Читать книгу Дериват - Дмитрий Олегович Котенко, Дмитрий Котенко - Страница 4

– То есть Вы хотите сказать, мистер Бэжамин Дэн, что, помимо сверхоперативного фиксирования девиантной активности и последующей трансляции этой информации в кор профильных надзорных структур и, конечно же, миллиона разновидностей научно-исследовательского моделирования, эта штука… – со взглядом ребенка, в зачарованных очах которого простиралась звездная карта, Бэа Ханаомэ Кид не сводила глаз с квантовой стены Аполло-2.

– Не штука, комиссар Кид, – прервал Бэжамин девушку, застывшую где-то в прострации цифрового колдовства, – а омнифрейм, как принято называть настоящий вид суперкомпьютеров в корпоративных и, что странно, в научных кругах.

– Зовите меня… – было сказала Ханаомэ Кид, но тут же с осознанной паузой оступилась и вновь попыталась сенсорно вместить в спектре видения пребывающий в дремлющем состоянии гигантский экран.

– Так вот, я договорю за Вас, – уловив монолитную неподвижность женского созерцания, мистер Дэн пожелал продолжить. – Эта, как Вы сказали, штука может обрабатывать ровно сто тридцать шесть целых, пять десятых зеттафлопс, когда же наиболее близкий по мощности частный омнифрейм из Ута-Лампу, максимум, может выдать два с половиной – три зеттафлопс.

– Как это стало возможным? Между всегломерациями же безупречно настроены потоки наукоемкой продукции, где наибольший вес занимают, безусловно, цифра и железо.

– Любопытно видеть чиновника, так легко изрекающего жаргон компьютерщиков.

– Мистер Бэжамин, мы – ведь не какой-то обросший мхом пережиток прошлых столетий. Аппаратное упрямство и презрительная бюрократическая неповоротливость это – не по моей части, – с оттенком легкой самоиронии ухмыльнулась девушка, так и не пожаловав бизнесмена хотя бы намеком на взгляд в его сторону. – Я вот, к тому же, защитила в Викторине работу по транспланетарному нейрокорреспонденсу с присвоением научной степени магистра. Изучив столько представленных на рынке устройств – причем с рук самих архитекторов, – я с закрытыми глазами могу, проведя кончиком носа по корпусу, установить, с какой межорбитальной задержкой выгруженные в облачную комнату образы пары мужчины и женщины будут ощущать тактильную десинхронизацию.

– Лаг в пол секунды? – обычно непоколебимый перед любым проявлением яркости человеческих чувств мистер Дэн на мгновение замечтался: хрупкая женская ладонь, источающая природную нежность, проходит легким движением вдоль руки старика, словно умиротворяющий бриз чистокровной молодости.

– Мистер Дэн, Вы же – не новоиспеченный бакалавр, чтобы начинать ехидничать, – все так же невозмутимо к окружающему миру держалась Бэа. – От ноль целых три десятых секунды до десяти секунд ровно в пределах Млечного пути, а там уж сами думайте.

– Так вот, – нервно кашлянул Бэжамин Дэн и продолжил, – никакие вместе взятые коры всего Нового Дэ’Вона не превзойдут Аполло-2, как бы они ни старались. Ведь причина безупречности суперкомпьютера…

– Так суперкомпьютера или омнифрейма? – со спокойной для души невежественной манерой прерывать собеседника девушка застала пятидесятилетнего бедолагу врасплох.

– Ни то и не другое. – За спинами обоих, преодолевая гул вентиляторов, донесся звук сомкнувшихся дверей. К разговору присоединился третий участник. – На протяжении, как минимум, двух последних столетий все умы высоких технологий, а также бездонные карманы цифрового бизнеса пытались объять своим невразумительным упрямством ту область информационного параллелизма, которая в ответ на их невежество все дальше и дальше ускользала от заинтересованного научного сообщества. Раз за разом она терялась в дискуссионных заблуждениях и откровенно нелепой близорукости обсессивных ученых.

Бэа, пронзенная импульсом любопытства, таки позволила обернуться в сторону незваного оратора, нарушившего ее деловую уединенность: только если мистер Дэн думал о себе как о субъекте, с кем тет-а-тет находилась девушка, то для нее самой этим желанным собеседником было немое цифровое существо, заточенное в квантовом экране. Тем временем, словно вжавшийся от детского стеснения в холодную стену зверек, Аполло-2 внимательно наблюдал за красивой девицей, но виду не подавал.

– Что конкретно Вы имеете в виду? – Бэа старалась сдерживать оценивающие движения глаз вдоль расплывчатого силуэта: перемещаясь мужская фигура рассеивала легкую затенённость аппаратной – через каких-то десять шагов незваный гость предстал перед ней в облачении молодого человека схожей с ней возрастной категории.

– Все крупнейшие производители пытались вместить столько высокопроизводительной емкости в один нанометровый проводник, сколько необходимо для того, чтобы приблизиться к номинальному значению числа нейронов человеческого мозга, – Спри остановился рядом с Бэей, едва удерживая мускулинную вульгарность скользнуть вбок краем заинтригованного глаза. – Ну и что дальше-то? Это разве к чему-то привело? Уже как лет сто назад прогресс, зацикленный на экстенсивном пути расширения научно-технической базы, добрался до того же количества единиц нервной системы человека. Да что уж там – сейчас умудряются вырастить и двукратные и трехкратные значения мозга человека в кремниевых теплицах.

– Толку что-то от этого я особого не увидела. Только лишь увеличенные платежные ведомости на командировочные моих коллег для постоянных ревизий компьютерных ubermensch2.

– Верно, – испущенная оратором улыбка означала переговорное доверие, которое неосязаемым шлейфом расползлось между ним и девушкой; теперь Крео стоял с Бэей на одном уровне отдаленности от Аполло-2. – Эти сверхтяжелые коры только и делают, что трещат по швам от втиснутых в их брюхо процессоров. По сути же, они ничем не отличаются от сорока семи хромосомного живого субъекта, так как до сих пор их создатели не дали им право на понимание.

– То есть как бы ты ни отелеснивал андройда или киборга, ты не вдыхаешь в него истинную эмоциональную привязку к жизни.

– Вот употребление андройда в этом контексте не совсем корректно, – вмешался Бэжамин, но тут же понял, что его замечание испепелилось в наэлектризованной цепи диалоговой симпатии, вдруг возникшей между молодыми людьми.

– Все верно, – Спри поддержал Бэю и безропотно продолжил. – Интеллект, сознание и разум, объединенные под одной общей крышей понимания. Цифровой интеллект только тогда очеловечен, когда его понимание процессов не является миллионами вычислений, заданных алгоритмом.

– То есть Аполло-2… вот этот скромный гигантик, – уже пальцем показала Бэа в сторону квантового экрана, тем временем игравшегося бесконечными переливами цветовых гамм, – в отличие от всех существующих в мире омнифреймов или иных форм супермкомпьютеров, содержит в своих нанометровых жилах имитацию эмпатии, присущую человеческой природе?

– Имитация как раз бы приравняла Малыша… простите, Аполло-2 к обычному сверхмощному кору. Сеть персептронов Аполло-2 полностью идентична человеческим нейронам и их высокоуровневому формату мышления. Возвращаясь к тому, с чего мы начали: это – не суперкомпьютер, не омнифрейм, это – разумное существо без какого-либо искусственного алгоритма понимания… но оно понимает. Это – почти что человек, заключенный в скелетный каркас из стали и алюминия, а его мышцы – сплошной кремний, пропускающий по микросхемам людскую грусть, любовь, разочарование.

– Как в сказке про инженера-робототехника и ребенка, которого тот выстругал из электроактивных полимеров.

– Копкиони, все верно.

Одурманенные оброненным силлогизмом ликующие глаза мужчины и женщины были обращены друг к другу – в такт этой экзальтации, на фоне их профилей, кванты цвета черного оникса с обоих краев панели пустили по экрану рябь, точно сказочное существо перебирало пластины своей чешуи. В самом центре экрана, сомкнувшись изящным симбиозом, инсталляционное явление представило аудитории крошечное око, вертикально разрастающееся ровно между Крео и Бэей. Оба повернулись к источнику сего представления.

– Как в таком случае можно понять, спит ли Ваш омнифрейм, если его уникальная природа прямо не относится к контролируемым человеческой рукой нейросетям? – удивлению девушки не было зримых границ.

– Скажите, мэм… – Крео тут же осознал поспешность выбранного обращения, когда наконец-то дав волю глазам опуститься по фигуре незнакомки убедился в отсутствии обручального кольца, – то есть, мисс. Вы же в детстве частенько притворялись спящей, когда родители будили Вас?

– Этот невинный грешок простителен каждому ребенку, – озаренные визуальным потрясением глаза Бэи также передали энергию постепенно проявляющейся улыбки.

– А Копкиони любил обрушиться на редеющую голову плотника своими детскими шалостями?

– Интересное слово, «плотник». Никогда не слышала его.

Крео сам задумался, где он ухватил это причудливое слово. Неподдающаяся объяснению озадаченность тут же была оттеснена в сторону непримиримой игрой улыбок между говорящими, которые вновь смотрели друг на друга.

– Зовите меня Бэа, – чиновница протянула для рукопожатия кисть весьма утонченной фактуры.

– Крео Спри. Очень приятно, мисс Бэа.

– Просто Бэа.

***

Бэа Ханаомэ Кид, и двое ее коллег из комиссии по трансконтинентальной нейробезопасности, Гон и Клинтрек, сидели по одну из сторон высокочастотного голографического стола. Напротив расположились мистер Дэн и секретарь представительства его холдинга в бизнес-центре, Нэйрек, девушка весьма элегантной внешности: безупречная кожа – вживленные под оболочку наночастицы знали толк в своем деле, – манящий лоск ног, удлинение биоинженерным вмешательством которых влетело молодой корпоративной обольстительнице в копеечку. Рядом с ними где-то в своих мыслях продолжал гулять Крео Спри. По бокам стола уселись молодой геолог из новодэниского университета магмы и сланца, Гек Клем, и неугомонно ерзающий в кресле представитель администрации новодэвонской агломерации по вопросам внешней коммуникации, Арнибальт Умми.

