Читать книгу Убить миротворца - Дмитрий Володихин - Страница 3

10 апреля 2125 года.

Орбита Титана.

Виктор Сомов, 29 лет.

По боевому расписанию Виктор Сомов отвечал за команду роботов-ремонтников третьего сектора. Это от шлюпочного ангара в носовой надстройке до центрального поста, минус машинное отделение, грузовые трюмы и артиллерийские погреба. Своими «болванами» (модель БоЛ-38К) он мог управлять либо с переносного пульта, либо со стационарного, и железно предпочитал второе. Во-первых, переносной оказался редким дерьмом. Поставка Поднебесного Внеземелья, китайских союзничков, значит. Скорее всего, комбинат военной электроники на Ио. Потому что более говенной электроники, чем на Ио, не производили нигде в Солнечной системе. Болваны понимали через две команды на третью. Причем первую из трех команд они могли выполнить в совершенно произвольном ключе. Например: заменить санитарный блок в рубке дальней связи. В такой-то срок. По такой-то схеме. Далее информация: блок для замены взять на складе в ячейке за номером… На пульт поступает запрос: «Для решения задачи информации недостаточно. На что заменить санитарный блок?» М-мать! Впрочем, это еще не худший вариант. Иногда по внешней видимости все бывает совершенно правильно: «Ремонтный автомат бортовой номер 8 задание принял. К исполнению приступил». И чуть погодя: «…задание выполнил». А потом является старший связист, капитан-лейтенант Рыбаченок и с добрыми такими глазами спрашивает: «Сомов………! Ты когда………. дыру-то у нас заклепывать будешь? Воняет………. твою так!» Что? Дыру? Ну да, ее самую. «Приходил твой „болван“, санблок вывернул, накопитель без лючка оставил. Не дай Бог тормозить перестанем, невесомость нагрянет, котяхи сачком ловить будешь?» О-о! Опять! Ну, посмотрим, что они там наворочали… Точно, заменил, зараза. Аж смотреть жутко. Достал из грузовой ячейки новый санблок и отправил его в мусорный контейнер. А старый приклепал прямо к самой ячейке. Накрепко. На совесть. На тупую железную совесть. И лючок накопителя нашел куда пристроить: вместо замка на дверце соседней ячейки пристроил… А формально все честь по чести. Заменил? Заменил. По такой-то схеме? По такой-то. В заданный срок уложился? Без проблем. Откуда новый блок изъял? Откуда просили. Похвали меня, хозяин! М-м-ма-ать! Инженер да Сильва, который сдавал ему дела тут, на рейдере, полгода назад, предупреждал: «Выбрось, амиго. Лучше выбрось, клянусь руками девы Марии! Все дело в программе перевода: твой русский ограниченно применим для подачи команд… Амиго, еще разок, запомни: ог-ра-ни-чен-но. Сам увидишь. Мой испанский, между прочим, неограниченно непригоден. Проверено. Ты китайский знаешь? Вот я и говорю – выбрось». Упрямство русское! Дважды переналаживал. Результат: «Для решения задачи информации недостаточно. Что правомерно считать санитарным блоком?» М-м-м-а… Убью.

Во-вторых, когда все три вахты подняты по тревоге, и люди привычно разбегаются по номерам боевого расписания, за бортом, по идее, должно твориться что-нибудь до крайности острое. Логично? А стационарный пульт установлен как раз в артиллерийской рубке. Так что весь резон – торчать там и видеть картину происходящего на комендорских экранах. Что, нет? А вы когда-нибудь пробовали переждать бой, знать не зная, какая чертовщина происходит с вашим кораблем? И притом осознавая с предельной ясностью: кто-нибудь там чуток ошибется, и вам каюк. Муэрте. Тодт. Дэс (на языке условно противника). Для наглядности комментируем: кранты.

На третьей минуте после подачи сигнала Виктор влетел в артрубку. Ввел рабочий режим для всех одиннадцати «болванов» своего хозяйства. Номер 4 – обратная связь: «К работе готов!» Номер 5 – обратная связь: «К работе готов!» Номер 6 – обратная связь: «Что правомерно считать рабочим режимом?» Отключен! И ведь наша сборка, русский сектор Терры-2, сам проверял маркировку изделия… Лучше бы у китайцев были такие раздолбаи. Номер 7 – обратная связь: «К работе готов!»

