Читать книгу Улица Сумасшедшего Аптекаря - Дмитрий Корсак - Страница 2

– Ваш эспрессо.

Официантка поставила на столик крошечную чашку, по сравнению с которой пакетик сахара казался неприлично большим. Артем потянулся за бумажником.

– За счет заведения.

– Спасибо.

Он сделал глоток и с удовольствием откинулся на мягкую спинку кресла, вновь похвалив выбор клиентки. Ему всегда нравилась «Хельга» – уютный, небольшой отель, удивительно гармонично вписавший современный интерьер в стены старого петербургского особняка. Обошлось без пошловатой имперской роскоши, но в то же время и в современный минимализм дизайнеры не скатились, нашли золотую середину. И без грамма золота на стенах, удовлетворенно заметил Артем.

Окна бара выходили на Большую Морскую. До революции улица славилась дорогими ювелирными лавками и модными салонами. Вот и пять этажей здания отеля когда-то были заполнены магазинами, к примеру, здесь находился салон ювелирной фирмы Тилландера – поставщика лучших бриллиантов в столице и конкурента самого Фаберже.

Официантка кружила по залу, поправляла салфетки и букетики цветов, не забывая постреливать в сторону Артема глазами.

Женский персонал отелей его всегда привечал – высокий, симпатичный, голубоглазый. Добавить к приятной внешности университетский диплом, отличное знание французского и особое петербургское обаяние – и получится совершенно неотразимый коктейль для двадцатилетних провинциалок, пытающихся найти себя в большом городе. Достаточный для того, чтобы презентовать чашку кофе или задуматься о совместной ночи, но не достаточный для длительных отношений. Экскурсовод-фрилансер – далеко не лучшая партия в наше нестабильное время.

Артем оказался единственным посетителем маленького лобби-бара – стойка под красное дерево и четыре крошечных столика с мягкими креслами. Завтрак уже закончился, и холл отеля опустел: командировочные разбежались по делам, туристы отправились бродить по городу, и скучающая официантка направила все свое нерастраченное внимание на Артема.

– Вы клиента ждете?

– Клиентку. Из Франции.

«Вернее, из Парижа», – повторил он про себя, пытаясь унять разыгравшуюся фантазию.

Валери Видаль – красивое имя. Интересно, как она выглядит? Француженки – они ведь разные. Первый образ, который возникает перед глазами, – изящная невысокая брюнетка, тонкие черты лица, стрижка каре, кокетливый взгляд темных глаз. Но затем его заслоняет высокомерная и холодная как море у берегов Нормандии Катрин Денев. Затем блондинку оттесняет мадемуазель Чувственность – большеглазая Эммануэль Беар. А дальше то ли генофонд подпортился, то ли кинематограф перестал нуждаться в красавицах – сейчас в фильмах сплошь простые незапоминающиеся лица. Даже если актрисы отличные. Встретиться с французским шармом, французской элегантностью и французской красотой с каждым годом становилось все труднее. Мадемуазель Видаль писала, что несколько лет назад закончила Сорбонну, значит, достаточно молода. Следовательно, шансы столкнуться с вечно спешащей и всем недовольной феминисткой весьма велики.

– Хотите печенье с предсказанием?

Опять официантка. Стоит над креслом с корзиночкой печенюшек.

Не глядя, Артем запустил руку в корзинку, нащупал пакетик. Разорвал упаковку и разломил треугольник теста. Из-за плеча пахнуло чем-то ванильным, затем над ухом послышался шепот:

– Впереди встреча, которая принесет много проблем… Ой!

Опять официантка – не смогла сдержать любопытство.

«Впереди встреча, которая принесет много проблем, но все закончится хорошо», – мысленно прочитал Артем.

И как прикажите это понимать?

Вообще-то, потенциальной клиентке стоило бы появиться. Или точность во Франции нынче не в моде?

Додумать мысль Артем не успел, двери лифта с мелодичным аккордом разъехались, и в холл шагнула девушка с пластиковой папкой под мышкой. Огляделась и, изобразив на лице вежливую улыбку, направилась к Артему. Узнать его, хотя они никогда не виделись, не составляло труда – в письме он сообщил, что наденет футболку с рисунком танцующего енота. Он часто надевал одежду с какой-нибудь смешной надписью или забавным рисунком – так проще клиентам его узнать. Не стоять же с табличкой «Артем Зубарев, гид-экскурсовод»?

Валери связалась с ним два дня назад. Написала, что живет в Париже, что скоро приезжает в Санкт-Петербург и ей нужен гид. О себе она почти ничего не сообщила, фотография на аватарке электронной почты не стояла, а искать девушку в соцсетях Артем не стал. Зато сейчас невольно залюбовался невысокой худенькой фигуркой. Белокурые волосы, забранные в высокий хвост, делали ее немного похожей на Катрин Денев времен «Шербургских зонтиков». Неброская красота девушки не поражала с первого взгляда, она раскрывалась постепенно.