– Правильно ли я понимаю, мисс Ханаомэ Кид, что вопрос весьма деликатен? То есть никаких проныр даже из самого нечитаемого издания? – в интонации, сдержанной изысканной дипломатичностью, уточнил Бэжамин.

– Все верно, мистер Дэн, – подчиненный Ханаомэ Кид, Гон, потряс запястье, от чего лазерное отображение часов вслед за рукой стало качаться в модифицированном воздухе, парящем на расстоянии сантиметра от ремешка. – Все, что Вами, мистером Спри, мистером Умми и магистром Клемом будет услышано, не должно покидать стены данной переговорной.

– Замечательно. Тогда, чтобы не терять время – а устройство по его обратимости еще не изобрели, – спокойно проговорил Бэжамин, – думаю, пора приступить к обсуждению.

– Мистер Дэн, – начала Ханаомэ Кид, – как Вы уже, наверняка, поняли, мы здесь не для ревизии Вашего цифрового имущества. Отнюдь, мотивы приезда, скорее, предпринимательского, нежели процедурно-контрольного характера, чем, по сути, и является работа любого исполнительного департамента Полиса.

Смешок, явивший собравшимся неодобрительную ухмылку Клема, внепланово оборвал бюрократическую речь.

– Прошу прощения, – взгляд геолога уперся в кружащую по своей оси голограмму земли размером с мизинец, – но, как я помню, меня позвали, чтобы протестировать одну из моделей здешнего омнифрейма на возможные математические регрессионные ошибки, а не принимать участие в каком-то созидательном процессе.

– Аполло-2 не требуются никакие проверки, – с томной теплотой каждого слова Крео Спри поднял глаза из-под тяжелых век. Его голова поникла в пристрастном внимании к каждой застольной фразе. – Он сам может прогнать по любому докладчику «зэт» и «тэ» тесты. Правда, из таких данных он ненароком может выявить закат эпохи человеческой.

Бэжамин Дэн взглянул на своего сотрудника как на полоумного и тут же извинился:

– Мистер Спри бывает местами чересчур категоричен. Прошу его простить, господа.

– Он, и правда, составлял мной упомянутые апокалиптические апроксимизации, – с прежним задиристым нигилизмом Спри уже оппонировал начальнику.

– И безнадежно несговорчив, – процеживая сквозь зубы, Бэжамин сигнализировал Спри, чтобы тот нашел внутренний рычаг заткнуть свой поток юношеской кичливости. – Прошу продолжайте, госпожа комиссар Кид.

– Спасибо, мистер Дэн, – с благодарным кивком девушка приняла эстафету этого, ей казалось, зыбкого чуть ли ни на каждом шагу разговора, разговора, который безвозвратно, движением всей женской воли, ставил на кон ее репутацию. – Прошу Вас, мистер Клем, услышьте меня всецело как человек науки, всем своим неравнодушием к техногайянизму. Поверьте мне, мои слова Вас не разочаруют, а скрытый за ними потенциал для экспоненциального роста технологического развития поразит масштабами.

Гек Клем в согласии откинулся на спинку стула и вместе с остальной стал прислушиваться к каждому докладываемому слову.

– Армейские гексакоптеры Осевого Полиса проводили процедурные вылазки для идентификации телеметрии ионизирующего излучения в районе восьми ста двенадцати километров от южной пограничной зоны центральной всегломерации, а именно, близ сектора сорок тире ноль пять. В течение всего полета, как видно с записи, а также на основании данных состояния беспилотников, аппарат ловил странный сигнал с постоянно меняющимся значением частоты. Этот неуловимый импульс соскакивал с одного диапазона на другой в считанные миллисекунды.

– Так, как он, этот Ваш беспилотник, тогда ловил данный сигнал, если ни природа, ни источник импульса не были установлены? – Гек, не давая логически замкнуть нить объяснения, прервал докладчика. Так он ответил школьнической обидой на раннюю просьбу девушки откинуть все предубеждения, оправдано скопившиеся у представителей науки в отношении пустословных служащих из министерств.

– Как бы Вам объяснить… Постарайтесь быть внимательны: оператор, контролировавший дрон, увидел матричный круглокод в виде наслоенных бликов поверх картинки записи, которая велась с камеры на корпусе беспилотного аппарата. Динамики же слегка трещали от фона ионизирующего излучения, – Гон подхватил докладную фабулу за свою коллегу, за что тут же поплатился, так как Ханаомэ Кид перед встречей предупреждала своего заместителя, чтобы тот не вилял от текста, заранее утвержденного по итогам длительного обсуждения.

– Мистер Гон, я продолжу, не с Вашего позволения, – найдя в глазах рядом сидящего повинующуюся мину, строгая начальница продолжила. Спри в это время уловил несбалансированность коллективного духа чиновников: группа, явно, старалась не выдать лишнее инсайдерское слово. – Расшифровка оптической метки с записи дала очень странные телеметрические показания неизвестного источника энергии.

– Кью-Ар код, код быстрого реагирования, – уточнил Спри, – не является формой диагностического оборудования, а его штрихметки не больше, чем поля тетради для записи под диктовку. Работа какого устройства на самом деле законспектирована в коде?

– Откуда мы это знаем, мистер Спри? – молниеносно, без доли размышления, Бэа пыталась отделаться от вопроса. – Патрульный гексакоптер просто-напросто видел зашифрованное послание о непостижимых уму значениях кинетики.

– Мисс Ханаомэ Кид, – с улыбкой, включавшую всю бережность мужской невзыскательности перед лицом легкомысленного женского умалчивания, Крео застал комиссара врасплох, – Вы же сами только что с глазами, полными полагающегося на наше неравнодушие оптимизма, просили быть честными, но зачем-то в присутствии, осмелюсь заметить, профессионалов своего дела утаиваете важнейшие свидетельствования.

– Штрих-код транслировал телеметрию с сорока шести порт-плагов, – в отсутствии алиби коллега Бэи осознал, что члены министерства не выкрутятся из цепких объятий компетентных оппонентов.

– Мистер Гон, да что Вы себе позволяете? – несоразмерно внутреннему негодованию Ханаомэ Кид с наитончайшей нотой разочарования констатировала брешь в конспирации их тайны.

– Бэа, тогда как люди, вообще, поймут, с чем мы предлагаем им иметь дело? Немного доверия не навредит, – Гон обратился к лицам напротив. – Какое именно явление пеленгует датчик – неясно, однако…

– Заткнись, пожалуйста.

Крео Спри, не обращая внимание на предостерегающее Гона замечание, тут же обратил против него весь дознавательный арсенал:

– Как нам всем известно, порт-плаги служат диагностическим оборудованием, пронизывающим многослойные, сложные по составу структуры. Такого рода оборудование дает взглянуть на сокрытое рядом контуров пространство, в котором протекают явления трансцендентно космического масштаба.

– Неизмеримые относительно примитивным оснащением геолого-разведочных мероприятий, – поддержал линию аргументации Гек Клем.

– Мощность пеленгуемой энергии, мисс Ханаомэ Кид? – наплыв неистощаемого упорства Крео экспонировал тем сильнее, чем большими мегаваттами набрякали очертания интриги.

– Около трех ста… – не успел закончить Гон, как его тут же осекла Бэа, восстановившая трудноулавливаемый баланс скрещенных ног на мысленном гимнастическом бревне внутреннего спокойствия.

– Около трех ста миллионов градусов по Цельсию, мистер Спри, – Бэа улыбнулась, увидев в ответ знакомый по ранней встрече в операторской нежно-томительный магнитизм между ними: он продолжал перебирать чувственные струнки обоих и не умолкал.

– Пальцами лучше не прикасаться к такому, мисс Кид. Можно и обжечься, правда?

– Просто Бэа, мистер Спри.

– Внутри также зафиксировано давление десять в минус шестой степени Паскалей, – втиснул важное уточнение Гон.

– Постойте, пожалуйста, – наконец подал признаки присутствия чиновник новодэвонской агломерации, Арнибальт Умми, – я не особо смыслю в физико-химических науках, или о чем вы еще там говорите, но причем здесь давление?

– В космосе вакуум характеризуется показателем десять в минус четвертой степени, – Гек Клем оперся локтями об стол, словно говоря движением тела о еще большем погружении разума в обсуждаемые обстоятельства неизвестного, – в настоящем же случае, мистер Умми, речь идет о сверхвакууме.

– Все верно, – Спри был рад вернуться в поле дискуссионного вихря после внезапно заставшей его врасплох тяги к другому человеку: как правило, такие вспышки мужчина мгновенно купировал закостенелым стоицизмом. – Вкупе с идентификацией столь поразительной энергии можно говорить о том, что…

– В породах, отсканированных гексакоптером, расположился настоящий фонтан, изливающий протонные или нейтронные дозы чего-то. На лицо – все признаки управляемого термоядерного синтеза, – слова Гека обозначили первую знаменательную веху по вскрытию оболочки таинственного источника энергии.

– А как же пресловутая радиация? Она уже какой век испепеляет ионизирующим излучением все живое концентрационных зон, – задал вопрос Гон с подозрением на то, что ответ ему известен. – Мы же знаем, как работает эквивалентная доза, распыленная в схватке со «слепой яростью» нашими давнишними военными предшественниками из комиссии по военным делам Земного полиса. Может, она также оказывает влияние на показатель ядерного излучения? Как бы наслаивается на значение той непонятной подземной энергии, от чего последняя может ошибочно показаться высокой?

– О чем Вы говорите, уважаемый? – присоединился мистер Бэжамин Дэн, – терравосстановительные вышки, которые дочернее общество моего холдинга до сих пор конструирует для последующей отправки на замену изношенным, уже, как минимум, лет двадцать рассеивают радиацию, преобразовывая ее атомные частицы в полезные удобрительные вещества.

