Читать книгу Перекрёстки, Духи и Руны - Дмитрий Венгер - Страница 7

Есть счастье ещё и когда в пути

Ты сможешь в беду, как зимою в реку,

На выручку кинуться к человеку,

Подставить плечо ему и спасти.

Эдуард Асадов

Полный междугородний автобус направлялся на курорт Минеральные воды в Ставропольский край. Она сидела рядом с родителями, ощущая себя самым счастливым человеком на свете. «Здорово, что меня отпустили на работе, – думала она, вспоминая про очерёдность отпусков и что Леонид Аркадьевич, все же подписал прошение на отпуск. За окном стремительно менялся пейзаж, зима, сугробы, грязные дороги, оставались позади уступая место солнцу, ласкающему её лицо, теплу и лету. И теперь все, все будет хорошо! По-другому просто не может быть, – думала она, излучая детский восторг и счастье от этой поездки и грядущего отдыха.

Она посмотрела на отца на его выбритую, шершавую мужскую щеку, надёжное плечо на которое можно прилечь, забыв обо всем, отец что-то рассказывал смешное, а в её глазах горел бенгальский огонь праздника, восторга, ликования, она смотрела на отца на маму и смеялась вместе с ними. Внезапно они въехали в тёмный подземный туннель, появился ветер мерзкий, грязный такой бывает перед сильной грозой или бурей, поднимая дорожную пыль острую, как крошка битого стекла царапая лица и не давая дышать. Вдруг ветер стих, послышался шум, выстрелы, приказы людей в масках. А она вдруг превратилась из взрослой, в маленькую девочку восьми лет вцепившуюся в руку отца, она посмотрела на него и растерялась, глядя как растекаются пятна крови стремясь соединиться друг с другом.

–Отца больше нет, папа умер, – говорит ей мать, прижимая к себе и стараясь заслонить её маленькое тело от всех ужасов, закрывая ей уши своими тёплыми заботливыми руками.

А она, обняв мать плачет, что она опять такая маленькая, что папы больше нет, и она ничем не может помочь. Шум и крики людей усиливаются и их разлучают, разрывают, настолько резко, что она не успевает ничего понять. Давка люди бегут, затаптывая друг друга, её мать тянется к ней снова оборачивается, снова тянется, что-то кричит сквозь кошмар и ужас происходящего и безудержно тянет ей свою ладонь, тёплую и ласковую, словно нить тропу, ведущую её обратно к дому, быту семье. Но дотянуться нельзя, давка, люди сминают их, не давая возможности сомкнуть руки и воссоединиться.

Темно, автобус, вдруг ставший бесконечным вагоном, продолжает ехать по туннелю. Толпа людей уносит мать все дальше к светящемуся белым светом выходу из туннеля и автобуса, словно они едины, снова слышатся выстрелы, моргают лампы жёлтые и грязные они не дают достаточного света, на них нельзя опереться, и она теряет мать, только на мгновенье, но уже не находит её и мать затаптывают, с широко раскрытыми от ужаса глазами она тянет сквозь тела и ноги людей ей руку и хватает её. Она снова взрослая, снова сильная она защит, но по телу матери тоже расплываются пятна крови.

–Но тебя же затаптывали, – говорит она, будто упрекая мать в неискренности. В тебя не стреляли! Но мать уже мертва, а её рука, ещё не давно тянущаяся к ней, теперь холодная и вялая.

– Вот ты и осталась одна! – говорит ей дедушка, стоя перед ней и телом матери.

–Да, – соглашается она, и плачет, вспоминая о том, что дедушку она тоже похоронила. И тут фигура деда начинает трескаться и разлагаться у неё на глазах, тлеет одежда, лопается кожа, открываются мясо и кости. -Дедушки, теперь тоже нет, – говорит она сама себе, утопая в сумбурности, путаности мыслей словно в болоте, в которое превратилось её сознание.

