Читать книгу Настоящая фантастика – 2017 (сборник) - Дмитрий Казаков - Страница 10

Сгусток вещества и энергии замер в трехмерной пустоте, готовясь к транспространственному смещению. По многовековой традиции сгусток назывался «космическим кораблем», а смещение – «межзвездным полетом». Странная традиция. Что общего с кораблем у хрупкой ажурной конструкции, похожей на опоясанную кружевами гирлянду мыльных пузырей? И кто сравнит с полетом смену трехмерной локали? Предки, придумавшие эти названия, были такими наивными. Они рассуждали о скорости света, космологической постоянной, метрике Шварцшильда, разрабатывали теории струн и бран. Предки верили, что живут во Вселенной!

Корабль упрощал себя, готовясь к фазовому переходу. Гасли энергетические цепи, отключались защитные поля, автоном-модули и подсистемы обеспечения, засыпали борт-интеллекты. Спал законсервированный в соты экипаж. Лишь малочисленная вахта бодрствовала, обеспечивая функционирование трех главных составляющих корабля. Вахтенный инженер обслуживал энергетическую начинку, вахтенный кибернетик – интеллектуальную, вахтенный стюард следил за состоянием навигатора. Вскоре и они заснут – провалятся в обморок? в кому? – на своих рабочих ложементах. На миг. Или на миллиарды лет? Как сосчитать, когда пространство сжимается в точку, а время растягивается в бесконечность?

Затем корабль исчез, прекратил свое существование как материальный объект. Информационный дамп был к тому времени успешно снят, и ни одно событие в трехмерной реальности, которую корабль покидал, не могло повлиять на его появление в точке назначения. Разве что…

Алидор проснулся. Расположение светящихся огоньков перед глазами сообщало, что наступило утро, а их изумрудно-зеленый цвет – что это утро доброе. Стандартно-доброе утро стандартного рабочего дня многомесячного трансгалактического рейса. Он шевельнул пальцами. Повинуясь команде, насыщенная кислородом консервирующая пена отступила, впиталась в пористые стенки кувезы. Крышка истончилась, стала прозрачной, распалась пожухлыми лепестками. Кувеза подобострастно приподняла изголовье, и Алидор ступил на пружинящий пол соты.

Остатки высохшей пены неприятно стягивали кожу, раздражали, но это проблема трех шагов и десяти секунд. Алидор сделал эти шаги, остановился в фокусе ионного душа. Следующий шаг – в тугую ярко-оранжевую мембрану. Мембрана прильнула к чистой, гудящей после массажа коже, натянулась, облепила всего. Лопнула, одевая в рабочий комбинезон. И тут же затянулась снова, отделяя его от соты.

В «предбаннике» Алидор задержался немного дольше. Во-первых, он поиграл мускулами, разминая их статическими упражнениями. Разумеется, за время консервации они не потеряли упругость, но ощущать тело было приятно. Во-вторых, Алидор заметил зеленый глазок над четвертой сотой. Даже если их разбудили одновременно, женщине требуется больше времени, чтобы перейти в режим бодрствования. Особенности анатомии, физиологии и психологии.

Мембрана четвертой соты вспучилась, вылепливая прекрасный торс. Лопнула. Диона, как всегда обворожительная, – рабочий комбинезон не мог испортить ее красоту, – вышла в «предбанник». Увидела Алидора, улыбнулась.

– Доброе утро, милый!

– Доброе утро! – Алидор привлек к себе жену, обнял, поцеловал. И убедился – верно, ни один мускул не потерял упругость.

Однако время для супружеских ласк пока было неподходящим. Алидор с сожалением отстранился, шагнул в наружную мембрану. Рабочий день начался.

Голубовато-серая мембрана не растягивалась, не прилипала к телу. Она попросту исчезла, пропуская их в кают-компанию. Вахтенный стюард вскочила с кресла, соблюдая субординацию.

– Доброе утро капитан! Доброе утро, доктор!

– Доброе утро, стюард.

Следующей традиционной фразой было: «На борту все благополучно?» Но Алидор ее не произнес. По еле заметно дрожащим губам девушки и нервному румянцу на щеках понял – не благополучно.

– Кто? – спросил коротко.

– Навигатор Орвус.

Алидор сумел удержать возглас, только желваки перекатились под кожей. Диона оказалась не такой стойкой, охнула.

– Что с ним?! Он жив?

– Да. Жив и функционирует… кажется. Я не смогла с ним связаться.

– Подробнее! – потребовал Алидор.

– Я проснулась и, согласно регламенту, отправила запрос навигатору и вахте. Кибернетик и инженер ответили, навигатор – нет. Тогда я попробовала вступить с ним в непосредственный контакт. Он и на это не откликнулся. Я подключилась к его системе жизнеобеспечения, и… – девушка запнулась – …там критические ошибки.

