Читать книгу Командировка в лето - Дмитрий Лекух - Страница 5

На двери скворцовского кабинета висела пластиковая табличка, на которой красным фломастером аккуратным девичьим почерком было написано: «Если ты не по делу и тебя не звали, лучше сразу иди на хер. Если по делу или тебя звали – сначала постучись».

И три восклицательных знака.

Глеб хмыкнул и вошел, предварительно постучавшись. Сам терпеть не мог, когда без стука вваливались.

Ленка что-то писала за конторкой, встав острыми коленками на мягкую кожаную табуретку.

Сначала, когда она только пришла на ящик, собственного стола ей было не положено, вот и приспособила старую мебель со склада.

А потом привыкла.

Сейчас вот, вроде, все при ней – и звезда непридуманная, и отдельный кабинет, а пишет все равно за конторкой.

Странная штука жизнь.

Загадочная.

Глеб со вздохом взглянул на затянутую в тесную кожаную юбчонку одну из самых красивых попок отечественного Ти-Ви и взъерошил Ленке неподражаемую каштановую гривку.

Она в ответ рассеянно чмокнула его в щеку, кивнула в сторону гостевого кресла. Потом задумчиво почесала пальцем очаровательный вздернутый носик, в который была влюблена, наверное, половина половозрелого мужского населения России.

– К чему нос чешется? Опять, что ли, с Рафиком скандалить? – потом, помолчав с минуту: – Под юбкой, кстати, ничего нет. Можешь проверить…

Глеб тихо рассмеялся.

– Ленка, ты же знаешь. У нас с тобой может быть или все очень серьезно, или никак. Зачем душу травить…

Скворцова оторвалась от текста и уселась на свою любимую табуретку: подсунув одну ногу под себя, тряхнула гривкой, наклонила голову к плечу.

– А потому и травлю, что понимаю. Ты когда меня замуж позовешь, скотина? Уже пять лет, как по тебе сохну, кому сказать – не поверят…

Глеб чиркнул зажигалкой, прикурил, разгоняя рукой едкий фиолетовый дым.

– И правильно сделают, что не поверят. Скажи, ты ради меня свою работу бросить способна?

Ленка посмотрела на него чуть обиженно, пожевала пухлую нижнюю губку.

Потом рассмеялась.

– А ведь ты прав. Не способна. Ну хоть в любовницы возьми, что ли…

Глеб неторопливо встал, подошел к звезде, прижал каштановую головку к груди.

– А вот в любовницы – ни за что… Ты же умная девочка, Скворцова, сама понимаешь, что стоит нам с тобой один раз переспать, и всё. Кранты. Не отлипнем друг от друга. Никогда. А два медведя в одной берлоге не уживаются, любовь моя… Перегрыземся. Так что лучше не надо… У меня не так много друзей, чтобы их терять. Может, когда-нибудь попозже…

Ленка оторвала голову от его груди. В глазах плескались слезы.

– Когда… попозже?.. Ты ведь меня любишь, Ларин, я же знаю…

– Люблю.

– А зачем мучаешь?

Глеб неожиданно зашипел, отшвырнул обжегшую пальцы, до фильтра прогоревшую сигарету, потом поднял окурок, бросил в пепельницу, уселся в кресло и прикурил новую.

– Потому и мучаю, что люблю. Сейчас – нельзя. Не знаю, почему нельзя, но если мы с тобой будем вместе, это будет неправильно. Может быть, попозже. Когда мы повзрослеем и помудреем. Может быть. Так что, Ленк, хорош сопливиться – давай лучше о делах поговорим. То, что рано или поздно ты за меня замуж выйдешь, – это, извини, и ежу понятно. Но не сейчас. Это тоже понятно.

Ленка всхлипнула.

– Ежу-то оно, может, и понятно… А мне – нет… Если тебя прихлопнут до этого, в какой-нибудь «точке» очередной, мне что, под Рафика ложиться? Или в петлю лезть, такой молодой и красивой?

Глеб расхохотался.

– Любишь – дождешься… А если серьезно, то с «точками» я, наверное, завяжу. Рафик ведущим, вон, предлагает. На дневной выпуск.

– Ого, это здорово, – Ленка посмотрела на него как-то совсем по-другому. Профессионально. Оценивающе.

– А что? Потянешь… А я-то думаю, что это тебя дядя Федор везде разыскивает? Я уж думала, что из-за Князя. По слухам, тот на тебя глаз положил.

Глеб затушил сигарету, подошел к Ленкиному столу, налил себе воды из графина.