– Но они все равно не спасают животный мир от тех членовредительств, которые ей принесла лучевая болезнь, – Крео вновь ощутил в себе нарастающий ком необузданной агрессии. Не зная, что с ним делать, он позволил себе нарушить клятву немого хладнокровия, данную когда-то искавшему для Спри путь обретения мудрости Сиккэну. Второй раз за вечер он воспользовался этим варварским, но отдающим неприкрытой первобытной справедливостью орудием. – Изувеченные неестественными отростками лозы; животные, бегающие с рогами из слепящего хрусталя, вместо костных продолжений; реки с озерами, поверхность которых может напоминать радугу из миллиона радиационных оттенков, но никак не пригодную для жизни природы воду. Вот, что из себя представляют продуманные решения Земного Объединенного Полиса. Вот, что погубило и оставило на растерзание техногенному неистовству столько людских душ, которые до сих пор вынуждены…

– Это абсолютная ложь, – едва удержал себя от импульсивного вскакивания с места Клинтрек, до этого с осторожностью внимавший устные размышления присутствующих. – Земной Полис тогда боролся со «слепой яростью», и она была уничтожена. Нет никаких оснований утверждать, мистер Спри, что люди могли остаться там и продолжать существование. Если и были жертвы, то они ушли с миром, а не в муках.

– Под звучания галлюциногенных излучений, разъедавших их организм изнутри? Надеюсь, вы так шутите? «Мистер не знаю, как Вас там», тех, кто до сих пор обитает в концентрационных зонах, язык не повернется назвать людьми – они перестали ими быть, как только совет комиссии по военным делам Земного…

– Хватит, оба, – мистер Дэн вовремя применил буфер властной интонации для примиряющего эффекта. – Все, что касается «слепой ярости», должно оставаться в прошлом и служить показательным примером для всего человечества, когда оно позволяет в своем скотском высокомерии посягать на естественный порядок. Триста лет назад полярные снежные глыбы севера и юга были уничтожены, высвободив из-под обледенелых оков целый рой штаммов. Мы победили эту безжалостную армию первозданной чумы – на этом все. Мисс Бэа, к чему в итоге Вы хотели подвести?

– Спасибо, Бэжамин, – Ханаомэ Кид, для верности, с холодным осуждением оглядела Клинтрека, только что вспыхнувшего неуместно демонстративным долгом охранять честь госаппарата от злословия. Тот, стыдливо клюнув носом, замолк. – В отличие от своих коллег, я согласна с Вашей теорией: я тоже думаю, что триста миллионов градусов по Цельсию исходят исключительно от зажатого в каком-то подземном резервуаре источника. Если и допустить, что оптодозиметровые сенсоры улавливали постороннее, не относящееся к синтезу в породе ионизирующее излучение, то его величина ничтожна – по сути, белый шум, крутящийся вокруг скудного дискретного набора с минимальной дисперсией.

– Ну хоть кто-то из министерских шишек владеет базисом дефиниций регрессионного анализа с примесью ядерной физики, – позволил восхититься молодой геолог.

– Транспланетарный нейрокорреспонденс… полагаю, даже магистр, – с уверенностью волхва Спри заглянул вглубь прекраснейших глаз Бэи.

– Вы хотите, чтобы Аполло-2 провел геологическое изучение местности, так как она – если я правильно понял – скрыта под толщей как естественных пород, так и пород, образовавшихся в результате искусственно деструктивного воздействия? – откинув все мельтешащие топтания на месте, Бэжамин Дэн применил свою акулью прямолинейность, проверенную сонмами успешно заключенных сделок.

– Кто такой Аполло-2? – с непониманием обратился к присутствующим в конференц-зале Гон, надеясь получить хоть какое-то объяснение.

– Суперкомпьютер, омнифрейм господина Дэна, – обрабатывая непредсказуемо быструю реакцию бизнесмена в виде вопроса в лоб, Ханаомэ Кид дала себе отдышку путем объяснения Гону элементарных вещей, не знать которые было непростительным дилетантством со стороны инициативной группы. – Да, мистер Дэн, вы правы, мы хотим, чтобы Вы дистанционно обработали пространственно-геологическую модель в максимально возможной четырехмерной динамической детализации.

– Географическая отстраненность неприемлема, – Крео пытался высмотреть в Ханаомэ Кид внешние, а, может, и вовсе скрываемые за стальной непреклонностью скул возбудители его беспокойного томления от мыслей о женщине. – Мистер Клем, я ведь прав, что в целях изображения структуры обнаруженной полости необходима сейсморазведочная инфраструктура на местности? Также, наверняка, потребуется мощная связь со спутниками для передачи сверхмассивных данных о породе, верно?

– Иного пути я не вижу, – согласился Гек, откинувшись на спинку кресла, – стандартная пневмопушка будет оптимальным решением. Подберемся с ней на том же гексакоптере на высоте ста метров и сделаем несколько выстрелов. Только вот я не понимаю, почему…

– Мистер Спри, – словно никто другой, именно в тот момент, для Бэи не существовал, поэтому девушка и не могла приказать сойти парализованной восторгом мине, – не при каком условии ваше участие не может выходить за рамки дистанционного режима работы по воспроизведению модели объекта. Все обнаруженное будет сперва всесторонне изучено представителями Объединенного Полиса, а уже потом его центральный дом решит, как полученный кладезь может послужить на благо людей.

– Зовите меня Крео, просто Крео, – для мужчины являлся удивительно непостижимым факт их непрекращающейся дуэли, ведь в этом споре чудеснейшим образом находили себе место искренние любезности и взаимодополняющие улыбки. – Вы весьма справедливо обособили представителей Объединенного Полиса – то есть, чиновников – от свободолюбивых жителей нашей планеты. Ведь они уже не подчиняются административно-территориальным эдиктам, а наоборот – рассекают по ослабленным государственной неповоротливостью просторам на машинах рационального индивидуализма. Если Вы не заметили, люди уже создают под носом дремлющих властей легитимированное правовое поле для существования своих коммун. Я это все говорю к тому, что разум человека, прежде всего, а не обколотый служебными записками мозг бюрократии решает, нужен ли этот кладезь знаний или нет… какими бы неисчерпаемыми они ни были.

– Не сводите наш разговор в популизм, – вскипел уже Гон.

– Крео, – фехтовальная дорожка по-прежнему принадлежала только им двоим, – я с Вами отчасти согласна, но это не отменяет наше решение изолировать вас от полевых работ.

– Понимаете ли, Бэа, я ни при каких обстоятельствах не позволю читать Аполло сигнал, если не уверен в защищенности его источника. Другими словами, любой установленный в землю или парящий над плоскостью сейсмодатчик подвержен высокому риску быть хакнутым, из-за чего он может спалить всю нейронную биосферу Аполло. Я не смогу контролировать на таком расстоянии сетевую непоколебимость обороны омнифрейма. Спросите, откуда такое недоверие? Я отвечу: не желал бы я никому хлопот сравни тем, что случились с кором, принадлежащем когда-то гиганту из индустрии фотовольтаики в Чиркулум-Чинере.

– Кого Вы опасаетесь? – Клинтрек сидел надутым мальчуганом: возмущение от роли осужденного за ребячество постепенно спадало. – Как уже было сказано, никаких сказочных существ, облученных эквивалентной дозой яда, там нет. Тем более, если бы они и существовали, то как обезумевшее от слепой ярости животное вдруг обнаружит в себе склонность к виртуозному сносу брандмауэра? Пустынные набежчики… да они сами давным-давно поубивали друг друга.

– Что на счет лихих фортелей госслужащих в части несанкционированного проникновения и установки шпионских ретрансляторов в артисинаптических связях нейросети? – хлесткой пощечиной, отбивающей желание оппонента в продолжении диалога, Крео наконец сменил фокус своего взгляда.

– Вы обвиняете нас в…

– Я думаю, на этом хватит пререканий. Вы либо соглашаетесь на оговоренные условия физического присутствия нас в сканировании зон, либо прошу пожаловать на изучение общедоступной книгодинамики одно-контрактных предложений, коих сейчас пруд пруди. Каждая, без исключений, средненькая компания по нейросетевому обеспечению может воссоздать качественную четырехмерную динамическую модель местности. Если же вам нужно что-то помощнее – вперед! Центральному омнифрейму юго-восточной всегломерации – стоит заметить расположенному в марсианской экзомерации, а не на Земле, – полагаю, не покажется лишней предлагаемая вами пара миллиардов г’стоунов. Им же не хватает на финансирование своего технологического присутствия на необжитых просторах марсианских кремнеземовых равнин. Дело ваше, хотя деньги, которыми вы распоряжаетесь – не Ваши, а каждого гражданина Осевого Полиса.

Мистер Бэжамин Дэн сделал несколько скрипящих движений на сидении, неприлично сильно въевшемся в таз, – настал черед его резюме:

– Мистер Спри, хоть и заносчив, а местами и вовсе непростительно невежественен, но политику моей компании понимает лучше, чем любая консалтинговая вошь. В этой связи жду от Вас согласие на наше полевое участие, непосредственное физическое присутствие при изучении породы. На этом, если Вы не против, предлагаю закончить.

В несколько мгновений переговорная опустела, оставляя замкнутую в блужданиях своих рассуждений Ханаомэ Кид совсем одну. Она замерла у панорамного остекленения зала. Превозмогая самобичевания, она в конце концов проглотила в бездне памяти провальную сдачу флагманских позиций, допущенную из-за суматохи между коллегами. Руководство комиссии четко дало ей понять, что поблажки частным лицам в вопросах доступа к неопознанному месту неприемлемы.

***

Беснующая под люминофором ночная жизнь Нового Дэ'Вона приветствовала прибывающих из мест постоянного рабочего напряжения людей. Она зазывала в свои псевдоготические обиталища, обещала родное гостеприимство и материнскую заботу. Однако стоило заблудшей душе после принятия дозы запретных веществ свалиться в полуанилиновый диван и вглядеться в нависшие фрески сводов, как из-под потолочных рисунков на смотрящего обращались взгляды демонических созданий, а тиснение мебели в своей текстуре начинало выдавать изувеченные души – с собой, в котлы сожжения, они с удовольствием бы забрали доверчивого офисного беднягу. Бесконечные шлейфы аэрозоли от хайдрокваалюда, дешевая выпивка и симуляции танцевальных вакханалий в модулях воссозданной реальности –этим жила как офисная молодежь, так и более возрастной контингент, состоявший из успешных людей и их захребетников.

