информации – дело житейское, и, если Гельман говорил о четверых осведомленных, это могло означать, что каждый из этих четверых (даже сам генеральный) был способен стать источником утечки, возможно, и ненамеренно… Насколько я понимал, в эту четверку Гельман включил себя, меня, генерального и… кого-то еще. О четвертом я мог только гадать, но, скорее всего, именно он сейчас и должен быть на моем месте. Какого лешего я за него отдуваюсь?.. Если бы Гельман удосужился выслушать все мои вопросы, а не ждал, что я тут же выложу ему безукоризненную оправдательную версию, может быть, вместе мы и докопались бы до истины. Однако он предпочел иной путь…

Почему тюрьма не стала для меня алиби, вот что странно… Конечно, бывают исключительные варианты – и из тюрем некоторые индивиды делами ворочают – но неужели Гельман считает, что я настолько крут? Смешно… Да о чем я вообще думаю! Буквально вчера мы мило беседовали у него в кабинете, и ни о каких предъявах с его стороны не было и речи, а теперь оказывается, что он уже месяц считает меня вором. Я правильно понял?.. Может, у меня что-то с головой? Или у него? Похоже на то… Уж не знаю, кто сошел с ума, я или Гельман, но за несколько часов, проведенных в багажнике, ни одна здравая мысль, способная прояснить ситуацию, мою голову так и не посетила…

* * *

– Вылезай, – сказал Смолин, подняв крышку багажника. Двое его молчаливых помощников вытащили меня и бросили на землю, словно мешок. Только скотч позволил мне удержаться в рамках цензуры: могли бы и понежней, я ведь каких денег теперь стоил…

– Давай, показывай дорогу, – объявил капитан.

«Интересно, как?» – подумал я.

Проявив чудеса сообразительности, он самостоятельно пришел к той же мысли и протянул руку к моим губам. Я, сморщившись, замычал.

– Садись в машину, – велел Смолин, когда они сняли с меня путы и помогли встать.

Машина стояла на обочине у кромки леса, возле той самой развилки, которую я указал им на карте в качестве ориентира. Шассе местного значения просматривалось далеко в обе стороны и было пустынным, словно дорога в рай после Армагеддона. Зато воздух тут был изумительный. Говорят, перед смертью не надышишься, но если уж мне предстояла эта неприятная процедура, то лучшего места я выбрать не мог.

Впрочем, я вовсе не собирался умирать, по крайней мере именно тут. Конечно, если уж совсем припрет – то куда денешься, но пока нас еще ожидало небольшое путешествие по проселочным дорогам. Хотя я сильно сомневался, что найду среди них ту самую, которая приведет к цели.

– Сними наручники, – попросил я капитана.

– Переживешь, – буркнул он.

– Да брось… Отлить надо.

Перспектива подержаться за чужой член Смолина, очевидно, не вдохновила, и он пошел навстречу моим скромным пожеланиям. Однако снова надеть мне браслеты не поленился. Ну хоть застегнул спереди.

Еще два часа мы тряслись по проселкам. Пару раз им пришлось выталкивать машину из луж: я помогать не собирался. Они, наверно, уже начали подозревать, что меня вдохновили на подвиг лавры Сусанина, когда мы, наконец, добрались по едва заметной, заросшей лесной дороге до места назначения: покрытый мхом, приземистый, подслеповатый сруб с узкими, словно бойницы, окнами, стоял на берегу лесного озерца, темного, как нефтяная лужа. Глухое местечко…

Сруб некогда приобрел по дешевке Тимыч. Он обожал охоту и каждый сезон выбирал время, чтобы побродить по лесам с ружьишком. Я бывал тут с ним пару раз и знал, где Тимыч прячет охотничью амуницию. Если мне повезет и все пойдет так, как мне бы хотелось, – уж я свой шанс не упущу… Однако пока мне не особенно везло: от наручников избавиться не удалось.

– Ну что? Приехали, что ли? – спросил Смолин.

Очень мне не хотелось ставить точку – я бы еще чуток подышал этим чудным воздухом… но тянуть дальше было нереально.

– Приехали, – подтвердил я.

– Ну так пошли за бабками, дорогуша, – подмигнул он, сразу повеселев. – И если их там нет… Я уж не знаю, что мы тогда с тобой сделаем.

Все выбрались из машины и двинулись к дому.

Неожиданно прогремел выстрел. Я вздрогнул, но шарахаться не стал – не на того напали, уроды… Если они думают позабавиться, то я им такого удовольствия не доставлю…

– Ложись, баран! – послышался возмущенный голос из темного окна сруба, и от этого голоса я с превеликим удовольствием шарахнулся в сторону и со всей дури забурился в кривобокую поленницу, обрушив на собственную голову дровяной град: Тимыч!..

