Читать книгу Внедрение по легенде - Дмитрий Ивницкий - Страница 8

…Немцы рассчитывали на молниеносную войну и на территории Германии содержать большое количество пленных, не планировали, ведь рабочая сила понадобилась бы и на захваченных территориях. Поэтому в первые дни боевых действий войск Вермахта, они создавали временные лагеря для военнопленных на захваченной Советской территории, используя для этого не приспособленные помещения, зачастую содержали узников под открытым небом. Концлагерь в Гродно находился на бывшей территории кирпичных заводов «Станиславово», в районе улицы Дзержинского, где сохранилось несколько производственных помещений, не предназначенных для жилья. Всю территорию большого плаца немцы обнесли снаружи двумя рядами колючей проволоки высотой в три метра и поставили вышки для охранников с пулеметами. Военнопленные, находившиеся в помещениях, имели хоть крышу над головой. Остальным узникам не досталось в них места, они находились под открытым небом, спали на земле. Среди них было много раненых. Оборванные и немытые, одолеваемые полчищами вшей, атакуемые тучами зелёных мух, вьющихся в воздухе, с грязными повязками на зачервивевших ранах, пленные массово гибли без оказания медицинской помощи. Каждое утро тела умерших пленных сносили в определённое место и складировали. Затем загружали в кузова автомобилей и увозили их в неизвестном направлении.

Здание, куда поместили Макарчука, было раньше каким-то складом. Теперь оно было приспособлено под барак. Крыша местами в нём была повреждена, но все, же помещение укрывало людей от палящего солнца, в ненастную погоду – от дождя и ветров. Пленные частично спали на нарах, сбитых из не струганых досок и «горбыля» на скорую руку. Кому не хватило на них места, лежали вповалку на полу. Григория подвели к нарам, он лёг на освободившееся место на втором ярусе, откуда унесли умершего. Затем через некоторое время привстал и огляделся. В помещении была полутьма. Окон не было, свет с улицы пробивался через отверстия в крыше. Все нары и окружающий пол были заполнены лежащими или сидящими в тесноте людьми. Воздух вокруг был спёртым, с сильным запахом пота от немытых тел и гниющих ран. По истощенным лицам узников можно было предположить, что многие из них попали в плен в первые дни начала войны. У многих присутствующих форма была изорвана, перепачкана в грязи и пятнах крови. По ней, а также оставшимся знакам отличия на петлицах и рукавах, просматривалось, что в лагере находились пленённые командиры и солдаты из всех родов войск. Были здесь и танкисты, но среди них он знакомых военнослужащих не увидел. Рядом с ним лежал пленный, одетый в форму кавалериста. Первое время, когда Григория привели, и он устраивался на новом месте, тот молча наблюдал за ним. Когда в барак уже не проникал внешний свет, а вокруг наступила темнота, Макарчуку стало жутко из-за духоты, громких выкриков во сне и стонов раненых. Вдруг он услышал шёпот соседа по нарам:

– Где тебя взяли в плен? По состоянию твоей формы видно, что ты не участвовал в боях. Но почему они тебя пытали, так сильно избив?

Провокатор не ожидал такого вопроса и сначала растерялся, но, быстро сообразив, начал рассказывать, также шёпотом, на ходу придуманную историю:

– Я служил в танковой дивизии на складе горюче-смазочных материалов. Когда доставлял горючее для техники, колонна бензовозов была уничтожена во время бомбёжки фашистскими самолётами. Чудом остался жив. Далее вернулся на склад в Гродно, но там никого не было. Обнаружив, что в ёмкостях осталось много горючего, решил их взорвать, чтобы оно не досталось врагу. Пока искал взрывчатку, в город вошли немцы. Несколько дней я скрывался у своего знакомого. Он свёл меня с другими солдатами не успевшими уйти к нашим. А когда мы нашли взрывчатку и пытались взорвать ёмкости с ГСМ, попали в засаду. Кто-то нас предал. Все, кто был со мной, погибли отстреливаясь. А меня взяли, когда кончились патроны. Жалею, что в пылу боя не оставил патрон для себя. Затем были допросы, где меня нещадно избивали. И хотя меня поместили сюда в лагерь, точно знаю, они снова придут за мной.