Она хотела что-то добавить, но Диона уже не слушала, выскочила из кают-компании. Алидор поспешил за ней.

Большую часть навигационной рубки занимал прозрачный резервуар, заполненный густой, насыщенной кислородом жидкостью. Он был таким большим, что прилепившийся к нему ложемент вахтенного стюарда и консоль системы жизнеобеспечения казались игрушечными. И существо, плавающее в резервуаре, выглядело непомерно огромным. Раздувшаяся, разбухшая плоть, покрытая белесой лоснящейся кожей, теряющиеся в складках жира конечности, голова, ставшая одним целым с торсом: более всего существо походило на созданный извращенным воображением аэростат и менее всего – на человека.

Жидкость в резервуаре была прозрачной, потому казалось, что навигатор парит в невесомости, привязанный к стенам десятками шнуров. Собственно, так оно и было. Но не к стенкам резервуара тянулись интерфейсные кабели, а к бортовым интеллектам, снабжающим навигатора необходимой информацией, выполняющим его команды.

Диона вновь охнула, возмущенно оглянулась на стюарда:

– Как ты допустила такое?!

– Он был в нормальном состоянии, когда я заснула…

Слушать оправдания доктор не пожелала, оттолкнула девушку, подбежала к консоли. Не тратя время на попытки визуального и вербального контакта, вставила шунты в лобный и височные разъемы, опустилась в ложемент.

Алидор тоже подошел к консоли.

– Что с ним, можешь сказать?

Диона отмахнулась. Не мешай, мол, дай разобраться. Капитан обернулся к Эвите:

– Говоришь, был нормальным? Сколько же он пробыл в сингулярности… Что заставило его медлить, что мешало выполнить смещение?

Вопросы были риторическими, но Эвита, украдкой облизнув губы, решилась высказаться:

– Капитан, мне показалось, что Т-смещение еще не закончилось. Мы по-прежнему в сингулярности.

Алидор смерил подчиненную скептическим взглядом. Эвита, крупная, как и положено стюарду, была почти на полголовы выше, но это не мешало капитану смотреть на нее сверху вниз.

– Стюард, позволь напомнить, что пока идет смещение, борт-интеллекты не могут функционировать, автоматика корабля отключена. Следовательно, некому разбудить вахту.

Капитан объяснял общеизвестное. Но Эвита не сдавалась.

– А если это он нас разбудил? – Девушка кивнула на резервуар. – Понял, что случилась беда и…

– Фантазируешь, – капитан покачал головой. – Ладно, сейчас разберемся.

Он повернулся, вышел из рубки. Эвита помедлила, размышляя, как быть: остаться или идти за ним? Остаться означало маячить перед глазами у доктора, чувствуя себя без вины виноватой. Она выбрала второй вариант.

Алидор поднимался на капитанский мостик. Святая святых корабля, стюарду, даже вахтенному, делать там нечего. Но если не гонят, то почему бы не заглянуть одним глазком? Эвита юркнула в приоткрытую дверь. И замерла, судорожно прижавшись спиной к переборке.

Она словно оказалась в открытом космосе, в пустоте без конца и без края. Понадобилось не меньше минуты, чтобы органы чувств уловили тонкую оболочку, ограничивающую эту пустоту. Не бесконечность, всего лишь сфера, заполненная темнотой. Узкая прозрачная эстакада уходила от двери к центру сферы, к крошечной площадке, на которой не было ничего, кроме кресла и консоли управления. Капитан шел по эстакаде, а у Эвиты колени дрожали от этого зрелища. Стюард – не пилот, ему дозволено страдать агорафобией.

Капитан опустился в кресло, активировал консоль. Ничего не изменилось, поверхность сферы осталась непроницаемо черной. Тогда Алидор включил интерком и, едва над консолью засветилось голубоватое облачко экрана, спросил:

– Гайта, что с кораблем?

– Тестирую. Пока отклонений не обнаружено. Сохранение и восстановление дампа прошли штатно. Все системы функционируют, в обшивке модулей повреждений нет.

– Ладно, работай. – Алидор повел рукой, сменяя лицо на экране: – Лейк, борт-интеллекты активированы?

– Так точно, капитан. Проснулись и пашут. Но есть одна проблемка: какая-то ерунда транслируется с внешних датчиков. Интеллекты не могут понять, что находится вне корабля… – Он нервно хихикнул. – И есть ли вообще это «вне». Скорее всего, механические неполадки. Я скажу Гайте, чтобы починила?

– Скажи.

Изображение на экране опять сменилось, теперь без участия капитана. Лицо Дионы не предвещало хороших новостей из навигационной рубки.