И только голос: – Вот ты и осталась одна! – звучит в её голове. Проснувшись, она начинает плакать, от повторного осознания потери, и от той боли, которая последовала, когда из её жизни вырезали этот кусок души, связанный с ними. Содрогаясь всем телом, она ревела и кричала, пока приступ удушья, тошноты и боли в сердце не сковал её, сгибая тело в кольцо. И вот она пытается вздохнуть, первый раз, второй, третий, получилось, – она дышит.

Вытягивая руку, она упирается её в пол сползая с кровати, и то на четвереньках, то полуприсяду добирается до ванной. Холодная вода от развинченного вентиля вырывается из крана на её голову и красное от слез лицо. Нестерпимо болит сердце. Пройдя на кухню, она достала купленный зачем-то на днях корвалол, щедро плеснув его себе, не отмеряя никакие капли, долила воды и залпом выпила, даже не поморщившись от мерзости вкуса. Затем она, достав из шкафа свечу, поставила её и совместную фотографию мамы, папы, дедушки и маленькой девочки, которой она была когда-то, возле своей кровати. Пламя свечи горячее и живое, словно ожившая память из другой жизни бросало тени на фотографию, где все ещё были живы, она не плакала, глядя на неё, слишком устала, устала плакать, ей казалось, что она выплакала все слезы на годы вперёд. Сухие глаза, наполненные болью, смотрели на свечу, пока вторично пришедший сон не закрыл их.

Ей снился ослепительно белый свет, пронизывающий все.

–Неужели это пламя свечи? – подумала она. Или мои так меня оберегают? – последняя мысль принесла ей радость и уверенность, в этом сне как спасительном чертоге, покоя и забвения. Сделав несколько шагов, она заметила, как спадает яркость света, обволакивающего её, открывая очертания дороги, она пошла по ней с лёгкостью лебяжьей поступи, рядом проступили очертания лебедя, медленно летящего рядом с ней, появление одинокого лебедя вопреки здравому мышлению, подарило ей умиротворение, шагающей по облакам души.

–Неужели все плохое позади? – не верилось ей.

Дорога стала темнеть, на ней стали проступать пятна, чернильных клякс из которых витиеватыми рывками появлялись деревья, кусты, затем превращающиеся в очертания стен, потолка, инвалидной коляски. Так это больница? – с ужасом подумала она, оборачиваясь к белоснежным облакам, оставшимся позади и покинувшей её умиротворённости.

–Я больна! – пришло к ней осознание её ситуации. Больна одиночеством! Она посмотрела на свои руки, которыми она черпала небесное молоко облачного покоя, они оказались покрыты белыми пятнами. – Это что грибок? – испугалась она, расчёсывая пятна света, которые плавали по её рукам, став частью её плоти. Подняв ночную рубашку, она увидела, как те же пятна плавают на её животе, пропадая в одном месте и всплывая в другом. Поняв, что заразна, – она не испугалась, белый свет закопошился на ней роем блёклых насекомых, но совершенно не пугал. Она потрогала лицо, и тут же отдёрнула руку от неожиданности. -Я страшная и уродливая, – закричал голос внутри неё. Она снова потрогала лицо, наросты, шишки, грубой каменной кожи словно маска на Хэллоуин покрывали его. Ощупав себя, она окончательно поняла, что на неё никто никогда не взглянет, ни один мужчина. Похолодало. Белый свет сомкнулся вокруг неё. Вдруг она оказалась в каком-то замшелом подвале, куда сквозь потемневшие окна, расположенные над самым тротуаром, кусками врывался свет, шедшей там на улице счастливой жизни, радостного солнечного дня.

Из дальнего угла послышался шорох и щёлканье, как от работы старой швейной машинки. Воспоминания из прежних снов о неведомом и незримом зле, парализовали её. С трудом сделав два маленьких шага назад, она услышала нарастающий шум цоканья и щёлканья, подняв голову она увидела, как большое чёрное существо, напоминающее паука, но с телом и головой Леонида Аркадьевича, приближается к ней крадясь по потолку.

