Читать книгу Звезда Альтаир. Старообрядческая сказка - Дмитрий Урушев - Страница 18

Иван подивился широте взглядов Шпица.

– Но ты, почтенный иноземец, придерживаешься своей веры, немецкой. Ты же не исповедуешь все веры сразу: немецкую, русскую, басурманскую.

– Верно подмечено, юноша. Я – слабый человек. И не могу один соединить то, что разделялось веками. Поэтому я придерживаюсь той веры, в какой рожден. Что не мешает мне широко смотреть на вещи, быть гражданином мира, любить всех людей и всем желать добра.

Тут в беседу вступил Плутоний:

– Ты, преподобный Шпиц, желаешь сказать, что после смерти все праведники, русские, ляхи, немцы и даже сарацины, попадают в рай?

– Конечно, царевич! Бог безразлично любит всех, кто любит Его.

Плутоний удивился. Но Иван удивился более.

– Что значит «после смерти»? Разве после смерти люди продолжают жить?

Тут удивились все. Доктор теологии недоуменно поднял брови.

– Наш юный гость не верит в бессмертие души?

– Скорее, не знает об этом, – улыбнулся Мопс.

Действительно, в сказочной стране и не слыхивали о бессмертной душе, обитающей в бренном человеческом теле. Думали, человек умирает, и все. Тело сносили на кладбище, закапывали в землю, устраивали поминки. Потом родственники ходили на могилу, пока она не сравнивалась с землей. Разумеется, плакали, но скорее по себе, оставшимся в этом мире, а не по покойнику.

Мысль о том, что человек продолжает жить после смерти, не просто удивила, а потрясла Ивана. Чужестранцы, перебивая друг друга, стали рассказывать ему о бессмертной душе и ее загробной участи.

– Душа, она как дыхание, – объяснял Шпиц. – Ее нельзя увидеть или почувствовать. Она невидима, как и ее Создатель, Бог. Когда человек умирает, душа покидает тело и отправляется на суд к Богу. Праведников Бог оставляет в Своем царстве – в раю. А грешников отсылает в ад.

– Рай, – толковал Мопс, – это что-то вроде прекрасного небесного сада. Там растут чудесные деревья и поют дивные птицы. Там нет ни печали, ни скорби, ни нужды. Ад же подобен страшной подземной пещере. Там горит неугасимый огонь. В нем вечной мукой мучаются души грешников. Но, конечно, сие надо понимать иносказательно. Душа невещественна, поэтому ее наслаждения и муки также невещественны.

– Мне кажется, – сказал Плутоний, – наша беседа стала слишком заумной. Я приехал к вам повеселиться, а вы бубните о Боге и душе, как монахи. Думаю, нам с Иваном пора во дворец. А повеселиться я заеду как-нибудь один.

Расстались. Иноземцы провожали гостей низкими поклонами. За их спинами девушки строили глазки царевичам и посылали воздушные поцелуи.

Иван не пил и не курил, но голова шла кругом. Мысли путались. Бессмертная душа, райский сад, адский огонь, девицы с полуобнаженными грудями. Да, непростой народ немцы. От них за несколько часов узнаешь больше, чем за всю жизнь. Надо побывать в их земле, изучить их веру.

Мысль о продолжении путешествия завладела юношей. Демьян и Кудеяр поддержали его. Им было неловко в царских хоромах.

– В дорогу! В дорогу! Я хочу говорить о дороге! – потирал руки поэт. – Человек не может долго сидеть на месте. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?

Царь Алмаз, узнав, что племянник собирается уезжать, огорчился. Но не сильно. Прекрасный повод устроить роскошный пир и хорошую соколиную охоту.

А вот патриарх Никель осерчал. Он несколько раз призывал к себе Ивана, ругался, стращал Божьей карой и однажды чуть не побил. Напоследок пригласил царевича на праздничное богослужение в кафедральном соборе – главном храме Кучкова.

