Читать книгу Пьесы и инсценировки. Эскизы костюмов - Дмитрий Сарвин - Страница 5

Инсценировка по одноименному произведению

Анатолия Погорельского.

Музыка Василия Тетерина.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Алеша

Чернушка

Учитель

Жена учителя

Кухарка Мавруша

Две старушки – англичанки

Директор

Проныры

Король подземных жителей

Подземные подданные

Слуги

ЗТМ

Чернушка. Тихо, главное не шуметь!

Чернушка и Алёша с зажженным фонарем крадучись идут через зал и забираются на сцену.

Чернушка. Алёша, мы уже близко!

Подходят к занавесу. Чернушка взводит пружинный механизм… и занавес, словно шкатулка, начинает открываться под музыку. Мы видим гостиную в рыцарском стиле. Вдруг, от стены отделяются две тени, которые стояли неподвижно, и начинают наступать на наших героев.

Алёша. Кто это?

Чернушка. Это Проныры! Они нас выследили! Ну ничего, сейчас они у меня попляшут!!! (Выхватывает шпагу)

Начинается бой. Алёша убегает. Чернушка кричит: Алёша! Не бойся! Алеша-а-а-а!!!

Музыкально пластический номер.

Вновь ЗТМ.

На сцене в луче учитель.

Учитель. Я полагаю, нужно кое-что объяснить?! Тогда слушайте: в Санкт-Петербурге, на Васильевском острове, в Первой линии, был дом, который еще и до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотою, хотя и далеко еще не был таким, как теперь. Тогда, на проспектах Васильевского острова не было веселых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров; одним словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний. Города перед людьми имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся красивее… впрочем, не о том теперь идет дело. В другой раз и при другом случае я, может быть, поговорю с вами пространнее о переменах, происшедших в Петербурге, – теперь же обратимся опять к пансиону, который, лет триста назад, находился на Васильевском острове, в Первой линии.

Свет набирается, и перед нами основная декорация. Стена в виде грифельной доски, в центре большое круглое окно, за ним мы видим Санкт-Петербург. Идёт снег или дождь или то и другое, собственно, как обычно в Питере. Дощатый забор справа и слева.

Сцена 2

Учитель. Дом, которого теперь – как уже вам сказывал – вы не найдете, был о двух этажах, крытый голландской черепицей. Из сеней довольно крутая лестница вела в верхнее жилье, состоявшее из восьми или девяти комнат, в которых с одной стороны жил содержатель пансиона, а с другой были классы. Спальные комнаты детей, находились в нижнем этаже, по правую сторону сеней, а по левую жили две старушки, англичанки, из которых каждой было более ста лет, а может и более…

Старушка 1. Не гоже про женский возраст говорить, да ещё и за нашей спиной. Правильно я говорю Перриция?

Старушка 2. Истинно!

Старушка 1. Да! Мы собственными глазами видали маленького Петра и даже с ним играли. В нынешнее время, вряд ли в целой России вы встретите человека, который бы видал Петра Великого: настанет время, когда и наши следы сотрутся с лица земного! Всё проходит, всё исчезает в бренном мире нашем…

Учитель. Но не о том теперь идет дело!

Старушка 1. Время покажет! Правильно я говорю, Перриция?

Старушка 2. Истинно!..

Гордо уходят, словно две гусыни, величественно вытянув шею. На встречу, уткнувшись в книгу, идёт мальчик. Старушки с интересом провожают его взглядом, заговорщически шушукаются и, только после этого, скрываются за кулисами.

Учитель. В том пансионе, находился один мальчик, по имени Алеша, которому тогда было не более девяти или десяти лет. Родители его, жившие далеко-далеко от Петербурга, года за два перед тем привезли его в столицу, отдали в пансион и возвратились домой, заплатив учителю условленную плату за несколько лет вперед. Алеша был мальчик умненькой, миленькой, учился хорошо, и все его любили… Да что я все рассказываю пусть Алёша расскажет.

Рассказчик щёлкает пальцами.

Алёша (отрываясь от книги). Однако, несмотря на то, мне часто скучно бывало в пансионе, а иногда даже и грустно. Особливо, сначала я никак не мог приучиться к мысли, что разлучен с родными своими; но потом, мало-помалу, я стал привыкать к своему положению, и бывали даже минуты, когда, играя с товарищами, я думал, что в пансионе гораздо веселее, нежели в родительском доме. Дни учения проходили скоро и приятно; но когда наставала суббота, и все товарищи спешили домой к родным, тогда, я горько чувствовал свое одиночество. По воскресеньям и праздникам я весь день оставался один, и тогда единственным утешением было чтение книг, которые учитель позволял брать из небольшой своей библиотеки.

Снова утыкается в книгу…

Учитель. В Рождество или в Светлое Христово Воскресенье, – когда он бывал разлучен надолго со своими товарищами, когда часто целые дни просиживал в уединении, – юное воображение его бродило по рыцарским замкам, по страшным развалинам или по темным дремучим лесам.

Другое занятие Алеши состояло в том, чтобы кормить курочек, которые жили около забора.

Алёша захлопывает книгу и начинает кормить кур (зал).

Алёша. Цып-цып-цып! (Кидает крошки) Пеструшка, не безобразничай! Ешь что дают. Ганс, а ну-ка не лезь к Пеструшке!!! Ганс, накажу! Не дам ни крошечки, как в прошлый раз! Вот, так-то лучше. Пухлик, ты что клюв повесил?! Вот тебе крошек. Вкусно? Свеженькие… Ганс! Я кому сказал, накажу?!!