– Нет, Рафику эта идея только сегодня утром в голову пришла. И, похоже, спонтанно. А про то, что меня Федя ищет, он мне тоже говорил.

– Вот как, – Ленка задумчиво пожевала губу, – значит, все-таки Князь…

– А кто он такой, этот Князь? Я вроде на ящике всех знаю, а о нем что-то слышать не приходилось.

Скворцова усмехнулась.

Странно как-то.

Не по-доброму.

– Не приходилось, значит, не положено. Он себя афишировать не сильно любит. Дима Князев, маркетолог и рекламщик. Очень умный, обаятельный и смертельно опасный человек. Владелец… – Она назвала довольно известную в журналистских кругах фирму. Известную, прежде всего, тем, что, несмотря на влиятельность и солидные, судя по всему, обороты, о ней было очень мало известно.

А это просто так не бывает.

– Ну-у-у, – протянул Глеб, – и чем же я, любопытно, мог заинтересовать такую важную персону?

Ленка чуть замялась, потом кивком головы попросила у него сигарету. Он протянул пачку, дождался, пока она выудит оттуда искомое, и только после этого чиркнул зажигалкой.

Курила Скворцова крайне редко.

Точнее, в двух случаях: когда сильно выпивала и когда сильно волновалась.

Так.

А дело-то, похоже, значительно серьезнее и интереснее, чем он думал.

Любопытно.

– Не знаю, – выдохнула она вместе с дымом. – Знаю только одно: просто так Князь ничего не делает. И никем не интересуется.

О как.

Все страньше и страньше.

– А ты-то откуда знаешь?

Ленка снова – глубоко, до ямочек на щеках – затянулась крепким сигаретным дымом, выдохнула, стряхнула пепел.

– А я с ним спала. Точнее, жила. Почти три месяца. Потом сбежала.

Глеб, тоже хотевший закурить, чуть не проглотил незажженную, слава Богу, сигарету.

– Вот оно что… И как?..

– Да никак. В этой жизни я бы смогла жить только с двумя мужиками. С тобой или с ним. Больше ни с кем. Но он сильнее тебя, Глеб. И опаснее. Опаснее всех твоих моджахедов вместе взятых. Помни об этом, пожалуйста…

Глеб все-таки прикурил.

Затянулся, успокаиваясь.

– То есть… Ты хочешь сказать, ему совсем нельзя верить?

Ленка невесело усмехнулась.

– Ему? Верить? Ну, почему же… Ему-то как раз можно верить. Абсолютно. Но это-то, дорогой Глебушка, мой будущий муженек, и есть самое страшное… Ну, да ладно… Что у тебя с материалом? Небось, опять бомбочку какую приготовил?

Глеб хмыкнул.

– Бомбочку… Все вам бомбочки подавай… Я эти бомбочки все два с половиной месяца тебе гнал через ретранслятор. Нет, Леночка, не бомбочку. Комментарий. Комментарий человека, который там жил. Не очень долго. Но вполне достаточно, чтобы кое-что понять. А бомбочки пусть тебе стрингеры гонят. За деньги.

– Ну, Глеб, не звизди. Не может такого быть, чтоб хоть какую фиговинку не прижал под первый репортаж…

– Дашь два сюжета? Сразу предупреждаю: один для меня важнее. Это – комментарий.

– А второй?

– Второй? Второй – та самая бомбочка. Которую ты так хочешь. Интервью с пленным «финансистом». Он там та-а-акие фамилии называет…

– Крутые фамилии?

– Ой, Ленка… Ой-ой-ой, какие крутые… Правда, не из Москвы, из регионов. Тех, кто ему закупки осуществлять помогал…

– Ни фига себе… Оружие?

Глеб засмеялся.

– Какое, к чертям, оружие, Скворцова. Оружие они у любого прапора, что на складе сидит, купить могут. Опять же, дружественная Грузия недалече, там с оружием вообще перебор. От Союза наследие осталось незабвенного. Генацвале пристроить по сходной цене все что угодно – всегда пожалуйста… С деньгами недобор. Так что оружие для них – не проблема. Са-а-авсем не проблема. А вот как тебе присадочки, увеличивающие октановое число самопального бензина? Подлил такой немного в самопал, и – нормальный «семьдесят шестой». Можешь спокойно отдавать на любую заправку по всей немерено громадной и довольно хреново контролируемой территории Российской Федерации… А такие присадочки только у нас, в России, купить можно. Причем исключительно у очень больших дядь. И исключительно за ну, о-о-очень большие деньги…

– Та-а-ак… Любопытно… А что дают боевикам эти самые присадочки?