Не пялься, одернул себя Артем, еще подумает что-нибудь не то.

– Валери, – представилась француженка.

Светло-серые глаза смотрели со сдержанным любопытством. Держалась она свободно, и все же Артем ощущал некоторую настороженность, которую приписал непривычному окружению. Наверняка впервые в России, кто знает, каких баек о нашей стране она могла наслушаться на родине.

Легкая волна парфюма окутала Артема. Мята, чуть-чуть цитрусов, только что распустившаяся роза, щепотка розового перца и кедр – интересное сочетание.

Двухгодичный роман с бьюти-блогершей закончился ничем, разве что Артем заинтересовался воздействием запахов на психику. Аромат мог многое рассказать о человеке и, прежде всего, о его эмоциональном состоянии. Тело врать не умеет, оно знает о наших потребностях гораздо больше, чем сознание. Новое увлечение прекрасно дополняло старое – астрологию. Гороскоп показывал заложенное в человеке от рождения – основу личности, а запахи отражали эмоциональный срез, состояние психики в данный момент.

Набирал статистику Артем на студентках – два дня в неделю он вел семинары в университете. Бывшая сокурсница ушла в декрет и попросила «погреть» место до ее выхода, а он как раз задумывался о поиске работы – зарубежных туристов в последние два года стало совсем мало. Нет, с деньгами как раз складывалось более-менее – турист пошел хоть и редкий, зато состоятельный. Мадемуазель Видаль в данном случае являлась исключением. Одна экскурсия порой могла кормить Артема несколько дней, у него образовалась масса свободного времени. Трудоголиком Артем никогда не был, но даже он начал томиться бездельем, так что предложение сокурсницы оказалось более чем кстати.

Парфюмом студентки пользовались обильно. Поначалу, входя в аудиторию, Артем задерживал дыхание. Потом попривык, адаптировался. Приспособился он и к повышенному вниманию к своей персоне, к мини-юбкам, кокетливым взглядам, неуместным шуткам и даже откровенным предложениям. На шутки отшучивался в ответ, предложения пресекал – вежливо, но решительно, чтобы не оставалось никакой двусмысленности. Простор для ольфакторно-психологических изысканий семинары открывали грандиозный. С одной стороны, девушки всегда охотно называли свой парфюм. С другой стороны, он всегда мог подглядеть дату рождения студенток – информация в учебной части была открытой – и составить гороскоп. С третьей стороны, он наблюдал студенток лично и мог отметить нюансы в их настроении. Когда происходили резкие эмоциональные перепады, когда менялось поведение, то, как правило, менялся и привычный аромат. К примеру, если вдруг беззаботные, игривые лимонные дольки «A Girl In Capri» уступили место дерзкому и раскрепощенному «Girls Can Say Anything», значит, девушка всерьез задумалась о карьере. А если вдруг вместо освежающего и незаметного «L'Eau Pour Femme» пахнуло чувственным и сексуальным «Narciso» – можно не сомневаться, студентка влюбилась.

Опознать по запаху парфюм мадемуазель Видаль Артем не смог, но на составляющие разложил уверенно.

Мята активирует области мозга, связанные с концентрацией и ясностью мышления, розовый перец – отличный стимулятор, снимающий усталость, цитрусы бодрят, придают энергию. Это верхние ноты – то, что ощущается первым. А еще это те черты личности, что видны сразу, лежат на поверхности. Получается, мадемуазель Видаль – серьезная, энергичная и деловитая, или очень хочет казаться такой. Но ведь она сюда не работать приехала… Дальше аромат изменился, проступила женственность – нежная, только что распустившаяся роза. Показалась ненадолго и спряталась за мощным стволом ливанского кедра. Кедр, ассоциирующийся с внутренней силой и спокойной уверенностью, всегда считался основой для мужских ароматов.

Интересный парфюм, сложный, совсем не для вчерашней студентки, решившей развеяться и осмотреть достопримечательности.

Вновь потянуло легкомысленной ванилью – подошла официантка принять заказ.

– Кофе?

Валери кивнула и повернулась к официантке:

– Макиато.

Та едва заметно приподняла бровь и посмотрела с уважением. Артем ее понимал: эспрессо с пятнышком взбитого молока – необычный выбор для девушки, да и вообще не частый.

Эспрессо – чисто мужской напиток. Кофе состоявшихся людей, отвечающих за свои поступки. Латте выбирают юные романтичные особы, не заглядывающие в будущее дальше следующего получаса. Валери по мнению Артема должна была заказать капучино или даже моккачино, а тут вдруг брутально-эстетский макиато, который обычно выбирают люди, знающие себе цену и не чуждые толики авантюризма. Впрочем, макиато с парфюмом как раз бьется, чего не скажешь о легкомысленных модных брючках и пушистом свитерке. Да, непростая нынче попалась клиентка…

– Я должна извиниться, – начала Валери, – я не туристка и приехала не ради городских достопримечательностей, но мне действительно нужен гид и переводчик – человек со знанием французского и знакомый с местными реалиями. Насчет оплаты не беспокойтесь, если вы согласитесь, то я оплачу все время, что вы проведете со мной, как если бы вы показывали мне красоты города.