Цып-цып-цып, всем хватит все покушают. Чернушка, Чернушка, смотри, что я тебе принёс. Кушай, кушай не торопись…

Учитель. А в это же самое время началась Рождественская подготовка и все были в больших хлопотах.

Музыкальный номер «Хлопоты»

С утра до позднего вечера в доме мыли полы, вытирали пыль. Явился парикмахер и показал свое искусство; принялся за супругу хозяина пансиона, напомадил и напудрил у ней локоны и шиньон и взгромоздил на ее голове целую оранжерею разных цветов. По окончании головного убора, накинула она на себя старый изношенный салоп и отправилась хлопотать по хозяйству, наблюдая притом строго, чтоб как-нибудь не испортилась прическа; и для того сама она не входила в кухню, а давала приказания свои кухарке, стоя в дверях. В необходимых же случаях посылала туда мужа своего, у которого прическа не так была высока. Старушки англичанки, напротив не старались прибраться, а воспользовавшись всеобщей занятостью и суетой, с помощью «дьявольской машины» прослушивали и прощупывали все закутки пансиона.

Про Алешу нашего совсем забыли, и он тем воспользовался, чтоб на просторе играть на дворе. По обыкновению своему, он подошел сначала к дощатому забору и долго смотрел в дырочку; но и в этот день никто почти не проходил по переулку, и он со вздохом обратился к любезным своим курочкам. Как вдруг увидел подле себя кухарку с большим ножом. Алеше никогда не нравилась эта кухарка – сердитая и бранчивая чухонка; но с тех пор, как он заметил, что она-то была причиною, что от времени до времени уменьшалось число его курочек – то возымел он к ней ужас и отвращение. Увидев ее теперь с ножом, он тотчас догадался, что это значит!

Кухарка. Алеша, Алеша! Помочь мне курица ловить!

Но Алеша спрятался у забора за курятником и сердце в нем сильно билось, между тем как кухарка бегала по двору и манила курочек.

Кухарка Мавруша: – Цып, цып, цып! (ловит кур в зале и ругается по-чухонски)…

Наконец таки, ей удаётся поймать курицу и она подымается на сцену со своей трепыхающейся добычей. Вдруг сердце у Алеши еще сильнее забилось… ему послышался голос любимой его Чернушки!

Она кудахтала самым отчаянным образом.

Чернушка. Кудах, кудах, кудуху,

Алеша, спаси Чернуху!

Кудуху, кудуху,

Чернуху, Чернуху!

Алеша никак не мог оставаться на своем месте… И он бросился на помощь Чернушке. Далее начинается клоунская борьба за чернушку в которой кухарка оказывается переодетой старушкой англичанкой. И причём в двойном экземпляре (Алеша этого не замечает). Пользуясь своим численным перевесом, они побеждают Алёшу.

Алёша. Любезная, милая Мавра! Пожалуйста, не тронь мою Чернуху!

Алеша так неожиданно бросился на шею к кухарке, что она упустила из рук Чернушку, которая, воспользовавшись этим, от страха взлетела на забор и там продолжала кудахтать. Но Алеше теперь слышалось, будто она дразнит кухарку.

Чернушка. Кудах, кудах, кудуху,

Не поймала ты Чернуху!

Кудуху, кудуху,

Чернуху, Чернуху!

Между тем, кухарка вне себя была от досады!

Кухарка Мавра. Руммаль пойс! (Глупый мальчик! (финск.) Вотта я паду кассаину и пошалюсь. Шорна курис нада режить… Он леннива… он яишка не делать, он сыплатка не сижить.

Тут хотела она бежать к учителю, но Алеша не допустил ее. Он прицепился к полам ее платья и так умильно стал просить, что она остановилась.

Алёша. Душенька, Маврушечка! Ты такая хорошенькая, чистенькая, добренькая… Пожалуйста, оставь мою Чернушку! Вот посмотри, что я тебе подарю, если ты будешь добра!

Алеша вынул из кармана империал, составлявший всё его имение, который берег он пуще глаза своего, потому что это был подарок доброй его бабушки… Кухарка взглянула на золотую монету, окинула взором окошки дома, чтоб удостовериться, что никто их не видит, – и протянула руку за империалом… Алеше очень, очень жаль было империала, но он вспомнил о Чернушке – и с твердостию отдал чухонке драгоценный подарок.

Таким образом, Чернушка спасена была от жестокой и неминуемой смерти.

Лишь только кухарка удалилась в дом, Алеша подошёл к забору, где сидела спасённая Чернушка. Она как будто знала, что он ее избавитель: хлопала крыльями и кудахтала веселым голосом. Прыгнула Алеше на руки и казалось, будто хочет что-то сказать ему, да не может. По крайней мере, он никак не мог разобрать ее кудахтанья.

Музыкальный номер, подготовка к приезду Директора.

На Алешу надели рубашку с круглым воротником и батистовыми манжетами с мелкими складками, белые шароварцы и широкий шелковый голубой кушак. Русые волосы, расчесали на прямой пробор. Так наряжали тогда детей. Потом научили, каким образом он должен шаркнуть ногой, когда войдет в комнату директор, и что должен отвечать, если будут сделаны ему какие-нибудь вопросы. В другое время Алеша был бы очень рад приезду директора, коего давно хотелось ему видеть, потому что, судя по почтению, с каким отзывались о нем учитель и учительша, он воображал, что это должен быть какой-нибудь знаменитый рыцарь в блестящих латах и в шлеме с большими перьями. Но на тот раз любопытство это уступило место мысли, исключительно тогда его занимавшей, – о черной курице. Ему всё представлялось, как кухарка за нею бегала с ножом и как Чернушка кудахтала разными голосами. Притом ему очень досадно было, что не мог он разобрать, что она ему сказать хотела, – и его так и тянуло к курятнику… Но делать было нечего: надлежало дожидаться, пока кончится обед!