Глеб удивленно поднял бровь домиком.

– Скворцова, ты меня иногда просто удивляешь… вроде ведь неглупая девка… Как ты думаешь, откуда эти орлы бабло на войну-то берут? От международных террористов, что ли? Это, дорогая моя, объяснение для обывателя… А вот бензинчик самопальный, да еще и с присадочками, после которых его не так просто от заводского отличить, да с нормальным октановым числом, да при наличии нежного друга Аушева, который, хоть теперь вроде никем не числится, но связи-то, связи! Или ты думаешь, он Масхадову покойничку за красивые глазки «хаммеры» на день рождения дарил? Покупая их на скромную чиновничью зарплату? Да они караванами бензовозы в Россию до войны фигачили! И сейчас… фигачат… со всего Кавказа… когда с федералами договориться удается… Там, знаешь ли, тоже не только рыцари без страха и укропа встречаются…

– А органы не наедут? Нарушение тайны следствия, то-се?

Глеб хмыкнул, потянулся за очередной сигаретой.

– Нервная ты какая-то, Ленка, стала… Или в политику играешь? Типа – здесь можно, а здесь – низзяа-а… Здесь могут по попке нащелкать, с тепленького местечка подвинуть…

Скворцова, посмотрев на него неожиданно зло, резко встала и, вырвав из его пальцев незажженную сигарету, с размаху запулила ее точнехонько в урну.

– Заколебал здесь курить. Дышать нечем. И вообще, господин военный обозреватель, можете купить себе барабан и возглавить колонну идущих на хер. Мне, между прочим, твой материал у Главного визировать. А правила игры ты не хуже меня знаешь, Робин Гуд хренов…

Глеб встал.

Медленно, со вкусом, потянулся.

Потом подошел к урне, достал оттуда чудом не сломавшуюся сигарету, закурил.

Подошел к звезде вплотную, вынуждая ее смотреть себе в глаза.

Снизу вверх, как положено.

– «Быстро поднятая сигарета не считается упавшей», – как говаривал один мой приятель, а он в этом самом деле толк понимал… А теперь послушай меня ты, звезда хренова. Если еще раз попытаешься повысить на меня голос, да еще с употреблением… нда… гкхм… ненормативной лексики, – я на тебе не женюсь. Никогда. Потому что половина твоей звездности – это то, что мы из тебя с Рафиком на пару слепили. Или забыла, кто тебя, соплю журфаковскую, на телек привел? А правила игры я и вправду получше тебя знаю. Поэтому попросил откомментировать материал замгенпрокурора. Он дал добро. В прямом эфире. Ждет твоего звонка. Можешь красоваться, славу – дарю. На хрен она мне нужна, эта слава. Будем считать, что ты сама договорилась. Похоже, его самого эти недосягаемые дяди утомили. Вместе с покровителями. Поняла?

Ленка не выдержала его взгляда.

Отступила.

Потерла виски.

И вправду – что вызверился-то?

Можно подумать, сам первый день на ящике…

– Нда-а-а… Блин, и ты молчал? Ларин, я ошиблась, ты не мой будущий муж. Ты не слабее Князя. Ты такой же, как он. Брат-близнец. Сволочь. Скотина. Мачист хренов. И неизвестно еще, кто из вас об кого зубки пообламывает. Потому что ты – самый законченный сукин сын из всех, с кем я когда-либо сталкивалась… Ну, сунул девушку носом в говно, теперь доволен? Доволен, да?

И неожиданно заплакала.

Молча.

Так плачут люди, которые потеряли что-то важное в этой жизни.

Или кого-то…

Глеб смутился и начал ее утешать.

Как мог.

Он и вправду понял, что виноват. Поэтому сначала попытался просто вытереть ей слезы.

Тыльной стороной ладони.

Потом губами.

Шепча при этом всякие ласковые глупости.

И когда их губы – сначала случайно – соприкоснулись, показалось – ничего страшного.

Подумаешь.

Но это – только сначала.

А вот потом…

Трусиков под узенькой юбочкой и вправду не было.

И все и вправду было очень здорово.

Так, как и должно было быть.

До того момента, как дверь в кабинет ведущей вечернего выпуска новостей – почему-то без стука – открылась, и на пороге появилось широкое улыбающееся лицо Феди Кашина, в миру – дяди Федора.

Когда-то Глебова однокашника по журфаковской «международке», а ныне заместителя коммерческого директора Канала.

Бывает.

Лицо, правда, ойкнуло и немедленно скрылось, но продолжать после этого было весьма затруднительно.

