Читать книгу Забытая Россия. Сборник рассказов - Дмитрий Кругляков - Страница 4

// Воскресенье, 30 декабря, пока еще 2007 г. //

Что есть «тусизм»? Это тот же hiking только с шутками, плясками и песнопением. А кто есть «тусята»? Правильно, это есть мы и все нам подобные. Но, впрочем, это все так, болтовня, мимолетное отступление от реалий наступающего дня, ибо, выбравшись из чрева сидячего вагона поезда Москва – С.-Петербург, зябко поеживаясь и часто позевывая, нам было далеко не до этого. Быстрее добраться бы до гостиницы, а там скинуть с себя пудовые оковы рюкзачных лямок да, распластавшись ничком на мягкой кровати, вволю поспать еще часок-другой.

Да, признаться, странные мысли посещали в тот миг мою голову. Но одно дело путешествовать одному, другое – в компании, тем более совершенно мне неизвестной: ни с точки зрения ее реакции на мои выкрутасы, ни аналогичного восприятия тех же действ с их стороны мной самим. Одно дело общение с Линой, с которой мы вроде нашли общий язык по ряду основополагающих моментов пешего туризма, другое – с Федором и Настей. Как оно сложится, поймем ли друг друга, станем ли друг другу опорой либо одной лишь обузой с препираниями и скандалами?! А пока предстояло быстро думать и принимать решения. Ох, тяжела ты шапка Мономаха, тяжела! А коль назвали тебя папой, значит, и карты тебе в руки, а там и видно будет что да как…

Транспортно-бытовые мелочи «штурма» Питерского метрополитена, как и хитросплетение его веточной составляющей, описывать смысла не имеет. Отдельное спасибо Федору, сориентировал «тусят», определил нужное направление, благодаря чему спустя полтора часа, а то и меньше, мы шумной гурьбой вывалились из маршрутного такси на остановке метрах в двухстах от гостиницы. По пути даже успел наткнуться и окликнуть свою старую знакомую, Марью с сыном, которую не видел то ли с 1992, то ли с 1993 года. Обмен приветствиями, несколько ничего не значащих фраз и go, go, go. Поскакали, потащили свои рюкзаки, сумки, пакеты. Быстрее, быстрее, быстрее…

Регистрация времени много не отняла, все оказалось предельно просто, доброжелательно и радушно. Номера вполне приемлемые, без изыска, зато с телевизором, холодильником, электрочайником, туалетом и душем. Живи в удовольствие и забот не знай. В подвальном помещении небольшое, но очень уютное кафе с доступными ценами и домашней кухней. С него-то мы и начали, подзакусив и подзаправившись. А затем, чуть отдохнув, двинулись обозревать окрестности.

Погода оставляла желать лучшего. Серость, скользкость, промозглость и слякоть. Островки подернутой ледяной коркой асфальта, болотца грязи и замысловатые лужи оттаявшей мути. Картину усугубляла серо-молочная хмурость декабрьского неба да неспешно подкрадывающиеся предвечерние сумерки. Хотелось все бросить и бегом вернуться в отель, зарыться с головой в одеяло и спать, спать, спать. Но разговор тек незаметно, ноги несли вперед, лишь глаза беспрерывно блуждали, с ленцой обозревая окрестности, пока меж деревьев не мелькнуло очертание то ли дворца, то ли собора. И сразу, словно по команде, тело напряглось, движения стали уверенными, взгляд осмысленный. Прогулка начала приобретать иной смысл.

Сверкающий позолотой контур православного креста на Федоровском соборе (1912). Стальной отблеск островерхого купола углового бастиона Федоровского городка. Сероватые разводы фасада Белой палаты, быть может, названной так за чистоту, с которой во все времена ассоциируются баня и прачечная, некогда расположенные тут. Манящее мрачноватой желтизной бывшее здание лазарета или Желтая палата, с которой и началось строительство самого городка. Некогда ухоженная, а ныне похожая на грязевую колею, проложенную буксующим трактором «Беларусь», «офицерская дорожка», шедшая, как уверяют, от казарм Его Величества полка казачьего конвоя и сводного пехотного полка к Александровскому дворцу, виднеющемуся средь девственно голых ветвей спящих деревьев. В трещинах-прожилках краснокирпичные, некогда беленые, стены, опоясывающие городское гульбище. Словно булавой сбитые зубья «кремлевской» стены. Обгрызенные венцы башни. Замысловатый орнамент Трапезной палаты, витиеватые колонны, растительная резьба наличников окон. Диковинный узор белокаменных врат входа в традициях владимиро-суздальских мастеров XII—XIII веков. Черно-зеленый отлив поливной черепицы. Позолоченный флюгер Георгия Победоносца.

Метрах в двухстах здание бывших полковых казарм. Ныне С.-Петербургский Государственный Аграрный университет. Чуть поодаль Египетские (Кузьминские) ворота. На этом можно было бы и остановиться, если бы не шлея, попавшая кому-то под хвост, с последующими играми в прятки, жмурки, догонялки прям на островке, отделяющем врата от проезжей части. Отличились все: и стар и млад. Кто-то, не будем тыкать пальцами, потянул ногу, изображая танец маленьких утят, кто-то лепил снежную бабу, а кто-то под шумок разбирал близстоящую новогоднюю елку, пытаясь «выкрутить лампочку, но вкрутить обратно уже не смог. Думаю, меня там и сейчас ещё разыскивают»4. Потом кто-то (ну не стоит все время тыкать своими ручонками в «папину» спину) свалился (или все же самостийно забрался?) в яму-кювет, умудрился изваляться в грязи и стать жертвой ролика-блокбастера, который с небывалым нахлынувшим азартом успела отснять Настя. Ну а вечером?! Вечером мы отдыхали, ибо, как берется утверждать Федор, «в номерах мы в основном занимались сном либо смотрели „Симпсонов“ под нехитрую выпивку с закуской».