– Алидор, Орвуса нужно срочно отправлять на консервацию. Я диагностировала обширное кровоизлияние в мозг неизвестного генезиса. Похоже на чудовищное нервное перенапряжение. В любом случае, я ничем не могу ему помочь. Только немедленная консервация…

– Нет! – оборвал ее капитан.

– Что? – Доктор, не ожидавшая отказа, уставилась на него.

– Я не разрешаю извлекать навигатора. Ты можешь его привести в чувство, хоть ненадолго? Электрический разряд, инъекция – не знаю! Ты же врач, придумай что-нибудь!

Лицо Дионы застыло.

– Ты понимаешь, о чем просишь?

– Да, я понимаю. И это не просьба, это приказ. Если ты можешь привести навигатора в чувство – сделай.

Несколько секунд доктор молча смотрела на капитана. Затем отключилась. Алидор медленно повернулся, замер, выискивая в темноте силуэт Эвиты. Увидел, наконец. Произнес:

– Ты права, фантазерка.

Эвита хотела уточнить, в чем именно она права. И тут на черной поверхности сферы вспыхнула звезда. Вторая. Третья…

Алидор вскочил с кресла:

– Молодец, Орвус! Давай, давай же, вытаскивай нас!

Звезд становилось все больше. Белые, желтые, голубые и красноватые, яркие и еле различимые, они зажигались, и пустота переставала быть пустотой, превращалась во Вселенную.

Вновь вспыхнуло облачко интеркома. Радостный Лейк закричал:

– Капитан, датчики заработали! Пока не все, но…

Алидор отмахнулся от него, завороженный волшебным зрелищем: на фоне звезд возникал, набирая плотность, бело-голубой шар планеты. Капитан вдруг засмеялся, оглянулся на Эвиту:

– Ты поняла? Это же Земля! Он прервал рейс и возвращает корабль! Скоро мы будем дома!

Эвите хотелось радоваться вместе с друзьями, но что-то в происходящем было неправильно. Возникающая перед ними картина была знакома и вместе с тем… слишком знакома.

Капитан разглядел растерянность на ее лице, оборвал смех. И тут же вновь вспыхнул экран интеркома. Лицо Дионы выглядело не просто застывшим. Его словно высекли изо льда.

– Навигатор Орвус умер, – сообщила доктор.

Алидор медленно опустился в кресло. Звезды покрывали лишь малый сегмент сферы, вся прочая ее поверхность оставалась черной, пустой.

Трансгалактический рейс был для Эвиты первым. Она и предположить не могла, что он закончится так страшно! Разумеется, навигаторы смертны, как все люди. Но никогда никто из них не умирал во время рейса. Во всяком случае, Эвита о подобных происшествиях не слышала. Тело Орвуса сделалось таким тяжелым и громоздким, что стюард в одиночку не смогла извлечь его из иммерсионного резервуара, доктору пришлось помогать, придерживать за ноги. Капитан не вмешивался в процесс, наблюдал со стороны. Потом они транспортировали тело в спальный модуль, консервировали в соту. Потом Эвита спускала жидкость и чистила резервуар – уже в одиночестве. Процедура стандартная, знакомая. Только не во время рейса!

Со вскрытым резервуаром навигационная рубка выглядела непривычно пустынной, заброшенной. Эвита устроилась в своем рабочем ложементе, полистала пустые диаграммы биопараметрии, просмотрела безответные запросы бортовых интеллектов. И внезапно осознала – для нее работы на корабле больше нет. А вскоре выяснилось, что не она одна пришла к такому выводу.

Обычно на корабле соблюдается регламентированный этикет. Но в этот раз капитан им пренебрег – вошел в каюту Эвиты без предупреждения. Девушка ойкнула, попыталась заслонить самую личную, самую дорогую свою вещь – словно это было возможно! Впрочем, капитана не интересовало, чем она занимается вместо дежурства в навигационной рубке.

– Вахта стюарда отменяется, – объявил он. – Можешь отправляться на консервацию.

– Сейчас? – растерялась Эвита.

– Да. Тебя что-то задерживает?

– Я… – девушка зарделась от смущения. Но все же решилась признаться. Отодвинулась в сторону, позволяя капитану рассмотреть мольберт. – Я хотела бы дописать картину.

Пока что это была даже не картина – эскиз, едва намеченный грифелем. Тонкая пунктирная линия эстакады, заканчивающаяся крошечной площадкой, и сидящий в кресле человек.

Алидор хмыкнул, разглядывая художество, пожал плечами:

– Ладно, рисуй. Только недолго!

– Недолго! – поспешила заверить Эвита. – Я за два дня закончу. Или за три…

На следующий день, когда вахта собралась в кают-компании на завтрак, Эвита отметила, что место по правую руку от капитана пустует.