Никогда юноша не видел ничего более торжественного и великолепного. Ранним утром вместе с царем и царевичами он пришел в полутемный собор. Весь храм – стены, своды и столпы – был расписан. Но не как палаты Додона, травами, птицами и чудо-зверями львами и единорогами, а изображениями людей: царей, воинов, епископов и монахов.

В полумраке рубиново и зелено мерцали лампады, жарко и желто горели нестройные ряды и пучки свеч. Струился благовонный дым кадил. Тускло блистали златотканые ризы священнослужителей. Певчие славили Бога.

Алмаз, Иридий, Плутоний и Иван стояли в особом месте, отделенном от толпы богомольцев. Их великолепным кольцом окружали разодетые придворные.

Иридий быстро утомился и сел на стул, ловко подставленный кем-то из бояр. Алмаз с трудом выстаивал долгую службу. Вздыхал, кряхтел и все смотрел себе под ноги. Его мысли были далеко: на псарне, на соколятне, в конюшне. Плутоний скучал и иногда шептал на ухо гостю всякие смешные глупости.

Ивану тоже с непривычки было тяжело длинное богомолье. Тем более он не вполне понимал пение и чтение. Но царевич крепился, все рассматривал и запоминал.

После богослужения патриарх Никель произнес прочувствованную проповедь о послушании. Дескать, младшие должны беспрекословно слушаться старших, как Бога. И тогда на земле не будет никаких соблазнов, мятежей и расколов. Юноша понял – эти слова относились к нему.

Проповедью служба окончилась. Загудели колокола. Народ повалил из храма. А царь с царевичами отправился на обед к патриарху.

Стол у Никеля был постный, рыбный, но разнообразный. Стерляжья уха с налимами и молоками, осетры, семга, икра паюсная, икра свежепросольная, селедки, севрюжки и всевозможные пироги. Только вина было мало, патриарх его не жаловал.

Поле обеда Никель оставил Ивана у себя для окончательного увещевания.

– Сын мой, в последний раз говорю, не искушай Господа Бога твоего. Не ищи больше никакую веру. Ни старую, ни немецкую, ни басурманскую. Не езди никуда! Ты уже все нашел. Глупо отказываться от полноводного источника живительной влаги и ехать за тридевять земель в поисках замшелого болота мутной отравы.

Но царевич стоял на своем – поеду дальше. Патриарх едва сдержал гнев.

– Упрямый мальчишка! Да не будет Божьего соизволения на твои поиски. Но ежели ты все-таки дерзаешь ехать, по дороге в черкасскую землю посети Малахову пустынь, поклонись могилке преподобного Морония. Там настоящий рай на земле. Ты воочию увидишь все величие и всю святость нашей веры. Я дам тебе письмо к архимандриту Нефию, премудрому старцу.

С бумагой за пазухой юноша вернулся в царский терем и объявил Демьяну и Кудеяру:

– Едем послезавтра.

На следующий день Алмаз устроил прощальный пир. Он пил меньше обыкновенного, раньше поднялся из-за стола, сказав, чтобы продолжали без него, и позвал Ивана в свои покои для напутственной беседы.

– Знаю, Никель против продолжения твоих поисков. Но я поддерживаю тебя, племянник. Поезжай дальше, посмотри иные державы, познай иные веры. Ты молод. В твои годы полезно путешествовать. Я жалею, что всю жизнь просидел в Кучкове и не видел дальних стран. Посему благословляю тебя и прошу оказать одну услугу. Иридия я женил с грехом пополам. Но ты, Ванюша, сам понимаешь, от него внуков не дождешься. Немощен он, нездоров и неумен. Вся надежда на Плутония. Но он не спешит жениться. Наши девки ему не нравятся. Хочет он супругу на заграничный манер. Ты поищи ему в чужих краях невесту, королевну или царевну. А уж я в долгу не останусь. В дорогу дам тебе письмо к ляшскому королю Зыгмунту. Хошь мы с ним и неприятели, но тебя наша давняя вражда не касается.

Так с двумя письмами отправился Иван в дальний путь.