Наконец приехал директор. Приезд его возвестила учительша, давно уже сидевшая у окна, пристально смотря в ту сторону, откуда его ждали. Всё пришло в движение: учитель стремглав бросился из дверей, чтоб встретить его внизу у крыльца; гости встали с мест своих, и даже Алеша на минуту забыл о своей курочке и подошел к окну, чтоб посмотреть, как рыцарь будет слезать с ретивого коня. Но ему не удалось увидеть его, ибо он успел уже войти в дом; у крыльца же вместо ретивого коня стояли обыкновенные извозчичьи сани. Алеша очень этому удивился! «Если бы я был рыцарь, – подумал он, – то никогда бы не ездил на извозчике – а всегда верхом!»

Между тем отворили настежь все двери, и учительша начала приседать в ожидании столь почтенного гостя, который вскоре потом показался. Сперва нельзя было видеть его за толстою учительшею, стоявшею в самых дверях; но когда она, окончив длинное приветствие свое, присела ниже обыкновенного, Алеша, к крайнему удивлению, из-за нее увидел… не шлем пернатый, но просто маленькую лысую головку, набело распудренную, единственным украшением которой, как после заметил Алеша, был маленький пучок! Когда вошел он в гостиную, Алеша еще более удивился, увидев, что, несмотря на простой серый фрак, бывший на директоре вместо блестящих лат, все обращались с ним необыкновенно почтительно.

Алеше это наскучило он подошел к учителю.

Алёша. Господин учитель, могу ли я идти и поиграть на дворе?

Учитель. Подите, только недолго там будьте; уж скоро сделается темно.

Алеша поспешно надел свою красную бекешь на беличьем меху и зеленую бархатную шапочку с собольим околышком и побежал к забору. Когда он туда прибыл, курочки начали уже собираться на ночлег и, сонные, не очень обрадовались принесенным крошкам. Одна Чернушка, казалось, не чувствовала охоты ко сну: она сидела на заборе весело хлопая крыльями Алеша долго с нею играл; наконец, когда сделалось темно и настала пора идти домой, ему показалось, что глаза у Чернушки светятся в темноте, как звездочки, и что она тихонько ему говорит:

Чернушка. Алеша, Алеша! Останься со мною!

Алеша возвратился в комнату и весь вечер просидел один затем пошел в спальню не раздеваясь лег в постель и потушил огонь. Долго не мог он заснуть; наконец сон его преодолел, и он только что успел во сне разговориться с Чернушкою, как, к сожалению, пробужден был шумом разъезжающихся гостей. Немного погодя, учитель, провожавший директора со свечкою, вошел к нему в комнату, посмотрел, всё ли в порядке, и вышел вон, замкнув дверь ключом.

Ночь была месячная, и сквозь ставни, неплотно затворявшиеся, упадал в комнату бледный луч луны. Алеша лежал с открытыми глазами и долго слушал, как в верхнем жилье, над его головою, ходили по комнатам и приводили в порядок стулья и столы. Наконец всё утихло…

А немного погодя показалось, что кто-то царапается и тихим голосом зовет его:

– Алеша, Алеша!

Алеша испугался!.. Он один был в комнате, и ему тотчас пришло на мысль, что под кроватью должен быть вор. Но потом, рассудив, что вор не называл бы его по имени, он несколько ободрился, хотя сердце в нем дрожало. Он немного приподнялся в постеле и еще яснее увидел, что простыня шевелится… еще внятнее услышал, что кто-то говорит:

– Алеша, Алеша!

Вдруг белая простыня приподнялась, и из-под нее вышла… черная курица!

Алёша. Ах! Это ты, Чернушка! Как ты зашла сюда?

Чернушка захлопала крыльями и сказала человеческим голосом.

Чернушка. Это я, Алеша! Ты не боишься меня, не правда ли?

Алёша. Зачем я тебя буду бояться? Я тебя люблю; только для меня странно, что ты так хорошо говоришь: я совсем не знал, что ты говорить умеешь!

Чернушка. Если ты меня не боишься, – так поди за мною; я тебе покажу то, что ты ещё ни когда не видел!

Алёша. Какая ты, Чернушка, смешная! – Как мы пойдём в темноте? Я тебя еле вижу!

Чернушка. Постараюсь этому помочь.

Тут она закудахтала странным голосом, и вдруг под одеялом появился зажжённый фонарь.

Чернушка. Готов?

Алёша. Дверь заперта ключом.

Чернушка кудахтнула, и дверь отворилась… Потом, кровать сама собой поехала. Алёша вскрикнул от радости и удивления.

Чернушка. Берегись разбудить старушек!

И вот ещё для тебя – моё превращение. Не бойся…

Чернушка нырнула под одеяло, кровать поехала, а из под неё показался странного вида человек, одетый весь в черное. На голове у него была особенного рода шапка малинового цвета, наверху с зубчиками, надетая немного набок; а на шее был платок, очень накрахмаленный, отчего казался он немного синеватым. Он умильно улыбался, глядя на Алешу, которому лицо его показалось знакомым, хотя не мог он вспомнить, где его видал.

Чернушка. Узнаешь меня?

Алёша. Чернушка?!

Чернушка. Он самый. Но времени мало, я объясню тебе все позже, следуй за мной!