К одному из таких мест направлялся Крео Спри, не забывая укутываться в пальто, словно ограждаясь от плывущей на встречу скверны. Один модно разодетый в пестрые тона юноша, пройдя очень близко со Спри, на долю секунды обволок его слепящей голографической сферой: Крео без какого-либо желания вынудили нырнуть в чужую учетную запись социальной сети. Отдалившись от Спри на добрые три шага, со спины молодой человек напоминал находящегося в изоляционном боксе больного иммунодефицитом. С каким бы издевательским гротеском Крео ни подходил к говорящей свободе таких вот повес – а на деле, их скрытому требованию внимания к своим персонам, – тяга подрастающего поколения к неприкрытой откровенности собственных жизненных драм принимала пандемические масштабы. Она разрасталась среди молодежи за спинами академических лекторов, нагло отупляя зубы перед гранитом науки: конечно же, имелась в виду самая популярная социальная площадка КнотАс (первая буква опускается при произношении) – эта метасфера объединяла миллиарды живых существ, но взамен требовала сдачу своей индивидуальности.

Кто-то носил инвазивные нанопроводники – как правило, электрод закреплялся под ушным завитком, – тем самым скрывая от прохожих глаз мир сетевого профиля; кто-то видел невозможным существование мира без голографических иллюстраций своих ежедневных душевных смут, принуждающих случайного зрителя к поддельному сочувствию. Одним словом, настоящая засуха от чумной диджитилизации опустошала одну почву нераскрытого потенциала за другой. Инвазивные устройства с открытым глазам публики сетевым профилем занимали по численности такую же треть потребительской аудитории, как и аналогичные гаджеты с закрытой визуализацией профиля. Оставшаяся треть, к которой можно было причислить Спри, не гнушались более аскетичных форм сообщения с сетевой топологией: редко используемый браслет с фотопластинкой для проекции объемной мультимедии крепился на запястье так же естественно, как и произрастал из плоти пальца ноготь.

До бар-клуба, куда направлялся Спри, оставалось пройти утробы нескольких кварталов. Однако манящие мысли о встреченной женщине заставляли Крео сбавлять шаг, так как он знал, что, увлекшись быстротой темпа, связь с воображаемым им образом прервется тем внезапнее, чем скорее он доберется до бар-клуба Скорбящий Дедал.

Видел ли он ее раньше? Приходила ли она к нему в тех самых грезах, когда мужчине является идеал и он принимается боготворить его с не меньшим трепетом, чем это делает бедствующий моряк при виде полярной звезды? Крео Спри не знал, испытывает ли он разочарование к своему пошатнувшемуся волчьему самозабвению или же благодарность перед щедростью судьбы.

Не могла найти ответ и Ханаомэ Кид на то, что заставило ее вдруг, вопреки сформированной опытом общения с противоположным полом неприступности, податься полю сближающего магнетизма и улыбнуться мужчине в тот безвозвратный момент, когда понимаешь, что запланированная совместная работа будет служить фоном для произрастания чего-то большего. Застигнутая врасплох непрекращающимся давлением парализующих чувств девушка была вынуждена в одном черном, как ночь, белье, чуть сгорбившись, испуганно таращиться в зеркало, будто бы за ним скрывался ответ. Сильнее надавливая изящно тонкими с прожилками мускулов руками на туалетный столик, Бэа с порицающей остротой вела зрительный допрос в отношении обвиняемой: адвокатируемый природной стихией ответчик был непреклонен. Чулки, обволакивающие ее ноги в едва прозрачную черную сеть, вкупе с теменью спальни распыляли никотиновый зной кабарэ, впадая в томительность приглушенного света от минисофитов зеркала. Она почему-то почувствовала себя падшей женщиной, явившейся в безвольной наготе на подмостки бурлеска, отчего еще сильнее возненавидела себя. Что за несусветная чушь, думала она, пытаясь сбалансировать беспокойные весы внутренней гармонии умозрительными пощечинами.

С не меньшей по контрастности палитрой эмоций Крео, пока еще так и не дойдя до Скорбящего Дедала, позволил себе убавить чувствительность к внезапной связи и скользнул взглядом по витрине. По обратную сторону стекла три-дэ проекция записи прошедшего заседания членов Общественного Надзора по агломерации Новый Дэ’Вон привлекала кратковременное внимание прохожих.

Избранные по результатам агломерационных отборов обычным народом не менее обычные граждане – в их ряды, как правило, входили бизнесмены мелкого и среднего пошиба, аудиторы-аналитики из статистических бюро или преподаватели экономических, а также социальных наук – занимали равноправные посты этой де-юре четвертой, но де-факто первой по значимости ветви власти в теле представительной демократии. Общественный Надзор являлся нанизывающим все существующие позвоночные диски дополнительным хребтом. Если поясничный отдел позвонков, т.е. законодательная власть, искривлял опорно-двигательную работу тела отсутствием кворума в части принятия решения по законопроекту или же грудной отдел позвонков, т.е. судебная власть, губил организм пренебрежением беспристрастности, а, может, шейный отдел, т.е. исполнительная власть, и вовсе рукоплескал посулами, но, в итоге, не мог даже настроить пути исполнения поставленной задачи, то со стальной непоколебимостью в дело вступал самый приближенный к голосу народа орган – Общественный Надзор.

На проецируемом заседании представители Общественного Надзора подсчитывали экономическую отдачу от вложенных правительством агломерации Нового Дэ’Вона налоговых поступлений в общую программу Земного Объединенного Полиса по финансированию межпланетных коммутаторов повышенной дальности. В ходе экспертизы вершителями социально-экономического правосудия неоднократно устанавливалась нецелесообразность инвестирования в столь сомнительные проекты: во-первых, из-за априори удручающих результатов расширения границ обозримости человеческого присутствия во вселенной, а во-вторых, из-за порочной практики чиновников втихую привлекать на субподряды аффилированные бизнес-структуры, выполняющие строительно-монтажные работы втридорога.

Сквозь отблески голографируемых узоров витрины, прямиком из отголосков заседания, в сознание Крео Спри вернулась Бэа. «Классическая чиновница» – отсчитывая последние метры до бара, непокорный человеческому естеству мужчина критиковал объект своего воздыхания. «Небось, богатенькие или властные родители протолкнули свою девицу-дочь в государственный орган» – продолжал хотеть думать Крео, но осознавал, что в меритократии Осевой всегломерации только вкалывающая и не жалеющая свою жизнь воительница может занимать руководящую должность в исполнительном органе центрального дома Земного Объединенного Полиса – не просто какое-то бюрократическое структурное подразделение правительства, а саму комиссию по трансконтинентальной нейробезопасности.

«Хватит, пора прекращать с этим» – Крео в последний раз решил воспротивиться стене цунами, подгоняемой шквальным ветром томимых в глухом заточении чувств. Резким росчерком пера сознание Крео приветствует безмятежную гладь умиротворенного моря, оно омывает буколическую пастораль его душевного изгнания, его мир без живой привязанности к кому-либо.

Усталые глаза Спри упирались в фасад Скорбящего Дедала. Привычное место вмиг стало незнакомым прибежищем для пенящейся гурьбы, что виднелась за прозрачной графической девушкой: уже какой год без изменения во внешнем дизайне она приглашала путников, уставших от суматохи в неоновых лабиринтах мегаполиса.

Зовите меня Бэа. Обезличенная фигура голографической танцовщицы в длинных гольфах и с остальными сопутствующими атрибутами школьной формы – куда же без провокационно короткой юбки – легким движением повиляла челкой каре, открывая Крео лицо той самой женщины, досаждавшей его спокойствию не один час. Просто Бэа.

Потребовалось не менее десяти секунд, чтобы сжатый тесками романтизированных переживаний мужчина привел в порядок мысли и вновь увидел прежнюю голограмму безликой женщины – никакой Ханаомэ Кид уже не было. Крео прикоснулся к толстой застежке на запястье, таким образов указывая парковочный ориентир парящему на верхнем эшелоне лат-скайстеру, и затем пожаловал в Скорбящего Дедала. У входного проема стояла юная хостес с закосом под очередную старлетку и выдавала нашейные метки матричных штрихкодов:

– Добро пожаловать в Скорбящего от безумного горя Дедала, – девушка не успела преподнести нейрометку к шее Спри, как тот аккуратно отвел ее руку в сторону. – Мужчина, без шееАйДи нельзя. Сегодня особенная тематическая вечеринка в честь схождения созвездий Лебедя и Лиры и, конечно же, релиза нового баблдройда «Ви Бесконечность Ви» от Зинателлы.

– Кто такой этот Зинателла? – Крео заставил привередливый к любому внешнему шоку характер успокоиться и позволить девушке-таки приклеить треклятую метку. Однако так просто надоедливая дива с аляповатыми блесками на лице не могла отделаться.

– Нуу этот Зинтелла, который, как он сказал, и свел обе… – неуверенное в корректности изложения зашуганное милое создание в последний момент отважно решилось отвесить словесный пинок ворчливому гостю, – ну обе звезды, вот они, с его слов, и стали предвестниками этого торжественного вечера, чтобы представить Ви Бесконечность Ви. Да проходите Вы уже наконец, ну!

Пока Крео Спри со снедающим взглядом следил за тем, как девочка разглаживает по его шее черную марку, на противоположной ко входу в здание стороне, бурля реактивной смесью, радужные дуги, пролитые турбинами, сотрясали пространство: чей-то скайстер парковался. Машина принимала на корпус пробную артиллерию крупинок скорого ливня, обещавшего ветхозаветным потопом на неделю осадить и без того сырой от проливного горя людей мегаполис. Неизвестный силуэт вынырнул из машины с уже натянутым поверх головы прорезиненным капюшоном. Почувствовав наращиваемую пробивную силу дождя, он поднял голову в сторону стихийной батареи, коварно скрывающейся под хмурым небом Нового Дэ’Вона. Затем незнакомец устремил невидимые во тьме колпака глаза на входное жерло клуб-бара.

