Читать книгу Записки уездного учителя П. Г. Карудо - Дмитрий Калмыков - Страница 7

– Ну, что скажете? – спросил меня Федор Кузьмич, когда мы уже тряслись по темным улицам в нашей бричке. – Как вам понравилось местное общество? Не слишком вульгарное, на ваш вкус?

– Что вы, побойтесь бога! Милейшие люди, – ответил я.

– Да, сегодня скучновато было. Но, видите ли, обстоятельства: Осип Петрович завтра должен спозаранку в деревню отправляться, по каким-то личным делам, потому и карт не было. Обыкновенно-то после ужина старички за вист садятся, ну, или еще там что-нибудь. А молодежь сама по себе. Однако сегодня и молодежи не было.

– А как же Иван да Татьяна Тимофеевна?

– Ну, это еще сущие дети! Только б до дома добрались. Я их перепоручил там одному господину, он с Тимофеем на одной улице живет. К тому же личный экипаж. Обещал довезти. Кстати, как вы их нашли?

Мне не хотелось говорить о Татьяне Тимофеевне, а об Иване Тимофеевиче и сказать было нечего, кроме того, что это ужасно бойкий мальчишка со страшно преувеличенными понятиями обо всем на свете. Потому я попытался изменить тему:

– Скажите, а этот доктор – Андрей Пшемислович, кажется, довольно оригинальный человек.

– О да! И весьма! В своем роде самородок, – прямо загорелся Федор Кузьмич.

– Отчего ж он весь вечер молчал? Кажется, кроме меня, он и двумя словами ни с кем не перекинулся.

– Да, в том-то и оригинальность его. Впрочем, тут одним словом не скажешь. Андрея Пшемисловича узнавать надо! И к тому же сегодня… обстоятельства явились не те, чтоб у него была охота говорить, – уклончиво сказал Федор Кузьмич.

– Уж не барона ли вы имеете в виду? – спросил я.

– А у вас меткий глаз, Петр Григорьевич, – Федор Кузьмич даже прищурился и погрозил мне пальцем. – Вот что, ехать нам еще прилично. Пожалуй, расскажу вам кой-чего об этих господах, коли вы и сами угадали конфронтацию между ними. Простите великодушно!

Федор Кузьмич снова запустил руку за пазуху и сделал изрядный глоток своего напитка.

– Вы хоть и были сегодня свидетелем, так сказать, единовременного присутствия доктора и барона под одной крышей, – начал свой рассказ Федор Кузьмич. – И вроде как ничего страшного не произошло. Однако смею заверить вас, что два этих человека буквально на дух не переносят друг дружку. Кстати, сегодняшний вечер столь рано завершился отчасти и потому, что хозяева побоялись, чтоб Андрей Пшемислович с Мартином Людвиговичем как-нибудь не столкнулись. Так вот, взаимная эта неприязнь у них очень давняя и зародилась даже не у нас здесь.

Вообразите, что Андрей Пшемислович, ныне столь тихий и кроткий, некогда был склонен к авантюрам. И не просто, знаете ли, каким-то там, а самым натуральным. Словом, случилось нашему доктору лет эдак тридцать назад отправиться в путешествие к побережью Южной Америки. Хотя экспедицию эту и организовывало Русское географическое общество, но вы сами можете себе представить, как у нас проделываются такие дела. Тем более что интересы путешественников были какие-то специальные, по разумению начальства, не могущие принести пользы отечеству.

Словом, снаряжалась экспедиция ни шатко ни валко, все больше на энтузиазме самих ученых. И вот одним таким энтузиастом и был тогда еще юный медик Андрей Пшемислович Болицкий. Ехал он в экспедицию в качестве судового врача. Не знаю деталей, а и не так уж они важны! Однако до берегов южноамериканского континента корабль не дошел. Потерпел крушение невдалеке от какого-то небольшого островочка. И хотя крушение происходило в непосредственной близости от суши, из-за дрянного снаряжения и плохой подготовки команда не имела сил и средств спасти себя. Погибли все. Кроме нашего доктора, конечно. Да и того вынесло на берег, сам он не помнит как.

Остров тот был людьми необитаем. Подчеркиваю – людьми! Зато там жила огромная колония обезьян – эдакие крупные особи с рыжего цвета шерстью и называются, кажется, рыжие бородачи. Как говорит доктор, повадкой очень схожие с людьми. И даже некое подобие общества у них имеется. Это, конечно, дело известное, дарвинизм и все прочее, но мне лично с трудом верится…

И вот представьте себе, Петр Григорьевич, что животные эти буквально спасли Андрея Пшемисловича, найдя его, ослабевшего и почти совсем без сознания, на побережье, куда спускались в поисках моллюсков! Вообразите, что дикие животные, которые, может, и человека никогда не видывали, не только спасли Андрея Пшемисловича от смерти, но и приняли его в свою стаю. Так что жил доктор на острове не как Робинзон, а скорее как Маугли.

