Читать книгу Зеркало для Алисы. Сборник рассказов - Дмитрий Катаев - Страница 3

– Вот ты объясни мне, что он там говорит. Что это такое – «общий долг» и «чистый долг»? Что это за хрень?

Выпитый алкоголь, хорошее настроение и общая отупляющая расслабленность не позволили быстро сообразить, о чем его спрашивают. Пришлось выйти из полупьяно-счастливого медитативного состояния и перевести взгляд на экран телевизора. Там работал канал «РБК», а ведущий зачитывал данные из годового отчета какой-то компании.

– Общий долг и чистый долг? А зачем тебе?

– Я просто переключал, хотел фильм какой-нибудь найти или что-нибудь интересное, а тут остановился, потому что про «Северсталь» говорят. Объяснишь?

Объяснять было неохота.

– Объясню. Сейчас только сформулирую, ты меня врасплох застал. Общий долг – это чистый долг минус… нет, не так. Чистый долг – это общий долг компании минус все её деньги… все финансовые средства, которые у неё есть… Тоже не так. Минус все финансовые средства и всякие денежные эквиваленты – типа, легко продаваемые активы, какие-то ценные бумаги, которые у неё есть, и так далее. Вот если их вычесть из общего долга, то получится чистый долг.

– Чего-то понятнее не стало.

Он и сам осознал, что понятнее не стало – объяснение получилось откровенно неудачным. Надо было рассказывать по-другому, но опьяневший расслабившийся мозг соображать не хотел. Он вздохнул и заставил себя собраться.

– Короче, сейчас объясню понятнее. Вот, допустим я должен тебе тысячу рублей.

– Допустим.

– Допустим. Тогда тысяча рублей – это мой общий долг. Но при этом – вот мы сидим тут с тобой вместе, – при этом у меня в кармане лежит, например, четыреста рублей. Или не четыреста, а… нет, ладно, пусть четыреста. И плюс у меня в кармане лежит ещё лотерейный билет за пятьдесят рублей, а лотерея ещё впереди, так что это в каком-то смысле ценная бумага. Так вот, чистый долг тогда у меня будет пятьсот пятьдесят рублей.

Он сделал паузу, пытаясь по лицу товарища прочесть, понял тот или нет.

– Вроде, понял, но не совсем, – был ответ.

– Ну, смотри. Потому что теоретически я могу в любой момент отдать тебе в счёт уплаты долга эти четыреста рублей и ещё лотерейный билет ценой пятьдесят рублей. И тогда получается, что тысяча рублей, которые я у тебя занял, – это мой общий долг, – он сделал паузу, призванную помочь усвоить услышанное. – Четыреста пятьдесят – это имеющиеся у меня финансовые средства и всякие равнозначные, легко продаваемые активы. А чистый долг тогда остаётся пятьсот пятьдесят рублей. Чистый долг компании – это её общий долг минус имеющиеся у неё в наличии финансовые средства и всякие их эквиваленты.

Ответом ему был заметно прояснившийся взгляд, полный уважения.

– Вот, – сказал товарищ. – Теперь, вроде, понятно. Только я завтра всё равно это забуду.

– Не забудешь. А забудешь – спросишь потом ещё раз, я снова объясню, – сказал он. – Так даже лучше, потому что повторение – мать учения.

– Тут проблема в том, что я завтра и вопрос свой, скорее всего, забуду, а не только ответ. Но наплевать, потому что сейчас-то я, вроде, понял.

– Ну, – ответил он на это и, тут же уловив, что говорит прямо как Михалыч из «Особенностей национальной охоты», уже осознанно продолжил, а рука потянулась к бутылке, – давай тогда за понимание?

– Нет. Давай за то, чтобы у нас не было долгов. Ни чистых, ни общих.

– Это мы, получается, за будущее тогда пьём. А за будущее не пьют.

– Нет, мы пьём не за будущее, а вообще. За принцип.

– А, тогда давай.

Он разлил в стопки всю водку – в литровой бутылке её оставалось уже немного, совсем чуть-чуть, – поставил пустую бутылку на пол, потом налил в стакан сок, они чокнулись и выпили. Водка прошла очень легко, а закусывать не хотелось – верный признак, что пить пора прекращать. Он запил её соком и всё же заставил себя полностью съесть лежавший на тарелке бутерброд с колбасой.

– Алексей Николаевич, ты покурить не хочешь? – спросил товарища, отметив, что тот не закусил водку вообще, а только занюхал куском хлеба.

– Хочу, – согласился тот, выключая телевизор. – Как всегда – вечер пятницы, а ничего интересного нет.

На лоджии было хорошо – не морозно, как на улице, и не тепло, как на кухне, а приятно-холодно. Из открытого окна открывался прекрасный вид на соседнюю многоэтажку, общий двор и спортплощадку внизу – почти квадратную, игрушечно-маленькую с высоты восьмого этажа, огороженную металлической сеткой и плотно окружённую со всех сторон машинами, принадлежавшими жильцам обоих домов. Людей во дворе не было.

