Читать книгу Охотники. Приключения подвоха - Дмитрий Меренков - Страница 13
Пролог
ОХОТНИК
ОглавлениеПокончив с незатейливым ужином, заварили чай. Тарас поведал свою историю.
К тому времени сгустились сумерки, солнце давно уже скрылось за деревьями, последние лучики растаяли в зелени листьев. На песке остывал почти пустой алюминиевый чайник, в кружках чай ещё парил. Привезенная Лёхой из загранки бутылка настоящего кубинского рома ходила по кругу, изредка заглядывая я в кружки. Над потемневшим Днепром поднимался туман, придавая живой природе размытость импрессионизма. Надоевший гомон дня поглощала завораживающая тишина ночи.
А как иначе? Хорошая история требует соответствующего отношения к себе. Никто, по собственной воле, не отправится слушать оперу в дырявых сапогах! А если жизнь заставит, будет слышать драные мысли о рваных сапогах вместо многоголосия оркестра.
Река устраивалась на ночь, шептались о чём-то своём волны, шелестели камышом и осокой. Большие суда, на подводных крыльях и без них, швартовались к пристаням, маломерных судовладельцы вытаскивали на бережок и привязывали к деревьям. Разумно! Ночами ДнепроГЭС сбрасывал воду, уровень её ниже плотины поднимался, искусственный «прилив» уносил незакреплённые лодки беспечных разгильдяев.
Подбросили в костёр сырые ветки – комаров отпугивать дымом, расселись полулёжа на вытащенных из лодок сиденьях, затихли. Женщин по близости не было, можно было называть вещи и события своими именами. Тарас и не стеснялся.
– В следующем году он заканчивал МГУ, философский факультет. Зимой женился на москвичке, светила аспирантура. Так случилось, что весной умер в родном городе дядя Захар и Тарас должен был лететь сюда, на похороны. Рейс перенесли на сутки. Из аэропорта вернулся домой и всё-таки попал на похороны – семейного счастья. Своим ключом входную дверь открыл и сразу смех услышал. Она так никогда не смеялась, при Тарасе. Животный какой-то смех, утробный. Зачем-то ботинки снял, хотя уже представлял, что увидит. И вошёл в комнату.
Они за журнальным столиком в креслах сидели нагишом. Старая любовь не ржавеет! Это про приходящего любовника. Одноклассник. Жил по соседству, частенько к молодожёнам забегал. На свадьбе шафером был. Стихи Тараса хвалил, предатель. Стоял поэт-студент в дверях и ступоре. Порожек переступил и замер. Себя со стороны наблюдал – идиот идиотом. Ничего ещё не было, а Она как заорёт – не смей! К Тарасу, мужу, кинулась Одноклассника защищать!
«Я брезгливостью не страдал, а тут… Оттолкнул от себя, отлетела, лежит. Любовник драться полез, тоже получил по рогам. Хотя, постойте! Это я по рогам, он просто по морде. Показалось – убил обоих. Билет был в кармане, в голове мысли гопака пляшут. Зачем-то сумку с охотничьей снарягой прихватил и во Внуково. Ночевал в лесу. Вылетел без проблем, но на похороны опоздал. Постоял у свеже отсыпанного холмика с временным крестиком, простился. Дядька Захар был как отец, заменил погибшего уже после войны своего старшего брата. Школьную форму покупал, путёвки в пионерские лагеря доставал. К рыбалке приохотил. Витя, плесни, пожалуйста, в горле пересохло».
Выпил и рассказ продолжил. Сидел у могилки долго, ни мыслей, ни идей. Водку, что на поминки прихватил по дороге, почти допил и вдруг Голос услышал. Зря, Голос заявил, здесь сидишь. Оттуда не возвращаются. Лучше вспомни, что Захар доделать не успел и займись этим.
Не стал уточнять у сторожа, (его голос был), откуда дядьку знает, а поехал на Днепр. Прощаться. И самому перед тюрьмой, и за дядьку Захара. Тот всегда мечтал пожить на реке. Не успел. На Седьмом причале, где у покойного был бокс №216 и стояла лодка «Крым», в полной темноте пролез через знакомую с детства дыру в заборе, нашёл в тайничке ключ и открыл бокс (минигараж 1,5 Х 1,5 метра). Перетащил в лодку мотор и всё необходимое для жизни на воде. Толкаясь веслом, минуя спящего в сторожке охранника, прошёл ворота.