Спри, упорно продолжавший ютиться в пальто, расположился у барной стойки, опрокинув сцепленные в замок кулаки на трассу под алкогольные болиды. Дерево панели делало расслабляющий массаж коже рук – Крео надеялся, что ему наконец-то явились первые признаки успокоительного вечернего транса. Но что-то терзало спицы натянутых мышц, что-то делало нежный покров барной стойки противно шершавым, перекидываясь покалывающим спазмом на кончики пальцев. Это что-то, казалось, спряталось за пульсацией танцующей в экстазе толпы, оно смотрело на Спри и выжидало его последнего сдающегося выдоха перед нависшей будничной утомленностью. Нелепо уместив нос на вороте уже, думалось, сросшегося с телом одеяния, Крео суетливо оглядел просторы этого языческого эпикурейского капище: там идолами провозглашались потребительская вера в непогрешимость маркетинга на определение образа индивидуума и навеянная приятной агонией культового танца потребность толпы в иррациональном.

Крео Спри так и не получил визуальный ответ на свои тревожные мысли о предполагаемом преследовании. Возможно, на подсознательном уровне его гложила проявленная уступчивость перед персоналом по вопросу АйДи-метки, которая, как уточнила хостес, при считывании у бара выдает посетителям индивидуальные показатели текущего счета, а также является пропуском в любую зону ночного клуба. Крео посчитал, что мыслям о нейронной слежке через метку пора уйти восвояси и не мешать расслабляться под сводами ночного киберцарства.

– То есть ты считаешь, что глутамат синтетического натрия не спеша травит потребителей, чтобы те потом обращались к фармакологии, которая, в свою очередь, повязана с теми самыми продуктовыми гигантами, подсовывающими нам отраву? – Шел второй час нудного монолога соседа Крео по барной стойке.

– Я ничего не считаю. – Крео Спри за все длительное время, в течение которого он позволял случайному алкоголику изливать свою душу, так и не повернул голову в сторону водопада нескончаемой ереси. Словно неосязаемое простым людом нерадивое полубожество алкоголя снизошло с пенящихся хмелем небес и вселилось в простака, дабы прилюдно выставить уязвимость маленького человека на посмешище.

– Не знаю, как ты, Энни, – шатающийся виночерпий опережал по крутизне наклона гарцующие под тяжестью его туши ножки стула; он, явно, подавал первые признаки легкой деменции, называя пассивного собеседника невнятными чужими именами, – но жизнь без цели подобна плоской филейной части девушки. Зачем тогда Создатель придавал особый фактурный акцент этой части человеческого тела? Для того, чтобы переминающие с одной ноги на другую чаши описывали гипнотизирующие восьмерки, а не просили своим дистрофическим видом милостыню на прокормление.

Тем временем Спри насчитал в отражении навесного безрамного зеркала уже шесть девушек, которые не давали спуску их кавалерам по танцам: разлапистые мальчишеские ручонки позволяли себе дюже много.

– Но в одном я все-таки уверен полностью – душа человека бесконечна, и кто ты такой, чтобы судить ее. – Монолог увлекшегося сомелье уже подступал к спасительному для Крео апофеозу. – Я всю свою жизнь исповедовал самые традиционные ценности… не позволял себе никаких подстрекающих разум сладострастных выходок сердца. Но мой мальчик, боже, мой мальчик… – мужчина испустил особо горькую слезу. – Однажды я застал своего сына в неподходящий момент в не менее подходящих строгости дома объятиях другого юноши. Они были полны страсти: настолько, что даже мы с Энн так не любили друг друга по ночам в пору беззаботной молодости.

Мужчина теперь смотрел точно в глаза Крео:

– Узнав о нашем с матерью замешательстве в его выборе, мальчик покинул нас: он не принял позорный обскурантизм родителей. Но если бы я тогда прочувствовал, если бы, крепко обняв как истинно любящий свое дитя отец, дал понять, что важнее его счастья для меня просто ничего нет, – мужчина сломался: глаза его стали родником из слез всех отцовских драм мира, – тогда бы его тело не было погребено под зараженной землей близ трущоб позорной дальневосходной дыры из-за гонореи. Он бы остался с тем Оли’Ве’Ро дома, и во всем им сопутствовала лишь только радость да благодать… хотя этот мальчик даже не знал о его смерти, пока я ему не сказал, случайно встретившись в какой-то захудалой скайстермонтажной.

Преисполненный скорби отец смахнул мокрую пелену с глаз и вновь впился в Крео взглядом, постепенно проявлявшим желаемый с самого начала разговора катарсис.

– Поэтому, зная всю свою бесконечную любовь к сыну, я хочу, чтобы он услышал мое раскаяние перед ним. Ради его прощения, я хочу увековечить память о страдании нереализованной любви у себя под сердцем и носить его, пока тело мое не будет предано земле, – умоляющее страдание переходило к решающему марш-броску. – Молодой человек, я хочу попробовать прочувствовать то, что в первобытном ужасе посмел импульсивно отвергнуть… то, что грокнул во всей полноте мой мальчик. Возьмите меня и делайте все, что захотите. Я клянусь любить каждую Вашу нежность – давайте разделим воду и взрастим близость.

Бессмысленный пересчет целомудренных принцесс, назло мальчишкам оголивших желаемые пубертатным демоном места, был окончен – Крео в презрительном недоумении встретился наконец лицом к лицу с решившим разоткровенничаться утопленником, навсегда потерянным на дне бокала виски.

– Что ты молчишь? Молю, ответь, да или нет? – мужчина не понимал, что на него устремлена вся тяжесть осуждающего человеческую ничтожность вердикта: от этой недальновидности презренность со стороны Крео только возрастала.

– Муста Оливье, верно? – слева от пьяницы к барной стойке пристроилась женщина с раритетной оптической гарнитурой. – Ваш сосед только что пытался дозвониться до Вас: просил чуть потише заниматься любовью. Стены, видимо, с плохой звукоизоляцией.

– Кто Вы? Что происходит? – пребывающего в самовольном горе отца как будто бы не волновало сообщение, напротив – его вопросительный тон выдавал успокоения по свою душу, неуклюже шатавшуюся на кромке верности и ответственности за нынешнее положение супруги.

– Это сейчас не столь важно, – опустив мост гарнитурной оправы с затемненными линзами на кончик носа, женщина оголила знакомое сияния радужки глаз. Спри ждал Бэю, и она вовремя прибыла, ни минутой раньше, ни минутой позже.

– Тогда мне надо идти. – Не снискав индульгенции в дьявольском ложе, заблудший паломник, на несколько шагов уже отдалившись от стойки, в жалости от теряемого достоинства последний раз решил найти одобрение в глазах Спри. Но его никто не слышал – а сын, если бы сейчас следил за его унижением из посмертия, пожелал бы умереть повторно, чтобы скрыться в более отдаленном загробном мире. Отнюдь, может, сын пожелал бы родиться повторно, чтобы, спустившись с небес, взять под руку отца и отвести беднягу домой к супруге, его матери.

– Только что пришел? – отложив в сторону очки дополненной реальности, Бэа кивнула на пальто, отражающее игру световых явлений зала, точно зеркальный дискобол. – Я, вроде, вовремя, верно?

– Да, буквально, минуту назад. Не успел ничего заказать, как этот чудак пристал ко мне со своим чудным рассказом, – Спри, не обращая внимание на бессознательный обман относительно длительности пребывания здесь, почувствовал, как грубость деревянных микротрещин стойки исчезла, заменившись прежней воздушной мягкостью фактуры, ведь ее только что коснулись пальцы гостьи. – Я думал, такие штуки носят на дискотеках престарелых шестидесятых, – интуитивное внимание Спри так и не сходило с гладкой поверхности стойки, внезапно обоготворенной женской дланью. – Ты с их помощью считала его закрытый инвазивом профиль?

– Конечно, нет, – улыбка теперь целый вечер будет служить девушке ее естественным преображением: в этой физиономической косметике прекрасной вечерней истомы Бэа растворялась с каждый высказанным словом. – В таких старых гарнитурах – а они, будучи под робофактурным запретом, давным-давно не выпускаются – установлены вспомогательные взламывающие процессорные кристаллы на схемах. Обычная нейролинза не проскользнула бы сквозь матричную метку, которую здесь требуют носить. Эти же добросовестно позаимствованные окуляры, – девушка кивнула на умные архаичные очки, – могут вскрыть АйДи-метку и подвязаться под синхронизирующийся с твоим гаджетом канал, который обычно защищен от сторонних инвазивных устройств.

– Я так и знал, что метку в два щелчка любая мало-мальски творческая натура хакнет.

– Не волнуйся. По крайней мере, с умными очками здесь только Ваша покорная слуга.

– Но ему ведь не стоит беспокоиться за свою семью?

– Ты про этого мужчину? Нет, брось. Я ведь это придумала. Из выскребанных очками данных я только деликатно пустила в бой знания о его браке и все. Так-то супруга этого бедняги вместо растягивающих конечности упражнений с молоденьким дискантом, полагаю, нанизывает ткань на сенсорное жало самоуправляемой змейки-иголки, чтобы сшить мужу носки.

Поданный барменом стакан уже изливался потом от руки Спри, стискивающей стеклянные чресла сосуда: мужчина до сих пор не пропустил ни капли спиртного. Час грозившего фиаско ожидания девушки незначительно повлиял на его ощущения текучести времени. Он считал, что, явившись в назначенное чиновницей место загодя, разберется с его отношением к ней – однако, даже вооружившись вычислительной мощностью суперкомпьютера, Крео не нашел бы переменной в этом, казалось бы, линейном, но, по сути, неподвластном холодному рассудку уравнении жизни.

– Добросовестно позаимствовали, говорите, – улыбка теперь на целый вечер, как хотел Спри, будет служить мужчине естественным преображением: в этой возвышенной незаменимости предвкушаемых чувств он собирался навсегда забыться. Знали эти два горящих сердца друг друга только лишь сутки.