Кавалерист больше вопросы ему не задавал и сам ничего не рассказывал. Григорий только сейчас, расслабившись, почувствовал, как устал, и он заснул, не слыша окружающего шума. Не услышал, когда охрана лагеря с криками и ударами прикладов начала будить пленных. Проснулся он от толчков в плечо и громкого шёпота соседа.

– Вставай! Вставай! Объявлен подъём и выход на улицу!

Выйдя из смрадного помещения на улицу и дохнув свежего воздуха, Макарчук почувствовал лёгкое головокружение. На территории лагеря строились в шеренги узники. Их с криками подгоняли немецкие солдаты и полицейские из числа военнопленных, перешедших на сторону Германских войск. Они ещё были одеты в форму Красной Армии, в которой попали в плен, но на рукавах у них были белые повязки. Провокатор даже позавидовал им: «Они служат немцам и получают за это льготы, а я должен существовать в среде пленных и рисковать жизнью, выискивая красных и евреев. Необходимо быстрее выполнить приказ гестаповца и покинуть лагерь, а то ещё пристрелят невзначай».

В стороне он увидел стоящих немецких офицеров, ждавших окончания построения.

– Вон видишь долговязого, с выпирающим кадыком фашиста, это начальник лагеря обер-лейтенант Ханс Зиверс. Изувер и садист! Сейчас сам увидишь! – прошептал ему сосед по нарам.

От выстрелов очередями из автоматов и одиночных из винтовок, раздававшихся в зданиях и по всей территории лагеря, где только что находились пленные, Макарчук вздрогнул.

– Раненых добивают! И так каждое утро! – услышал он знакомый голос, раздавшийся сзади него. Оглянувшись, увидел недалеко от себя стоящего во второй шеренге лейтенанта Дорошенко, с которым возвращался с места боёв танкового полка в Гродно. Голова у него всё также была перевязана, но от времени нахождения в лагере бинт стал серого цвета. По его взгляду Григорий понял, что узнан им. В это время начальник лагеря со своей свитой стал обходить шеренги, всматриваясь в пленных. В руках у него была плетка, плотно сплетённая из кожаных ремешков, с мешочком на конце, в нём был вложен свинцовый груз. Он всматривался в каждого заключённого. Одних из них палач начинал избивать плёткой, по причинам известным только ему. Бил беспощадно, по всем частям тела, особенно старался нанести удар по голове. Некоторые пленные от побоев падали без признаков жизни. Полицейские сразу оттаскивали их в сторону от шеренг. Иным он наносил несколько ударов и отходил от них. На других он просто указывал плёткой. По его знаку солдаты, следовавшие за ним, выхватывали из строя заключенных и отводили в сторону. Вот он подошёл к Макарчуку и стал всматриваться в его лицо. Тот прикрыл глаза, со страхом стал ждать дальнейших событий и тут же почувствовал удар плётки, обжёгшего его спину. От двух последующих ударов Григорий сгорбился, опустив голову. В спутанном сознании промелькнула мысль: «Неужели начальника не предупредили, что я помещён в лагерь с заданием. Он меня убьёт!»

Он ждал ещё удары, но они не последовали. Провокатор медленно поднял голову и увидел, что обер-лейтенант отошёл от него и двигался вдоль шеренги, продолжив своё кровавое дело. Закончив обход, он повернулся к пленным, указывая на стоящих в стороне отобранных заключённых, произнёс на немецком языке, а стоявший рядом с ним переводчик, одетый в гражданскую одежду, перевёл:

– Это коммунисты и евреи. Они будут расстреляны у вас на глазах. Кто желает с нами сотрудничать и укажет на оставшихся врагов Рейха, будут переведены в полицейское подразделение, осуществляющее охрану лагеря, их ждёт лучшее существование.

После этого он отдал команду своим солдатам, показывая на обречённых заключённых. Выстроившись в ломаную линию, они расстреляли их из автоматов. После этого всем приказали разойтись по своим местам, оставив часть пленных для сбора и складирования трупов умерших и расстрелянных узников. В эту команду попал интендант, а также его новый знакомый кавалерист и Дорошенко. Григорий работал в паре с лейтенантом. Вынося трупы и складируя их возле ограждения из колючей проволоки, недалеко от въездных ворот в лагерь, они тихо разговаривали. Макарчук рассказал ему, придуманную историю своего пленения. То, что рассказывал о себе напарник, заставило его сконцентрировать своё внимание на некоторых услышанных сведениях.