Сомов развел ремонтников по отсекам. Активировал инструментальный блок. Проверил датчики повреждений. И только потом позволил себе взглянуть на комендорские экраны.

Транспорт новых арабов. Тип «Дельта». Когда-то эта серия считалась исключительно популярной. Производители – женевцы, земная сборка, и лет десять назад только ленивый не покупал у них эти грузовики. Теперь есть серии и получше. Повместительнее, во всяком случае. Наш «Слон» или, скажем, «Йотун-универсал» производства Терры-4. Или та же «Дельта-3» женевцев… впрочем, сейчас это не важно. Куда важнее другое. Транспорт идет один, без прикрытия.

– Любопытно, они когда-нибудь додумаются до незамысловатого понятия «конвой»? – подал голос рослый комендор, по виду из славян, новенький, Сомов его не знал.

– Лучше бы не додумались… – это старший комендор капитан-лейтенант Хосе Лопес, давний товарищ Сомова. Виктор ответил ему:

– Не догадаются сами, так подскажут женевцы.

Драка шла вот уже год с хвостиком. Он наизусть знал расклад, как, наверное, и каждый офицер на рейдере. Новые арабы включились в колонизацию последними, когда лучшие куски уже достались другим. Шииты, бедные и слабые, мирно присвоили десяток маленьких камушков в поясе астероидов. И вели себя тихо. Очередной аятолла горазд был метать громы и молнии на головы неверных, но только словесно. Воевать опасался. Сунниты оказались богаче и настырнее. Когда их Аравийская лига заняла Харон, никто на них не обратил внимания: какой толк в Хароне? Далеко, холодно, больше расходов, чем доходов. Когда новые арабы потеснили евреев на Трансплутоне, тоже до заварушки дело не дошло: Трансплутон – это очень маленькая политика. Фактически, никакая политика. Четыре года назад Лига с боем отбила у Латинского союза сатурнианские спутники Тефию, Телесто и Калипсо, большой астероид Гигию и едва-едва не заполучила Диону. Никто не ожидал такой дерзости. И такой мощи. Латинский союз побывал тогда на грани военной катастрофы, потерял добрую половину флота. Правительство пацифиста Гонсалеса отправилось на заслуженный отдых… Новые арабы сделали передышку. Теперь их заинтересовала Веста – жемчужина в короне государя императора и самодержца всероссийского Даниила III. Ну и, для ровного счета, Аравийская лига не отказалась бы от Реи. Собственно, Рея принадлежала независимой консульской республике Русская Европа. Но вся вселенная и ее ближайшие окрестности знают: и года бы не продержалось на Европе правительство, если бы его не поддерживала Российская империя, да и все русское внеземелье скопом. Разумеется, и новые арабы не полезли бы на Латинский союз, не выиграли бы войну и уж подавно не связались бы с Империей, когда б за спиной у них не стояла Женева. Самая большая сила, черт ее побери, во всем обитаемом мире. Во всяком случае, пока. Ни одна живая душа не сомневалась: речь идет не о Весте, и даже не о Рее, а о куда более серьезных вещах. За стычками в Солнечной системе маячил страшный призрак неразрешимой терранской проблемы…

Легчайший толчок. Еще. Еще. Целая серия. Сомов почувствовал тошноту. Лица у артиллеристов – как сельскохозяйственная выставка: вот плоды, которые только-только позеленели, вот – те, что налились белизной, а вон там и там – созрели полностью, видно по натужной красноте. Новенький, тот самый, длинный, потянулся за мешком…

Рейдер сошел орбиты Титана и занялся транспортом. Сомов представил себе, как ребята из Центрального поста шарят по всей сфере наблюдения, доступной корабельному комплексу. Титан послужил им отличным прикрытием: там ни у кого нет никаких поселений вот уже двенадцать лет, с тех пор, как женевцы подвергли китайский гарнизон ядерной бомбардировке и заразили тамошние города панфиром. Вывезти удалось едва-едва пятую часть поселенцев и военных, из них каждого третьего по дороге вышвырнули в открытый космос как источник заразы; Поднебесная вообще до крайности прагматична: малым должно жертвовать ради большого… А на Титан еще долго никто не сунется. Но у парней на центральном посту и без Титана хватает забот. Здесь, у Сатурна новые арабы держат целый флот, и наткнуться на их корабли можно повсюду – от деления Энке[2] до орбиты Фебы. Плюс базы женевцев на Гиперионе и Япете – как знать, не ввяжется ли в дело женевский крейсер, оказавшийся достаточно близко?