– Я связалась с Вашим начальником, мистером Бэжамином Дэном, и подтвердила заинтересованность комиссии в ваших услугах. Я думаю, мистер Дэн уже успел Вам это сказать. Вообще, как я понимаю, необходимость нашей с Вами встречи здесь – весьма сомнительна, или я неправа? – Бэа решила блицкригом взять невозмутимость Спри: ей было невыносимо интересно узнать, каков по своим задаткам улов, так внезапно оказавшийся у нее на крючке. При этом, сказав твердое «нет» своей повседневной женской отрешенности перед выходом из отеля, девушка стала подозревать, что, возможно, фибра ее желания близости уже сама стала жертвой встречной мужской уловки – она была не против оказаться на крючке.

– Он сказал мне об этом, да. Также дал знать, что комиссия удовлетворила наше требование осуществлять контроль за геологическим моделированием на месте.

– Теперь Вы спокойнее за то, что сейсмодатчик не пропустит ни один бит сомнительного сигнала на Ваш новодэвонский кор? Аполло, верно? Так он называется.

– Я предпочитаю слово «омнифрейм». Понятие «кор», скорее, применимо к прямолинейным остолопам, типа суперкомпьютеров или мейнфреймов, которые содержат ничтожную долю ПЛИСов в своем железе. Аполло-2 это – полноценная биосфера нейронной сети, хоть и состоящая из абсолютно искусственной среды персептронов. Количеству же синоптических связей может позавидовать любой золотодипломник из земного университета Бордо. Я сам иногда заблуждаюсь, кто из нас обрабатывающая мириады процессов машина, а кто – живой сгусток идей.

– Машина? Вы же сами только что просили не применять зычные человеческой непричастностью ярлыки в отношении Аполло-2.

– Да, все верно, – от бесповоротности допущенной оговорки, сонливо моргнув, Крео одарил Бэю теплотой смиренно принимаемого поражения – иногда я называю его Деус экс машина.

– Интересная аллегория. Что-то вроде Бог из машины, провозглашающий свое предназначение спасителя в момент вселенского хаоса.

– Я лучше и не скажу.

Глаза Бэи, невинно глумясь, запорхали в ответ на неприкрытую лесть. Оба сидели улыбающимися идиотами, то и дело подспудно дразня друг друга.

– Омнифрейм. Вы сказали, что мы могли бы обратиться к еще одному, в юго-восточной всегломерации, если я правильно помню. Выходит, их все-таки двое таких высокоинтеллектуальных омнифреймов? – Бэа почувствовала бессовестно близкое чувство сухого алкогольного обезвоживания в районе груди.

– Тот, о котором Вы говорите, теперь не служит дальневосходному глотку свежего научно-технического витка: омнифрейм из Ута-Лампу нынче патрулирует фронтиры пространства околосолнечной системы. Из последний новостных сводок известно, что вычислительные мощности Дальнего Восхода физически размещены на Марсе в целях оптимизации процессов добычи природных ресурсов. Также они служат на красной планете для наиболее оперативного мониторинга космического флота, что курсирует в пределах малой галактической отдалённости. Судя по тому, что добыча тяжелых углеводородов особо производительных процессоров не требует – то есть заурядный кор, заказанный у любой корпорации, является оптимальным бизнес-решением для моделирования инопланетных геологических пластов, – тогда очевидным является вывод о том, что дальневосходный омнифрейм на Марсе с согласования Земного Объединенного Полиса, прежде всего, призван мониторить космический флот, да. – Спри выдержал паузу. – Безмолвным лазутчиком на краю живого мира, как маяк, выжигать мглу, сквозь обугленные тоннели которой пробиваются крейсеры людской надежды.

– Почему «безмолвным лазутчиком»? Думаете, астронавты из марсианской экзомерации не общаются с разведывательными космическими кораблями, которые они, по протоколу земной комиссии, должны вести к предполагаемым зонам обитания?

– Сколько, по Вашему мнению, крейсеров вышло на связь с момента пересечения экстремальных вершин сферической области пояса Койпера?

Злосчастность норовящего выйти на поверхность ответа отразилась безликим трепетом на устах Ханаомэ Кид. Она прекрасно знала ответ – просто захотела проверить знания собеседника:

– Я жду Ваш ответ.

– Ни один. Никакое передовое устройство транспланетарного корреспонденса, о которых Вы не понаслышке знаете, не пробило кромешную тьму непроницаемого межзвездного вещества. Ни одна малопиксельная мультимедийная запись, ни один дряблый магнитофонный отзвук и ни одного жалкого – с перспективы обитателя Земли – текстового уведомления… только лишь примитивный двоичный код для низкоточной триангуляции звездного судна в этой беспомощной абляционной оболочке. Прям представляю, как давит на виски колонистов-первооткрывателей непроницаемый вакуум за стенками шаттла – один сплошной космос, и ничего рядом.

– Я не верю этому. На всех закрытых пленарных межкомиссионных заседаниях коллеги из департаментов, ответственных за внепланетарную деятельность, с пенящейся слюной уверенностью рапортуют о баснословных удачах, которые им сопутствуют при освоении космического пространства, о невиданных доселе микроорганизмах, выращиваемых под электромагнитными излучениям вакуума. Но Вы с такой уверенностью заявляете о ханжестве полисовой политики по внепланетарным вопросам, как будто сами стоите на мостике комплекса навигационного управления. Откуда такая уверенность?

Взяв руки в замок и накренившись чуть вперед, придерживая ножку барного стула, Крео поднял из-под век утомленные стробоскопическим сердцебиением клуба глаза:

– Когда ты закончила викторинский университет, то, наверняка, прежде чем отправиться на неблагодарную государственную службу, проходила стажировку в каком-нибудь передовом ультра-тек конгломерате и, разумеется, по направлению своей выпускной квалификационной работы?

– В «Терпла и Логан», управление по сопровождению проектов на высокоэллиптической орбите.

– Вы сами прекрасно знали состояние производства всего сектора транспланетарного нейрокорреспонденса, так же, как и обычных средств спутниковой связи. Неужели ты не помнишь, насколько удручающими были прогнозы роста производительности аппаратуры?

– Интенсивный научно-технических подход к развитию сектора заменился экстенсивным.

– Все верно, Бэа, – увлекшись рассуждениями об одной из излюбленных тем, по неправдоподобно удачному стечению обстоятельств совпавшей с квалификацией Ханаомэ Кид, Крео и не заметил, как без лихого замысла стал жонглировать формами обращения к девушке, через раз выдавая «ты», вместо «Вы» – Бэа не могла не умиляться этой неконтролируемой от переизбытка эмоций мальчишеской суматохе слов. С каждой обнаруживаемой солидарностью по вопросам освоения космоса дух фамильярства между ними креп. – Важно то, что я ни в коем случае не умаляю рвение твоих коллег к позитивному результату, хоть он и обманчив. Они это делают, чтобы каким-то образом сохранить индустрию внепланетарного освоения. Как думаешь, продолжила ли до сих пор существовать комиссия по внепланетарным делам, если бы за ней безустанно вышагивала тень неудач? Омнифрейм Пылающий Дж’к и группа астронавтов с марсианской экзомерации совместно с сочувствующими остаткам технократического хребта на Земле делают все, что в их силах, для сохранения своей космической одиссеи.

– Космическая одиссея? Никогда не слышала о таком литературном пассаже? Откуда он? Пылающий Дж’к с Марса – к слову, я тоже вспомнила название этой нейронной сети. Тот самый второй омнифрейм, как Ваш Аполло.

– Если честно, – Крео только сейчас заметил, как участились явления культурной забывчивости: складывалось причудливое впечатление, что в чертогах памяти завёлся шкодливый домовой, сталкивающий книжные стеллажи в цепном порядке костяшек домино, – я и сам не помню, откуда это.

– Зато я помню, – прежняя пылкость озарила Бэю, – как Вы, или ты, мастерски ушел от вопроса касательно цели нашей встречи здесь.

Дуэль могильной тишины заняла полуметровое стрельбище между стульчиками двух отчаянных гринго; для их архетипов, не питающих тягу к безудержному гедонизму вокруг, здешнее место ощущалось чрезвычайно чужим. Натянутая напряжением зрительных фронтовых атак струна не то идеологической непримиримости, не то мускульного стопора удлинилась в максимальную амплитуду и, не выдержав давления поддельной серьезности, лопнула, обнажив саркастическую предтечу постановочной заварухи. Бэа хихикала – Спри аккомпанировал ей краешками вибрирующих от улыбки губ.

Крео так и не нашел в потолке или отдаленных закромах клуба, куда он обреченно косился в поисках ответа, достойного объяснения своего стихийного вызова пригласить девушку пропустить с ним пару кружек биокобальтного неолагера. Она же в забывчивом умилении отказывалась с укоризной принимать его длящийся с момента настоящей встречи прокол.

Потерявшись в обоюдном смехе, они стали разговаривать на все возможные темы, ни коим образом не связанные с их профессиональным родом деятельности. Для Спри было утешающим откровением узнать, что девушка воспитывала в себе независимость в абсолютно всех проявлениях с самого отрочества: так, например, она не позволила громкому, как впоследствии выяснилось, имени отца подчистить занятые достойными студентами бюджетные места специально под нее. Во время же самой учебы Ханаомэ Кид запросто могла оставить подружек на растерзание летним интригам, чтобы просто-напросто изучить вдоль и поперек все талмуды по теоретическим основам академических предметов. Раз за разом она ухватывалась за бечевку основополагающих научных постулатов, что сквозным сечением пронзали древо сдаваемых дисциплин, и отсекала от нее всю лишнюю водяную муть с той лишь целью, чтобы достичь самой сути, – ведь какая польза от раковины, когда жемчужина почти в руках? Девчонка, заставлявшая сокурсников противоположного пола терять дыхание при редких выходах в свет, всегда получала рекордно высокие баллы: она оттесняла с озолоченной вниманием академиков вершины пьедестала типовых неуклюжих заучек, которые, зазнавшись, даже через толстые диоптрии громоздких очков не могли распознать личное поражение от длинноногой соперницы.