Артем молчал, ожидая продолжения, и оно последовало:

– Я хочу найти свою мать. Биологическую мать, – поправилась француженка. – Меня удочерили, когда мне было два года. Мои приемные родители – хорошие люди, и я их очень люблю, но я хочу знать, почему меня отдали в чужую семью. Отдать своего ребенка, бросить… Не знаю… – она замялась, поморщившись. – Должна быть какая-то серьезная причина, должно произойти что-то страшное…

– Или не произойти, – мрачно заметил Артем.

Лучше сразу разбить иллюзии. Чем дольше она будет витать в облаках, тем больнее падать на землю. Красивые истории встречаются только в фильмах, жизнь грубее, проще и циничнее.

– Придуманный идеальный образ мамы, проливающей годами слезы, может не соответствовать реальности. Может, лучше оставаться в неведении, чтобы не разочаровываться?

– Не лучше. – Упорства француженке было не занимать.

– А если мать была наркоманкой? Если она спилась? Или малолеткой залетела от случайного знакомого? – Артем уже жалел о сказанном, но остановиться не мог. – Нормальные люди не отдают детей, как бы трудно им не пришлось в жизни, – произнес он уже мягче.

Валери упрямо помотала головой.

– Я должна знать.

Повисшее молчание прервала официантка, подошедшая забрать чашки.

– Вряд ли я стану хорошим помощником, даже не представляю, с чего начать, – пожал плечами Артем. – Наверное, нужно в органы опеки.

Валери кивнула.

– Наши юристы оформили и переслали все необходимые документы, меня заверили, что личное дело выдадут без проблем. Необходимо лишь мое присутствие. И переводчик.

«И переводчик», – мысленно повторил Артем. Первая половина дня у него совершенно свободна, так почему нет?

Видимо, что-то в его лице изменилось, что Валери приняла за согласие.

Она поднялась и скомандовала:

– Отлично. Едем.

– Едем, – повторил Артем.

* * *

Артем готовился встретиться с неповоротливой бюрократической машиной, но все прошло на удивление быстро – то ли французские юристы действительно проделали всю подготовительную работу на отлично, то ли государственные службы бюрократию включали исключительно для своих граждан. В личном деле содержались не только имя и фамилия биологической матери Валери, но и паспортные данные, и даже адрес. Правда, почти четвертьвековой давности. Зато об отце не было написано ни строчки – вот и гадай, то ли умер, то ли сбежал еще до рождения дочери.

– Что теперь? – Артем протянул папку с бумагами француженке.

– Хочу встретиться со своей матерью… – Валери замялась. – Но, боюсь, одна я не справлюсь – языковой барьер и вообще… Она ведь может не говорить по-французски…

Реальность может оказаться куда хуже, хотелось сказать Артему. Тут не то что по-французски, тут и по-русски некоторые изъясняются на особом диалекте – матерном. Что если она из таких? Но отговаривать девушку он не решился.

Только не получится никакого разговора, добавил он про себя, и языковой барьер здесь ни при чем. О чем говорить двум совершенно чужим людям? Еще и через переводчика. Нет, не получится ничего. И вообще: четверть века прошло, женщина давно могла переехать, сменить фамилию, умереть, в конце концов.

В такси он еще раз просмотрел бумаги из органов опеки. В папке нашлось и свидетельство о рождении. Первым делом он посмотрел на дату рождения – 18.06.1998. Значит, Валери – Близнецы по знаку Зодиака. Пока не очень похоже. При рождении девочку назвали Светланой. Значит, Светлана…

Удочерение произошло в двухтысячном. Странное время, смутное, правда, не такое тяжелое, как девяностые. Сам Артем почти ничего не помнил в силу нежного возраста, но родители рассказывали о растущих ценах, задержке зарплат, неопределенности, когда загадывать не получалось не то что на месяц вперед, а даже на завтра. От полной безнадеги, да безденежья какая-нибудь молодая дуреха могла отказаться от ребенка. А Валери, получается, сейчас двадцать шесть – вполне достаточно, чтобы задуматься о своих корнях, но слишком мало, чтобы оценить последствия открывшегося знания.

Такси привезло их к обычной блочной девятиэтажке в Купчино – такие во множестве строили в спальных районах в семидесятые. Железная дверь с кодовой панелью, но замок не работает. Подъезд давно просит ремонта, лифт с подпаленными кнопками и непременной надписью на стене «Цой жив» дребезжит, но тянет.