Днепр приветливо покачивал лодку беглеца и мотор завёлся с пол-оборота. Дома и стены помогают. Тарас пришёл домой. Остались в прошлом похороны семейного счастья, да и дядьку вспоминал всё реже. Всё время руки и голова были заняты бытовыми заботами речного Робинзона. Накануне, когда отвозил рыбу, кто-то уволок всё мало- мальски пригодное в хозяйстве, с его островка. – Следствием была необоснованная агрессия по отношению к Виктору, за что и прошу прощения. Хлебнул из кружки и закончил.
– Уже два месяца один, одичал, ну вы видели. Ночью ныряю, утром рыбу везу в город. В Интуристе знакомая, одноклассница, машину за свежей рыбкой присылает, потом иностранцам за валюту скармливает.
И тут Витька как бухнет – Места охоты покажешь? И ведь слушал с пониманием, сопереживал, а как про рыбу слово уловил – сущность и простоту охотничью проявил.
Рыцарь подводной охоты.Free internet
Отсмеялись, Данила спросил: – Ищут тебя? Тарас только плечами удивился, не знаю мол ничего. Разговор в другое русло направил. Здесь, рукой показал, старица – старое русло Днепра, глубина метров 8, «прозрак» – видимость в воде – метра полтора. По ночам, когда течение усиливается, туда судак скатывается. В камышах прибрежных днём карп, лещи греются на мелководье. Ниже по течению остров с самой настоящей лагуной посредине. Два рукава входа – выхода. В Днепр и Старый Днепр. В лагуне островки камыша плавучие, метров 5 в поперечнике. Под ними всегда сом стоит. Уже за полночь уговорили Тараса стихи читать. Забились в палатку, Тарас в ногах сидеть остался, и загремели над седым Днепром строки Гомера Хиосского:
«Снежинка каждая лишь память о былом – через секунду капля терпкой влаги, сто тысяч раз она то лёд, то накипь, то светом глаз, то ангела крылом.
Века идут, но нет конца времён. Начертаны везде седые руны, и мир, что был пустым внутри и юным, наполнился шуршанием имён.
Вместил в себя огромность бытия и – в каждой капле ветра дуновенье колышет в прошлом сумрачные тени, их менуэт на кончике копья.
Всего лишь дань, что образует твердь, основу миражей и новых будней. Они когда- то тоже были люди
пока им дверь в ничто не показала смерть.
И в каждой капле летопись и код. Я пью взахлёб живую воду знаний. Я – муравей, что в каждый миг на грани.
Я – человек! И я пойду вперёд».
Не поверили, что своё. Тарас смеялся, потом читал своё, тоже «гекзаметр».
Проснувшись с рассветом, Алексей выполз из палатки. Сбегал в кустики, вернулся к палатке и залюбовался многоцветностью утреннего Днепра. Светлый песок, свинцовая гладь, чёрная полоска противоположного берега, проступающая сквозь жиденькие клочья тумана. И буйство красного в рассветных облаках. Вспомнил строку слепого Гомера: «Встала младая из мрака с перстами пурпурными Эос». («Одиссея», II, 1; пер. В. Жуковского).
Что-то подобное звучало ночью, но сколько не напрягал мозг, из стихов Тараса запомнился только их антикварный размер. Пробудившийся Данила, присоединился к жалобам на память, но всё же исправил «антикварный» на «античный». И только с появлением Виктора обратили внимание на отсутствие самого поэта и его лодки. Имущество друзей валялось, лежало, пряталось там, где сон одолел его хозяев, а пребывание Тараса не оставило даже следа лодки на песке. Очевидно, она уплыла ещё до того, как уровень начал понижаться – рано утром. Так или иначе, Виктор начал готовить завтрак на четверых. Дивная смесь горохового концентрата и говяжьей тушёнки благоухала лавровым листом на всю округу. Котелок каши съели втроём. И очень быстро. Зато вспоминали долго, всю жизнь. Так родилась легенда о Чёрном Подвохе с «Чорного» острова, читающем стихи. Встреча с ним сулила удачу.
Витьку, самого молодого, зарядили мыть посуду. «Старшие» пошли на лодке ловить рыбу в прикормленном Тарасом месте. Активно клевала плотва, пару крючков оторвали крупные окуни.