И они взяв фонарь, они двинулись в зал, затем, Чернушка приложил палец к губам призывая Алёшу сохранять тишину. На сцене появились английские старушки. Они и их странные слуги-помощники изменили комнату, поставив множество ловушек, после чего старушки сели в кресла качалки и раскачиваясь уснули. Их храп стал сигналом к дальнейшему движению Чернушки и Алеши, подняв фонарик они двинулись в глубь.

Чернушка. Не трогай здесь ничего!

Алёша заинтересовался попугаем в огромной клетке. Он осторожно потрогал его и тот заорал:

Попугай. Дурррак! Дурррак!

Чернушка. Как тебе не стыдно! Я же тебя просил!!! Ты, сейчас разбудил «проныр»…

Алёша. Каких «проныр»?

Чернушка. Ты увидишь, не бойся, однако ж, ничего, спрячься за мною.

Музыкальный номер поиск «ПРОНЫР»

Проныры обшарили все вокруг, но не нашли того кто им был нужен. Наши герои пошли далее. Они спустились вниз по лестнице, как будто в погреб, и долго-долго шли по разным переходам и коридорам, которых прежде Алеша никогда не видывал. Иногда коридоры эти так были низки и узки, что Алеша принужден был нагибаться. Вдруг вошли они в залу, освещенную тремя большими хрустальными люстрами. Зала была без окошек, и по обеим сторонам стояли рыцари в блестящих латах, с большими перьями на шлемах, с копьями и щитами в железных руках. Чернушка шёл вперед на цыпочках и Алеше велел следовать за собою тихонько-тихонько… В конце залы была большая дверь из светлой желтой меди. Лишь только они подошли к ней, как два рыцаря, ударили копьями об щиты и бросились на черную курицу.

Алёша. Кто это?

Чернушка. Это Проныры. Они служат у старушек-англичанок. Сейчас, они у меня попляшут!!!

Чернушка выхватил шпагу – и начал с ними сражаться! Алеше сделалось страшно и он убежал.

Чернушка. Алёша! Алёша, не бойся я с тобой!!!

ЗТМ.

Когда Алеша проснулся солнце сквозь ставни освещало комнату, и он лежал в своей постели: не видно было ни Чернушки, ни рыцарей. Алеша долго не мог опомниться. Он не понимал, что с ним было ночью: во сне ли всё то видел или в самом деле это происходило?

Учительница (переодетая старушка англичанка). Вставайте, Алексей! Вас ждут великие дела! Да, кстати, мил друг, не видал ли ты Чернушку? А то, что-то её нигде не видать… Впрочем, беда невелика, если бы она и пропала; она давно назначена была на кухню. Вообрази себе, душенька, что с тех пор как она у нас в доме, она не снесла ни одного яичка.

Часы пробили двенадцать, все засуетились: слуги понесли стулья, кухарка понесла супницу, старушки англичанки чинно прошли мимо, Директор, с шиньоном жены учителя, долго откланивался, она краснела и просила его уйти, затем, не очень ровной походкой, прошёл мимо учитель. Поцеловал Алёшу в макушку, хохотнул и удалился, оставив за собой винный след.

Часы пробили шесть раз. Слуги опять понесли стулья, кухарка заметалась с супницей, учитель с огурцом на вилке и головной болью, его супруга следом за ним неустанно на него бранясь. Она остановилась чтоб перевести дух и что-то сказать Алеше, но осуждающий взгляд двух старушек англичанок, заставил её покраснеть и быстро ретироваться.

Часы пробили девять раз. Слуги пронесли кровать, кухарка подушку, жена учителя в пеньюаре тихонько проводит к себе Директора. Как только директор с женой учителя скрываются во мраке кулис, появляется сам учитель, он крадётся, останавливается, внимательно осматривается, достаёт бутылку красного вина пьёт из горла и занюхивает в волосы Алеше и, так же крадучись, уходит. Старушки англичанки, словно воины-тени, прокрались по заднему плану. Алёша лёг в кровать.

Чернушка. Алешка!

Алёша. Чернушка!

Чернушка. Алёшка!

Алёша. Чернушка! Я боялся, что никогда тебя не увижу; ты в порядке?

Чернушка. Ты добрый мальчик, но, притом, ты ветрен и никогда не слушаешься с первого слова, а это нехорошо! Вчера я говорил тебе, чтоб ты ничего не трогал в комнатах старушек, – несмотря на то, ты не мог утерпеть, чтобы не потрогать попугая, проснулся и разбудил старушек, старушки рыцарей-крыс.

Алёша. Виноват, Чернушка, впредь не буду! Пожалуйста, поведи меня сегодня опять туда. Ты увидишь, что я буду послушен.

Чернушка. Хорошо, увидим!

Музыкально-фантасмагорический номер «Подземное путешествие»

Алеша пошел за Чернушкой. Когда они проходили чрез первую комнату, старушки-англичанки, так же как накануне, качались в креслах-качалках, будто восковые; попугай смотрел на Алешу и хлопал глазами. Перед зеркалом Алеша увидел две фарфоровые китайские куклы, которых вчера он не заметил. Они кивали ему головою, но он помнил приказание Чернушки и прошел не останавливаясь, однако, не мог утерпеть, чтоб мимоходом им не поклониться. Куколки тотчас соскочили со стола и побежали за ним, всё кивая головою. Чуть-чуть он не остановился – так они показались ему забавными; но Чернушка оглянулась на него с сердитым видом, и он опомнился.

Куколки проводили их до дверей и, видя, что Алеша на них не смотрит, возвратились на свои места.