– А где Диона? – поинтересовалась она.

– Законсервирована.

Эвита удивилась было, но тут же нашла объяснение – больных на борту нет, значит, нет работы для доктора. Чем слоняться по кораблю, изнывая от безделья, лучше изъять лишние дни из жизни.

Капитан и Гайта завтракали молча, кибернетик то и дело жаловался на странное поведение борт-интеллектов. Но Лейк есть Лейк, вечно о чем-то болтает. Эвита слушала его вполуха. Пока кибернетик не заявил:

– Над Европой сегодня грозовой фронт проходит. Совсем как настоящий…

Гайта покосилась на него неодобрительно. Эвита тоже посмотрела на кибернетика. Затем перевела взгляд на капитана. И спросила:

– А почему мы не будим планетарных пилотов?

Все как по команде прекратили жевать. Эвита почувствовала на себе взгляды Лейка и Гайты. Капитан на нее не смотрел, просто сидел и молчал. Минуту, две. И начал жевать снова. Вслед за ним – остальные. На вопрос Эвиты никто не ответил.

Уже на выходе из кают-компании Лейк придержал ее за локоть.

– Хочешь знать, почему мы не летим к Земле? Потому что никакой Земли там нет!

Засмеялся и убежал, оставив девушку с разинутым от изумления ртом.

Работа над картиной шла туго. Сначала все получалось именно так, как Эвита запомнила: полупрозрачная эстакада, ведущая сквозь пустоту к голубой планете, и человек, сидящий посреди этой пустоты, с нетерпением вглядывающийся в свою родину. Но дальше…

Она любила играть с кисточками и красками, сколько себя помнила. И всегда это была просто игра, Эвита не осмеливалась сравнить себя с живописцами прошлых веков. Бескрайние степи, прорезанные зеленью урочищ, белоснежное кипенье весенних садов и багрянец осени – пейзажи ее детства. Извлечь их из памяти и перенести на полотно – так она коротала тягучие дни и недели вахты на полупустом корабле. Ничего предосудительного в ее развлечении не было. С одной стороны. С другой – это была бесполезная трата времени, которое можно использовать для повышения собственного профессионального уровня. Поэтому Эвита предпочитала рисовать украдкой, об увлечении новенького стюарда пока знали только товарищи по вахте. И навигатор.

Орвус узнал о живописи, когда Эвита взялась за непривычную для себя тему. Ей вдруг очень захотелось нарисовать Землю – всю, целиком! Казалось бы, нетрудная задача. Но Земля получилась какой-то ненастоящей, словно глобус. Эвита добавила на холст несколько созвездий – как помнила. Жалкая мазня, годная лишь на то, чтобы отправить ее в утилизатор!

Разумеется, она не призналась в своей неудачной попытке навигатору. Но разве от борт-интеллектов что-то можно скрыть? Те еще доносчики! Орвус не ругал ее и не хвалил притворно, просто сказал во время очередного медобследования:

– Ты неправильно изобразила расположение звезд относительно Земли. Таким оно не было никогда за все время существования Вселенной. И быть не может.

Эвита закусила губу, промолчала. Тогда Орвус спросил напрямик:

– Скучаешь по дому? Хочешь поскорее вернуться?

– А вы?

Навигатор молчал долго. Уже закончился сеанс биопараметрии, Эвита сверила показания с эталоном, убедилась, что подопечный здоров и работоспособен, когда он ответил:

– Мне нельзя пока думать о доме. – И поспешно добавил: – Все, мы входим в сингулярность. Инженер и кибернетик уже спят, ложись и ты.

Эвита послушно устроилась в ложементе, активировала контур гипносна, закрыла глаза. Последнее, о чем она думала, засыпая, – уничтоженная картина.

Она вспомнила о ней спустя несколько часов после пробуждения, когда вслед за капитаном пробралась на мостик. И едва появилось свободное время, взялась писать ее заново. Она надеялась, что теперь-то знает, как оживить картину, как сделать плоское изображение трехмерным. Казалось – ответ вот он, перед глазами! Увы, только казалось.

Алидор пришел на третий день, как и договаривались.

– Закончила? – Он бесцеремонно поднял покрывало с мольберта. И не удержал удивленный возглас: – Ого! Это ты сама сделала? Однако память у тебя великолепная. Сколько минут ты была на мостике? И все запомнила.

Он наморщил лоб, рассматривая картину. Постучал костяшками пальцев по бело-голубому диску Земли.

– А здесь ты ошиблась, облачного пятна в Северном полушарии не было. Это тебя Лейк ввел в заблуждение, когда о грозовом фронте сказал, верно?