Остолбенев от ужаса, не в силах кричать, она даже не успела понять, что происходит, как паук тут же оказался возле неё.

–Идём ко мне! – прошипел паук с телом Леонида Аркадьевича.

С отвращением глядя на стекающую с лапок паука грязь и жир как от съеденного беляша, она попятилась, паук не растерялся и подняв свои многочисленные лапки, стал трогать её, мять грудь, засовывать свои грязные щупальца-лапки в её нижнее белье, везде оставляя полоски грязи и жира, как будто паутину, он жаждал покрыть её всю этим благостным раствором собственных выделений как коконом. -Хе-хе, – довольно смеялось лицо, Леонида Аркадьевича невзирая на выражения ужаса в глазах своей жертвы, он залезал в самые интимные её уголки.

Вспомнив, что больна она снова посмотрела на свои руки и белый свет тут же вспыхнув появился на ней. Паук, продолжавший все это время трогать её, визгливо запищал, сбивая пятна белого света со своих лапок, словно огонь. Но свет действовал по-другому, он стирал, незримым ластиком тело паука, словно того не существовало, оставляя за место плоти пустое белое пространство, закончив с пауком он стал смывать окружающее её пространство подвала, слизывая весь этот незатейливый интерьер он в конечном итоге оставил только себя. Радость от осознания своего одиночества, взбудоражило её сомнительной иллюзией свободы и крыльев за спиной. Свет померк, и она, будто выйдя из собственного тела, увидела себя со стороны. Старуха с обвисшей кожей, грудью, пожёвывающей свой рот, смотрела на неё белыми пустыми глазницами.

–Удивительно! –прошептала она, ведь глядя на свои морщинистые руки, она испытывала облегчение.

Услышав сквозь занавесь сна, звонок телефона она на ощупь протянула руку.

–Привет подруга!

–Привет Ириш, – узнала она голос своей подруги.

–Спишь?

–Пыталась.

–Прости, что разбудила, – деликатно извинилась Ирина, чей даже не рабочий день начинался с шести утра. Ты сегодня занята?

–Не особо, – ответила Юля, с сонной ломотой в теле приподнявшись на кровати. А что?

–Сходишь со мной к одному рунологу?

–Кому?

–Рунологу, человеку, который изучает руны.

–Конечно, – согласилась Юля, уже понимая предмет интереса своей подруги.

–Тогда часа в три я к тебе заеду.

–О, Кей.

Ирина одна из не многочисленных подруг Юли, всегда отличалась ответственностью, чуткостью к бедам окружающих и жаждой справедливости, собственно, поэтому она и стала юристом. Но не это делало её особенной и возможно даже странной, а то что Ирина с детства страдала от кошмаров, в которых она видела, как пытают и убивают людей, не в силах справиться с ними она росла очень болезненной и впечатлительной девочкой, всегда заступаясь за слабых, отчего её не редко записывали в число неудачниц, последнее, впрочем, её мало заботило, она словно инстинктивно чувствовала дорогу, по которой ей нужно идти. Пытаясь разгадать тайны своих снов, она стала интересоваться мистикой, магией и прочими явлениями, и событиями мира не познанного. Пройдя небольшой тернистый путь познания азов, Ирина, как и многие другие шедшие тем же путём, начала пытаться улучшить свою жизнь, посредством открывшихся ей знаний. И прежде всего, как это бывает у женщин она решила начать с личной жизни.

Ирина высокая, стройная брюнетка с умными зелёными глазами и выражением лёгкой, искренней грусти на лице, была совершена лишена лукавства и тяготы за спинным камнем. Тем не менее, она по непонятной причине была обделена мужским вниманием, именно мужским, так как мужичков низменного разлива, чьи интересы лежат в плоскости облитых пивом трусов к первой категории отнести можно лишь условно.