Бэа бесхитростно, в отличие от слегка наигранного нигилизма Крео, в открытую спрашивала о его внерабочих увлечениях – тот, в оцепенении двоечника, выдумывал на ходу самые обыденные хобби, в которых со спокойной душой вязнут обитатели мегаполисов: он боялся ненароком отпугнуть девушку, если вдруг случайно подчеркнет свою агорафобию. Однако кого-то или даже чего-то ближе, чем отсвет от лезвия меча тати, у Крео не было и в помине.

– Почему ты носишь дальневосходное имя, при этом имея средне- и западно-полисную внешность, как, к примеру, и я? – Крео беззаботно скользил по каждому контуру ее скул, блестящих в стробоскопических вспышках клуба.

– У отца сохранилась древнейшая коллекция литературных и кинематографических произведений, – отдавшись объятиям приснопамятного детства, выражение лица девушки залилось блаженствующей отстранённостью. – Причем, знаешь, коллекция до такой степени старая, что люди в те времена еще не ведали о будущем с рассекающими монолитные просторы шард скайстерами, а варп и вовсе был непозволительным вымыслом. Какого-то храброго героя, если я правильно помню, звали моим именем.

– Точнее, героиню? – глаза Крео плавно поднялись к глазам Ханаомэ Кид.

– Верно, героиню.

Крео – по неопознанному умыслу затаившихся ассоциаций – посетила мысль о жаренной яичнице и фате, грустно ниспадающей за край видимого кинотеатрального полотна.

Громким стуком металлическая оболочка, вобравшая в свою текстуру характерные изгибы человеческого предплечья, вытащила парочку из-под купола общения: кибернетический протез бармена поставил подле нависшей над столом Ханаомэ Кид конический стакан, его ровные цилиндрические грани омывало прибоем виски.

– Добросовестно позаимствованные очки принадлежат…

– Стажер из комиссии раздобыл их для меня. У Вас на работе, Крео, что разве нет мальчиков на побегушках?

– Предпочитаю не тратить время на тягомотные выучивания студентов. Воля к самообучению – душевно тернистый, но самый короткий путь к безусловному успеху.

– Стажер, кстати, уже работает над набросками геологической модели и поклялся к послезавтрашнему вечеру сообщить первые вводные. Ты не рассказал о своих родителях.

Крео внезапно стал в сухом машинальном порядке отвечать на каждый задаваемый Ханаоэм Кид вопрос: центр его внимания занял протез бармена. Странное чувство обрушилось на Спри, из-за чего он на мгновение перестал принадлежать Бэе. Искусственное продолжение руки, заменившее привычный эпидермис холодным сенсорным покровом, произрастало из оставшихся нервов изувеченной плоти.

– О них мне даже нечего рассказать.

Небольшой кусок татуировки, символизирующей причастность бармена к одной из дивизий войск Земного Полиса, стеснительно выглядывал из-под поднятого ворота. Мужчина носил нейропротез, видимо, в результате тяжелого ранения на одной из операций: будь то частного наемного характера или правительственного. Однако, помимо бармена, добрый десяток посетителей, отдавшихся безрассудному экстазу на хромовых покрытиях танцпола, также демонстрировал наличие нейроинженерных конечностей.

– Зазнавшиеся люди постоянно принимают отрешенный вид страдальца.

– Возможно.

Если у служащих с каждой милитаристской вылазкой терялась часть биологической аутентичности, впоследствии заменяемая щедростью науки и роботофактуры, то светская клика с каждым проведенным шабашем, где распевались осанны ультрабытового киберпанка, приобретала часть сверхчеловеческого обличья под нажимом домов мод, что пропагандировали нейробиологические изящества, – чаду их дурманящего лоска было сложно противостоять свободолюбивой молодежи.

– Возможно, Крео, некоторые, просто-напросто не видят в окружающем мире признаки жизни, от чего и сами ее теряют.

Одна плоскогрудая девица в платье-комбинации с декольте, оголяющим все грани эллинистически гиперболизированного пресса, обвивала ногой, сделанной из припорошенного золотой стружкой титана, своего ухажера. Тот, в свою очередь, в контраст спутнице, состоял только из плоти и крови, а также был одет в сплошное черное, а не слепяще желтое. Иногда, пропуская световые лучи манерой танца, он сливался со мглой пространства, искривленного потусторонними бликами.

– Что, прости? – Крео словно вынырнул из набитой льдом ванны, последовав за голосом, раздававшимся по другую сторону водораздела.

– Уже неважно, – Бэа, посмотрев на время, поняла, что пора закругляться, – важно то, что я думала, скаредность центрального дома Земного Полиса не позволит моей комиссии сделать шаг дальше, а именно: ограничиться предложением на непозволительных условиях. К тому же, за относительно скромное вознаграждение. Но теперь самое умное существо в мире будет помогать нам с непонятным явлением, обладающим не иначе как космическими масштабами.

– Но теперь Вы здесь, и единственное, что Вас и коллег отделяет от прикосновения к бездне, раскаленной до трех ста миллионов градусов по Цельсию, это – время. Как ты, наверное, уже знаешь от старика, мы вылетаем к месту через пять дней.

– Да, все верно, – Ханаомэ Кид наконец поднялась со стула, хоть и продолжала смотреть на Спри. – А пока найдите себе достойный смокинг для мюзикла-балета в центральном доме поэтов Мэго. Вы приглашены вместе с составом комиссий Центрального дома, а также его всегломерационным советником на Еомор и Тал Жэ’Тьуд. Там даже будет председатель Медианного комитета со своим замом. Причем последний, Жан Ба Нео, попросил советника Моби оговорить текущий статус нашего исследования в неформальном антураже.

– Думаю, что вашему руководству здесь, в северо-западной всегломерации, не будут расстилать ковер добродушного приема. Сами знаете, что крупнейшее земное государственное образование в трех, а то и двух годах от полноценного выхода из Земного Объединенного Полиса. Тем более, этот Медианный комитет с его сомнительной в обществе репутацией…

– Кстати, я очень люблю художественные постановки, – утомленная Бэа, беспризорно оборвав мужчину и бросив тому прощальную улыбку с намеком на неправильность его ответа, удалилась. – Прощайте, Спри. Я буду в красном.

Крео еще долго смотрел ей вслед. Даже когда фигура чиновницы размылась в сердцебиении толпы, он по-прежнему представлял ее присутствие где-то там, за пределами Скорбящего Дедала.

Прошло двадцать минут, и Спри решил тоже покинуть обитель внебрачного раздолья. Позабыв о матричном штрих-коде на шее, а также удалив в сознании последние мысли о параноидальном чувстве слежки, однако же сохранив воспоминания образа Ханаомэ Кид, мужчина позволил себе таки притронуться к заказанному пару часов назад алкогольному напитку. Он думал, что зацементирует теплоту минувшего мгновения в жерлах солодового дистиллята, что непременно рассеется по закромам тела. Пробужденный в Крео внутренний романтик внезапно подумал о том, что предпочел бы биокобальтый неолагер стоящему перед ним виски.

– Прошу. Как заказывали – новодэвонский лагер, светлое. – Бармен продолжил обслуживать стол.

Крео смутился. Тут же заключение, которое электроимпульсом дефибриллятора воскресило его бдительность, заставило резко встать из-за стола и оглядеться по сторонам: незваный гость взломал нейрометку непозволительным в киберцарстве Скорбящего Дедала устройством. Кто-то осмелился поиграть со Спри, проникнув в его нейроузлы и угодив заказом желаемого сорта пива. Но кто это мог быть?

Взбудораженный чувством нейросетевой беспомощности, Крео пробирался сквозь зыбучую массу человеческой плоти, она горела от неконтролируемых прикосновений страстного пыла, словно лес пылает стихийным пожаром от разряда молнии.

Странствующий мужчина прошел толпу насквозь, но так и не заметил никакого подозрительно постороннего движения в зале. Он глянул назад на барную стойку – все тот же одинокий бармен, окруженный бездушными стеклянными придатками. Он окинул взглядом танцевальную зону и проходы, ведущие к модулям воссозданной реальности, – никаких признаков суеты. Вдруг у входа в зал, точно за спиной Крео, образовался силуэт с расставленными по ширине плеч ногами; неестественная форма капюшона прикрывала голову чужака.

Аккуратно обернувшись, Спри осознал, что вновь проиграл – зачинщик безвыигрышной для Крео партии в прятки заставил наконец мужчину столкнуться с ним тет-а-тет. Неторопливо сокращая дистанцию между человеком в черном, легкими шагами Агасфер приближался к силуэту: абрис чужака сливался с росчерками стигийских барельефов, украшающих здешние раблезианские хоромы, – казалось, что неизвестный сам вышел из оков этих настенных скульптур и принял более объемный горельефный порядок. Неестественность форм, как ранее заметил Спри, придавал капюшон, скрывавший лицо в не без того покинутом светом месте. Крео, оказавшись в десяти метрах от порождения ночи киберцарства, ухватил пристальным взором отсвет лазурной радужки, мерцавший в пугающей черноте глазного яблока чужака.

В роке отчаяния завороженный увиденным Крео предстал в знакомой по недавнему сну бесплодной пустыне. Уставившись в растянутый до бесконечности обоих краев аквариум небесного мира, Крео во всей полноте лицезрел уже не очертания, а фигуру человека в черном. Даже вырвавшиеся из погребения мертвецы – они извивались в волнообразном танце искалеченных тел за спиной у Крео – не были такими четкими, как человек в черном.

Неизвестный резким взмахом промышленного макинтоша ринулся прочь из клуба – Крео, вернувшись из лихорадочных воспоминаний в реальность, пустился за ним следом.

Льющийся, как из ведра, дождь точно по расписанию обрушил накапливаемые неделями осадки на мегаполис. Дородные стены жидкого неистовства заслонили город. Естественные инсталляции природной палитры из мокрых серых оттенков служили жителям Нового Дэ’Вона ненавязчиво бесплатным приглашением на празднество угрюмости и беспроглядной депрессии.