– В первую ночь начала войны, когда ты остался в городе, мы покинули Гродно и направились в сторону Лиды. Проехали четыре километра, нарвались на немцев. Водитель гнал грузовик через территорию, занятую фашистами, а мы, все находящиеся на кузове стреляли на ходу по врагу. Когда водитель был убит, за руль сел твой солдат Дворников. Он вывез нас в расположение стрелковой дивизии. Она вела беспрерывные бои с врагом, отступая к реке Котра. Трое суток сводные отряды, в которых оставалось не более восьмисот человек, удерживали немецкие войска, после чего дивизия фактически перестала существовать. К концу дня, двадцать шестого июня я получил приказ возглавить группу солдат. Мы остались в заслоне вблизи деревни Головачи, чтобы дать возможность «оторваться» от противника остаткам личного состава дивизии и вынести раненых к регулярным войскам. Три часа мы вели непрерывный бой. Нас оставалось всё меньше и меньше в живых. Вслед за тем, во время второго ранения в голову при близком взрыве был контужен и потерял сознание. Очнулся, когда наши позиции были захвачены врагом, а вокруг уже были фашистские солдаты. Меня взяли в плен и поместили в этот лагерь. Но я не собираюсь оставаться здесь надолго и нас здесь много таких.

– Мне также нельзя оставаться в этом месте! При первой возможности хочу бежать отсюда, иначе здесь меня ждёт погибель. В любой момент за мной могут прийти из гестапо или начальник лагеря убьёт. Ты сам видел, как он относится ко мне, – сказал Григорий, а сам подумал: «Следовательно, пленные готовят побег! Я должен всё узнать об этом».

Когда они сложили трупы в штабеля, их отвели снова в барак. В течение месяца с ним никто из заключённых о побеге не заговаривал, хотя он замечал, к нему присматриваются. Макарчук с нетерпением ждал, когда ему поверят и посвятят в дела по подготовке к побегу. К нему неоднократно обращались лейтенант и кавалерист с незначительными просьбами присмотреть за кем-то из военнопленных, и он добросовестно выполнял их поручения.

За это время он несколько раз был вызыван к начальнику лагеря, откуда его забирал Дитер Зейлер, доставлял в гестапо, где с ним беседовал унтерштурмфюрер Шот. При этом провокатор составлял списки установленных им командиров, коммунистов и евреев. Потом его кормили пищей, не имеющей запаха, чаще это были сало и хлеб. Заканчивались эти встречи тем, что Дитер вновь наносил ему несколько ударов по лицу и телу, чтобы он соответствовал причине нахождения в гестапо. Пленных, внесённых агентом в список, через некоторое время увозили, больше в лагерь они не возвращались. Остальное время Григорий находился среди пленных, испытывая те же тяготы, что и они. Каждое утро для них, как обычно, начиналось с экзекуций, устраиваемых обер-лейтенантом, а в течение дня над ними издевались немецкие солдаты. Не отставали от них в своей изощренности по глумлению над беззащитными узниками и предатели из числа военнопленных. Раз в день заключённым давали по сто пятьдесят граммов эрзац-хлеба с опилками и черпак мутного супа-баланды, сваренной из гнилой немытой брюквы или из грязной картофельной шелухи, вызывавшей желудочные заболевания. Заболевших дизентерией и тифом загружали в грузовики здоровые пленные, и их всех вместе с больными куда-то увозили безвозвратно. Макарчук понимал, что расстрелы, избиения, издевательства и весь дикий режим лагеря служил целью уничтожения узников. А с фронтов, на смену умершим и убитым, в проволочные загоны доставлялись всё, новые партии пленных. Этот концлагерь, как и другие, созданные за период войны в Германии и на оккупированных территориях других стран, работали как безостановочные конвейеры смерти на мощных фабриках уничтожения инакомыслящих. Макарчук поддерживал методы, уничтожения врагов рейха, а значит, и его, поэтому настойчиво искал выходы на организаторов подготовки побегов. В конце августа его включили в команду, производившей уборку административного здания концлагеря, и гестаповцы стали производить встречи с ним чаще…