Читать книгу Связь без брака – 4. Время собирать камни - Дмитрий Распопов - Страница 4

Буквально через месяц все газеты трубили о поимке страшной банды в Москве, которая пытала, вешала, убивала граждан, прикрываясь при этом милицейской формой. Причём я с большой усмешкой читал, что оказывается – оказывается! – два милиционера погибли при исполнении служебного долга. И их форму, служебные удостоверения и табельное оружие бандиты стали использовать для запугивания и дискредитации советской милиции при совершении своих злодеяний. Журналист требовал в строках статьи самого сурового наказания для подобных уголовных элементов, и, как я понял, в этой реальности пяти-семи годами остатки банды не отделаются. Судя по всему, их расстреляют, так как полученные, пусть и тайно, показания от множества свидетелей, которые в моей реальности отказывались их давать милиции, справедливо опасаясь интереса органов к своим нетрудовым доходам, здесь пустили в ход, ведь расследованием дела занимался КГБ. Мне было только непонятно, почему Андропов решил не трясти грязным бельём МВД, ведь ясно, что те просто решили по-тихому скрыть потерю формы и оружия милиционеров, уволив сотрудников и удалив об их существовании все записи. А также не слышно было коррупционных или экономических скандалов, словно КГБ решил придержать полученную от цеховиков информацию до лучших времён, по крайней мере, в газетах по этому поводу была тишь да гладь.

А ещё через неделю мне позвонил Давид Маркович и осторожно поинтересовался, возьму ли я подарок от общественности Москвы, которая решила поблагодарить меня за избавление от ужасной банды, державшей цеховиков за горло. На что он, конечно же, получил ответ, что благодарить нужно за это советское государство и бдительные органы государственной безопасности, а скромный я ничего не сделал, поэтому ни от кого ничего не приму. Он по моему тону понял, что это окончательное решение, поэтому извинился и повесил трубку.

***

Для меня снова потекли дни и недели, целиком забитые тренировками на базе и школе КГБ. Бывшие девушки пытались восстановить общение, хотя бы в рамках дружбы, но я откровенно всех посылал лесом, говоря, что занят. Больше всех переживала Ира, но вскоре пропала и она, а причину этого мне поведала по секрету Галина Степановна, общавшаяся, конечно, с Розой Ивановной, которая и сообщила ей, что моя подопечная ждёт ребёнка. Ира, которая сама, по сути, недалеко ушла от детства, накупила книжек по воспитанию детей и теперь их усиленно штудировала, не говоря уже о ремонте комнаты и покупке всего, что потребуется ребёнку после рождения. В общем, лишённая своего детства, она крайне ответственно решила подойти к детству ребёнка, который появится у неё самой, что меня, безусловно, радовало, но я не собирался ни с кем из них больше встречаться. Пустота в душе от расставания никуда не делась, и Данил, с которым мы пару раз пересекались в школе КГБ, с пониманием отнёсся к моим словам о нежелании видеть его жену или вообще кого бы то ни было.

Даже Алёна, которая что-то там себе надумала и стала претендовать на что-то большее, чем редкие встречи и секс, была послана по тому же направлению, что и все остальные, и я больше не отвечал на её звонки и просьбы о встречах. Избавившись от всех обязательств и баб, я снова почувствовал себя свободным и, может быть, даже немного счастливым, единственное, что меня тревожило, – это отсутствие награды за помощь Лизе. Её дедушка был спасён, банда арестована, и даже самые активные её участники к этому времени ожидали расстрела, остальные же отправились в лагеря на весьма длительные сроки. То есть, по идее, квест был выполнен, а награды за него так и не пришло, а это значило, что либо его и не было вовсе, либо мне не засчитали, поскольку я чего-то ещё не выполнил до конца. Зная по прошлым приключениям, что понять это не представляется возможным, я перестал об этом думать, осознавая, что рано или поздно меня столкнут с нужной ситуацией. По крайней мере, до сегодняшнего дня это происходило именно так.

Игорь Щёлоков больше на горизонте не объявлялся, а самому напрашиваться к нему в гости было не с руки. Мне нечем было его заинтересовать, а просто так кутить в компании «золотой молодёжи» в преддверии начала бегового сезона я не хотел и сам.

***

Закрутившаяся суета по оформлению документов на меня и мою «бригаду» едва не заставила меня забыть то, ради чего я согласился поехать в Америку. Вспомнив, я направил свои стопы в подзабытый кабинет, поскольку за тренировками я практически никуда не выбирался, лишь изредка заглядывал в Первое управление, почитать американскую периодику, чтобы быть в курсе, чем живёт эта страна. Но это было так редко и на бегу, что к товарищу Белому, перебравшемуся на этаж к Андропову, я с тех пор не заходил.

– А, Ваня, привет, – я вошёл в его кабинет, поскольку личный секретарь приглашающе показал мне на дверь своего шефа.

– Добрый день, товарищ генерал, – я поручкался со своим куратором и сел за красивый полированный дубовый стол, оглядевшись. – Хорошо живёте, – вынес я вердикт увиденному, на что тот скривился.