Эвита энергично закивала. Почему-то страшно было признаться, что грозовой фронт она добавила, пытаясь вдохнуть в картину жизнь. И сделала это не после рассказа кибернетика, а до – накануне вечером.

Капитан улыбнулся, довольный своей сметливостью. Скомандовал:

– Теперь – марш на консервацию.

– Нет, у меня еще не готово! – Эвита замотала головой.

– Как не готово? Вот Земля, вот звезды, капитанский мостик. Даже меня нарисовала! Чего не хватает? Все на месте.

Эвита не знала, как правильно объяснить. Все на месте… красивая, тщательно выписанная картина. Плоская.

– Пустота… У меня не получается ее изобразить. Она неправильная, плоская!

Капитан медленно повернул к ней голову. Посмотрел удивленно. Не сверху вниз, почти как на равную.

– Девочка, ты даже не представляешь, насколько она неправильная.

На ужин никто не явился. Эвита прождала полчаса. Потом ей в голову пришла мысль, что в отсутствие доктора об экипаже заботится вахтенный стюард. Пусть от вахты ее освободили, но пока не законсервировали, обязанности она должна выполнять. Она попробовала вызвать товарищей по интеркому. Не ответил никто. Тогда Эвита, вздохнув, отправилась на поиски.

Лейка она застала на рабочем месте. Кибернетик стоял у переборки, прижавшись к ней лбом и раскинув руки. Не стоял – как-то странно ерзал. Эвита выпучила глаза:

– Лейк, что ты делаешь?!

– Не мешай, я провожу эксперимент. Мне надо доказать борт-интеллектам, что это они сумасшедшие, а не я.

– Борт-интеллекты сумасшедшие? – Эвита вконец опешила.

– Да. Они утверждают, что корабль находится на границе трехмерности и двумерности. Что эта переборка – двумерная. Как скажешь, – я становлюсь двумерным? Хоть немножко?

– Нет… Лейк, пойдем лучше ужинать.

– Не мешай!

Капитана ни в каюте, ни на мостике не было. Эвита решила оставить его поиски на потом, но искать не пришлось – они столкнулись нос к носу у шлюза модуля силовых установок. Капитан странно пошатывался, и взгляд его явно не мог сфокусироваться.

– Вы не пришли на ужин, – напомнила Эвита.

– К Фридману ужин! Я уже получил необходимые калории… вместо надежды.

Он криво усмехнулся и посторонился, пропуская девушку в модуль.

Отсек инженерного контроля располагался в самой середине этого пузыря. Едва Эвита открыла дверь, как уловила странный, незнакомый запах. Гайта почему-то сидела на полу, голая по пояс и босая. Бритый татуированный череп ее блестел от капелек пота. Два длинных цилиндрических стакана из серебристого металла стояли перед ней.

– Садись, – скомандовала инженер, не дав визитерше рта раскрыть. Плеснула из одного стакана в другой прозрачную жидкость. – Выпьешь со мной.

– Что это? – Эвита осторожно присела на пол, скрестила под собой ноги. Рядом с миниатюрной Гайтой она сама себе казалась несуразно огромной.

– Этиловый спирт с дистиллированной водой в пропорции два к трем.

– Этиловый спирт – яд.

– Яд. Но не смертельный. Пей!

Эвита взяла стакан, поднесла к лицу – витавший в отсеке запах сразу усилился – пригубила. И поперхнулась. Гортань обожгло, дыхание сбилось.

– Я не могу… это пить…

– Можешь, можешь. Задержи дыхание и проглоти. Как я.

Инженер поднесла свой стакан ко рту, сделала быстрый глоток, шумно выдохнула. Испарина на ее черепе стала гуще.

Эвита послушно повторила алгоритм. Что-то жгучее прокатилось по пищеводу, заполнило желудок. И начало растекаться по телу, уже не обжигая, а согревая. В ушах тихонько зазвенело.

– Молодец, – похвалила Гайта. И тут же поменяла тему разговора: – Капитан уговаривал тебя идти на консервы? Мне тоже предлагал, еле откупилась спиртом. Вишь, нашел удобный для себя способ закончить все разом. Чуток добавит активности биорадикалам наполнителя, и команда расплавится в протоплазму, словно и не было. А я так не хочу!

– В протоплазму? Но это же… убийство?

– В нашем случае это эвтаназия, – засмеялась Гайта. – Избавление от страданий.

Алкоголь добрался до мозга, поэтому Эвита никак не могла уловить, в чем соль шутки. На всякий случай тоже засмеялась.

– А что капитан скажет, когда мы вернемся на Землю? Если вместо команды в сотах окажется протоплазма?

– На Землю? Вернемся? Без навигатора? – Инженер засмеялась пуще прежнего. – Ну у тебя и юмор! Не знала, что стюарды умеют так шутить!