Хосе Лопес:

– Э! Да он поворачивает! – и, чуть погодя, – поздно, голубчик. Не стоило даже пробовать.

Кто сказал, что у всех латино взрывной характер? Да Сильва – да, точно, тот еще был живчик. А Лопес ледяной, спокойный, как трупешник, надежный, как ходовая часть рейдера, если, конечно, не считать случаев, когда он впадает в любовное томление… За то время, пока Сомов служит на «Бентесинко ди Майо» в ходовой части не было ни единой поломки. Рейдер строили на лунных верфях Российской империи, так что все характерные признаки тамошней работы налицо: ходовая часть, связь, орудийный комплекс и приборы наблюдения – выше всяческих похвал. Правда, вся периферия работает хуже некуда. Регенератор воды ломается не реже раза в неделю. Электронные замки на дверях впору заменять крючком и скобкой. А гамаки просто – топтать. Топтать долго, энергично и сладострастно. И не Бог, кто-нибудь заглянет в комнату отдыха… Но все, что считается главным, сделано на совесть. Как надо. И не грузовику состязаться в скорости с таким кораблем.

…Новоарабский транспорт описывал широкую дугу. Тамошний капитан, мечтатель, каких поискать, возжелал уйти на скорости: благо, до порта приписки где-нибудь на Тефии совсем недалеко. Только грузовики «Дельта» создавались вовсе не для того, чтобы играть роль стремительно убегающих жертв. Это корабли мирного времени: огромные, валкие, неторопливые… А вот рейдер, напротив, с рождения предназначен был для охоты. Сейчас «Бентесинко ди Майо» при любых обстоятельствах мог догнать транспорт и отрезать его от базы.

Начиналась рутинная процедура. Виктор был в четырех рейдах, и каждый раз – все то же самое. Правда, во второй раз крейсера Лиги головы не давали поднять, гоняли и чуть не прихлопнули рейдер. Но вот не прихлопнули же! Спас Господь и святой Авось его. Зато в трех остатних вояжах «Бентесинко ди Майо» взял пять «призов». Так что кое-какой опыт, господа, имеется. Быть шестому «призу» неизбежно, прости, Боже, за такую самоуверенность.

Два корабля быстро сближались. Лопес получил от капитана приказ: дать предупредительный залп. Видно, словесные увещевания ничуть не заставили экипаж «приза» отказаться от неразумных дрыганий. Впрочем, на памяти Сомова, ни разу новых арабов не удавалось уговорить. Не зря на флоте их называют «буйными»… Лопес ввел координаты.

Новенький забормотал:

– Боезапас тратить обидно.

– Что за война без пальбы, салага!

Это ему ответила Маша Пряхина. Лучший комендор корабля, лучше даже Лопес, каковой факт Хосе безо всякого ропота неоднократно признавал. И, кстати, если бы не был женат корабельный инженер Виктор Сомов, любил бы Пряхину. Маша невестилась с размахом, имела бюст, пригодный для боевого тарана, и характер необыкновенно переменчивый: за четверть часа комендорша умела несколько раз перетечь из состояния смирной коровы Пеструшки в состояние безбашенного быка Дуролома. Но корабельный инженер Виктор Сомов женат. И он, несомненно, удержится. Не протаранит его бюст.

По носу транспорта, очень близко, зацвел пламенеющий мак. Маша:

– Хосе, ты неподражаем!

Новенький:

– Браво, маэстро!

Лопес:

– А ну-ка рты позакрывали. Не артвзвод, а труппа юмористов-передвижников!

Транспорт сбросил скорость. Так тоже бывало всегда. «Буйные» подчиняются силе, если ее предъявить открыто. И никогда комендорам «Бентесинко ди Майо» не приходилось разносить цель в металлическую крошку после предупредительного залпа. Все-таки не русские и не латино. Поэтому и буйство у них порционное. То ли дело наш родной сумасшедший дом…

Пауза.