Сам Андрей Пшемислович не слишком распространяется о своей роли в стае, однако же говорил, что жил с приматами «совершенно на равных». А пробыл он на острове без малого год! Пропавшей экспедицией на родине не больно-то интересовались, и неизвестно, стали бы вообще когда-нибудь искать ее, если бы не объявился молодой и настырный флотский офицер. И хотя был он чистокровным немцем, за честь и славу российского флота ратовал чрезвычайно. Как вы, наверное, догадались, офицером этим был капитан Мартин фон Лей.

По какой-то неизъяснимой причине он считал пропажу российского судна и отказ от каких-либо поисков его настоящим позором, несмываемым пятном на чести русского флота. Всеми правдами и неправдами он добился-таки снаряжения поисковой экспедиции и также, как доктор годом ранее, отправился в южные моря. Все, что происходит с капитаном и доктором дальше, – чистой воды фантасмагория! Настоящий роман, такой, что и Жюль Верну не под силу!

Представьте себе, что доктор совершенно сжился с обезьянами, о спасении совершенно не помышлял и, соответственно, никаких сигналов, вроде костра на берегу, не устраивал. При таковых обстоятельствах найти его не представлялось возможным. И вот, когда барон, изрядно побороздив предполагаемые широты крушения исследовательского судна, счел, что все возможное для поиска пропавших сделано, решил поворачивать паруса, из воды неожиданно вытолкнуло бочку! Сначала одну, потом еще и еще! Бочки, очевидно, хранились в трюме потонувшего корабля, но то ли прогнившие доски переломились, то ли судно как-нибудь сдвинулось на морском дне.

Словом, произошло невероятное стечение обстоятельств. Случилось это, как вы понимаете, у берегов того островка, где обитал Андрей Пшемислович. Конечно, на берег сразу была отправлена команда, возглавил которую сам барон. Дальнейшие поиски доктора не заняли много времени. Согласитесь, среди обезьян он был все-таки фигурой заметной. Хотя барон и говорил в кругу друзей, что Андрей Пшемислович имел вид «преотвратительный и зверский». Вместо платья на нем болтались лохмотья, борода и волоса отросли и свалялись, купанием, видимо, доктор пренебрегал совершенно. В общем, вид имел убогий и жалкий.

Но каково же было удивление барона и всей команды, когда доктор наотрез отказался подняться на палубу спасательного судна! То есть и не отказался, поскольку во все время от первой встречи и до расставания уже в порту Новороссийска доктор не сказал с командой и слова. Кроме одного человека, но об этом позже! При виде людей он попросту развернулся и удрал в джунгли вместе со стаей обезьян! Причем, по словам очевидцев, двигался весьма и весьма проворно, и хоть и отставал от прочих особей, но все же проявил почти невероятную прыть! Конечно, спасатели справедливо решили, что доктор тронулся умом. Сердца команды переполнились христианскими чувствами, и они решили во что бы то ни стало изловить доктора и водворить на родину. Решить-то решили, однако сделать это оказалось мудрено.

Более недели команда жила на острове, постоянно карауля доктора. Его окружали, пробовали изловить сетью, подманивали человеческой пищей и прочее и прочее. Но всякий раз доктор задавал такого стрекача, что членам команды оставалось только подивиться, как это человек может с такой ловкостью и бесстрашием прыгать по веткам да лианам, всякую минуту готовый сорваться и сломать себе шею. Правда, барон заметил, что и сами обезьяны содействовали доктору, иногда так просто перебрасывали его на далеко отстоящую верхушку дерева.

Неизвестно, сколько бы продлилась охота, если б в дело снова не вмешался случай. Дело тут в том, что эти обезьяны – красные бородачи являются переносчиками одной специфической формы лихорадки, хоть и не смертельной в большинстве случаев, но для человека весьма тяжкой болезни. Единственным средством от нее является обильное питье и горячая пища. Если с питьем у доктора проблем не было, то уж горячих блюд он в своем обезьяньем стаде получить не мог.

Словом, однажды доктора нашли лежащим в кустах под вековым платаном со всеми признаками лихорадки. Теперь уж взять его не составляло сложности, но вот обезьяны совсем не спешили расставаться с Андреем Пшемисловичем. Как только люди положили доктора на здесь же срубленные носилки, животные подняли страшный шум. Вообразите – около сотни крупных обезьян голосят и скачут вокруг горстки людей. Очень скоро в спасателей полетели плоды, палки и даже камни. Тут барон выхватил ружье да и уложил наповал одного крупного самца. Звук выстрела и гибель соплеменника привели обезьян в неописуемый ужас. С визгом они бросились в чащу и очень скоро исчезли. Доктор же, как ни был слаб, заметил выходку барона и яростно захрипел, глядя ему прямо в глаза.

