Читать книгу Крысиный король - Дмитрий Стахов - Страница 8

…В конце семидесятых – я только-только вернулся из армии, – бабушку нашла какая-то еврейская организация. Письмо в узком, непривычном конверте, с забранным прозрачной пленкой окошком. В окошке адрес. Из текста письма получалось, что в Париже у бабушки есть племянница Рашель. Моя тетя. Бабушка в очередной раз начала расписывать мне родственные связи, путаясь и чертыхаясь. Она была напугана. Так дунула в мундштук папиросы, что вылетел табак. Бабушка сказала, что из-за таких писем могут быть неприятности. Мать рассмеялась – что, ее лишат работы в микробиологической лаборатории? Бабушка, пытаясь успокоить дочь, говорила, что нам всем могут испортить жизнь. Моя жизнь – чтобы говно было свежее, отвечала мать, тебя пенсии не лишат, а он – она кивала на меня, – как-нибудь разберется, и поэтому неважно – ответим мы на это письмо, не ответим.

Бабушка написала ответ – да, я та, кого вы ищете, да, у меня была племянница Рашель, о которой я ничего не слышала с того дня, как мой самый старший брат – у нас с ним был двадцать один год разницы, – уехал в Варшаву к нашему отцу, а я со своей матерью – в Киев, где другой брат служил секретарем у знаменитого адвоката Дмитрия Николаевича Григоровича-Барского. Бабушка долго вспоминала – в каком году это было? Спрашивала у дочери. Та по обыкновению огрызалась – мол, откуда я знаю! меня тогда и на свете еще не было! и зачем им эти подробности? Григорович-Барский! на кой черт он кому нужен?

Бабушка убрала часть подробностей, но про Барского оставила, щурясь от дыма папиросы, объяснила это тем, что сын киевского адвоката во время Второй мировой войны был полковником армии США, об этом была передача на «Немецкой волне», или на «Би-би-си», или на «Свободе», а евреи очень верят Америке, и моя мать заметила, что бабушка, как чистокровная, подлинная еврейка, как потомок, пусть по женской линии, знаменитого Элиазера Ландау, тоже должна верить Америке, и зачем эта вера, что она даст в материальном выражении, а бабушка, складывая письмо, кладя его в конверт, сказала, что материальное выражение ее не волнует, просто она бы хотела увидеть племянницу, ведь никого не осталось, всех поубивали, кого не убили, тот умер.

Потом пришло уже письмо от самой Рашели. На французском, с извинениями, что по-русски она писать никогда не умела, а говорить разучилась давным-давно. Ее фотография. Фотография ее дяди, сына молодой жены бабушкиного отца. Еврейские штучки – дядя чуть ли не вдвое моложе тети. Его не сожгли в Освенциме, он, рыжий и голубоглазый, к тому же – необрезанный, оказался в польской семье. Приемная мать, заболев, рассказала перед смертью – кто он, как она поймала его, переброшенного через забор отстойника, где евреи стояли притиснутыми друг к другу перед отправкой на убой. Она знала бросавшую еврейку, они были соседями.