Опять спустились они с лестницы, ходили по переходам и коридорам и пришли в ту же залу, освещенную тремя хрустальными люстрами. Медная дверь сама собою отворилась, и они пошли далее. Немного погодя вошли они в другую залу, пространную, но невысокую, так что Алеша мог достать рукою до потолка. Зала эта освещена была маленькими свечками.

Чернушка: – Побудь не много здесь, я скоро приду назад. Сегодня был ты умен, хотя неосторожно поступил, поклонившись фарфоровым куколкам. Впрочем, ты сегодня не разбудил старушек…

Оставшись один, Алеша со вниманием стал рассматривать залу, которая очень богато была убрана. Ему показалось, что стены сделаны из Лабрадора, какой он видел в минеральном кабинете, имеющемся в пансионе; панели и двери были из чистого золота. В конце залы, под зеленым балдахином, на возвышенном месте, стояли кресла из золота.

Алеша очень любовался этим убранством, но странным показалось ему, что всё было в самом маленьком виде, как будто для небольших кукол.

Между тем как он с любопытством всё рассматривал, отворилась боковая дверь, прежде им не замеченная, и вошло множество странных людей, в нарядных разноцветных платьях. Вид их был важен: иные по одеянию казались военными, другие – гражданскими чиновниками. На всех были круглые с перьями шляпы, наподобие испанских. Они не замечали Алеши, прохаживались чинно по комнатам и громко между собою говорили, но он не мог понять, что они говорили. Долго смотрел он на них молча и только что хотел подойти к одному из них с вопросом, как отворилась большая дверь в конце залы… Все замолкли, стали к стенам в два ряда и сняли шляпы. В одно мгновение, комната сделалась еще светлее; все маленькие свечки еще ярче загорели – и Алеша увидел рыцарей, в золотых латах, с пунцовыми на шлемах перьями, которые попарно входили тихим маршем. Потом, в глубоком молчании стали они по обеим сторонам кресел. Немного погодя, вошел в залу человек с величественною осанкою, на голове с венцом, блестящим драгоценными камнями. На нем была светло-зеленая мантия, подбитая мышьим мехом, с длинным шлейфом, который несли двадцать маленьких пажей в пунцовых платьях. Алеша тотчас догадался, что это должен быть король. Он низко ему поклонился. Король отвечал на поклон его весьма ласково и сел в золотые кресла. Потом, что-то приказал одному из стоявших подле него рыцарей, который, подошел к Алеше, объявил ему, чтоб он приблизился к креслам. Алеша повиновался.

Король. Мне давно было известно, что ты добрый мальчик; но третьего дня ты оказал великую услугу моему народу и за то заслуживаешь награду. Мой главный министр донес мне, что ты спас его от неизбежной и жестокой смерти.

Алёша. Когда? (с удивлением).

Король. Третьего дня на дворе.

Алёша. Господин король! Я не могу принять на свой счет того, чего никогда не делал. Третьего дня я имел счастие избавить от смерти не министра вашего, а черную нашу курицу, которую не любила кухарка за то, что не снесла она ни одного яйца…

Король. Что ты говоришь? (прервал его с гневом король). Мой министр – не курица, а заслуженный чиновник! Вот тот, который обязан тебе жизнию.

Тут подошел министр ближе, и Алеша увидел, что в самом деле это был Чернушка.

Алеша. Господин кроль, прошу прошения за мою невнимательность!

Король. Скажи мне, чего ты желаешь? – Если я в силах, то непременно исполню твое требование.

Чернушка. Говори смело, Алеша!

Алеша задумался и не знал, чего пожелать. Если б дали ему более времени, то он, может быть, и придумал бы что-нибудь хорошенькое; но так как ему казалось неучтивым заставить дожидаться короля, то он поспешил с ответом.

Алёша. Я бы желал чтобы, не учившись, я всегда знал урок свой, какой бы мне ни задали.

Король. Не думал я, что ты такой ленивец… Но делать нечего: я должен исполнить свое обещание.

Он махнул рукою, и паж поднес золотое блюдо, на котором лежало одно волшебное семечко.

Король. Возьми это волшебное семечко. Пока оно будет у тебя, ты всегда знать будешь урок свой, какой бы тебе ни задали, с тем, однако, условием, чтоб ты ни под каким предлогом никому не сказывал ни одного слова о том, что ты здесь видел или впредь увидишь. Малейшая нескромность лишит тебя навсегда наших милостей, а нам наделает множество хлопот и неприятностей.

Алеша взял волшебное зерно, завернул в бумажку и положил в карман.

Алёша. Обещаюсь быть молчаливым и скромным.

Король встал с кресла и тем же порядком вышел из залы.

Лишь только король удалился, как окружили Алешу все придворные и начали изъявлять признательность свою за то, что он избавил министра. Они все предлагали ему свои услуги: одни спрашивали, не хочет ли он погулять в саду или посмотреть королевский зверинец; другие приглашали его на охоту. Алеша не знал, на что решиться.

Чернушка. Почтенные подданые, хочу объявить вам, что покажу сам все подземные редкости нашему дорогому гостю! С чего бы ты хотел начать?

Алёша. Вы можете взять меня с собою на охоту?

Чернушка. Очень хорошо, я думаю, что лошади уже оседланы.

Тут он свистнул, и вошли конюхи, ведущие в поводах – палочки, у которых набалдашники были резной работы и представляли лошадиные головы. Министр с большою ловкостью вскочил на свою лошадь; Алеше подвели палку и он последовал примеру Чернушки.

Чернушка. Берегись, чтоб лошадь тебя не сбросила: она не из самых смирных.

Алеша внутренне смеялся этому, но когда он взял палку между ног, то увидел, что совет министра был небесполезен. Палка начала под ним увертываться и манежиться, как настоящая лошадь, и он насилу мог усидеть.

