Читать книгу Священная военная операция: от Мариуполя до Соледара - Дмитрий Стешин, Дмитрий Анатольевич Филин - Страница 2
Зима – последние дни мира. Эвакуация и мобилизация
20 февраля 2022 года. «Зай, не плачь!»
ОглавлениеРанним воскресным утром в салоне республиканского сотового оператора было многолюдно по нынешним временам – четыре человека, включая меня, спецкора «Комсомольской правды». И все равно, из этой мизерной выборки, от которой бы отмахнулись социологи, получился срез настроений и людских чаяний. Я оказался в очереди между двумя мужиками. Один в форме брал сразу десяток карт-«пополняшек» телефонных счетов, а второй бубнил в трубку за моей спиной:
– Зай, не плачь, я невоеннообязанный. Нет, не призовут опять, у меня же сустава нет. А если и призовут, то на передок не пошлют…
По разговору выходило, что мужик крепко повоевал в 15-м году и ранило его, скорее всего, во время операции в Дебальцеве. Тогда всех ранило, все мои знакомые ополченцы получили там ранения, практически без исключений.
Женщина в голове нашей маленькой очереди немножко довела сотрудницу салона. Клиентке нужно было отключить номер телефона, но не сейчас, а завтра днем, когда она пересечет границу республики. Женщина эвакуировалась. Менеджер терпеливо объясняла, что может отключить номер прямо сейчас, при ней. А вот как с такси, заказать на завтра, на утро, не выйдет. Женщина не сдавалась. Наконец телефонная барышня взорвалась:
– Связь копейки стоит! Время такое, вы что, не видите? Вы обнищаете, если у вас там сто рублей пропадет!?
Настырная клиентка обреченно вздохнула:
– Отключайте, все равно звонить некому, мужа мобилизовали, а телефоны у них в части нельзя иметь.
Мужик, бравший «пополняшки», поинтересовался:
– А что у него за часть, если телефоны нельзя?
– Связь, связист он, телефонист.
Первой расхохоталась менеджерица, хотя не над чем было смеяться.
Я вышел из салона на пустой Пушкинский бульвар. Отметил, что любимое место жителей Донецка пустовато для воскресенья и солнечной погоды. В невидимых репродукторах системы экстренного оповещения потусторонний, инфернальный голос бормотал тревожные мантры. Я распознал лишь слова «эвакуация» и «мобилизация».
МОБИЛИЗАЦИЯ ПОД ОБСТРЕЛОМ
Внешне мобилизация выглядела как призыв русских мужичков на сборы резервистов, где можно месяц потусоваться в компании земляков и ровесников, вспомнить молодость, отдохнуть от жен и работы. Вот только бахало все время на горизонте, каждую минуту что-то гулко рвалось, даже стекла чуть подрагивали в окрестных домах. Там, где они уцелели….
Неприметная школа в Киевском, самом проблемном районе Донецка. Уже через километр от этой школы, по направлению к Донецкому аэропорту, начинались полумертвые кварталы с домами, истерзанными осколками. Впрочем, самой школе, где разместился мобилизационный пункт, несколько лет назад тоже досталось. Мне рассказали, что в 2017 году школу накрыли «градами» со стороны аэропорта… впрочем, это было понятно по новеньким окнам.
Обычные мужички выходили к школе из дворов – кто с рюкзачком, кто со спортивной сумкой и присоединялись к нашей группе, гревшейся на солнышке. И сумки у мужиков были те же самые, в которых они носили смену белья и «тормозок» в шахту или на завод.
Обсуждали минувшую ночь:
– Долбили-долбили, наши не выдержали – пришел, видать, приказ на ответку, выкатили саушку прямо к моему дому да как дали!
– И чё?
– Я с кровати слетел, а жена – так и спит, даже похрапывает.
Все хохочут.
Поодаль, там, где толпились бойцы, уже обработанные военкоматом, балагурил седобородый мужик, автоматически получивший кличку Дед. У него были добрые, васильковые глаза – точно в цвет новенькой десантной тельняшки. Видно было, что Дед – душа компании, но поговорить со мной отказался, причина была веская.
– Не могу, братик. Все! Я теперь человек подневольный, присягу дал. У нас же все быстро – зашел туда, – Дед показал на стеклянные школьные двери, – штатским, а вышел военным!
В школе действительно происходило что-то сакральное, обрядовое. В нее заходили обычные мужики, а выходили воины, обремененные долгом и клятвой.
Но я не унимался и продолжил пытать Деда:
– А годков-то вам сколько? Это-то можно узнать?
– Можно, шестой десяток пошел, еще года три повоюю, потом – домой с чистой совестью.
Кто-то из толпы заметил:
– Да за два дня все закончится!
Начался спор, и я вдруг услышал за спиной:
– Ого! Стешин пришел нас проводить! Спасибо огромное!
Я обернулся. Строитель Данила страшно удивился моему вопросу: «Сам ли пришел или призвали?»
– Конечно, сам пошел. Это же моя Родина! Я даже не думал, что должен куда-то прятаться. И вы молодцы – правду показываете и нас поддерживаете.
– Я очень надеюсь, что Россия вмешается и не допустит.
– Ничего, у нас мужиков много, продержимся.
– Что думаешь про тех, кто уезжал в пятницу из Донецка, пробку устроили на границе, в Амросиевке, на 22 километра?
– Бог им судья. Не могу их осуждать.
– Почему?
– Надо знать, что у них в жизни происходит, в семьях. Не могу их осуждать.
Мы попрощались и нашего читателя увели принимать присягу. А потом усадили в обычный донецкий рейсовый автобус, снятый с городского маршрута. Что там будет дальше – военная тайна. Чем все это закончится – пока не знает никто. Но мне настрой мужиков понравился. Не «петлюровская мобилизация» непонятно кем и для чего. Здесь люди знали, за что им придется воевать. И мне хотелось верить, что они победят.
Не знаю, остались ли живы мои собеседники. Потери среди мобилизованных в первые месяцы войны были просто ужасающими. И не только от вражеского огня – от простуд, обострения болячек, от ночевок в снегу и в развалинах. Им действительно выдавали трехлинейные винтовки Мосина (иногда в снайперском варианте, с оптикой) и карабины СКС. Вместо кевларовых шлемов – дедовские железные каски СШ-40. Их так и прозвали «железные каски». И к весне, к боям за промзоны Мариуполя, выжившие превратились в воинов. Об этом позже.