Читать книгу Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник) - Дмитрий Лекух - Страница 1
Вещи мертвого человека
Вещи мертвого человека
ОглавлениеКогда селектор заработал, я как раз номер жены пытался набрать. Позвать куда-нибудь поужинать сегодня вечером. А то, когда уходил на службу, она еще спала.
Да это и понятно.
У них ночью гонка была серьезная. Пришла в полчетвертого утра, полуживая. Но глазищи – горят.
Выиграла.
Даже Нельку с ее «Золотым экипажем» сделала, умница.
Поздравил, поцеловал в щечку, отправил спать.
И сам туда же поплелся.
А сейчас сижу в конторе, думаю – надо бы отметить.
А тут – этот селектор.
Нажал клавишу.
– Да, – вздыхаю. – Слушаю…
На том конце – секретарша.
И голос какой-то чуть испуганный.
– Дмитрий Валерьянович, – волнуется, – вас из милиции беспокоят. Какой-то капитан Мышалов…
Вот ведь, блин, думаю.
Что еще за Мышалов?
Какого ему надо?!
А, чего уж там…
Живя в нашей стране, милицию надо уважать.
И, по возможности, не раздражать.
– Соединяй, – соглашаюсь.
Минута тишины.
Сопение только какое-то в трубке.
– Да, – говорю, не выдерживая, – слушаю вас.
– Здравствуйте, – отвечают. – Капитан Мышалов, убойный отдел. Вы такого Ростислава Платова знали?
– Почему «знал»? – удивляюсь. – И сейчас знаю. И неплохо. Приятельствуем…
– И все-таки «знали», – поправляет. – Потому что час назад господин Платов найден в своей квартире. Огнестрельное ранение, не совместимое с жизнью. Вы не могли бы подъехать?
– Вот ведь блядь! – хватаю ртом воздух. – Конечно, еду! Ждите. А кто его?
– Мы как раз пытаемся разобраться, – отвечает, причем как-то даже немного виновато. – Возможно, и сам. О самоубийстве многое говорит…
– Ростик?! – кричу в трубку. – Сам?! Да вы что, охуели?!!!
– Вот подъезжайте, тогда и поговорим на эту тему, – отвечает.
Несмотря на то, что торопился как мог, подъехал все равно только через час.
Пробки.
Подошел к молоденькому сержанту из оцепления, сказал, что к Мышалову, представился.
Тот кивнул и позвал такого же молоденького лейтенанта, который зачем-то потребовал у меня документы.
Ну, предъявил.
Чего спорить-то?!
Лейтенант помусолил мой паспорт минуты три, потом с важной индюшачьей миной сунул его себе в карман и говорит:
– Жди тут. Как будешь нужен – позову…
О как!
Хорошо.
– А теперь, – вздыхаю, – ты меня слушай, лейтенант. Я сейчас разворачиваюсь, сажусь в машину и уезжаю. А паспорт ты мне лично вечером в офис доставишь. Не домой, а в офис. Я не люблю, когда меня дома беспокоят. Лично доставишь. С извинениями. Потому что сейчас мои ребята из службы безопасности свяжутся с твоим начальством. А оно знает, как я хамов «люблю»…
Гляжу – глазки забегали.
Сучонок.
Такие только и могут, что приезжих на предмет отметки о регистрации потрошить. А чуть что – сразу в кусты.
Хорошо, что мимо какой-то мужик в штатском проходил.
Подошел, поинтересовался, в чем дело.
Я, естественно, рассказал.
Он взял у летехи мой паспорт, мельком в него заглянул, вернул мне, скомандовал лейтенанту:
– Испарись, животное…
И кивнул, чтоб я за ним шел.
«Животное», кстати, испарилось.
Моментально…
Зашли в подъезд, поднялись в Ростикову квартиру.
– Игорь! – кричит. – К тебе свидетель приехал…
– Пусть сюда проходит…
Ну, прошел.
На кухню.
У опера со смешной фамилией Мышалов было лицо смертельно усталого человека. Землистого цвета, с темными кругами под глазами.
Все как положено.
– Здравствуйте, – говорю.