Между тем затрубили в рога, и охотники пустились скакать во всю прыть по разным переходам и коридорам. Долго они так скакали, и Алеша от них не отставал, хотя с трудом мог сдерживать свою палку-скакалку.

Вдруг они остановились. Пажи подали цветную веревку, к её концу привязали тряпку.

Чернушка. На «гашу» и «сифу» крысы лучше всего клюют и он плюнул на тряпку,

Алёша повторил ритуал и они закинули веревки в зал… (интерактивная игра с залом).

Опосля, они большою рысью поехали назад и, по прибытии в залу, отдали лошадей конюхам, раскланялись с придворными и охотниками.

Алёша. Скажи, пожалуйста, зачем вы так странно охотитесь, ведь это больше похоже на рыбалку?

Чернушка. Если бы мы не показывали своё превосходство то они вскоре бы нас выгнали из комнат наших и истребили бы все наши съестные припасы. К тому же мышьи и крысьи меха у нас в высокой цене, по причине их легкости и мягкости.

Алёша. Да скажи мне пожалуй, кто вы таковы?

Заиграла музыка. Начался подземный бал. Дельнейший разговор проходит в танце.

Чернушка. Неужели ты никогда не слыхал, что под землею живет народ наш? Правда, не многим удается нас видеть, однако бывали примеры, особливо в старину, что мы выходили на свет и показывались людям. Теперь это редко случается, потому что люди сделались очень нескромны. А у нас существует закон, что если тот, кому мы показались, не сохранит этого в тайне, то мы принуждены бываем немедленно оставить местопребывание наше и идти – далеко-далеко в другие страны. Ты легко представить себе можешь, что королю нашему невесело было бы оставить все здешние заведения и с целым народом переселиться в неизвестные земли. И потому убедительно тебя прошу быть как можно скромнее, ибо в противном случае ты нас всех сделаешь несчастными, а особливо меня. Из благодарности я упросил короля призвать тебя сюда; но он никогда мне не простит, если по твоей нескромности мы принуждены будем оставить этот край…

Алёша. Я даю тебе честное слово, что никогда не буду ни с кем об вас говорить.

Я теперь вспомнил, что читал в одной книжке о гномах, которые живут под землею. Пишут, что в некотором городе очень разбогател один сапожник в самое короткое время, так что никто не понимал, откуда взялось его богатство. Наконец как-то узнали, что он шил сапоги и башмаки на гномов, плативших ему за то очень дорого.

Чернушка. Быть может, что это правда.

Алёша. Но, объясни мне, любезный Чернушка, (зевает) отчего ты, будучи министром, являешься в свет в виде курицы (зевает) и почему вас выслеживают старушки-англичанканки?

Чернушка, желая удовлетворить его любопытству, начала было рассказывать ему подробно о многом; но при самом начале ее рассказа глаза Алешины закрылись и он крепко заснул.

Музыка смолкла.

ЗТМ (антракт).

Проснувшись на другое утро, он лежал в своей постели.

Долго не мог он опомниться и не знал, что ему думать… Чернушка и министр, король и рыцари, голландки и крысы – всё это смешалось в его голове, и он насилу мысленно привел в порядок всё, виденное им в прошлую ночь. Вспомнив, что король подарил ему пшеничное зерно, он поспешно бросился к своему платью и действительно нашел в кармане бумажку, в которой завернуто было конопляное семечко.

Алеша. Увидим, сдержит ли слово свое король! Завтра начнутся занятия, а я еще не успел выучить всех своих уроков. Исторический урок особенно меня беспокоит: задано было выучить наизусть несколько страниц из Шрековой «Всемирной истории», а я не знаю еще ни одного слова!

И вот начались занятия. У Алеши сильно билось сердце… Пока дошла до него очередь, он несколько раз ощупывал лежащую в кармане бумажку с пшеничным зернышком… Наконец его вызвали. С трепетом подошел он к учителю, открыл рот, сам еще не зная, что сказать, и – безошибочно, не останавливаясь, проговорил заданное.

Вокальный номер (нарочито под плюс)

Учитель очень его хвалил, однако Алеша не принимал его хвалу с тем удовольствием, которое прежде чувствовал он в подобных случаях. Внутренний голос ему говорил, что он не заслуживает этой похвалы, потому что урок этот не стоил ему никакого труда.

Продолжение вокального номера

Между тем слух о необыкновенных его способностях разнесся вскоре по целому Петербургу. Со всех концов города съезжались ученые чтоб подивиться на столь талантливого мальчика.

Рассказчик. Алеша, сначала стыдился похвал, чувствуя, что вовсе их не заслуживает, но мало-помалу он стал к ним привыкать, и наконец самолюбие его дошло до того, что он принимал, не краснеясь, похвалы, которыми его осыпали. Он много стал о себе думать, важничал перед другими мальчиками и вообразил себе, что он гораздо лучше и умнее всех их. Нрав Алешин от этого совсем испортился: из доброго, милого и скромного мальчика он сделался гордый и непослушный. Совесть часто его в том упрекала, и внутренний голос ему говорил: «Алеша, не гордись! Не приписывай самому себе того, что не тебе принадлежит; благодари судьбу за то, что она тебе доставила выгоды против других детей, но не думай, что ты лучше их.

Иногда он и принимал намерение исправиться; но, к несчастию, самолюбие так в нем было сильно, что заглушало голос совести, и он день ото дня становился хуже, и день ото дня товарищи менее его любили.

Притом, Алеша сделался страшный шалун.