– Почему шутить? – Эвита потеряла смысл разговора, но было все равно весело. – Борт-интеллекты рассчитают координаты, запустим двигатели…

Гайта, не в силах усидеть, упала на пол, корчась от смеха.

– Двигатели! Координаты! Ты просто чудо, девочка!

Ей понадобилось не меньше минуты, чтобы справится с приступом заразительного, но непонятного Эвите веселья. Наконец Гайта снова села, восстановила дыхание. И, хитро прищурившись, спросила:

– Как по-твоему, чем занимается навигатор, пока вахта спит? И почему на корабле всегда только один навигатор? Почему в команде четыре сменные вахты и даже у капитана есть помощники, а навигатор – единственный и незаменимый?

Эвита растерялась от серьезности вопросов. Разумеется, ответы на них она знала. Но аргументы, такие неоспоримые прежде, под действием алкоголя вдруг сделались зыбкими, малоубедительными. Все же она ответила, ощущая себя ученицей колледжа:

– Навигатор определяет новое местоположение корабля во Вселенной и проводит его туда сквозь сингулярность. Такой талант – большая редкость. Потому навигаторов едва-едва хватает, чтобы укомплектовать команды межзвездных кораблей.

Инженер криво усмехнулась.

– Да, редкость… Но разве из-за этого рисковали бы безопасностью? Причина в другом. Навигатор ничего никуда не «проводит». Открою тебе «страшную тайну» – никакой Вселенной вообще не существует! Вернее, она существует исключительно в воображении Демиурга, Бога, Абсолютного Разума – называй как хочешь, непринципиально. И мы тоже – в его воображении. И чтобы мы оказались в другом месте этой воображаемой Вселенной, Абсолют должен нас там вообразить, улавливаешь суть? Спросишь – разве возможно заставить его это сделать? Ответ – да, навигаторы могут. Они – мостик между нашей придуманной трехмерностью и безмерной реальностью абсолютного воображения. Они вписывают информационный дамп в нужное место, «придумывают» нас там. В этом и состоит их талант. И если на корабле окажется два навигатора, они могут нечаянно вписать корабль в два разных места Вселенной.

Алкоголь сделал свое дело – голова Эвиты начинала кружиться. А может быть, она кружилась от услышанного?

– И что тогда будет? Если корабль сместится в два места сразу…

– Неизвестно. В экипажах первых экспериментальных Т-кораблей было по два навигатора. Ни один из тех кораблей из экспедиции не вернулся.

Эвита сглотнула вдруг подступивший к горлу комок тошноты.

– Откуда ты все это знаешь? Ты же не навигатор!

– Мой отец навигатор. Не делай круглые глаза – они такие же люди, как мы. Во всяком случае, рождаются обычными людьми и у них тоже бывают дети. Когда Коллегиум Клана Навигаторов доверил отцу корабль, он взял меня к себе в экипаж. Мы часто говорили с ним во время вахты… пока он был жив.

Эвита вдруг догадалась:

– Навигатор Орвус – твой отец?! Я не знала…

– Тебе не обязательно знать, ты всего лишь стюард. Отец пытался мне объяснить, как это – быть навигатором. Он надеялся, что я унаследовала его гены и большой талант проклюнется во мне. Но мой талантик оказался заурядным, маленьким. Я так и осталась в Клане Инженеров. – Гайта опустила голову, вперила взгляд в стакан. И добавила дрогнувшим голосом: – Даже сейчас я ничего не смогла…

Непонятно почему Эвите сделалось обидно и захотелось плакать. На глаза навернулись слезы.

– А у меня никакого таланта вообще нет и не было… Поэтому я всего лишь стюард!

Гайта удивленно посмотрела на нее. Протянула руку, погладила по голове, словно маленькую:

– Ты чего разревелась? Подумаешь, стюард! Любая профессия почетна. Зато ты пишешь картины, а я вот не умею.

– При чем тут картины? Рисование – это так, баловство, развлечение!

– В древности именно это называли талантом. А то, чем занимаемся мы, было обычным ремеслом… Все, хватит болтать. Еще выпьешь? У меня осталось чуток.

Эвита отрицательно замотала головой.

– Как хочешь.

Гайта проглотила остатки спирта, выдохнула. Поднялась на ноги. Ее заметно качнуло, но она удержалась, пошла к двери.

– Надень что-нибудь! – спохватилась Эвита. – Неэтично ходить по кораблю в таком виде!

– Поцелуй в зад Шредингера! – беззлобно посоветовала Гайта и вывалилась в коридор.

Эвита поспешила следом. Голова продолжала кружиться, потому она никак не могла сообразить, куда они направляются. Только когда инженер взялась за рукояти запора на люке, сообразила – это же внешний шлюз!