К Ирине липли все никчёмные особи мужского пола, даже там, где их никогда не было, стоило появиться Ирине, как тут же появлялись и они, тюфяки с пивными животами и топорным юмором ближайшей подворотни, и, хотя они находили в лице Ирины понимание их не лёгкой судьбы, подставить взамен этого понимания своё крепкое мужское плечо, они не были способны по определению.

Все закончилось тем, что Ирина просто ушла в себя и стала искать выход из такой жизни у различных колдунов и ведьм. Но и у тех ровным счётом ничего не получилось, что, впрочем, не мешало им с большим аппетитом брать с неё деньги за свои услуги.

Усугублялась ситуация ещё и тем, что Ирина не могла иметь детей, это известие едва не убило её, погрузив в глубочайшую депрессию, факт же существования других болезней таких как астма и больные почки с таким контекстом как бесплодие, можно было по умолчанию опустить. С трудом пережив это тяжёлое время, отбросив мысли о суициде, что преследовали её. Ирина взялась сама творить свою судьбу, обложившись литературой она вскоре стала подтягиваться и через не могу выкарабкиваться из той кромешной мглы отчаяния и боли в которой жила, улучшая день ото дня своё финансовое состояние, будучи дипломированным юристом она посвятила себя работе и обрела наконец уверенность в себе и крепкую материальную почву под ногами. Остальные сферы увы Ирину не радовали, все её надежды на здоровье и женское счастье, пусть даже без детей, причём как она с могла смириться с последним большая загадка, летели прахом.

Пока она не вычитала, о необходимости чиститься⁸, что она и начала делать, но видимо не возымев в этом успеха снова решила обратиться к профессионалам, собственно поэтому её желание пойти к рунологу Юлю не удивило, удивило лишь вера в его способности после всех этих ведьм и колдунов, так по пользовавшихся ею.

Нельзя сказать, что в жизни Юлии все было хорошо, но Ирина всегда вызывала у неё желание помочь ей не смотря ни на что, позабыть обо всех своих проблемах и помочь, не от жалости, а от веры в человеческий альтруизм, в то что просто нужно помочь, когда видишь как человек не смотря ни на какие препятствие бьётся и сражается на пути к своей мечте, то появляется чувство восхищения его силой и мужеством, хочется встать рядом и засучив рукава кинуться в бой, помочь пусть в таком маленьком пустяке как поход к рунологу, шарлатан он или нет, это не важно, важно разделить с человеком веру в лучшее, укрепить его надежду на счастье и благополучный исход.

Вот и сейчас забыв об обильной на кошмары ночи, о своём одиночестве и слезах в подушке, Юля начала прибираться, проветривая свой дом от безысходности, тоски, дабы избежать не нужных вопросов и когда послышался звонок в дверь она уже была при параде и хоть и с натянутой, но улыбкой на лице.

–Привет подруга, – улыбнулась Ирина, протягивая ей коробочку с пирожными, Ирина давно перестала волноваться о своей фигуре, с её то данными, да и Юля тоже, потому они две любительницы сладкого прошли на кухню.

–Извини, что к тебе так наскоком, – виновато сказала она.

–Ничего, страшного я же понимаю, что у тебя много работы. Ты голодная? – спросила Юля, оценив внешний вид подруги.

–Да не много, – призналась Ирина. Если угостишь своим фирменным чаем, то это будет отлично!

–Конечно. А у меня другого и нет, – улыбнулась Юлька, ставя на стол бутерброды и горячий заварочный чайник.

–Как твои успехи?

–Нормально. Выиграла дело в суде, как раз вчера.

–И это ты называешь нормальным?! Отлично, – похвалила её Юля. Ты молодец!

–Спасибо! Но дело было не особо сложное. Честно.

–Ну тебе виднее. Мне кажется, ты вообще не проиграла ни одного дела.