– С удовольствием вернулся бы к дезертирам, предателям, взяточникам и прочим несознательным элементам советской армии.

– Как дела с «меховым делом»? – поинтересовался я, даже не рассчитывая получить ответ. Мне давали всегда знать ровно столько, сколько было положено, и ни граммом больше, это могло бесить, раздражать, но всем из комитета было плевать на мои хотелки.

– С чем пожаловал? – сделав вид, что меня не услышал, спросил товарищ Белый.

– Я тут с Димой посоветовался, который выписывает разные заграничные медицинские журналы для составления моих тренировок, и подумал, что мне нужно больше знать о состоянии здоровья Андропова, – спокойно сказал я, отчего лицо генерала вытянулось.

– Ваня, ты вообще в своём уме? Это государственная тайна! – возмутился он.

– Я почитал про отказ почек, и американцы сейчас используют для этого процедуру гемодиализа. Прогоняют кровь через искусственные почки, очищая её раз в две недели у пациентов в обычном случае и раз в неделю в запущенном, – я тоже сделал вид, что не услышал его, – если у Юрия Владимировича отказывают почки, это шанс его спасти или продлить жизнь.

С этими словами я перевёл взгляд с окна на генерала, который внимательнейшим образом меня слушал.

– Думаю, не буду дельфийским оракулом, если скажу вам, что будет, если он скоропостижно скончается, – тонко намекнул я, – и что с нами всеми сделают те, кому мы все эти годы вставляли палки в колёса, пытаясь направить жизнь страны в русло строительства коммунизма, а не взяточничества, коррупции и купания в роскоши.

– По живому режешь, Ваня, – тяжело вздохнул товарищ Белый, – ой, по живому.

– Мне нужно поговорить с личным врачом Андропова, всякие ваши расписки могу написать хоть сейчас, – я стал полностью серьёзным, – я хочу посетить самый передовой центр и узнать, можно ли вылечить или продлить ему жизнь, если болезнь неизлечима.

Думал генерал недолго, позвонил по телефону.

– Евгений Иванович, заняты? Если не сложно, зайдите ко мне, пожалуйста.

Положив трубку, он объяснил мне:

– Чазов Евгений Иванович, начальник 4-го главного управления. Отвечает за состояние здоровья руководителей страны и в том числе Юрия Владимировича.

Вскоре среднего роста человек с пышной шевелюрой и в хорошем костюме с галстуком в полоску появился в кабинете и, после того как нас представили, выслушал мои предложения. Я почему-то думал, он сейчас будет превозносить советскую медицину, клеймить запад и говорить, что я несу чушь и его лечения вполне достаточно, но он меня приятно разочаровал.

– Я читал об этом методе, но у нас он пока не применяется. Если Иван и правда узнает в клинике подробности лечения, а также возьмёт контакты, с кем из специалистов мы можем поговорить лично, это будет хороший шанс для моего пациента. Я даю добро.

– Настолько всё плохо? – сжал губы генерал.

Врач покосился на меня, но товарищ Белый показал, что при мне можно говорить.

– Я бы сказал так, нам нужно рассматривать любые варианты лечения, – осторожно ответил он, – если бы я точно был уверен, что нам могла бы помочь знахарка из деревни, я лично поехал бы к ней.

Его слова нас вообще не обрадовали.

– Хорошо, спасибо за разговор, Евгений Иванович, – генерал поднялся и попрощался с врачом. Тот кивнул ему, мне и вышел.

– Да уж, удивляешь ты меня, Ваня, и на это у тебя хватило времени, – он странно на меня посмотрел.

Я лишь пожал плечами, вставая со стула.

– Если Юрий Владимирович станет генеральным секретарём, думаю, все мы в стране заживём чуточку счастливее и правильнее, – тихо сказал я, – а если бы я в это не верил сам, то не стал бы вообще вам помогать.

– Заходи, Ваня, даже просто чайку попить, – обычно безмятежное лицо товарища Белого дрогнуло от моих слов.

– А про дело меховщиков тогда расскажете? – тут же оживился я. – Или о чём с ворами поговорили?

– Или лучше не приходи, – секунда слабости у него прошла, и он помахал мне в сторону двери рукой, выпроваживая прочь.

Хмыкнув, я вышел из кабинета и, попрощавшись с секретарём, пошёл вниз.

***

Май и июнь пролетели для меня словно одно мгновение, заполненные снова только тренировками и ничем более, даже женщин мне не хотелось, поскольку я настолько сильно уставал за день, что максимум, на что меня хватало, – это выпить витаминов, которые покупал для меня у фарцовщиков Дима, и поесть, прежде чем принять ванну и, словно бревно, упасть на кровать.

Так что за неделю до начала товарищеских матчей СССР-США в Калифорнийском университете города Беркли нас с Димой, Женей и вышедшим два дня назад из запоя моим доктором Александром Семёновичем отвезли в аэропорт, где нас уже ждали знакомые тренеры и другие спринтеры. Я поздоровался только с теми, с кем общался раньше, остальных напрочь проигнорировал, подтверждая тем самым свой статус главного говнюка советской легкоатлетической команды.