Артем видел, как Валери собирается с духом, прежде чем вдавить кнопку звонка. До этого момента она держалась стойко, даже отстраненно, как если бы решала не свои, а чужие проблемы.

Решилась, наконец.

Дверь открыла девушка – невысокая, с пухлыми щечками, вся какая-то кругленькая. Карие глаза под копной темных кудряшек смотрели вопросительно.

– Привет, – поздоровался Артем. – Мы к Нине Павловне.

Он бы совсем не удивился, если бы услышал: «Здесь таких нет».

– Мама в командировке, приедет только послезавтра. Ей что-нибудь передать?

– Передать? Да тут такое дело…

– Ой! – Девушка вдруг всполошилась. – Что мы через порог разговариваем? Проходите, пожалуйста.

Она отступила в квартиру, распахнув дверь.

Время как будто вернулось лет на тридцать назад. «Стенка» под дуб с сервизом, ковер на полу, старомодная салфеточка под хрустальной вазой, какие-то фотографии в рамках – сейчас неудобно, но потом непременно нужно будет посмотреть. Чисто, опрятно, и никаких алкоголиков. Нет, хозяйка такого дома не могла бросить своего ребенка.

Артем представился и повернулся к француженке.

– А это Валери из Парижа.

– Светлана, – улыбнулась хозяйка дома.

Ну и ну! Назвать вторую дочь именем первой, или он чего-то не понимает. Нет, в лоб действовать нельзя, сначала нужно разобраться.

– Мама Вэл в молодости дружила с твоей мамой, потом их пути разошлись, – Артем сочинял на ходу. Ему вдруг показалось, что не стоит Светлане знать об ошибках молодости матери. – Она очень бы хотела встретиться, но все никак не получалось, а Вэл оказалась в Петербурге и решила зайти…

Он плел какую-то чушь, Валери сидела на кончике стула с натянутой улыбкой. Артем спохватился – нужно же перевести. В двух словах он объяснил, что пока не стал открывать истинную цель их визита. По ее лицу было видно, что она не согласна, но возражать не стала.

– Спроси, есть ли у нее братья-сестры, – попросила по-французски Валери.

Артем перевел, приукрасив и завуалировав вопрос.

– Да, есть младшая, Наташка, она сейчас в школе.

– А еще?

На лице девушки отразилось недоумение.

– Нет, нас двое у мамы.

Артем поглядывал на обеих «Светлан», сравнивая их. Ну ничего общего. Валери – худенькая светлокожая блондинка с аккуратным носиком и слегка вытянутым лицом. Светлана – кругленькая, темненькая, щекастая, а нос – длинный, с горбинкой. Хотя, может, они обе в отцов пошли, наверняка же разные…

– Мне кажется, мама говорила, что они познакомились в роддоме. У тебя когда день рождения? – спросила Валери по-французски. Артем перевел.

Светлана назвала дату, ту, что стояла в свидетельстве о рождении. На лице француженки отразилось недоумение. Неужели поняла без перевода? Наверное, физиономия Артема тоже удивленно вытянулось – себя он видеть не мог.

– Что-то не так? – Светлана растерянно переводила взгляд с одного гостя на другого.

«Близнецы?» – пришла в голову мысль, но он тут же одернул себя: настолько разными близнецы не бывают.

– А можно посмотреть фотографии вашей мамы в молодости? Наверняка там есть и моя мама, – вдруг попросила Валери.

Артем едва успел перевести, как Светлана вскочила и бросилась к секретеру. Достала альбом – толстый, с розами на обложке.

– Вот мама еще до моего рождения, – объясняла она, переворачивая страницы из серого картона. – Вот она с подругами. Вот она с папой, когда они только познакомились. Но почему она никогда не говорила, что у нее есть подруга во Франции?

Светлана опять вскочила.

– Вы смотрите, я сейчас кофе сварю. Или лучше чай?

Фотографии оказались любопытными, но мало что прояснили. Мать Светланы в молодости выглядела полной копией дочери – такая же кругленькая, щекастая, с темными кудряшками. Фото со свадьбы – молодые выглядят счастливыми. Вот она беременная, вот на ступенях роддома с букетом в руках, рядом счастливый молодой папаша и дата – 18.06.1998. Далее шли фотографии уже с детьми, сначала с одной девочкой, потом с двумя.

Появилась хозяйка дома с подносом. Артем из вежливости пригубил кофе. Растворимый. Валери к чашке не притронулась, ее взгляд был прикован к альбому.

Украдкой Артем посматривал на француженку. Какие чувства она испытывает? Но лицо девушки оставалось непроницаемым. Наконец она поднялась, подхватила с вешалки куртку и, кивнув Светлане, вышла из квартиры. Пришлось расшаркиваться в извинениях за двоих.