Ирина, покраснев лишь театрально закатила глаза.

–Ты меня перехваливаешь?! И нет я иногда все же проигрываю, – улыбнулась она.

Разлив чай, аромат которого тут же наполнил кухню травянистым запахом лета, и выложив пирожные в красивые десертные тарелки, она протянула одну из них Ирине.

–Я, конечно, ничего не понимаю в подобном, но почему вдруг руны, ты же никогда не интересовалась ими?

–Ну Юля, я интересовалась всем. Потому что незнание законов не освобождает от ответственности. И прежде, чем озвучивать свои хотелки, проводить ритуалы и махать волшебной палочкой. Нужно твёрдо знать, что тебе за это будет и с какими силами ты работаешь.

–Так серьёзно!

–Да Юль, по-другому в нашем мире нельзя!

–А руны, это белая или чёрная магия?

Ирина, прожевав кусочек пирожного и облизнув ложку, посмотрела на неё как на дуру.

–Ни белой, ни чёрной магии не существует, это выдумки христианства, это они придумали такие названия, как чёрная магия, чтобы сжигать не угодных людей, тем более по умолчанию для тех времён вся магия была чёрной. Если бы ты сказала я занимаюсь белой магией, не сжигайте меня пожалуйста, тебя бы все равно сожгли. Никто не занимается магией, а ты занимаешься, значит ты не в стаде, и главный пастырь стада тебя того. На костёр! Ни у одного эзотерического учения, нет такого деления как чёрная и белая магия.

–Ясно, – сконфужено пискнула Юля. Ладно хоть ты меня просвещаешь.

–Ничего, у тебя правильные вопросы, – подбадривающе заверила её Ирина. Скоро сама заинтересуешься.

–С чего ты решила? – уставилась на неё Юля, чуть не поперхнувшись чаем. Меня подобные вещи никогда не интересовали, ты ещё скажи, что я начну смотреть футбол и болеть за нашу сборную.

Но Ирина, не заметив моего сарказма продолжила: – Мы идём к Олафу Бергесену – это выдающийся рунолог, большое чудо, что я вообще смогу к нему попасть. Он принимает и помогает, только своим, узкому кругу лиц, которым не чужда скандинавская мифология и религия. А так как человек он не бедный, то на поток и счётчик никого не ставит. Принимает только своих, ну или по договорённости через своих, – хитро скосив глаза в сторону, закончила Ирина.

–Ии? – не поняла Юля.

–Его интерес и фанатизм, любовь к своему делу заразительны. Он как бы концентрирует в себе свет Северной традиции и проецирует его.

–С трудом верится конечно, что я заинтересуюсь подобными вещами. Ты же знаешь я агностик⁹ без привязки к конкретному богу.

–Знаю. Но все меняется. Хочешь расскажу секрет.

–Давай.

–Перед всеми слушаньями в суде я обращаюсь к Тору за помощью – это бог справедливости. Видишь амулет?

И Ирина показала ей маленький металлический кулон в форме молота. Это молот Тора, он разбивает все преграды.

–Здорово. И как помогает? Глупый вопрос, извини.

–Твой скептицизм понятен, – спокойно ответила Ирина. Да помогает, благодаря ему я помогаю людям, и клиенты идут порядочные, честные, которым действительно нужна помощь. Справедливость. Понимаешь? А мне, мне Тор помогает жить, верить в лучшее и стремиться к этому лучшему, ни смотря ни на что.

И Юля лишь в очередной раз удивилась своей подруге, и то с какой теплотой и душевностью она работает с каждым из своих клиентов, имея в своём тылу, сплошную боль, ведь у неё ничего нет, только работа, а дома потухший очаг. Разве можно ею не восхищаться.

Ирина, увидев в её глазах поддержку, улыбнулась.

–Так зачем мы идём к этому рунологу? Зачем-то конкретным? Руны как болезни лечат? Ну ты меня понимаешь?