Спри выбежал наружу. Пространный проспект был окутан бомбардирующими снарядами стихии: они пронзали дорожное полотно через канализационную инфраструктуру, делая из него сплошное сито. Голограмму танцовщицы, что безустанно продолжала изнывать от цифровой жары, охлаждали игловитые выстрелы дождя сквозь ее высокопиксельное тело. Один из управляющих клуба, крича в ухо своему коллеге, вступил в спортивный спор с криком стихии, безрассудно намереваясь потеснить его оглушающее крещендо:

– Как будто кто-то дистанционно взломал графический процессор нашей трехметровой девки. Уже третий жаловался на то, что у нее почему-то борода отросла, а второй и вовсе лицо своей бабушки увидел.

Крео со стальной хладнокровностью вышел на край бордюра; электроуправление интеллектуального материала, из которого было пошито пальто, не успевало адаптировать имитацию графического изображения дождя: динамично наслаиваемые друг на друга изображения зданий, немыслимо искривленные ливнем, походили на мазки позднего сюрреалистического модерна, расположившегося на верхней одежде Спри.

Поднявшийся вертикально вверх скайстер добавлял к окружающей симфонии вибрирующие волны турбинной тяги, разогретой до предела и готовой к броску. Легкий хлопок, сопровождавший ярое пламя рабочего тела, швырнул зависший лат через поперечное сечение проспекта. Сопроводив взглядом массивную пулю, разрезающую груду водяных потоков, Крео быстрым щелчком по наручному браслету вызвал собственный лат-скайстер, а также активировал голосовую связь:

– Аполло, быстро зафиксируй максимальный всплеск кинетической энергии у Скорбящего Дедала, – обращенная омнифрейму команда пробудила находящегося в спячке гиганта. – Аполло, ты слышишь меня?

Спустя пару секунд скайстер подлетел: его будоражащие пространство дуги реактивной тяги с остервенением откидывали в стороны небесный водопад, а боралюминиевое днище заслоняло Спри от осадков.

– Я слушаю тебя, Крео, принято, – пока омнифрейм считывал запрашиваемую географическую телеметрию, машина опустилась на дорогу. Еще в воздухе считавшее биометрию своего владельца транспортное средство приземлилось с уже откинутой вверх дверью. Крео перешагивая пассажирское сиденье нырнул на место пилота.

– Только что объект взмыл в воздух, Аполло, – ты его не упустишь.

– Не хочу тебя огорчать, Крео, но похоже никаких околозвуковых скачков энергии не наблюдалось в радиусе пяти километров от текущей точки района Парк Ги’ К Вуд. Может, ты помнишь марку транспортного средства?

– Это – невозможно, – выпалил Спри. Непонимание происходящего сверлило стенки головы. – Нет, Аполло, я и руки своей не вижу в этом кромешном водяном мареве, что уж там говорить об отдаленном лате.

Сняв беспилотное управление, Крео отключил экономный режим работы топливных форсунок, а также отрегулировал положение сопла и форсажной камеры под необходимый искрометный рывок за преследуемым. Пронзительный импульсный шум говорил о готовности скайстера к молниеносному броску – вторая за последнюю минуту ударная волна обдала всплесками осадков небоскребы, с надзирательной безмятежностью нависшие над улицей.

– Мои расчеты указывают на то, что неопознанная составом нанокомпозитная оболочка преследуемого средства не позволяет средствам спутникового слежения триангулировать объект. Наземная беспилотная инфраструктура и вовсе не располагает подобными вычислительными мощностями. – Всю отречено декларируемую омнифреймом информацию Крео анализировал со спокойной виртуозностью пилота, параллельно нарушая десяток правил воздушно-городского пилотирования: вот уже третий высотный эшелон был прорезан снизу без разрешения летно-посадочной системы контроля за перемещением. – Крео, из-за того, что ты снял беспилотный режим без уведомления новодевонского департамента агломерационного пилотирования, кором агломерационных воздушно-городских служб готовятся штрафные уведомления в отношении твоего идентификационного номера.

Возвысившись над еле ползущим гранд-скайстером, лат дал очередной рывок в сторону вышеоцифрованного высотного эшелона – уже четвертого. Прорезав невидимую человеческим глазом границу виртуального летного тоннеля, копотная мускулистая фактура скайстера Крео, Ишиму-Спроул, ворвалась на пятый высотный эшелон.

– Ну, значит, опереди заплывшую бюрократическим жиром операционную систему воздушно-городского кора и удали всю историю моего полета. – Крео с облегчением вздохнул, увидев, что впереди появившиеся скайстеры полицейских тут же нырнули на нижележащий эшелон, устремив за собой, словно магнит, дождевой вихрь. Багрово-синие отблески распознавательной оптики стражей правопорядка озаряли унылые железобетонные монолиты профилактической острасткой.

«Патруль прибыл по вызову на точку Б тире двадцать шесть. Улица Даунпорт, дом пять, Паровые Бройлеры. Оператор, подтвердите случай 6-66Д» – Аполло-2 ловил линию передачи полицейской частоты: наряд полицейского контроля, судя по коду дела, расследовал исчезновение человека. «Патрульный скайстер номер триста два, свидетели сообщали о возможном каннибализме в отношении объекта по 6-66Д. Подтвердите, что приняли данные» – лишенный эмоций голос оператора принадлежал безликой женщине.

– Уже сделано, Крео. Также на десятиминутный интервал в режим инкогнито переведен распознавательный маячок – твой транспорт вне зоны радиоэлектронной досягаемости.

– Только аккуратнее, малыш. Я не хочу, чтобы от подобных выкрутасов у нас земля под ногами гореть начала. Уж лучше на штраф раскошелиться.

– По твоему тону я идентифицирую крайне низкий уровень доверия моим функциональным особенностям, параметры которых, к слову, ты сам и настраивал.

– Поменьше слов, больше дела, ловкач.

Спри дугой описал урочище из пяти сверхгигантских небоскребов, отчитывающих в пандан заседающим судьям окружающее их снизу городское плато, словно упрекая градостроительный ландшафт в высотном ничтожестве. Пестрые орнаменты из редких пород деревьев украшали смелое подражание капителям, а строгие геометрических линии, походившие на пилястры, прорезали тела зданий-титанов сверху-вниз. Изящные высотки в стиле ар-деко как будто бы говорили о своей интимной неприступности, о своей духовной недосягаемости склонившемуся перед его декоративным величием остатку Нового Дэ’Вона, безвкусному недоноску в не остепенившихся мотивах киберпанкового половодья.

Крео вдруг понял, что один из наиболее действенных способов атаки это – использование оружия самого же противника, еще в баре коварно заставшего Спри врасплох:

– Матричная метка, Аполло! У беглеца на шее была такая же штрихметка, как и у меня, – иначе бы он без шума не проник в Скорбящего Дедала. Выследи его по ней. Если он по близости, метку можно распознать.

– Крео, тебе это покажется странным, но я, действительно, пеленгую его геолокацию.

– В чем странность, малыш?

– Он неподвижен и находится в трех ста метрах от тебя. Здание Кассини-два по правый борт.

Сквозь обдуваемые водяным потоком боковые окна лата Крео разглядел знакомую фигуру – она смотрела в его сторону. Раздуваемые полы промышленного макинтоша выдавали армейские ботинки, которыми человек в черном, казалось, намертво вцепился в поверхность небоскреба.

Скайстер Крео аккуратно приземлился на крышу одного из величественных гигантов, вершину которого взнуздал чужак, непоколебимый вихревым пикированием ливневой картечи. Не спеша выбравшись из кокпита, пилот не мог видеть сумасбродного альпиниста из-за зависшей двери лата. В конце концов, опустившись, крыло закрыло кабину и обнажило вид на пресловутую фигуру – от ее непокорного перед порывами стихии вида перехватывало дух. Неизвестный в надменной непричастности стоял спиной к пожаловавшему летчику и с потусторонним озарением в глазах отдавался небесному тайфуну.

– Полярная звезда постепенно растворяется в небе, – фраза явно была адресована Крео.

Опустив левую руку, до этого кое-как прикрывающую от беспощадного дождя поле обзора, Спри, будто бы проталкиваясь сквозь заросшие лианы тропиков, шел по непроглядному пути, в конце которого расплывчатый силуэт, казалось, уже повернулся лицом к отчаянному пилигриму:

– Надеюсь, ты понял, что нашел меня, потому что я так хотел, – ткнув себя в шею, чужак пропустил по пальцу заряд, наэлектризовавший до испепеления клубную матричную АйДи-метку. – Однако я рассчитывал на более раннюю встречу, что не в плюс тебе.

– Что это все значит? Кто вы? – захлебываясь от дождя, Крео в невыносимом мытарстве старался держать силу воли перед нависшим роком. – Я как будто видел вас, и каждый шаг, который бы я ни сделал, отдалял меня от вас. Это было во снах… Кто вы и что вам надо?

– Преследовали по винтовой лестнице башни бесконечного абсурда, – отступая ближе к кромке крыши, человек в черном раскрыл свой подлинный оттенок одеяния: серый промышленный макинтош скрывал не менее серые и совсем сырые от погоды военные штаны, заправленные в сапоги со старыми истертыми кевларовыми вставками. – Пока что мне нужно было тебя просто увидеть.

– Стой!

Целостность картины всевышнего гнева на жалкость людей в виде ветхозаветного ливня нарушило раннее невиданное Крео явление, своей сказочностью оно могло затмить исполинскую внушительность грозовых раскатов грома: человек в черном – или сером – стал распадаться на мириады наночастиц, освобождая пальто, которое, не успев упасть оземь, также расщепилось в микроскопические наномашины и проследовало извивающимся хвостом ската за основным массивом пчелиного роя. Петляя из стороны в сторону, все, что пару секунд назад было незнакомцем, изобразило в воздухе идеальную аналемму. Это происходило на фоне вечернего бушующего дождливого неба. Покружив еще немного окрест небоскреба, наночастицы, сгруппировавшись, стремительным рывком закрутились в спиралевидный узор: зрелище отдавало истым шаманским предначертанием.

Спустя несколько непродолжительных витков искусственные насекомые унеслись вдаль расплывчатых в поволоке осадков неоновых контуров, оставляя за собой только лишь усомнившегося в трезвости собственного существования Крео Спри. Мужчина осознал, насколько неодолима представшая перед ним сила. Отныне повелителя мух не существовало, был лишь повелеваемый мухами.