Вообще-то он не курил – бросил ещё на последнем курсе университета, – но, когда пил в компании, позволял себе выкурить несколько сигарет – из чувства солидарности с друзьями. Они стояли, солидно молчали и красиво пускали сигаретный дым на улицу.

– У нас раньше с лоджии хороший вид открывался, – сказал он. – На пустырь с деревьями и реку. А потом напротив тоже дом построили, и теперь всё совсем не то. Лучше и не выходить, а то смотришь в окна, как вуайерист какой-то.

Товарищ вдруг встрепенулся и указал на него указательным и средним пальцами, между которыми горели полсигареты.

– Точно, я же совсем забыл. Помнишь, я обещал тебе показать видеозапись с соседкой? Ну, которая живёт напротив и любит голая по дому ходить?

Он давно уже забыл – обещание было дано месяца полтора назад в одном из баров, – но тут моментально вспомнил.

– Само собой. Такое не забывается.

– Сейчас я тебе покажу, только докурим.

– Хорошо, – сказал он, внутренне теплея. Окна соседнего дома уютно светились оранжевыми и желтыми огнями.

В гостиной на диване мирно дремал Миша Петров, который отключился полчаса назад, поскольку приехал уже сильно выпивший. Это не помешало ему, впрочем, опустошить почти треть бутылки и только потом решительно встать и уйти спать. Он лежал, накрывшись зелёным покрывалом, сжимая в руке мягкообложечную книгу какой-то фантастики, и мирно полуулыбался во сне, словно мастер дзен.

Аккуратно, стараясь не мешать спящему, они включили компьютер. На быстро найденной в папке «Новая папка» видеозаписи действительно оказалась записана соседка из дома напротив – стройная женщина лет двадцати пяти, в очках, которая почему-то ходила по своей квартире совершенно без одежды, – при том, что, несмотря на вечернее время и горевший по всей квартире свет, окна в комнате были не занавешены. Соседка то выходила, то возвращалась с большой белой кружкой – может, кофе, а может, чая, – садилась на диван, пила из кружки, смотрела телевизор, прихорашивалась у зеркала, читала какой-то журнал, гладила абсолютно чёрного кота.

– Впечатляет, – одобрительно сказал он, с трудом стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость.

– Ну так, – откликнулся товарищ с некоторой гордостью. – Я старался, поймал момент.

Почему-то женщина показалась ему немного знакомой – походка, жесты, фигура, – но, возможно, именно что показалась. Запись длилась минут двенадцать-пятнадцать и отличалась неплохим качеством – во всяком случае, все нужные подробности были видны на ней весьма отчётливо, – однако как следует разглядеть лицо всё же не позволяла.

– Почему она не занавешивает окна? – спросил он, стараясь с помощью резонного вопроса избавиться от общего ощущения взволнованности. – Она в курсе, что её отсюда отлично видно?

– Не знаю, – ответил Алексей. – Возможно, что и в курсе. А, возможно, и забыла. Но это уже не первый раз.

После этих слов товарища он тут же выглянул в окно – а вдруг сейчас тоже один из таких разов? Но окно замёрзло, и сквозь него не было видно абсолютно ничего. Когда же он перевёл взгляд на компьютер, соседка на экране поспешно надела халат и вышла из комнаты.

– Там к ней сейчас подруга придёт, они разговаривать будут, – объяснил Алексей, выключая запись. – Так что дальше уже не интересно.

– А кто это вообще?

– Я не знаю.

Захотелось выпить.

– Теперь ты, если захочешь продать квартиру, можешь смело повышать цену, – сказал он товарищу. – За уникальный вид из окна.

– Нет уж, – возразил тот. – Сам понимаешь, как такую квартиру продавать? Такая квартира нужна самому.

В холодильнике нашлась ещё одна бутылка водки. Они выпили по стопке, и волнение почти исчезло. Он взглянул на часы – было всего чуть больше восьми вечера, – и, хотя есть не особо-то хотелось, стал педантично, с целью предупредить возможное быстрое опьянение, подъедать всё, что лежало на столе: варёную картошку, солёные огурцы, сало, копчёную колбасу, хлеб с кетчупом. Потом в кухне появился проснувшийся бодрый Миша, сразу же потребовал себе штрафную, и они выпили снова. Завязался оживлённый разговор: о группах «Кино», «Алиса» и «Аквариум», былых студенческих пьянках, сортах водки, исчезновении популярных сигарет «Прима», различии между сигаретами «Ява» и «Bond», старых и современных американских фильмах, российском кинематографе, российских и зарубежных актрисах, послевузовских биографиях своих однокурсниц и однокурсников, легендарных преподавателях университета, случаях на работе, политике и многом другом. Когда друзья выходили курить на лоджию, он шёл с ними, но уже не курил, а лишь дышал свежим воздухом, изредка посматривал в сторону окон с соседкой – он нашёл их сразу же, безошибочно ориентируясь по приметам в видеозаписи, но те были абсолютно темны, – и пытался понять, действительно ли она показалась ему такой знакомой, или просто показалось.