–Олафу Бергесену, – с грустью поправила меня Ирина, очевидно вспомнив о своём бесплодии. Он не просто рунолог, он выдающийся рунолог.

–Ты знаешь историю моей семьи¹⁰? – неожиданно спросила она.

Юля не сразу поняла и уловила нотки печали, сожаления в её голосе при словах «моей семьи», наверное, подсознательно думая о своём, о своей семье и той безвозвратно потерянной душевной близости с ними с мамой, папой, дедом, потому говорила скупо и в общем.

–Твой отец был следователем прокуратуры, мать бухгалтером, хотя потом она уже не работала, сидела дома, помню, что ты много болела, по полгода не появлялась в школе. Потом поезд, в результате аварии сошёл с рельсов¹¹, было много погибших в том числе и твои родители. А потом убили моих в этом дурацком автобусе¹², -поперхнувшись возникшим в горле комом выдавила из себя Юля, буквально ощущая тяжесть воспоминаний и ужаса последних снов. Как это все грустно, что мы потеряли их, наших близких, осиротели тогда так рано. А потом умер мой дедушка, который воспитывал меня, и это, это… Мне так их не хватает, – прошептала она, чувствуя текущие по щекам горячие слезы.

–Ох, Юль! Прости меня, пожалуйста, я не подумала. Прости, – кинулась меня успокаивать Ирина.

Прижавшись к ней, как когда-то к деду как в тот день когда она узнала, что в результате теракта ни папы, ни мамы больше нет, ей так захотелось рассказать подруге все о своей жизни, о своих снах, этих диких снах от которых по утрам хочется выть, но сдержалась ни к чему выплёскивать на неё все это, у неё своего достаточно. Ирина гладила её по голове, что-то говорила, но Юля не видела ничего из того, о чем она ей шептала, только чернота и одиночество, тиканье часов, отломившийся в углу кафель, обшарпанный пол. – Вот она – моя жизнь, моя реальность, – подумала Юля. И отпрянув от уже мокрого пиджака подруги, открыв вентиль холодной воды стала умываться.

–Ты меня извини пиджак тебе намочила, расплакалась тут, – шмыгая носом, сказала она, обернувшись к подруге.

Ирина, внимательно посмотрев на неё спросила: – У тебя все в порядке?

–Конечно, – через силу улыбнулась Юля, чувствуя, как сильно натянулась её маска терпения к повседневности жизни, словно сверху на кожу нанесли полиэтиленовый мешок.

–Почему, то мне кажется, что ты врёшь, – деловито, холодно словно видя её насквозь сказала Ирина.

–Да ну брось, не выдумывай. «Мы к твоему рунологу этому Олафу Бергесену успеваем», —спросила Юля, глядя на часы.

Ирина, оголив запястье посмотрела на свои позолоченные с белым циферблатом.

–Да, время ещё есть. Мы так редко видимся вот я и решила прийти к тебе немного по раньше.

–Ну и правильно, – улыбнулась Юля. Чай ещё будешь?

–И ты ещё спрашиваешь?! «Как ты его готовишь», —спросила она, вдыхая аромат горячего пара, поднимающегося из чашки.

–Секрет. Ты лучше говори, что ты хотела мне рассказать о своей семье.

Ирина, чуть пригубив горячий чай, стала помешивать его ложкой, словно собираясь с мыслями.

– Это одна из причин, по которой я стала адвокатом, – почему-то тихо сказала она.

–Видишь ли, мой дед был палачом, ну это я его так называю. При Сталине как ты помнишь никто особо не разбирался виноват человек или нет. Так вот в ноябре тысяча девятьсот тридцать четвёртого года был создан специальный отдел, который получил название «Особое совещание». Этот отдел получал широкие полномочия по борьбе с врагами народа. Фактически этот отдел мог без присутствия обвиняемого, прокурора и адвоката отправлять людей в ссылку или в ГУЛАГ сроком до пяти лет. Разумеется, это относилось только к врагам народа, но проблема в том, что никто достоверно не знал, как этого врага определить. Именно поэтому «Особое совещание» имело уникальные функции, поскольку врагом народа можно было объявить фактические любого человека. Любого человека можно было по одному простому подозрению отправить в ссылку на пять лет.