Музыкально-пластический номер «Хулиганство»

Алеша ведёт себя неподобающий образом, стреляет из рогатки в кухарку и, показав язык, убегает. Старушки – англичанки шепчут ему что-то в оба уха. Выслушав их Алёша делает следующее: исподтишка дает пинка директору, пока он ищет обидчика, подкидывает ему рогатку, затем наступает на подол жене учителя, заставляя её упасть. Директор видя упавшую даму, при всей своей грузности и неуклюжести, пытается её поднять. Алеша стреляет за кулисы в учителя из другой рогатки которую услужливо подала одна из старушек, учитель как ужаленный выскакивает на сцену и видит пикантную сцену: директор обнимается с его женой. Подбегает к ним и начинает уличать в измене! Но директор объясняет, что он лишь помогал подняться даме. Конфликт кажется исчерпан, но у Директора выпадает рогатка. Учитель вскипает и даёт ему пинка, тот от полученного пинка сразу приходит в ярость и начинается потасовка в которую вмешивается жена учителя. Летят шиньоны, парики ботинки и крики на которые прибегает кухарка. Завидев её все трое срывают зло на ней…

Алёша смеётся, кухарка хватает его за ухо и ведёт к учителю и тот, в наказание, задаёт ему выучить наизусть страниц двадцать к другому утру и надеялся, что он, по крайней мере, в этот день будет смирнее.

Старушки смеются и потирают руки, ибо они нашли случайно выпавшее волшебное зернышко.

Часы пробили тринадцать раз. Все собрались посмотреть как Алёша с правится с этим сложным заданием.

Алеша нимало не сомневался в том, что и этот раз ему удастся показать свою необыкновенную способность: он разинул рот… и не мог выговорить ни слова!

Учитель. Что ж вы молчите? Говорите урок.

Алеша покраснел, потом побледнел, опять покраснел, начал мять свои руки, слезы у него от страха навернулись на глазах… всё тщетно! Он не мог выговорить ни одного слова, потому что, надеясь на волшебное зерно, он даже и не заглядывал в книгу.

Учитель. Что это значит, Алеша? – (закричал учитель) Зачем вы не хотите говорить?

Алеша сам не знал, чему приписать такую странность, всунул руку в карман, чтоб ощупать семечко… но как описать его отчаяние, когда он его не нашел! Слезы градом полились из глаз его… он горько плакал и все-таки не мог сказать ни слова.

Между тем учитель терял терпение. Привыкнув к тому, что Алеша всегда отвечал безошибочно и не запинаясь, ему казалось невозможным, чтоб он не знал по крайней мере начала урока, и потому приписывал молчание его упрямству.

Учитель. Подите в спальню и оставайтесь там, пока совершенно будете знать урок.

Алешу отвели в спальню, дали ему книгу и заперли дверь ключом.

Лишь только он остался один, как начал везде искать волшебное зернышко. Он долго шарил у себя в карманах, ползал по полу, смотрел под кроватью, перебирал одеяло, подушки, простыню – всё напрасно! Нигде не было и следов любезного зернышка! Он старался вспомнить, где он мог его потерять, и наконец уверился, что выронил его как-нибудь накануне, играя на дворе. Но каким образом найти его? Он заперт был в комнате. Отчаявшись отыскать его, он вздумал призвать к себе на помощь Чернушку.

Алёша. Милая Чернушка! Любезный министр! Пожалуйста, явись мне и дай другое зернышко! Я, право, вперед буду осторожнее…

Но никто не отвечал на его просьбы, и он наконец сел на стул и опять принялся горько плакать.

Между тем настала пора обедать; дверь отворилась, и вошел учитель.

Учитель. Знаете ли вы теперь урок?

Алёша. Не-е-е-т…

Алеша, громко всхлипывая, принужден был сказать, что не знает.

Учитель. Ну так оставайтесь здесь, пока выучите!

Алеша стал твердить наизусть, но ничего не входило ему в голову. Он давно отвык от занятий, да и как вытвердить двадцать печатных страниц! Сколько он ни трудился, сколько ни напрягал свою память, но когда настал вечер, он не знал более двух или трех страниц, да и то плохо. Открылась дверь и к нему в комнату вошёл целый консилиум возглавлял это собрание сам директор.

Директор. Алеша! Знаете ли вы урок?

Алёша. Знаю только две страницы.

Директор. Так видно, и завтра придется вам просидеть здесь! Пойдёмте, господа, это всего лишь детская шалость, надеюсь, к завтра он образуется.

Все прошли мимо Алеши с презрением и укором глядя на него. И дверь затворилась.

Алеша. И Чернушка меня оставила…

Вдруг… замок щелкнул и вошёл Чернушка.

Алёша. Ах, Чернушка! Я не смел надеяться, что с тобою увижусь! Ты меня не забыла?

Чернушка. Нет, я не могу забыть оказанной тобою услуги, хотя тот Алеша, который спас меня от смерти, вовсе не похож на того, которого теперь перед собою вижу. Ты тогда был добрый мальчик, скромный и учтивый, и все тебя любили, а теперь… я не узнаю тебя!

– Теперь я должен уйти, Алеша! Вот волшебное зерно! Напрасно ты думал, что потерял его невозвратно. Король наш слишком великодушен, чтоб лишить тебя оного за твою неосторожность. Помни, однако, что ты дал честное слово сохранять в тайне всё, что тебе о нас известно… Алеша! К теперешним худым свойствам твоим не прибавь еще худшего – неблагодарности!

Алеша с восхищением взял любезное свое семечко.