Валери молчала, пока они ждали лифт. Не проронила ни слова, пока ехали вниз. Молча толкнула дверь парадной и свернула под арку. Когда они оказались на улице, Артем не выдержал:

– Это не она.

– Не она, – эхом отозвалась француженка.

– Что теперь?

– Если бы знать.

Сейчас, когда стало не нужным держать лицо, она выглядела расстроенной и озадаченной одновременно.

– Давай где-нибудь сядем и спокойно подумаем, – предложил Артем.

Валери молча окинула взглядом окрестности. Здесь, на солнечной стороне улицы могло показаться, что уже наступила весна. С крыш вовсю барабанила капель. Снег на газонах подтаял, превратившись в редкие грязноватые кочки, между которыми проглядывали пучки прошлогодней травы. От кочек по асфальту бежали ручьи, образовав на проезжей части солидную лужу. Переступив через комок мокрого снега, Валери направилась в сторону крошечного китайского ресторанчика. С силой рванула дверь и швырнула папку с документами на ближайший столик.

– И что теперь? – повторил Артем, когда они заказали по чашке кофе, третьей за сегодня.

С каждым разом кофе становился все хуже.

– Если бы я что-то понимала! – Валери потянулась к бумагам из опеки, но только для того, чтобы с отвращением их оттолкнуть.

Ее вдруг прорвало:

– Ничего не понимаю! Ее зовут так же, как написано в этой чертой папке! Она родилась в тот же день! У меня ощущение, что я попала в какой-то глупый детективный роман.

Артем хмыкнул.

Подобное ощущение за последние годы у него возникало дважды. Сначала он угодил в историю с цепочечными убийствами, в которых оказались замешаны близкие ему люди, затем была поставлена точка в деле об убийстве бывшей одноклассницы. Не самые приятные воспоминания захватили его: лучший друг оказался организатором серийных убийств, возлюбленная, во второй раз предавшая его, – преступницей, новое чувство закончилось, не успев начаться… Впрочем, Ольгу Артем до сих пор вспоминал с нежностью. Даже скачал на ноутбук сериал с ее участием. Правда, дальше двух серий дело не пошло.

– Мистика какая-то! – Резкий голос француженки вернул его в сегодняшний день.

Да, мистика. Двадцать шесть лет назад в Петербурге у Нины Павловны Якуниной родилась дочь по имени Светлана. А потом девочек вдруг стало две: одна осталась с настоящими родителями в Петербурге, а вторую удочерила чета французов. Но так не бывает, разве что кто-то намеренно или случайно перепутал документы. Но где можно было напутать? В органах опеки? Каким образом там оказалось свидетельство о рождении девочки из благополучной семьи? И почему в документах не указан отец?

– У вас в России всегда такой бардак или только мне повезло?!

Громкая французская речь напугала узкоглазого паренька за стойкой. Не понимая, чем недовольны клиенты, он опасливо косил на дверь в подсобку – не позвать ли начальство.

– Не волнуйся, у мадемуазель личные проблемы, – успокоил Артем официанта. И добавил уже по-французски: – Неужто во Франции не бывает ошибок?

– Ничего себе ошибка! – Валери дернулась от негодования. – Думаю, это сделали сознательно!

– Зачем?

– Вот это и нужно выяснить.

Будто бы это так просто сделать. Хотя….

Артем потянулся к папке с документами. Валери не спускала с него глаз, смотрела, не отрываясь, пока он перелистывает страницы.

– Ну? – с нажимом спросила она.

– Вспомни, что рассказывали твои приемные родители? Как проходило оформление документов?

Валери пожала плечами:

– Ничего особенного.

– Совсем ничего?

Ее взгляд заметался, словно она не знала, что ответить. Ох, как же трудно с женщинами!

Артем опять уткнулся в бумаги. Должны же остаться какие-то следы, за которые можно уцепиться. Ага…

Валери, ревниво наблюдавшая за ним, подалась вперед:

– Ты что-то нашел?

– Смотри. Тут написано, что перед тем, как передать тебя приемным родителям, ты находилась в больнице Святой Марии. Можно попробовать найти твою историю болезни. Еще тут есть фамилия инспектора, которая занималась твоим делом. Конечно, прошло больше двадцати лет, но вдруг она что-нибудь вспомнит.

– В России так просто по фамилии найти человека?

– Может, просто, а может, и нет, – пробормотал Артем.

Он уже набирал номер чиновницы органов опеки, которая выдала Валери бумаги.

– Добрый день, это Зубарев, переводчик мадемуазель Видаль, мы сегодня были у вас. Тут у мадемуазель возникли небольшие вопросы… Нет-нет, ничего серьезного. Скажите, мы могли бы пообщаться с Задорожной А.В.? Это ведь она вела личное дело мадемуазель… Ах вот как?.. Спасибо.

Оказалось, инспектор давно на пенсии, живет в пансионате для пожилых людей.