Снова послышался выстрел. Потом еще один – это уже отстреливался Смолин, заползший за куст смородины. Оба его компаньона лежали на земле неподвижно. Тимыч был хорошим стрелком. Вот с ним-то мы как раз вместе служили, хоть и не в Африке… И как он здесь оказался так вовремя?..

Смолин отстреливался недолго – куст смородины был ненадежным укрытием. Лежа в куче разваленных дров, я с мстительным удовольствием наблюдал, как Тимыч «играет» с капитаном. Для начала он отстрелил Смолину ухо (хотя, возможно, это было просто случайностью…). Затем капитан, пытавшийся спастись бегством, получил пулю в ногу – и это уже точно случайностью не было. Потом Тимыч разоружил его, раздробив руку. Жесть…

Тимыч вышел на убогое подобие крыльца и щелкнул затвором карабина, досылая патрон в патронник. Его тронутая ранней сединой борода придавала ему благонравный вид. С бородой он здорово смахивал на священнослужителя… М-да. Куда уж благонравнее – уложил троих и глазом не моргнул…

Я кое-как выкарабкался из поленницы и поднялся на ноги.

– Здорово, Валька, – сказал Тимыч.

– Здорово, Тимур, – кивнул я. – Спасибо за встречу.

– Всех сюда притащил? – укоризненно помотал он головой. – Или еще гостей ждать?

– Я не думал, что ты здесь.

– А где ж мне еще быть? – искренне удивился он. – Ты сказал здесь сидеть – я и сижу… Ты ж командир.

«Мило, – подумал я. – Похоже, не только с Гельманом у меня разногласия по поводу моего „жизненного пути“… Это уже даже не паранойя, это больше на шизофрению смахивает…»

– Браслеты снять не хочешь? – поинтересовался он. – Или так и будешь модничать?

– Помог бы лучше.

– Сейчас поможем.

Тимыч подошел к капитану и посмотрел на него довольно холодно:

– У тебя ключи от моего друга? – строго спросил он.

– В кармане, – увядающим голосом сказал капитан, баюкающий раненую руку. Он весь дрожал, но, кажется, не от страха, а от холода. Губы у него были совершенно синие. Капитан потерял слишком много крови – она пульсирующими толчками струилась из перебитой артерии на его руке.

Тимыч наклонился и вытянул ключи от наручников из кармана его брюк. Смолин смотрел на него ничего не выражающим взглядом: видимо, он уже плохо соображал… во всяком случае, глубоких эмоций не испытывал. Мне было знакомо это странное чувство, похожее на сон, когда вместе с кровью тебя покидают эмоции…

– Он должен нам что-нибудь рассказать? – озабоченно спросил меня Тимыч, у которого тоже имелся некоторый опыт: было ясно, что капитан долго не протянет.

Я неопределенно пожал плечами. Однако реакция Тимыча исключила всякую неопределенность. Я не успел и рта раскрыть, как он приставил свой карабин к голове Смолина и спустил курок.

* * *

Я был очень осторожен в высказываниях. Пожалуй, еще более осторожен, чем в последней беседе с Гельманом: тогда я еще только начинал подозревать, что с головой у меня не в порядке, теперь я был в этом практически уверен. Судя по всему, я очень многого о себе не помнил… а точнее – просто не знал. И, откровенно говоря, пока я не знал, я был о себе гораздо лучшего мнения.

Это оказалось довольно неприятно – скрывать свои мысли от лучшего друга… тем более после того, что Тимыч для меня сделал. Наверно, мне надо было сразу признаться ему в своей полной психической несостоятельности, но я решил повременить: сначала хотел сам до конца удостовериться.

– Паспорта готовы? – спросил меня Тимыч, когда мы закончили перетаскивать тела «его» жертв в утлую деревянную лодку, черную от смолы, которой он латал на ней дыры.

– Паспорта?.. – переспросил я и закашлялся, прикуривая сигарету.

– Так что?

– Готовы, – кивнул я наобум.

«Паспорта… Похоже, мы собрались куда-то за кордон?»

– С деньгами все нормально? – не унимался Тимыч.

– С деньгами?.. – продолжал тормозить я.

– Здорово они тебе башку стряхнули, – посочувствовал он. – Ты хоть помнишь, где деньги?

– А ты? – глупо усмехнулся я.

– Я-то помню. Только ключ все равно у тебя. Ключ не потерял?

Он накидал в лодку камней и посмотрел на меня выжидающе. Я молчал, тупо пытаясь вспомнить, не терял ли я в последнее время какие-нибудь ключи. Это в тюрьме-то?..