– Что, шлюп сейчас спустят? Да? Шлюп?

Никто новенькому не ответил. Сам увидит.

От борта новоарабского транспорта отвалило целых два шлюпа. Видно, большая команда. Плодятся, черти, быстро. А тут пока трех настругаешь запаришься… На середине пути от «Дельты» к рейдеру их перехватил абордажный шлюп с «Бентесинко ди Майо». Проводят досмотр ребята. Как положено, по всей форме. Рейдер «Императрица Екатерина II» пренебрегал такими вещами, и где он теперь? Спаслись только трое. Те, кто был в момент взрыва рядом со шлюпочным ангаром. У очередного капитана «буйных» порция оказалась больше ожидаемой: он из своего шлюпа сделал брандер… Так. Досмотрели. И второй. Разошлись. Команда «приза» проложила свой путь к рейдеру. Абордажная команда «Бентесинко ди Майо» отправилась к «Дельте».

Пауза.

Запрос с центрального поста: «Хосе, ты как, потренироваться хочешь, или будем взрывать? Взрывать, конечно, дешевле, но у тебя там аматер…»

– Хорхе, тебе нужно?

– Нет, господин старший комендор! Да мы в учебке!.. По неподвижной мишени с расстояния…

– Отставить, сержант. Понял. – и Лопес ответил на центральный пост:

– Рвите.

Пауза. Кто бы сказал Сомову, когда ему сразу после ускоренных офицерских курсов предложили должность на рейдере в Солнечной системе и он, согласившись, пребывал в мечтательном настроении по поводу стремительных и неотразимых ударов, боевых действий на грани нервного срыва и т. п., что самые эффективные операции рейдеров состоят на 99% из перерывов в работе.

Абордажный шлюп вернулся на борт «Бентесинко ди Майо». И только тогда экраны расцветились беззвучным фейерверком. Сначала из корпуса «Дельты» выстрелили разом три или четыре огненных нитки. И, казалось, эти все закончится. Но потом кормовая часть грузовика вспухла чудовищным нарывом и выплюнула оранжевый протуберанец весь в стружках раскаленного газа. Добрая половина корабля превратилась в маленькую сверхновую. В вакууме нечему поддерживать горения. Пламя утихло очень быстро. То, что осталось от транспорта, явно не подлежало восстановлению. Просто груда лома, которая побудет некоторое время искусственным спутником Сатурна, а потом бесследно сгинет в его водородной атмосфере.

Пауза.

Отбой тревоги. Через девять минут «отдыхающая» вахта должна заступить на дежурство. Сомову хватило ровно на столько, чтобы отозвать Хосе Лопес подальше от подчиненных и высказать личное мнение о генофонде его бабушки. А потом поменяться обувью. Пальцы… еще шевелятся. Славен Господь! Ныне и присно, и вовеки веков. Аминь.

По коридору шли под конвоем пленники. Их продержали в шлюзной камере до возвращения абордажной команды, и теперь штурмовики «провожали» команду «приза».