– Поехали! – Валери решительно поднялась.

– Куда?

– В больницу и пансионат.

– Во второй половине дня у меня экскурсия на Васильевском острове, так что можем успеть только в одно место. Выбирай.

Ответом ему стали задумчивый взгляд и закушенная губа. Порывшись в карманах, Валери достала монетку.

– Аверс – в больницу, реверс – в пансионат.

Монета подлетела вверх, закрутилась на столе и легла, выставив на обозрение извивающегося дракона с раскрытой пастью – будто бы в год дракона могло выпасть что-то другое.

– Значит, больница, – подытожила Валери.

* * *

Когда видишь старое здание, ожидаешь, что и внутри оно будет выглядеть соответствующе. Детская больница разменяла третье столетие, однако за старинным фасадом скрывался вполне современный интерьер. Вестибюль выглядел на редкость стильно и даже ярко – все-таки для детей делали. Около стойки регистратуры, как водится, толпились перенервничавшие родители. Пришлось пристроиться в хвост и ждать. Зато появилось время, чтобы сформулировать вопрос.

Подошла очередь, и Артем доверительно нагнулся к администратору в белом медицинском костюмчике.

– Как можно получить историю болезни человека, который лежал здесь двадцать лет назад?

– Свидетельство о рождении, – донеслось из-за стойки.

Валери нашла в папке копию.

– По копиям информацию не выдаем.

Артем наклонился еще ниже.

– Мадемуазель может показать вам оригинал, только это свидетельство будет на французском и фамилия там стоит другая. Мадемуазель удочерили граждане Франции, когда ей было два года. Копия – все, что ей выдали органы опеки.

Администратор впервые оторвала взгляд от монитора и с любопытством уставилась на Валери.

– А зачем ей наша медкарта? – В голосе женщины слышалось неприкрытое любопытство.

– Скажи, готовлюсь поступать в отряд космонавтов, а для этого необходима полная информация о здоровье, начиная с рождения, – с самым серьезным видом произнесла француженка после того, как Артем перевел вопрос. – Да-да, прямо так и скажи. Чем бредовее объяснение, тем меньше потом вопросов.

Версия с космонавтом тут же была переведена на русский.

Администратор с уважением взглянула на Валери и защелкала мышкой.

– Не оцифровано. – Сейчас в ее голосе слышалось сожаление. – Вам в архив нужно.

– Где это?

– Рядом с отделением патанатомии. Выйдете из корпуса, обойдете его справа, потом еще раз направо, увидите небольшое двухэтажное желтое здание. Я сейчас позвоню, скажу, чтобы вас ждали.

– Спасибо, надеюсь, не заблудимся.

Они не заблудились, но ни само здание, ни щербатые ступеньки, ведущие вниз к обшарпанной железной двери, не внушали оптимизма. Окна первого этажа выглядели вполовину меньше второго и словно ушли под землю, придавленные двумя столетиями. Казалось, дом намертво врос в болотистую невскую почву.

Артем потянул за дверную ручку. Смрадный коктейль из запахов разложения, формалина и химикатов ударил в нос, словно предупреждая: рядом морг.

– Подожди меня здесь.

Но Валери, дернув плечом, решительно шагнула вперед. И тут же остановилась, ожидая, когда глаза привыкнут к сумраку – фонарь над дверью освещал лишь небольшую часть коридора. Едва заметно проступали силуэты обмотанных теплоизоляцией труб, под ногами до самой двери в торце коридора бугрился старый линолеум. К табличке с надписью «Архив» была прикноплена записка: «Стучите. Если не открываю, меня нет».

На стук никто не вышел, но оказалось незаперто.

Из-за высоких, плотно забитых бумагами стеллажей помещение казалось тесным и мрачным. Большинство медицинских карт лежали в картонных коробках с надписанным от руки годом, другие были собраны в перевязанные бечевкой неряшливые стопки. Пахло пылью и старой бумагой, однако легкий запах тлена проник и сюда, отчего в голову закрадывалась мысль, что архив – это тот же морг, только для документов.

– Эй, есть кто-нибудь?

– Сейчас будет, – донеслось из-за стеллажей.

Затем показался и сам хозяин архива – худющее прыщавое существо, признающее только один цвет – черный. Густо подведенные черным глаза, черная помада на губах, гребень из черных волос на макушке и, конечно же, черная одежда. Возраст существа, как и пол, угадывались с трудом – может, пятнадцать лет, а может, и все тридцать.

– Чего надо? – басом осведомилось существо.

Артем начал объяснять, но человек в черном его перебил:

– Карта нужна? Так бы сразу и сказал. За какой год?

– Двухтысячный. Сентябрь.

Если верить документам, удочерение Валери произошло в сентябре.

– Угу.

Найти что-либо в забитом стеллажами помещении казалось совершенно безнадежным делом, но хозяин архива уверенно приставил к одному из стеллажей стремянку и стянул с верхней полки вместе с клубами пыли коробку, на которой от руки было написано: «2000, IX».