Однако они-таки справились.

Даже дверь на замок после вторжения закрыть не догадались.

Не до того было.

А потом, отдышавшись, привели себя в относительный порядок и снова расселись: он – в гостевое кресло, она – на свою любимую мягкую кожаную табуретку.

Закурили.

Ему пришлось встать, чтобы передать ей сигареты и поднести огненный язычок зажигалки.

И расхохотались.

Как детишки, нашкодившие в учительской.

– Знаешь, Ларин, – сказала она, давясь дымом и смехом, – теперь ты, как честный человек, и вправду должен на мне жениться…

Он пожал плечами.

– Похоже, что действительно так… Коммерсанты наши теперь на говно изойдут, но всему Каналу доложат… На хер, на хер… Лучше и вправду жениться… Немедленно…

И пригласил ее в ресторан.

Вечером, после выпуска.

Она, естественно, согласилась.

Нда…

Придется теперь ехать домой, переодеваться. Не в таком же виде, в конце концов…

И цветы, наверное, стоит купить. Деньги вроде есть.

Вот только интересно, какие она любит?

Никогда не задумывался…

Хотя нет.

Задумывался.

И дарил.

На день рождения сына.

Желтые она цветы любит, желтые.

Лучше всего – розы.

Скворцова, несмотря на все матюги, – девушка того… изысканная…

…В этот момент зазвонил телефон.

На Канале все знали: когда Скворцова формирует выпуск, звонить ей крайне не рекомендуется. Всю важную инфу следует качать на компьютер, через локальную сеть.

Сама разберется, что важно, а что нет.

Ну, а звонить следует только в том случае, если произойдет что-то сверхважное и сверхсрочное.

Судьбоносное, так сказать.

Поэтому Ленка взяла трубку, не раздумывая.

– Да? Алло!

– Вы закончили? – поинтересовалась трубка деловитым голосом дяди Федора. – По моим расчетам, должны были уже… Тогда пусть твой красавчик ко мне заскочит, а то я его полдня по всей редакции разыскиваю, понимаешь…

– Да ты!.. – задохнулась Скворцова. – Да я!..

И замолчала.

А что тут скажешь, в такой-то ситуации.

Поэтому трубку у нее забрал Глеб.

Должен же был найтись в этой комнате кто-то, кому за все отдуваться.

– Здравствуй, дядя Федор. Сразу же хочу предупредить: ты меня знаешь…

– А ты – меня, – весело ответили в трубке. – Поэтому, можешь быть уверен, никто на Канале про ваш… м-м-м… адюльтер… гкхм… гы-гы… знать не будет. Кроме меня, разумеется…

Что такое подобного рода компромат на ведущую вечернего выпуска в руках циничного и не всегда чистого на руку зама коммерческого, Глебу объяснять было не нужно.

Поэтому следующие слова в трубку он не сказал.

Прошипел.

– Тронешь Ленку – убью. Понял, сука?

– Да кто ж ее тронет, кошку эту дикую? – по-прежнему весело изумились в трубке. – Не-е-ет… Лучше ты ее сам… дальше… трогай… А лично мне – исключительно ты надобен, Глеб Батькович. Так что уж изволь, дружок, навести старого приятеля…

А вот здесь дядя Федор искренне лукавил.

Приятелями они не были со времен журфака.

Друзьями – были, это правда.

А вот приятелями – нет.

Найдите сумасшедшего, кто будет в трезвом уме и твердой памяти приятельствовать с этим господином.

Нет уж.

Дудки.

Не на того напали.

Приятельство осталось в студенчестве, когда они вдвоем лазили через окно женского туалета в знаменитый ДАС, Дом аспиранта и стажера Московского Государственного Университета имени Михайло-свет-Васильевича Ломоносова.

Проще – в университетскую общагу, где, уж так получилось, проживали их веселые университетские подруги-хохлушки.

Одна из Харькова, другая аж из самого Львова, но обе – чудо как хороши.

Дядя Федор на своей «львивянке» даже женился.

Двух детенышей народил.

И, кстати, по Глебовой информации, до сих пор ни разу своей Галке не изменил.

Везет же некоторым.

А вот друзьями они стали позже.

И такими, что раз – и на всю жизнь.

Кто бы что про дядю Федора Глебу ни говорил.

Тогда, когда их, зеленых выпускников универа, оправили в первую зарубежную командировку.

На юг.

Немного южнее самой южной реки, протекавшей в тогдашней империи. Тогда, кстати, так и говорили: «за речку».

С тех пор многое изменилось.