Пленным арабам сказочно повезло. Они попали не куда-нибудь, а на корабль, построенный специально для глубоких рейдов. Обычный рейдер это скоростной грузовик, срочно переоборудованный для нужд военного времени. У него может быть очень приличный орудийный комплекс, большой запас хода и тому подобное, но даже его собственный экипаж размещается на борту корабля с великим трудом. Не для того посудину строили когда-то… Что говорить о пленниках, снятых с «приза»? В лучшем случае их ожидаем грузовой трюм, в худшем, прости Господи, какая-нибудь цистерна. Что-то не помнит Виктор Сомов рейдеры, переделанные из пассажирских лайнеров. Они, лайнеры, естественным образом тяготеют к классу штабных кораблей… Другое дело – «Бентесинко ди Майо». Серию из 16 однотипных кораблей, с самого рождения нацеленных на рейдерскую специальность, российские императорские корабелы построили по специальному заказу Латинского союза. Именно построили, а не перестроили. Каждый корабль – со скоростью, как у легкого крейсера, с артиллерийскими комлексами – как у фрегата или сторожевого корабля, и с запасом хода в режиме автономного рейда – как ни у кого… Всю серию продали прямо с верфи. Для друзей – недорого, можно сказать, по символической цене… Латино продержали флотилию на своей дионской базе ровно три месяца. Там каждое судно окрестили, «обкатали» и сейчас же продали на Европу. Для друзей – недорого, по той же символической цене. Копейка в копейку. Сентаво в сентаво. Очень вовремя, как раз перед самой войной. Бывают же такие совпадения! «Бентесинко ди Майо» означает «25 мая», день независимости исчезнувшей, но чтимой страны Аргентина… Базу рейдерской флотилии предоставила Русская Венера. Они там все анархисты, что с них взять? Вовсю попирают международное право. Ну а экипажи тайно прибыли с Терры-2. То есть, разумеется, флот Русской Европы дал своих специалистов… Сделал все, что мог. Из 63 человек экипажа «Бентесинко ди Майо» целых пять кадровых боевых офицеров – с Европы… Включая командора Вяликова. Генеральный военно-космический конструктор Российской империи Сергей Борисович Гончаров, говорят, плакал, когда узнал: не для своего флота спроектировал такое чудо! Но потом утешился и даже сказал журналистам: «У нас такого добра хватает. Если надо, еще построим. Даже лучше. А для друзей – не жалко».

…Так вот, арабам сказочно повезло. Цистерна им не грозила, поскольку на «Бентесинко ди Майо» был кубрик специально для пленников. Ничуть не хуже тех, что для команды, и как раз на 48 человек: ровно столько, сколько их попалось на этот раз… Разве не везение?

Штурмовики в устрашающих бронекостюмах, делавших каждого их них раза в полтора больше истинного размера, держали новых арабов под прицелом. Излучатель «Екатеринбург-10» в штурмовой модификации – очень удобная штука. В случае необходимости им нетрудно резать переборки и чуть ли не борта у небронированных судов. А можно передвинуть регулятор и слегка поджарить буяна, не рискуя продырявить собственную посудину изнутри…

– Капитан-лейтененант Сомов!

Он повернул голову. Ну, точно. Ухмыляющаяся рожа капитана Луиса Ампудии, командира абордажной команды. Бритый череп, уши, как у профессионального борца – прижатые и покалеченные, два металлических зуба сверху и два снизу (говорит, что титановые, но, видно, брешет, как обычно), плоское скуластое лицо, добрые васильковые очи, и такая в них чистота и невинность, прямо как у дитяти… Говорят, женщин Ампудия подцепляет всегда одном и тем же приемом: приходит в кабак, завязывает разговор с кем-нибудь подходящим и начинает жаловаться, что у него никогда ни с кем не было секса. Робок, понимаете ли. Для взрослого мужчины это так мучительно. И глаза! Печальные, доверительные… Иногда все то же самое капитан проделывает на спор. Правда, время от времени партнерша сама подцепляет его, и тогда аттракцион теряет всякий смысл. Потому что могуч и весел капитан Ампудия, а жалование тратит исключительно на баб.

– Поздравляю, Сомов! Молодец!

– С чем поздравляешь, Лу?

– Как, ты еще не слышал? Тебе не передали? Странно.

– Ну, давай, не тяни кота за хвост.

– Э-э! Как ты вообще разговариваешь со старшими по званию!

– Адмирал выискался.

– Ладно. Тебе сегодня можно. В общем, шагай к командору Вяликову. Приказ пришел: всем отличившимся офицерам вручить комингс второй степени с мечами и бантом.

– Уже.

– Что – уже? – растерялся Ампудия.

– Уже вручили. Я его в кубрике повесил. На стене, рядом с гамаком. Хочешь, приходи, посмотришь. Тебе ведь еще не дали.

Ампудия зашелся хохотом. Арабский арьергард дрогнул, пленники завертели головой, отыскивая турбину без глушителей…

– Молодец, Витя! Так держать.