– Вот. – Коробка с грохотом опустилась на стол. – Сами ищите, что нужно.

Карта Светланы нашлась быстро, но содержимое оставляло желать лучшего. Почерк врача читался с трудом, мешали разнокалиберные листки анализов и вклеенная гармошка ленты кардиомониторинга. Валери тоже склонилась над бумагами, но пользы от нее без знания русского было чуть.

«Состояние ребенка при поступлении в стационар тяжелое, жалобы на сильные боли разлитого характера в эпигастрии, которые позже сместились в правую подвздошную область… Перистальтика выслушивается… Состояние кожных покровов… Температура…» – Артем едва понимал, что только что прочитал. Он нашел последнюю заполненную страницу – наконец-то диагноз. Оказывается, девочке сделали полостную операцию на кишечнике.

– Эй, – Артем повернулся к француженке, – у тебя шов после операции на животе есть?

– М-м…

Глаза Валери широко распахнулись, словно она удивилась вопросу, потом взгляд заметался и устремился вверх, как бывает при припоминании.

– Нет, шва нет, – ответила она после заминки.

Артем не заметил паузу. Возможно, произошла путаница при оформлении документов, размышлял он, нужно просто искать карту девочки двух лет, которую выписали в начале осени.

Они проверили все карты в коробке, но другая двухлетняя девочка в больнице ни в сентябре, ни в августе не лежала.

– Нужно искать дальше, смотреть в соседних коробках, на полках. В таком бедламе все угодно может потеряться, – ворчала Валери.

Это правда. В архиве царил полный бардак, карты вываливались из расклеившихся коробок, часть документов, сложенных пополам, просто засунули в первое попавшееся свободное пространство. Одна карта вообще нашлась на полу – ее краешек едва заметно выглядывал из-под стеллажа.

Однако, тщательные поиски ничего не дали. Кроме двух двухлетних мальчиков и годовалой девочки других более-менее подходящих по возрасту детей в сентябре из больницы не выписали. Артем протянул Валери карты детей, но она посмотрела на него как на идиота:

– Если ты не способен отличить девочку от мальчика и годоваса от двухлетки – это твои проблемы. Мои приемные родители не похожи на слабоумных.

– Тогда я пас.

Артем уселся на угол стола – единственный стул был занят служащим архива – показывая, что сдается. Но Валери не собиралась уходить ни с чем. Уперев кулаки в бока, она решительно уставилась на полки – полководец перед генеральным сражением, не меньше. Ее взгляд, блуждающий по стеллажам, вдруг замер, глаза удивленно расширились.

– Там что? – Она показала на тщательно заклеенный большой пакет, лежащий на самом верху, над коробками двухтысячного года.

– А леший его знает! – Служащий лениво повернул голову. – Какие-то бумаги, но не больничные. Они тут больше двадцати лет лежат. Вроде бы что-то коммерческое с западной фармой.

– Посмотрим?

– Ну уж нет! Мой рабочий день закончился. Я уже десять минут назад должен был уйти.

Валери вдруг присела на низкий подоконник.

– Тебе плохо?

– Пылью надышалась. Сейчас пройдет.

Через минуту она поднялась.

– Пойдем.

* * *

Артем собирался посадить Валери в такси, но та решила прогуляться. Провожать француженку не входило в его планы, но и оставить девушку показалось неудобным.

Васильевский остров в конце зимы вряд ли бы сумел показать себя с лучшей стороны. Первое, что приходило на ум: пятьдесят оттенков серого. Серый мышиный асфальт, мрачноватые серые фасады, серый оцинкованный профиль на крышах, даже проезжавшие мимо машины в большинстве своем были серыми – от «светло-серебристого» до «мокрого асфальта». Погода тоже испортилась: серое небо над головой угрожало прорваться мокрым снегом. Но желание клиента – закон.

Они неспешно брели в сторону Среднего проспекта.

– Почему ты работаешь гидом? Или я вмешиваюсь не в свое дело?

– Ну почему же не свое… – растерянно усмехнулся Артем. Петербургская деликатность наткнулась на европейскую прямолинейность и спасовала. – По городу люблю гулять, – наконец нашелся он.

Сколько раз ему приходилось отвечать на подобные вопросы. Почему, закончив исторический факультет Университета, он водит туристов по городу? Почему не занимается наукой? Хотя, что можно ожидать от человека, который отказался от стажировки в Сорбонне из-за болезни бабушки. Порой он и сам спрашивал себя: не пора ли заняться чем-то более серьезным? И всегда отвечал на него одинаково: не сейчас. Пока его все устраивало, и прежде всего то, что сейчас он был сам себе хозяин.

– Почему в этой части города улицы просто пронумерованы?