– Что с тобой, Валя? – спросил он озабоченно.

– Все нормально, – натянуто осклабился я, но его эта гримаса, видимо, успокоила.

Тимыч сходил в дом, принес несколько плотных полиэтиленовых мешков, забрался в лодку и оттолкнулся веслом от берега. Мы принялись грести к середине озера.

– Знаешь, какая тут глубина? – взглянул он на меня, ухмыляясь. – Я на веревке камень опускал – метров тридцать веревка… Так и не достал.

Я буркнул в ответ, что, мол, не всякому камню на дне лежать охота. Но Тимыч заверил, что у него еще ни один камень самостоятельно не всплывал – камни тут надежные, так что за жмуриков я могу не беспокоиться. А я, вообще-то, за них и не беспокоился, я за нас беспокоился…

Уложить троих ментов, хоть и продажных… Да и есть ли теперь совсем-то непродажные? Ну и эти вроде не такие уж кровососы, просто халтура им неудачная подвернулась… В общем, добром это все явно не закончится.

На середине озера Тимыч остановил лодку. В нее уже набралось воды по щиколотку. Я стал вычерпывать воду ржавой консервной банкой, которая валялась на корме, а Тимыч занялся нашим тяжким грузом. Он укладывал камни в толстые полиэтиленовые пакеты, привязывал их к ногам покойников и сваливал за борт.

Мои недавние конвоиры один за другим, с распростертыми руками и бессмысленным выражением на лицах, шли ко дну. Мутная торфяная вода озера быстро окутывала их непроглядным ржавым туманом, и уже через несколько секунд светлые пергаментные пятна лиц пропадали из виду, словно растворялись в ней. Последним отправился в путь капитан Смолин…

Безмолвный, призрачный уход капитана из этого солнечного мира в иной – холодный и темный – вызывал содрогание. На миг я представил себя на его месте. Темная бездна внизу дышала безысходностью. Ей было безразлично, жив ты или мертв, – она готова была поглотить все что угодно, все, что ей позволят…

Я тревожно огляделся вокруг. Казалось, молчаливый, застывший в безветрии лес по берегам озера наблюдает за нами, беспристрастно оценивая тяжесть преступления… Хотя этот древний лес наверняка повидал и не такое на своем веку. Да и мне приходилось прежде убивать, и с этим, наверно, уже ничего не поделаешь. Однако, видит Бог, я пытался… Я даже стал дезертиром – позорно бежал, нарушил контракт и все такое прочее… Если же говорить на том высокопарном языке, который для меня что-то значил прежде, когда во мне еще теплились романтические иллюзии, – я просто-напросто обесчестил собственное имя. Можете поверить, мне это дорого обошлось… И сделал я это по одной-единственной причине: я больше не хотел убивать. Никого и ни при каких обстоятельствах. «Не убий» – все мое оставшееся достоинство я отдал на растерзание этой древней заповеди.

Насим тогда решил, что у меня башню снесло. Он не думал, что я трус, но мы к тому времени уже плохо понимали друг друга. Вернее, он плохо понимал меня: я-то знал, о чем он думает. Он решил, что миссионеры промыли мне мозги, и надеялся, что это скоро пройдет. Он был неправ. Я никогда не прислушивался к проповедям, меня это не цепляло. На то была другая причина, гораздо более убедительная…

И что теперь?.. Не смог совладать с обстоятельствами?.. Инфантильный детский лепет духовного импотента – слабые оправдания, не стоящие ровным счетом ничего.

Пока мы гребли к мосткам, воды набралось чуть ли не по колено – лодка текла безбожно. Выбравшись на берег, я снял ботинки и отжал носки. Тимычу такая процедура не потребовалась, он был в болотниках.

– Еще кто-нибудь знает про это место? – спросил он, вытягивая лодку из воды.

– Только приблизительно.

– Рано или поздно найдут… Нужно в город возвращаться. Только машину эту куда-нибудь отогнать.

Я взглянул на видавшую виды черную «Волгу», застывшую на подъезде к дому с распахнутыми настежь дверьми.

– Садись в нее, – сказал Тимыч. – Поедешь за мной…

Он открыл скрипучую створку прогнившего деревянного сарая, и я узрел хромированный бампер моего «Тахо»… Вернее, теперь уже его «Тахо».

Мы бросили «Волгу» у развилки, в том самом месте, которое я указал Гельману на карте. Теперь вряд ли кому-то придет в голову искать ее пропавших пассажиров на дне лесного озера. Я пересел в «Тахо», и Тимыч вырулил на пустую трассу.