И хлопнул, стервец, бронированной рукавицей по левому плечу. Аж сердце тихонечко пискнуло. Его бы кто гирей по башке хлопнул…

Сомов перестал бегать на ПХД за сменными аккумуляторами еще в училище. Там же понял, что не следует отыскивать программы, имитирующие аварийную подзарядку мэйдэя. Хотя доброжелатели неоднократно советовали поискать. Разок попытался, получив наряд вне очереди за самоволку, драить подволок дасторедуктором[3]. Старший наряда поржал и честно объяснил: «Опять тебя, долбень, надули». Он сто лет назад узнал: ПХД – это парково-хозяйственный день, мэйдэй – сигнал спасения, подволок – потолок, дасторедуктор – прибор, помогающий связистам избавиться от направленных помех, а комингс – высокий металлический порог в люках (так они тут двери называют, твою-то мать!), ведущих из отсека в отсек… И еще он держал в памяти мириады беззлобных шуток, впитанных кадровыми офицерами с молоком первых дней службы. Его, вчерашнего гражданского человека, проверяли на вшивость с удвоенной энергией. Он один раз поставил шутнику бланш, один раз получил сам, и один раз превратил особенно остроумному деятелю губы в кашу. Этот посоветовал для «лучшего разогрева» добавить в водку смазочную жидкость ИКЛ-55. Эту шуточку Виктор знал по печальному опыту Мачея Шапиро, заработавшего расстройство желудка на неделю и метеоризм, кажется, на всю жизнь… Прошло полгода с тех, как он поклялся себе: сам – никогда, ни за что! И за день до выхода в нынешний рейд, еще на базе, с изумлением застукал самого себя за мрачным делом: оказывается, он посылал новобранца на камбуз за высокочастотным тестером. Тот, бедняга, пошел…

– Капитан Ампудия!

Капитан рейдера командор Вяликов стоял, оказывается, за переборкой. Глаза у главного штурмовика за несколько мгновений выцвели от элитарных васильков до дешевого ширпотребного кобальта.

– Да, господин командор…

Далее весь разговор происходил на чудовищном испанском. Вяликов, невероятно корректный со своими подчиненными, специально выучил испанский, дабы показать уважение к латино, прибывшим с Терры-2, несмотря на то, что официальным языком всей рейдерской флотилии был русский. Совершенно открытая статистика, доступная всем и каждому, а Сомову известная чуть ли не со школьной скамьи: население Терры-2 состоит примерно на 60 процентов из русских, на 25 процентов из испаноязычных латино, на восемь процентов тоже из латино, только португалоязычных. Остаток делился следующим образом: 2 процента поляков, 2 процента украинцев, полтора процента белорусов, 1 процент евреев и полпроцента женевцев, то есть людей, у которых туговато с этнической принадлежностью, зато имеется ярко выраженное гражданство. А теперь другая статистика: население Русской Европы со всеми ее владениями во внеземелье на 99,99 процентов – восточные славяне. Из них просто 99,9 процентов – русские. На всем евро-русском флоте язык соответствующий. Но таков уж командор Вяликов…

– Не хочет ли капитан Ампудия повернуться и посмотреть на капитана-лейтенанта Сомова?

Штурмовик понуро повернулся и посмотрел.

– Кто перед ним?

– Капитан-лейтенант Сомов.

– Точно?

– Да, господин командор.

– Значит, вы уверены в том, что перед вами старший инженер рейдера и ваш боевой товарищ, а не хрен собачий?

– У…уверен, господин командор.

– Так какого черта вы травите свои дерьмовые финтифлюшки? – по-испански это прозвучало просто непередаваемо. Сомов, учивший в школе шесть обязательных языков – родной, польский, испанский, португальский, английский и женевское эсперанто, – и знавший эспаньол лишь самую малость хуже русского, едва не прыснул.

– Виноват, господин командор.

– Не хотите ли извиниться?

– Так точно… – уставная фраза, на испанский не переводится…

Ампудия взглянул на старшего инженера рейдера и боевого товарища, как на давнюю знакомую, которая только что сообщила ему, мол, дружок, не пора ли тебе осесть, жениться и завести детей… ребенка… кстати, у нас, любимый, недавно появился очень большой шанс.

– Э-э, Витя… я…

– Внятнее, капитан.

– Э-э, Витя… я не хотел…

– Да ничего, Лу, ладно.