Не было ни одного человека, кроме меня, кто бы не испытывал мандраж и беспокойство, поскольку вылетали мы в Америку. Спортсмены и тренеры, особенно те, кто там ни разу не был, обменивались мнениями, предполагая, что встретят там. Один я был спокоен и этим привлекал к себе внимание. Если бы они знали, сколько раз я бывал в этой ихней Америке в будущем, думаю, это было бы для всех шоком. Поэтому мой спокойный и флегматичный вид как при прохождении пограничного контроля, так и потом таможенного заметили не одни спортсмены. Руководитель делегации подошёл ко мне и, отведя в сторону, поинтересовался, что у меня случилось, если я так странно себя веду.

Я сказал, что просто сильно устал, постоянно тренируясь, чтобы не посрамить честь родины на чужбине, а он, довольный моим ответом, который принял за чистую монету, пошёл стращать других спортсменов. Летели мы с пересадкой где-то в Европе, поэтому я от нечего делать и банальной усталости просто проспал почти всю дорогу, даже отказавшись от еды. Встал я только раз, чтобы сменить самолёт, поскольку пересаживались мы на рейс американской компании, и вскоре задрых и там, попросив улыбчивых стюардесс не тревожить меня в полёте. Что они, конечно же, и сделали, поэтому растолкали меня уже на посадке мои соседи.

Я, с трудом разлепив заспанные глаза, стал приводить спинку кресла в вертикальное положение и пристёгивать ремень, зевая при этом во всю ширь рта и замечая, как волнуются вокруг меня другие советские люди.

– Ну и горазд же ты спать, Иван, – с завистью прошептал мне Дима, когда самолёт, наклонившись, пошёл на снижение, – я от волнения, что побываю в Америке, глаз не сомкнул за всё время полёта.

– Молод ты ещё, Дима, – ещё раз широко зевнул я.

– Да мы с тобой почти погодки! – возмутился он.

– Морально, Дмитрий, морально я старше тебя лет на сорок, – хмыкнул я и прикрыл глаза. Вскоре нас несильно тряхнуло, и самолёт, включая реверс, стал медленнее бежать по ВПП, а потом и вовсе поехал в сторону стоянки у терминала.

Припарковавшись, наш транспорт замер на месте, включилось освещение, и пилоты стали зачитывать не нужную пассажирам информацию, естественно, на английском. Взволнованным товарищам по соседству я перевёл всё, успокоив их, поскольку они не понимали, что происходит. Вскоре подали транспорт и сначала пригласили советских спортсменов пройти на выход, что мы и сделали, распределившись по двум огромным автобусам с хромированными боками и бамперами. Выглядели они, конечно, весьма красочно, поскольку ещё к этому были раскрашены в цвета американского флага.

Автобусы мягко тронулись и вскоре выехали на идеально ровную дорогу, везя нас в сторону Калифорнийского университета, как я понял из речи нашего американского гида. Правда, говорил он только по-английски, так что понимал в автобусе его только я и представитель МИДа, ну, может быть, ещё сопровождающий из органов.

Вскоре со всех сторон послышались тихие переговоры, все обсуждали то, что видели. А посмотреть тут было на что, я с усмешкой понял, что нас везли идеологически выверенной дорогой, поскольку вокруг мелькали только чистые, ухоженные домики и магазины, зелёные газоны и белые заборы идеальной американской жизни. Вот только я знал, что происходит за всем этим красивым фасадом и внешним лоском. Грязные, вонючие, засранные города, нищета и наркомания. Хотя сейчас, возможно, с этим лучше обстоят дела, чем в моём времени, но обольщаться всем увиденным я бы точно не стал, когда своими глазами видел изнанку этого видимого благополучия.

Через пару часов нас доставили в университетские кампусы, выдали пропуски на плетёных шёлковых лентах, которые нужно было носить на шее, и расселили по двум этажам, объяснив, что у большинства студентов настали каникулы, поэтому огромный стадион и кампусы отданы как раз под товарищеские соревнования США-СССР. Раздав нам ключи от комнат, руководитель делегации сказал сверить всем часы и быть внизу ровно через час. Нас проведут, познакомят с университетом, а также со столовой и стадионом. Дружной гурьбой, уже в полный голос обсуждая окружающую нас красоту и чистоту, мы разошлись по комнатам. Которые были стандартные – небольшие двухместные. По идее, если тут не было студентов, нам могли дать по отдельной, но нет, по советской традиции, чтобы за тобой всегда присматривало бдительное око товарища, поселили по два человека. В сожители я выбрал себе Диму, как самого малохрапящего, а Женю и Завьялова поместили рядом с нами, в комнате напротив. Пока мои компаньоны оккупировали подоконник, живо обсуждая открывающиеся виды из окна, я отправился в душ, который был в небольшой ванной комнате вместе с унитазом, и освежился, сменив одежду. Остальные прождали время словно голуби, сидя на подоконнике, оставшись в той же одежде, в которой и приехали.