Так вот мой дед был одним из членов этого отдела, – тяжело с трудом, прошептала Ирина, это своё признание, тяготившие её.

Но ещё до этого он принимал участие во многом, когда он был молодым в тысяча девятьсот двадцать седьмого году¹³ он расстреливал людей связанных с империалистическим прошлым это были представители дворянских семей, которых обвиняли в государственной измене, пособничестве империализму и прочих вещах, которые грозно звучат, но очень тяжело доказываются. Потом были Шахтинское дело¹⁴, Пулковское дело¹⁵ и это ещё так просто громкие дела. А сколько было разовых расстрелов и казней, не говоря уже про итоговые цифры¹⁶?

Бабушка, жена деда во всем его поддерживала и была идейной комсомолкой и членом партии. Отец пошёл по его стопам, но не расстреливал тогда это уже было не принято, наступила оттепель, людей просто сажали и ссылали в лагеря, на каторгу высылали из страны навсегда разлучая с близкими. Я поздний ребёнок, первый мой брат я тебе этого никогда ни говорила, он умер маленьким, попал под трамвай. Потом у родителей долго не было детей, мать лечилась часто ездила на минеральные воды, различные санатории и уже значительно позже, когда они свыклись с мыслью, что у них не будет детей, моя мама забеременела и родила меня. Она была замечательным, добрым, светлым человеком, – это все что я о ней помню, она умерла, когда я ещё училась в школе и меня частично воспитывала моя бабушка, не та другая, мать моей матери. А в той аварии разбилась не моя мама, а новая жена отца, хоть и не официальная, которая, к слову, не очень меня любила, рассчитывая родить отцу нового наследника или наследницу. Так я и росла, у бабушки, что меня, наверное, и спасло, в какой-то степени от влияния моего отца и их родителей, они умерли не за долго, до той аварии. Сначала дед, потом бабушка, если честно, то своего отца я не очень любила, было в нем что-то холодное, может он и был рад, когда я родилась, но я этого, когда мы жили там не чувствовала, как будто я его и не его, приёмная. Понимаешь? Да он всегда был на работе, дома почти не появлялся, его интересовало только ела ли я и легла ли спать вовремя и все больше никакой заботы, разговоров как общаются отцы с дочерями, ничего такого. Кстати, я же когда стала учиться на адвоката, изучала некоторые его дела. Ты себе не представляешь Юлька какие там пласты боли, есть геологические пласты, залежи, а это, это залежи высохших и закостеневших слез и боли вот что я там увидела, читая эти архивы. Теперь ты понимаешь откуда у меня эти кошмарные сны и почему я стала адвокатом, я хочу помогать людям, спасать их, постараться хоть как-то исправить то, что натворили мои предки.

–Да, мне становится понятно многое, и то, о чем ты мне не договаривала, о чем думала, когда молчала, как жила эти годы, мы же с тобой редко виделись. Вот ты мне сейчас все это рассказала, а ты не думаешь, что ты выдаёшь желаемое за действительное, то есть я тебя поддержу в любом случае Ириш, но вдруг проблема не в этом или этот рунолог не сможет тебе помочь?

–Ты хочешь сказать, что возможно у меня просто патройофобия¹⁷, в какой-то новой её вариации?

–Ириш ты только не обижайся, я же агностик я не верю во все эти порчи и проклятия, поэтому естественно рассматриваю другие варианты, – как можно мягче, чтобы не обидеть лучшую подругу предложила Юля.