– Стой, там вакуум!

Гайта будто не слышала. Открыла люк, шагнула в шлюз. Помахала рукой напоследок:

– Советую соглашаться на протоплазму. В нашем случае это лучший вариант.

Шаровой механизм провернулся, вспыхнула алая надпись: «Внимание! Шлюз разгерметизирован!» Погасла. Затем шлюз вновь повернулся, возвращая люк на прежнее место. И Эвита осознала – Гайты больше нет.

Она попятилась, словно шлюз мог открыться сам собой, засосать ее и вышвырнуть в космос. Повернулась… и едва не упала: в конце коридора стоял капитан, наблюдал за происходящим.

– Вы… вы… почему вы ей позволили? Почему не приказали остановиться?!

– Смысл? – Капитан пожал плечами. – Кстати, у тебя времени – до утра, чтобы закончить свои игрушки.

Разбудил Эвиту шум в коридоре. Нехороший шум. Она поспешно натянула комбинезон, выглянула из каюты.

Кибернетик пытался ходить по стенам. Он подпрыгивал, размахивая руками, срывался, падал на пол, вскакивал, снова прыгал. И вопил:

– Она двумерная! Двумерная! Двумерная, Эйнштейн вас всех забирай!

– Лейк, ты что творишь?

– Она двумерная! Эти проклятые интеллекты говорят – здесь все двумерное! Корабль двумерный! Тогда чем стена отличается от пола? А?!

Дальше по коридору открылась еще одна дверь – капитанской каюты. Алидор вышел, направился к источнику шума.

– Успокойся, пожалуйста! – единственное, что нашлась сказать кибернетику Эвита.

Капитан и вовсе не стал с ним разговаривать. Подошел и ударил кулаком в затылок, коротко и резко. Лейк врезался лицом в переборку, сполз на пол, опрокинулся навзничь, заливая комбинезон хлынувшей из носу кровью. Алидору этого показалось мало. Он наклонился над кибернетиком, опять занес кулак.

– Стойте! – бросилась на него Эвита. – Вы что, хотите его убить?!

– Было бы неплохо. Видишь, он сошел с ума.

– Это вы сошли с ума! – Она была сильнее капитана, потому смогла оттолкнуть его. – Хватит смертей! Я позабочусь о Лейке, отнесу его в соту!

– Отнеси, – легко согласился Алидор. – И себя законсервируй заодно. Хватит тянуть время.

Эвита вспомнила вчерашний разговор в модуле силовых установок. Он более не казался ей шуткой.

– Вы… Гайта говорила, вы хотите избавиться от экипажа? Расплавить в протоплазму! Вы в самом деле сумасшедший!

– Умная была у нас инженер, недаром дочь навигатора, – капитан иронично скривил губы. – Только это не помогло – ни ей, ни нам. А ты – глупая! Не захотела легкой смерти в неведении, оставайся на корабле и подыхай долго и мучительно.

– Почему?! Почему мы должны умирать? Не понимаю! Мы же почти вернулись!

– Почти – не считается. Навигатор не успел вписать нашу информационную матрицу в реальность. Мы не вошли в трехмерную локаль Солнечной системы, мы лишь сунули в нее самый кончик носа. – Он вдруг схватил ее за руку, потянул к шлюзу: – Идем, я покажу!

– Нет! – Эвита уперлась ногами в пол. – Нельзя без скафандров, там вакуум! Я не позволю вам убить ни меня, ни себя!

– Хорошо, хорошо! – Капитан поднял руки, показывая, что сдается. – Наденем скафандры, если тебя это успокоит.

Открытый космос был в точности таким, каким Эвита увидела его на капитанском мостике: голубой шарик Земли, разноцветные огоньки звезд и – бесконечность. Только здесь отсутствовала тонкая скорлупа корабля, отделяющая ее от этой бесконечности. Девушка судорожно вцепилась в плечо капитана, чтобы не сорваться и не упасть туда.

– В другую сторону смотри! – Алидор бесцеремонно развернул ее затылком к Земле и звездам.

По другую сторону тоже была бесконечность. Но – иная. Словно огромное полотно, натянутое на невидимый мольберт. И в центре полотна – рисунок. Корабль, обвитая кружевами гроздь радужных пузырей. Рядом с одним кто-то пририсовал смешного человечка. Человечек сучил руками и ногами, но сдвинуться с места не мог.

– Это же Гайта! – догадалась Эвита. – Смотрите, она жива! Надо ей помочь, вытащить оттуда!

Капитан засмеялся, только в смехе этом не было ни веселья, ни злорадства.