– Здравствуйте, – отвечает. – Я Игорь Мышалов, капитан убойного отдела. Вот, веду первичку…
– Понятно, – шмыгаю носом. – Ну, а кто я, вы и так знаете. Сами вызывали…
Кивает.
– Дмитрий, – спрашивает, – у меня к вам сразу вопрос: почему вы решили, что самоубийство Платова исключается?
Жму плечами.
– Ростик, – отвечаю, – слишком жизнь любил. И себя в этой жизни. И никогда не принимал необратимых решений…
– Похоже, – кивает, – вы правы. Самоубийство – всего лишь имитация. Кто-то его хорошо напоил и пустил пулю в висок. А потом пальчики на рукоятке пистолета вытер и в руку убитому вложил. Экспертиза, конечно, потом даст точное заключение, но я и так вижу. Опыт. У него враги были?
Я хмыкнул.
– Курить, – интересуюсь, – можно?
– Да сколько угодно, – машет рукой. – Так были?
– Разумеется, – говорю, – были. Покажите мне человека, у которого нет врагов, и я скажу, что он жизнь напрасно прожил. Но вот таких, чтоб на тот свет отправить, – не уверен. Реклама – бизнес интеллигентный…
– Ага, – вздыхает. – Шлепают вас через одного…
Я только головой помотал.
– Поверьте мне, капитан, – говорю, – я в этом бизнесе уже больше десяти лет. Так вот, ни для одного из так называемых «громких» убийств в рекламном мире не было мотивов, связанных с профессиональной деятельностью. Ну, за исключением «наружников», разумеется. В смысле, тех, кто рекламными щитами владеет. Но мы их как-то к своему цеху и не особо относим…
– А Гольдман? – спрашивает, напоминая давний громкий взрыв в самом центре Москвы. – Нашумевшая история была…
– Господи, – морщусь, – капитан, не надо пробивать меня на гнилые базары. Кто и за что конкретно убил Борю Гольдмана – знают, наверное, все. Кроме милиции. Да и та наверняка знает. Только говорить не хочет. Так что давайте лучше о Ростике.
– Давайте, – соглашается. – Вы его опознать сможете?
– Конечно, смогу, – отвечаю. – Мы же с ним столько лет приятельствовали. Да и работали когда-то вместе…
– А что расстались? – интересуется.
– Расстаются, – жму плечами, – с женщинами. А с Ростиславом мы просто работали, пока обоим было выгодно. А потом он решил, что вырос.
– И правда вырос? – спрашивает.
– А Бог его знает, – отвечаю. – Я в его дела не лез. Но, судя по всему, не бедствовал…
– Понятно, – говорит. – Ну что ж, тогда – на опознание? Трупов не боитесь?
– Да что их бояться, – усмехаюсь. – Бояться живых надо…
– Мудрая мысль, – хмыкает. – И где ж таким учат?
– А «за речкой», – говорю, – в когда-то демократической, а сейчас исламской республике…
– Вот как?! – удивляется. – Интересно. Я там тоже служил…
Пожали друг другу руки, он пригласил понятых, и мы пошли в комнату.
Ростик лежал на полу.
Половины лица – просто не было…
…Блин, какая же все-таки хрупкая и ненадежная вещь – человек.
Кто сильней: здоровенный, атлетически сложенный парень весом под сто кило и без единой капли жира под гладкой упругой кожей, или маленькая железяка весом всего-то в девять граммов?
Вопрос, что называется, риторический.
– Он это, – говорю, – разумеется. Если хотите убедиться – на плече тату. Наколка, в смысле. Японские иероглифы. Три штуки. Что они обозначают, не обессудьте, не знаю…
Кивает, сдергивает рубашку с плеча.
Вот они, родимые.
– Дмитрий, – спрашивает, – вы у него здесь часто бывали?
Отрицательно мотаю головой.
– Очень, – говорю, – редко. Пару раз с Машкой забегали, чаю попить. В наших кругах не принято в гости друг к другу ходить. Как правило, все на нейтральной территории встречаются: в барах, ресторанах…
– Понятно, – говорит. – А Машка – это жена?
– Жена, – киваю.