–Современная наука может объяснить далеко не все! – продолжила Ирина, явно взволновавшись, что в глазах Юлии она видится как сумасшедшая, да и Юля на мгновенье тоже подумала, что она действительно свихнулась на почве своей болезни, но она отогнала от себя эту мысль, если ей станет легче от визита к этому рунологу, пусть будет так. И Юля примирительно, остановила её, ловко сунув ей в рот второе пирожное.

–Я не против тебя Ириш, и я не хочу, чтобы ты на меня обиделась, если ты считаешь, что поездка к этому Олафу Бергесену тебе хоть не много поможет, мы с тобой к нему поедем. О, Кей?!

Ирина, не много помолчав вдруг посмотрела на неё с таким участием и благодарностью, что, Юля устыдилась своих хоть и мимолётных мыслей о помутившимся рассудке своей подруги.

–Понимаешь сколько зла сделали мои, предки, ты только представь какие проклятия, разрушенные судьбы – жён, мужей, отцов, матерей, детей, которые никогда, ты понимаешь никогда не увидели своих близких, это просто ад. А судьбы детей с клеймом сын или дочь врага народа, как они жили и к чему пришли в этой жизни, вряд ли они счастливы, ведь внутри каждого из них где-то очень глубоко сидит эта боль, эта пропасть поломанного детства ведь они лишились самого дорого семьи, родителей.

Все это зло, негатив на моем роду, я последняя в роду Синицких, и я не могу иметь детей, я даже, даже… – тут она покраснела, но не заплакала, сдержав эмоции в себе, а лишь открыла окно впустив морозный воздух. -Не могу встретить своего мужчину, – закончила она. Ты же понимаешь? И она с тоской посмотрела на меня.

«Да я понимаю, – подумала Юля, кивнув ей в ответ. И ты даже представить не можешь насколько я тебя понимаю. Раньше она тоже хотела и добрых глаз, и ласковых рук, утопать в объятьях, растворяться в них и только кончиками пальцев прикасаться к его вискам, губам, любить всем телом, кожей, душой, чувствовать и восхвалять, то чувство, когда тебе дорог другой человек. Потом было много раз больно. Очень. И она потеряла, то ощущение наивной простоты с которым жила, потеряла так, как дурочка – девочка становится женщиной в руках жадных и грязных. Она отдавала себя, верила лживым устам тех мужчин, которых считала своими и которых хотелось любить, дарила себя тем, кто этого не ценил. Затем пришло другое время, время рыдать навзрыд, выплакивая боль, что сидит внутри, отхаркивать проглоченную обиду. Она повзрослела и научилась плакать так, чтобы утром снова улыбаться. Конечно, были мысли искать его, в толпе, по следу, пусть даже по запаху, и дрожать при этом на ветру от озноба. Но теперь, теперь она не подпустит к себе чужих, будет осматриваться, тщательно и досконально. Мало ли что? И ждать зимы – зимой одетая, навьюченная тёплой одеждой, шарфом, шапкой, можно скрывать своё тело от их глаз, скрывать свою душу.

–Да Юль я уверена, что он мне поможет, я же сама тоже пыталась, и делала много чего, хоть ты в это и не веришь, но я затёрла себя до дыр разнообразными чистками, даже допустила иной подход к видению ситуации и ходила на тренинги НЛП¹⁸.

– И не понимала почему? Ты даже не представляешь в каком отчаянии и вечном одиночестве я живу. Кручусь как белка в колесе, вот только пейзаж не меняется независимо от того, как быстро крутится колесо. А он, он выдающийся специалист по рунам и скандинавскому язычеству, сейчас таких людей вообще мало. Кто ещё если не он?!

–Во сколько у тебя назначена встреча? – серьёзно спросила Юля. Ирина, посмотрев на часы, встала: – Нам пора, – коротко ответила она. И Юля, быстро одевшись и уже через пятнадцать минут сидела в Ирининой Вольво, направляясь в сторону Старого Арбата.