– Отлично, капитан! Но на базе все равно получите два внеочередных дежурства по кораблю. Можете быть свободны.

Глядя на удаляющуюся спину старшего штурмовика, Сомов со щемящей ясностью понял: тот пятизвездочный коньяк с самой Земли, который заначен у него для особо важного случая, по возвращении на базу будет распит с этим бритым амбалом безо всякого важного случая.

Командор Вяликов, на редкость тучный человек, притом абсолютно невоенный по всем своим повадкам, числился на флотилии чуть ли не лучшим. За всю войну «Бентесинко ди Майо» не получил ни единого попадания, между тем, три корабля из шестнадцати уже отслужили свое… И покуда ни одна штабная голова не отыскала в организации службы какой-нибудь прорехи. Ему, первому из капитанов, присвоили командорский чин. Флотские это обычно трактуют, как намек на скорое повышение… Притом экипаж радовался за Вяликова, поскольку у него, видимо было ампутирована та часть мозга, где размещается широко распространенное знание: как служить за счет экипажа.

Так вот, командор хлопнул Сомова по правому плечу, и опять сердце ойкнуло, ведь как ему не ойкнуть, когда полтора центнера хлопают по плечу…

– Что, инженер, все никак не оставят в покое?

– Ничего, господин командор. Справляюсь.

– Вот и молодец. Я открою вам, Виктор Максимович, маленький секрет. Я ведь сам не из кадровых…

Оба!

– На вашем лице я вижу недоверие. Поймите, у республики очень маленький флот. Стыдно сказать, до чего маленький. И – третья война… Никто до сих пор не воевал в космосе больше нас, разве что Женева. Но это принципиально разные ситуации… Они преследуют определенные интересы, а нам просто необходимо выжить. Когда-то я счел себя обязанным оставить старую работу и пойти на флот. Так что мы с вами, кажется, одного поля ягоды.

– Разрешите вопрос, господин командор.

– Разрешаю.

– А кем вы были раньше?

– Не поверите. Преподавателем философии в Государственном университете Европы… И, к слову, на всякий случай… Если сами, Виктор Максимович, уподобитесь нашему бравому коллеге, не помилую.

Командор, приятно улыбаясь, удалился.

Глубокий рейд – это ведь не рейд на глубине. Какая в космосе глубина? Рейдер – не подводная лодка. И коммуникации противника невозможно перерезать «в глубоком тылу». Где в той же Солнечной системе фронт, а где тыл? Один Бог ведает. Глубокий рейд отличается от обычного только длительностью. Хрестоматийное определение: если ты пережил на корабле 100 стандартных суток, притом что корабль ни разу не добирал боезапас, не производил дозаправку, да и вообще не заходил на базу, т. е. пребывал все это время в автономном полете, то с первой секунды 101 суток ты находишься в глубоком рейде… Так вот, прошло уже 60 дней, как «Бентесинко ди Майо» покинул базу. И для капитана настало время лечить нервы всем избыточно неспокойным людям. Потому что остальным некуда уйти с консервной банки…

Сомов добрался до главного инженерно-ремонтного поста. Там его ждал мичман Яковлев, бодрый, как огурчик… Потому что он, зараза, на пять лет моложе. Яковлеву предстояло сдать вахту и отправиться в столовую – ради инсталляции обеда. Счастливый человек. Виктор испытал необыкновенно сильное желание загрузить его работой. На правах боевого командира. Рейдер нуждается в напряженных усилиях инженеров, постоянной профилактике и…

– Неисправностей нет, господин капитан-лейтенант. Мичман Яковлев вахту сдал!