Алёша. Ты увидишь, что я сегодня же совсем другой буду…

Чернушка. Не полагай, что так легко исправиться от пороков, когда они уже взяли над тобой верх. Но прощай!.. Пора нам расстаться!

Алеша, оставшись один, начал рассматривать свое зернышко и не мог им налюбоваться. Теперь-то он совершенно спокоен был насчет урока, и вчерашнее горе не оставило в нем никаких следов. Он с радостию думал о том, как будут все удивляться, когда он безошибочно проговорит двадцать страниц, – и мысль, что он опять возьмет верх, ласкала его самолюбие. Об исправлении самого себя он хотя и не забыл, но думал, что это не может быть так трудно, как говорил Чернушка.

Алёша. Будто не от меня зависит исправиться! Стоит только захотеть, и все опять меня любить будут…

ЗТМ.

Часы бьют тринадцать раз. На сцене собрание: все персонажи (только они все словно тряпичные куклы, а старушки англичанки огромные кукловоды).

Учитель. Знаете ли вы урок ваш?

Алёша. Знаю!

Он начал говорить и проговорил все двадцать страниц без малейшей ошибки и остановки.

Учитель. Вы знаете урок свой, это правда, – но зачем вы вчера не хотели его сказать?

Алёша. Вчера я не знал его…

Учитель. Быть не может! Вчера ввечеру вы сказали, что знаете только две страницы, да и то плохо, а теперь без ошибки проговорили все двадцать! Когда же вы его выучили?

Алеша замолчал. Наконец дрожащим голосом сказал он:

Алёша. Я выучил его сегодня поутру!

Кухарка. Он врат; он и книги в рук не брал сегодня поутра! Я следить! Руммель шлихт!…

Алеша вздрогнул, потупил глаза в землю и не сказал ни слова.

Учитель. Отвечайте же! Когда выучили вы урок?

Но Алеша не прерывал молчания: он так поражен был этим вопросом, что не мог опомниться.

Директор. Чем более вы от природы имеете способностей и дарований, тем скромнее и послушнее вы должны быть. Не для того Бог дал вам ум, чтоб вы во зло его употребляли. Вы заслуживаете наказание за вчерашнее упрямство, а сегодня вы еще увеличили вину вашу тем, что солгали.

Директор. Господа! – Запрещаю всем вам говорить с Алешею до тех пор, пока он совершенно исправится.

Алёша усмехнулся.

Директор. А так как, вероятно, для него это небольшое наказание, то велите подать розги.

Палач выносит розги… Алеша в отчаянии! В первый еще раз с тех пор, как существовал пансион, наказывали розгами, и кого же – Алешу, который так много о себе думал, который считал себя лучше и умнее всех!

Алёша. Я больше не буду!

Все. Надо было думать об этом прежде!..

Алёша. Я все расскажу!!!

Директор. Хорошо! Мы вас слушаем.

Алеша совершенно потерял голову… он забыл обещание, данное подземельному королю и его министру, и начал рассказывать о черной курице, о рыцарях, о маленьких людях…

Старухи кукловоды захохотали, отпустили «кукол», проныры отобрали у Алеши волшебное зерно и свет погас.

Свет медленно набирается. Алёша сидит на полу обхватив голову руками.

Чернушка. Алеша! Я вижу, что ты не спишь… Прощай! Я пришел с тобою проститься, более мы не увидимся!..

Алёша. Прощай! Прощай! И, если можешь, прости меня! Я знаю, что виноват перед тобою, но я жестоко за то наказан!

Чернушка. Алеша! (сказал сквозь слезы министр) Я тебя прощаю; не могу забыть, что ты спас жизнь мою, и тебя люблю, хотя ты сделал меня несчастным, может быть, навеки!.. Прощай! Мне позволено видеться с тобою на самое короткое время. Еще в течение нынешней ночи король с целым народом своим должен переселиться далеко-далеко от здешних мест! Все в отчаянии, все проливают слезы. Мы несколько столетий жили здесь так счастливо, так покойно!..

Алеша схватил Чернушку за руку, и увидел на ней что-то блестящее, и в то же самое время какой-то необыкновенный звук поразил его слух…

Алёша. Что это такое?

Министр поднял обе руки кверху, и Алеша увидел, что они были скованы золотою цепью… Он ужаснулся!..

Чернушка. Твоя нескромность причиною, что я осужден носить эти цепи, (сказал министр с глубоким вздохом,) – но не плачь, Алеша! Твои слезы помочь мне не могут. Одним только ты можешь меня утешить в моем несчастии: старайся исправиться и будь опять таким же добрым мальчиком, как был прежде. Прощай в последний раз!

Министр пожал Алеше руку и скрылся под соседнюю кровать.

Алёша. Чернушка, Чернушка!

Кричал ему вслед Алеша, но Чернушка не отвечал.

Послышалось ему, что под полом что-то шумит. Он приложил к полу ухо и долго слышал стук маленьких колес и шум, как будто множество маленьких людей проходило. Между шумом этим слышен был также плач женщин и детей и голос министра Чернушки, который кричал ему:

– Прощай, Алеша! Прощай навеки!..

Алёша лежит на планшете сцены в луче прожектора.

Жена учителя: – На другой день нашли Алешу, лежащего на полу без памяти. Его подняли, положили в постель и послали за доктором…

Директор: …который объявил, что у него сильная горячка.

Кухарка: Недель через шесть Алеша, с помощию Божиею, (креститься) … выздоровел…

Учитель: …и всё происходившее с ним перед болезнию казалось ему тяжелым сном. Хотя он уже и не мог вдруг выучить наизусть двадцать печатных страниц.

Директор: – которых, впрочем, ему и не задавали.

Финал.