– Она с ним тоже общалась?
– Постольку-поскольку, – говорю. – Она эту часть моей компании не очень-то жаловала…
– Извините, – говорит, – за некорректный вопрос. А между ними ничего не могло быть?
Я, несмотря на то, что в комнате еще лежал покойник, чуть не заржал в голос.
– А вот это, – смеюсь, – капитан, полностью исключено. И не потому, что я нахожусь в плену иллюзий по отношению к собственной жене, в этой жизни всякое бывает. Нет, по другим причинам…
– Он что, голубой был? – спрашивает с интересом.
– Да нет, – жму плечами, – не голубой. Просто дико не любил осложнений в собственной жизни. Поэтому жены и подруги приятелей для него были табу. А так – ему моделек и актрисок молоденьких вполне хватало…
– Понятно, – кивает. – А с кем он в последнее время встречался?
– С этой, – морщусь, – Надей из МХАТа. Телефона, извините, не знаю. Но найдете легко. Или сама проявится…
– А что морщитесь? – спрашивает.
– Да, – говорю, – тупая она, как сибирский валенок. И пить не умеет. Как нажрется, ко всем мужикам подряд в трусы лезть начинает. Прямо на глазах у их жен и подруг.
– У вас с женой были скандалы по этому поводу? – интересуется.
– Да нет, – отвечаю. – Что, Машка, дура что ли?! Я онанизмом не занимаюсь…
– А он? – кивает в сторону тела.
– А его, – жму плечами, – видимо, устраивало…
– Понятно, – говорит.
Помолчали, я закурил.
– Дмитрий, – вздыхает, наконец.
Потом тоже закуривает.
Потом снова вздыхает.
– У меня к вам огромная просьба. Вы не могли бы посмотреть его вещи? Нет, я понимаю, что вы здесь не часто бывали. Он, похоже, вообще сюда мало кого приглашал, мы и вас-то по номеру телефонному в его мобильнике вычислили. Но вдруг… Вдруг что-то в глаза бросится…
– Хорошо, – отвечаю, – посмотрю.
И пошел.
Потрогал руками письменный стол.
Солидный такой стол.
С чувством собственного достоинства.
На нем, как всегда, бумаги валяются. В известном только одному Ростику порядке.
Кто в них теперь разбираться будет?..
Книга у дивана, раскрытая обложкой вверх.
Дэн Браун, «Код да Винчи».
До середины не дочитал.
Я ее где-то с месяц назад одолел.
Ничего особенного.
Пятачок за пучок.
Сказка о потерянном времени…
А вот Пелевина, который на столе лежит, он явно дочитал.
Я – так и не смог.
Это, скорее игра, головоломка, компьютерная инсталляция.
А для меня книги – живые, и то, чем Пелевин занимается в последнее время, – труположество.
Некрофилия.
Не хочу…
…Фикус в горшке не поливали уже, наверное, пару недель. Странно, у него же вроде домработница…
Или выгнал?
Там же, в горшке – несколько бычков.
В том числе пара «беломорин».
Привет славному городу Амстердаму.
Не знал…
Свитер на кресле.
Само кресло, кстати, – дико неудобное, с резными деревянными ручками и очень прямой и жесткой спинкой.
А ему нравилось.
Музыкальный центр.
Интересно, а что он слушал?!
Тьфу, говно какое…
Книжные полки.
Так, ну это – от родителей.
У него папа профессором МГУ был.
А вот это уже сам покупал.
Браун, Поланик, Хелл, Коупленд, Мураками.
Джентльменский набор.
Часть – даже не читанные.
Грустно им, наверное.
Ага…
…И вообще – сумеречно в комнате.
Плохо.
На полке, рядом с томиком Кастанеды – черно-белая фотография молодой красивой женщины.
Ирка…
– Знаете ее? – спрашивает капитан из-за спины.
– Знал, – отвечаю. – Это Ира Кондратьева, в прошлом – директор нашего Свердловского филиала. И его первая и единственная любовь. Она умерла лет восемь назад. Рак. Поздно спохватились. Ничего сделать было нельзя. Старики этой гадостью могут долго болеть, а молодые – в момент сгорают. Вот и она. За три месяца…
– Понятно, – говорит.