– Какая же ты глупая, стюард! Ты ничего не поняла? С точки зрения нашей недоделанной трехмерности Гайты не существует, есть лишь ее проекция на границу локали. И точно так же не существуем мы. Мы можем сидеть здесь хоть сотни, хоть тысячи лет – да хоть миллионы! – это не приблизит нас к дому. И никто не придет к нам на помощь. Потому что нас больше нет во Вселенной. Нигде и никогда! Навигатор вымарал нас в исходной точке, но вписать в точку назначения не смог. Я не знаю, что ему помешало. Наверняка он пытался, застряв на годы, а то и на десятки лет в точке сингулярности. Но человеческие ресурсы не безграничны. Орвус сумел сделать лишь… как это у вас, живописцев, называется? Набросок? Эскиз? Для Вселенной этого слишком мало. Нас нет, для человечества мы уже умерли. Я всего лишь хочу избавить моих людей от ненужных страданий. А ты оставайся, «живи» здесь. Интересно, как скоро ты перестанешь считать меня сумасшедшим маньяком?

Он замолчал, перевел дыхание. Пытливо заглянул в глаза Эвиты.

– Ты хоть что-нибудь поняла, дурочка?

Эвита посмотрела на корабль, на плоскую двумерную Гайту. Снова перевела взгляд на капитана. Кивнула.

– Да, я поняла, – и шмыгнула в шлюз.

Не снимая скафандр, она побежала к себе в каюту, схватила палитру, кисти, рванула обратно. Выбиравшийся из люка капитан едва успел посторониться, чтобы упакованный в скафандр медвежонок-стюард его не опрокинула, что-то крикнул вслед. Она не расслышала.

Через пятнадцать минут Эвита вернулась на корабль. Миниатюрную, почти невесомую инженера она несла на руках. Гайта то и дело кашляла, тяжело дышала, но была живой, здоровой и абсолютно трезвой.

Поджидавший в коридоре Алидор ошеломленно уставился на них.

– Как?! Как ты это сделала?

– Я дорисовала Гайте перспективу, чтобы появилось третье измерение и она смогла двигаться. Это не трудно, не то что…

Она охнула, замерла на секунду с открытым ртом. Потом быстро поставила инженера на пол и, сдирая на ходу скафандр, бросилась к себе. Закричала:

– Я поняла! Я теперь знаю, как рисовать пустоту!

Она не успела положить на холст первый мазок, когда в каюту ворвался капитан.

– Стой, не делай этого! Лучше нарисуй там звезды. Нарисуй мне Вселенную, навигатор!

Эвита едва не выронила кисточку.

– Но я не… я всего лишь стюард…

Когда-то Земля была плоской и маленькой и покоилась на спинах слонов. Она не могла быть иной – именно такой ее представляли люди. Затем Земля начала увеличиваться в размерах, стала круглой, принялась вращаться вокруг светила, обзавелась братьями и сестрами по планетарной системе. Трехмерная реальность менялась, повинуясь воле эгрегора человечества. Реальность разрасталась – до орбиты Сатурна, до пояса Койпера, до облака Оорта… А дальше ее встретила пустота. Несоизмеримые с человеческой средой обитания, а потому непреодолимые расстояния.

Человечество уперлось в стену. Веками земная наука, построенная на логике, пыталась ее пробить, понять непознаваемое, объяснить необъяснимое, найти несуществующее. Теория относительности, квантовая гравитация, струны и мембраны – с каждым веком человечество усложняло картину мира. Тем самым укрепляло скорлупу собственной трехмерности.

Но наравне с логикой люди обладали воображением. И когда логика завела человеческое познание в тупик, воображение подсказало выход: Вселенная – вовсе не объект материального мира, Вселенная – идея. И птенец проклюнулся. Человечество вырвалось из крошечной трехмерной колыбели – в бесконечность, не ограниченную никакими законами и теориями. Из порождения Абсолютного Разума оно превратилось в его часть. Человечество стало Сотворцом.

Эвита парила в иммерсионном резервуаре. Пощипывали впившиеся в кожу разъемы интерфейсных кабелей, чуть подташнивало от невесомости, во рту стоял металлический привкус. Ерунда, к этому она быстро привыкнет. Куда труднее смириться с мыслью, что ты стала причиной гибели человека, о жизни и здоровье которого должна была заботиться. Но случившееся не исправишь, искупить невольную вину можно только одним. Бортовые интеллекты толпятся у порога ее сознания, услужливо напоминают о себе запросами, ждут команд. Теперь они ее инструменты, ее грифели, кисти и краски. Мольберт – ее собственное воображение, а полотно – трехмерная реальность Солнечной системы. Навигатор дорисует картину.

Сгусток вещества и энергии, в силу многовековой традиции называемый космическим кораблем, возвращался домой.