Пришлось рассказать расхожую байку о том, как Петр Первый задумал на Васильевском острове вместо городских улиц проложить каналы – очень уж царю нравились Амстердам и Венеция. Однако реализовать проект не удалось, начавшееся рытье каналов остановило наводнение – при западном ветре Нева разлилась так, что затопила почти весь остров. Набережные несостоявшихся каналов превратились в улицы, но сохранили нумерацию вместо названий. Но кое о чем Артем умолчал: Васильевский остров стал для него особым местом. Не только потому, что за пять лет учебы в Университете «Васька» была исхожена вдоль и поперек. Здесь находились его любимые места, например, кафешка в самом начале Среднего проспекта – дешевая, с колченогими столиками, но зато с отличным кофе. Хотя кофе – дело десятое, главное – люди, которые там собирались. Там было весело, интересно, познавательно. Совсем другие, тяжелые воспоминания связывали его с Университетской набережной, где он был ранен.

Среди улиц Васильевского острова были любимые и те, которые Артем старался обходить стороной. В юности он даже давал им названия. Вторую линию он назвал улицей Первого Поцелуя. После того, как на первом курсе его забрали в отделение полиции за выпитую бутылку пива во дворике на скамейке, Пятая линия стала улицей Первого Привода. Седьмую линию он назвал улицей Сумасшедшего Аптекаря, потому что там находилась аптека доктора Пеля – врача и ученого, ему приписывали занятия алхимией и прочие странности. Во дворе аптеки до сих пор стоит старая кирпичная труба с цифрами. Некоторые старожилы Васильевского острова до сих пор верят, что на этой трубе записан Код Вселенной, расшифровав который можно путешествовать во времени. Чушь конечно, но городской фольклор всегда хорошо заходил туристам.

Валери выслушала историю о каналах с вежливой улыбкой и кивнула на показавшийся впереди остроконечный купол Михайловского собора:

– Не думала, что в России можно встретить готику.

– Собор лютеранский, – пояснил Артем. – До революции этот район считался немецким, соответственно и церковь лютеранская.

Болтая о пустяках, они пересекли Большой проспект.

– Вот в том доме, – Артем показал на шестиэтажное здание с двумя эркерами на Седьмой линии, – раньше находилась знаменитая аптека доктора Пеля. Владелец аптеки Александр Васильевичи Пель был выдающимся человеком.

– Простой аптекарь – и выдающийся? Он изобрел панацею от всех болезней?

– Почти. Пель закончил Императорскую медико-хирургическую академию, был талантливым ученым – магистром фармакологии, химии и философии. Его научные труды были посвящены медицине, аналитической химии, бактериологии, судебной медицине. Он занимался теорией иммунитета, предложил новые методы асептики и антисептики при приготовлении фармацевтических препаратов. Еще он был удачливым предпринимателем. Аптека его процветала, Пель даже стал поставщиком Императорского двора. Помимо аптеки он открыл фармацевтическую фабрику и научную лабораторию, он даже упаковку и стеклянную тару для лекарств сам выпускал. Представляешь, он первым изготовил запаянную стеклянную ампулу! Ты не поверишь, но Россия во времена Александра Третьего и Николая Второго считалась флагманом фармацевтики. Кстати, во дворе этого дома находится та самая труба, на которой записан Код Вселенной. Кто и когда впервые написал эти цифры – по одной на каждом кирпиче – неизвестно, но, говорят, что сколько бы раз их ни стирали, они появляются вновь.

– Забавно.

Однако тон, каким было сказано это «забавно», говорил об обратном. Похоже, история аптеки не сильно заинтересовала Валери, но Артем уже не мог остановиться и зачастил:

– Отец Александра Васильевича, Вильгельм Пель, тоже был аптекарем, он увлекался алхимией, еще про него рассказывали, будто он разводил грифонов… Да-да, ходили такие слухи. Еще он был дружен с самим Менделеевым. Неужели не помнишь, кто это?.. Химик известный, наверняка же таблицу Менделеева в школе проходила. Сейчас в аптеке музей. Экскурсоводы у них свои, а меня приглашают в качестве переводчика. Сейчас как раз должны подъехать французские туристы. Хочешь послушать? Будет интересно.

– Даже не знаю.

– Правда, экскурсия заказана как индивидуальная, но я думаю, клиенты не будут против. Это, наверное, они…

Возле здания аптеки притормозил «бентли». Водитель в строгом сером костюме предупредительно открыл заднюю дверь. Первым на тротуар шагнул темноволосый молодой человек с резкими чертами лица. Водитель нагнулся, подавая руку следующему пассажиру, и из машины появилась старуха, неуловимо похожая на покойную английскую королеву. Цепляясь за локоть водителя «королева» засеменила ко входу в аптеку. Брюнет держался позади.

– Идем? – Артем повернулся к Валери, однако слева от него, где только что стояла француженка, никого не было.