– Вахту принял. Иди давай. Живенько. А то работа тебя найдет…

По штату старшему корабельному инженеру на рейдере полагалось пять подчиненных. И точно, Сомову досталось два инженера в звании мичманов и три техника в звании старшин второй статьи. Но из этой пятерки капитан-лейтенант мог сложить едва-едва три полуполноценных единицы. Яковлев полгода как из училища. Но он-то как раз вполне себе единица. Еще не забыл, чему его учили. Зато второй, Макарычев, пятидесятилетний с прицепом дядька, выслужился в мичманы из вечных старшин сверхсрочной службы на батарее планетарной обороны; его рейдеру «Бентесинко ди Майо» так же, как и Вяликова, подарил боевой флот Русской Европы. В основном, видимо, потому, что дарить ему было больше нечего… То, чего Яковлев еще не успел забыть, Макарычев никогда не знал. Его этому просто не учили: мичманское звание было для него поощрением за долгую добрую службу перед самой отставкой. Каковая отставка не состоялась, поскольку за день до появления соответствующей подписи на соответствующем приказе, началась война. Конечно, Сомов кое-что показал, рассказал… Но лучше всего старший корабельный инженер чувствовал себя в те часы, когда этот его подчиненный спал. Из техников радовал командирское сердце один только мрачный старослужащий Гойзенбант. Он когда-то недобрал на вступительном экзамене баллов и неделей позже с изумлением обнаружил себя на флоте… И точно так же, как и Макарычеву, война шаловливо показала ему длинный нос: мол, срок службы у тебя кончился, дружок? завтра – домой? Зачем же так торопиться! С Макарычевым у него выходила и другая еще симметрия, – капитан-лейтенант спал сном праведника, только если знал, что Гойзенбант стоит на вахте. Еще двое техников были добровольцами. Сомов, разумеется, одобрял их порыв, но к делу они оказались неспособны никоим образом. Разве что сбегать, подтащить, подать… Три месяца высокоскоростной службы в старшинской учебке привели обоих в состояние необыкновенной бравости и полной потери здравого смысла. Гойзенбант возиться с ними не желал по естественной угрюмости характера и нелюбви ко всему бравому. А сам капитан-лейтенант мог дать этой двоице совсем немного. Конечно, флотскому офицеру полагается знать свои обязанности универсально, то есть равномерно по очень широкому фронту. Но самом деле так получается только у очень хороших командиров. Сомов же столь высоко не залетал, был он корабельным инженером как все, и сам себе в этом неоднократно признавался. А все те, которые как все, знают где-то что-то получше, в остальных же секторах широкого фронта на полноту знаний не претендуют… Сомов не составлял исключения. Он был блистательным судостроителем (по прежней своей, гражданской специальности), отличным ремонтником, хорошим знатоком корабельного оружия, топлива, батарей и аккумуляторов, сносным работником по части флотской электроники, но очень и очень так себе понимал ходовую часть, а именно она-то и составляла сферу деятельности техников. Иногда капитан-лейтенант чувствовал себя дерьмовым ветеринаром: зверюшка уже вскрыта, господа, теперь признайтесь честно, кто-нибудь из вас знает, куда ведет эта проклятая кишка? Нет? Вот и я никак не вспомню… Где-то у меня тут был курсантский конспект. Одну минутку! Черт, кажется, когда мы проходили ходовую часть, моя Катенька рожала… Сомов обязан был организовать для новобранцев занятия, он, собственно, и организовал их. До занятий капитан-лейтенант часа по два вчитывался в полузнакомые и совсем не знакомые строчки, потом около часа пытался разобраться на месте, куда же все-таки втекает мерзопакостная кишка, а затем приходили бравые, и он пятьдесят пять минут уверенным командирским голосом объяснял им все, что понял сам. За пять минут до конца смены отпускал обоих. Тогда Гойзенбант молча и с крайне невежливой рожей показывал Сомову, где тот лажанулся. В следующий раз капитан-лейтенант как бы невзначай возвращался к пройденному и насколько мог исправлял прежние педагогические ошибки… Большое белое пятно на месте ходовой системы рейдера малыми порциями рассасывалось, но ужасно, ужасно медленно.

Кто мне объяснит, господа, кишка это все-таки, печень или желудок? Да? Я так и знал. А вон та штучка, которую я только что успешно вырезал? Ведь она могла быть только почечным камнем, не так ли? Ах, коренной зуб… Э-э… простите. Врачебная ошибка. Иногда, знаете ли, случается.

В общем, Макарычев явно тянул на четвертушку инженера, а добровольцы – на половинку техника. Итого два целых и семьдесят пять сотых полноценного штатного подчиненного. Или, для ровного счета, три полуполноценных. Округлишь – и становится легче.

В концов концов, а сам-то он кто? Такой же волонтер. И когда-то едва-едва отважился произнести это вслух…