Доктора переправили на корабль. Там выяснилось, что его ни в коем случае нельзя перевозить на такой стадии болезни. Судовой врач заверил барона, что Андрей Пшемислович не проживет и ночи, если сейчас поднять якорь. Следовало ждать, по крайней мере, сутки. Ожидание растянулось на три дня, и в эти три дня произошло одно пренеприятное событие.

На борту доктора, несмотря на болезнь, содержали в запертой каюте. Но на третьи уже сутки ожидания, барону не спалось ночью, он вышел на палубу и тихонько сидел у мостика да покуривал трубку. Как вдруг он увидел Андрея Пшемисловича, крадущегося по палубе. Как рассказывал барон, доктор еле держался на ногах, то ли от качки, то ли от не преодоленной еще болезни. Барон немедленно поднялся и направился к доктору, но тот, лишь только завидев фигуру барона, сиганул за борт! Так хотелось ему в тот момент вернуться к любимым обезьянам!

Словом, выловили доктора уж совсем полуживого и вернули в каюту. Как выяснилось, Андрей Пшемислович все же не совсем пренебрегал человеческой речью и смог убедить судового врача, что ему необходимо подышать свежим воздухом. Когда все это всплыло, барон пришел в неописуемый гнев и приказал за ослушание приказа наказать судового врача плетями. Того пребольно высекли, но вот беда! Он был единственным действующим медиком на корабле, а потому ссадины ему толком обработать никто не смог. Через два дня судовой врач умер от заражения крови. Из-за этого эпизода барон вынужден был подать в отставку и вообще чудом избежал суда. Сами понимаете, Петр Григорьевич, кого барон склонен винить в своих злоключениях.

Доктор кое-как оправился за время пути в Россию, но говорить по-прежнему отказывался. По прибытии в Новороссийск его сразу определили в госпиталь, сначала военно-морской, а потом, как лихорадка спала, перевели в клинику для душевнобольных. Точно не могу сказать, сколько времени там провел доктор, но факт тот, что вышел он совершенно излеченным, переехал в Петербург и даже довольно скоро вернулся к медицинской практике. Правда, явилось в его жизни новое направление.

Доктор вдруг очень полюбил животных. То есть он, может, и раньше любил, но теперь эта любовь превращалась в страсть. Он решился было стать ветеринаром, однако выяснилось, что для этого ему придется сдавать аттестационной экзамен, в ходе которого ему не раз придется препарировать то или иное животное. От этого доктор, конечно, отказался и решил оказывать медицинскую помощь животным, так сказать, частным образом. И, представьте себе, его практика даже имела успех. В особенности у петербургских дам – любительниц маленьких собачек, мопсов и прочее.

Но и в Петербурге доктор не задержался, как он говорит и ныне: «городская среда ему опротивела». Сначала Андрей Пшемислович получил место врача в нашей городской больнице, но очень скоро занялся частной практикой. В нашем обществе его сразу полюбили за тихий, незлобливый нрав и какую-то еще детскую восторженность, с какой доктор говорит о природе и ее обитателях. И все шло чудесным образом, пока к нам не вернулся помещик нашего уезда – барон Мартин Людвигович фон Лей. Вообразите удивление этих двоих, когда они нос к носу столкнулись на вечере у Осипа Петровича! Тут и описывать даже нечего: немая сцена! И все общество, как-то разом почувствовало это напряжение. Одно время тут у нас даже своеобразный раскол случился! Все вдруг разделилось на сторонников доктора и сторонников барона.

Было это года три тому, когда доктор решил помешать охоте барона. Барон ведь у нас, знаете ли, охотник страстный и удалой. Так Андрей Пшемислович, зная это, устроил в лесу какие-то приспособления, весьма хитрые и изобретательные! Стоит охотнику случайно задеть ниточку в траве, как где-нибудь на макушке ели начинает вертеться трещотка и всю дичь распугивает! Барон даже в суд обратился, чтоб принудить доктора убрать эти трещотки, поскольку охотится барон все чаще в собственных лесах. Суд прошение удовлетворил, но это что! Андрей Пшемислович еще кой-чего выдумал… Ах ты, батюшки! Вот мы и приехали. А я-то заболтался. Хотя, Петр Григорьевич, тут всего и не расскажешь. Но сами все увидите и узнаете. Приятной вам ночи! – сказал Федор Кузьмич.

– И вам, – ответил я. – И спасибо вам еще раз. Вечер действительно был интересный.

– Да бросьте, – махнул рукой Федор Кузьмич и расплылся в несколько жеманной, но все же искренне смущенной улыбке. – Смеетесь вы надо мной.

– Всего доброго! – попрощался я и взошел на крыльцо своего дома.

Федор Кузьмич покатил по ночной улице, но во мраке я успел разглядеть, как высоко вдруг вскинулась его голова.