Да что тебе тут может быть «понятно», думаю.
Молчу.
Иду дальше.
– Может, – говорит со вздохом, – они сейчас и встретятся, кто знает…
Я только головой покачал:
– Знаешь, – говорю, – капитан. Я всегда себе с ужасом представляю все эти фенечки, типа «встречи на небесах». Люди, похоже, вообще не думают, когда так говорят. Это ж – ужас ужасный. И он за годы так изменился, что она его не узнает. Да и она в его воспоминаниях, наверняка, совсем другой стала. Совсем не такой, какой при жизни была. Так что – ну его на фиг…
Он помолчал.
Потом опять закурил сигарету.
– Интересный, – говорит, – у вас взгляд на вещи, Дмитрий. Нестандартный. У меня от таких взглядов – мороз по коже…
– Капитан, – смеюсь, – ты же не барышня, еще и не такое в жизни повидал. Человек в каждый период жизни – разный. Помнишь, кто «остановить мгновенье» от Фауста требовал?!
– Нет, – хмурится.
– Дьявол, – говорю, – сатана. Понимаешь, почему?
Он некоторое время молчит.
Пепел стряхивает.
В тот самый горшок с фикусом, кстати.
Забрать, что ли, отсюда, этот фикус?
Жалко бедолагу.
А сколько ему еще всего веселого предстоит…
– Кажется, – кивает на труп, – догадываюсь…
– То-то и оно, – вздыхаю. – Ладно, пойдем дальше…
– Пойдем, – соглашается.
А вот и моя фотография.
Точнее, наша с Ростиком.
На рыбалке.
Стоим, смеемся…
– Это вы где? – капитан спрашивает.
– Под Астраханью, – отвечаю. – Рыбак он был знатный. Один из лучших…
– Вот оно что, – вздыхает. – Я сам туда каждый год езжу. Под Харабали…
– Для меня, – киваю, – рыбалка вообще как наркотик. Как только свободные выходные – сразу или в Дельту, или в Карелию…
– Согласен, – кивает. – Только для этого деньги надо иметь.
– На это пока хватает, – кривлюсь.
– Завидую, – усмехается.
Я только плечами пожал.
– Все, – говорю, – капитан. Ничего особенного не разглядел. Кроме гильз от травки. Не знал, что он начал покуривать…
– Ну, это фигня, – морщится. – А больше ничего?
– Ничего, – говорю.
– Жаль, – вздыхает. – Но все равно спасибо. Если что, я позвоню. И вы звоните, если вдруг что интересное услышите. Он ведь вам, судя по всему, не чужой был…
– Да в последнее время, – тоже вздыхаю, – уже почти что чужой. Все реже и реже виделись. У него своя жизнь, у меня – своя…
– Так часто бывает, – говорит.
Я на него с интересом глянул.
– Первый раз, – говорю, – на моей памяти мент свидетеля утешает. На тему, что тот уж не совсем неправильно жизнь свою ведет. Спасибо…
– Вам спасибо, – улыбается. – И до свидания. Мы вас, наверное, все-таки вызовем. Когда в бизнесе его ковыряться будем.
– Да нет проблем, – опять жму плечами. – Приду. А пока – всего доброго…
Вышел из квартиры, спустился на лифте, прошел ограждение, закурил.
Дождь.
Со снегом.
Мокро, холодно.
А по двору дети носятся.
А что им?
Уроки сделали…
Собака, вон, ковыляет, на трех лапах.
Четвертая поджата.
Бедолага.
Прямо как тот фикус.
Вот же ж, блин…
…Я водителю махнул, чтоб подождал, сел на скамеечку.
Сижу, дымом давлюсь.
А ведь смерть, думаю, это очень просто. Это когда пробегающий мимо ребенок бежит дальше.
Но уже без тебя…
…Докурил.
Встал, отряхнул снег с дубленки.
И медленно пошел в сторону машины.
Да, думаю, с Машкой сегодня в ресторан ужинать не стоит идти.
Только настроение испорчу.
И ей, и себе…