– Пойдём пить к Колдырю? – внезапно предложил Алексей после одного из тостов.

На некоторое время его мозг завис, обрабатывая услышанное. Он перевёл взгляд с красных лиц товарищей на часы. Они показывали чуть больше девяти.

– А кто такой Колдырь?

– Это человек, у которого единственного в нашем городе есть мотоцикл «Харлей Дэвидсон».

– Понятно, – подумав, ответил он, ничего не поняв. – А почему Колдырь-то?

– Потому что у него погоняло такое – «Колдырь». Сейчас я ему позвоню.

Идти к Колдырю он отказался, сославшись, что лично ему пить хватит, потому что завтра надо много работать. Эти слова были встречены с пониманием.

Выйдя из подъезда, он с наслаждением, словно глотая воду, глубоко вдохнул трезвящий морозный воздух, затем ещё и ещё. Водка сделала своё дело – на улице уже не казалось так холодно, как раньше.

– Неплохо, – сказал он. Белый пар изо рта шёл вверх, где в чёрно-фиолетовом небе сияло несколько звёзд. Снег блестел в свете фонарей синим и оранжевым. Мимо заполнивших двор машин, по скрипящему снегу, они бодро зашагали к Колдырю, который жил всего лишь через два дома. А тот уже шёл к ним навстречу, заметно шатаясь, и когда они поравнялись, радостно раскинул руки, поскользнулся и упал.

– Э-э, Колдырь, – подбадривающе-радостно закричали они ему. – Не падай!

Колдыря аккуратно подняли, очистили от снега, развернули и бережно, с уважением, поддерживая с обеих сторон, повели назад. Тот был так сильно пьян, что только улыбался и бормотал что-то благодарно-непонятное.

– Слушай. На следующей неделе, в пятницу, празднует день рождения моя знакомая, – сказал на прощание Алексей. – Она мне звонила, просила, чтобы я приехал и друзей с собой привёз, потому что у неё из гостей будут только женщины. Причём все одинокие, целых пять штук. Один я туда в таких обстоятельствах не поеду, а вот вдвоём можно. Поехали?

Предложение было приятно-неожиданным.

– Кстати, а ты знаешь, что ты мой лучший друг? – спросил он вместо ответа. – Так вот, знай: ты мой лучший друг. И я всем всегда это говорил и говорю: «Алексей – это мой лучший друг».

Тот засмеялся.

– Понял. Значит, утром в пятницу я тебе предварительно звоню, и едем.

Он пожал всем троим руки и, дождавшись, пока закроется дверь подъезда, спустился по ступеням крыльца. И пошёл было домой, но решил зайти в стоящий на углу магазин – погреться и купить хлеба.

В магазине было тепло и уютно. В дальнем левом углу, где продавался алкоголь, на полках соблазнительно сверкали ряды бутылок с минеральной и питьевой водой. Решительно направившись туда, он взял полтора литра минералки и свернул в хлебный, где нос к носу столкнулся с Викой.

– Привет, – от неожиданности он растерялся и не смог больше ничего сказать.

– Привет, – ответила она. И радостно улыбнулась. Она была в очках.

– Ты носишь очки? – глупо спросил он.

Она улыбнулась снова:

– Ну, у меня зрение село немного. Да и модно сейчас так ходить. А ты что здесь делаешь?

– Шёл мимо, хлеб решил купить. Дома хлеба нет. А ты?

– А я здесь живу недалеко, – Вика указала рукой вперёд и правее.

Неожиданно он всё понял.

– На улице Кирова, дом 22… – и вовремя остановился, чтобы не добавить «восьмой этаж?».

– Да, – удивилась она. – А ты откуда знаешь?

Он не сразу нашёлся, что ответить.

– У меня друг живёт рядом, и я тебя, похоже, недавно там видел.

– А, понятно. И почему не подошёл?

Прозвучало обнадёживающе.

– Не успел, – неохотно соврал он опять. Оба посторонились, чтобы пропустить женщину с тележкой.

– Как у тебя дела?

Она смотрела на него, как раньше, – словно не было той глупой ссоры.

– Нормально. А у тебя?

– У меня тоже. А какой хлеб ты хотел купить? Если чёрный, то он тут уже кончился.

Он решился.

– Да наплевать на хлеб. Давай я лучше тебе твой любимый медовик куплю. Твой… мм-м… покупает тебе медовики?

Она искренне рассмеялась – так, что на них оглянулись покупатели и охранник.

– Хорошая попытка, Саша. Не бойся – не покупает, потому что у меня нет никакого «твоего… мм-м».

На душе стало не просто тепло, а почти горячо.

– Так что купи, если хочешь.

Он взял медовик, вино, немного какой-то еды, и они вместе пошли к ней домой – на Кирова, 22, восьмой этаж. Фонари радостно сияли жёлтым и оранжевым. Снег красиво скрипел под ногами.

«Первым делом надо будет сразу занавесить окна», – думал он.