Читать книгу Солнце, сердце и любовь - Дмитрий Вощинин, Литагент «ГоСп» - Страница 3

Уже несколько дней Роман Григорьевич задерживался на работе.

Вот и сегодня он проводил спокойным взглядом торопящихся домой сотрудников, оглядел просторный в восточном стиле с арочными проемами и расписными потолками офис. Опустив глаза, он направился к своему зашторенному прозрачной ширмой месту руководителя.

Просторный резной стол, небольшая стенка для документов и широкое окно замыкали пространство этого подобия отдельного кабинета.

Роман Григорьевич выключил кондиционер, молчание которого сразу разрушило строгий распорядок рабочего дня.

Он приоткрыл окно и одиноко сел в массивное кресло. После дневной жары чувствовалось едва заметное дуновение обогревающего душу свежего воздуха с легким запахом цветения цитрусовых.

Перед глазами открывался сад с экзотическими деревьями на фоне безукоризненного газона и разрозненными кустами роз вдоль ограды.

Необычные для русского глаза пальмы, гранатовые, апельсиновые и фиговые деревья с их ажурными листьями за несколько лет жизни в этой стране стали для Романа Григорьевича привычным повседневным пейзажем.

Он достал початую бутылку виски, хрустальный бокал и наполнил его на треть. Огненно-прозрачная жидкость успокоилась в бокале и ловила остатки заходящего солнца. С удовольствием глядя на эти солнечные краски, он добавил содовой. После того, как напиток потерял яркость, он равнодушно взял его в руки и отвел взгляд опять за окно.

Роман Григорьевич сделал глоток и на минуту представил знакомую прохладу осеннего леса, речную рыбалку в тишине заходящего солнца, вечернее чаепитие на веранде, радостные лица любимых внуков.

Глаза отдыхали от повседневных дел, но на душе все-таки было немного тревожно.

Он откинулся глубже в кресло.

Неделю назад пришла телеграмма, что ему присылают замену. Обычно замену ждут, но в этот раз дело было совсем не так: ему намекнули, что пора и на покой. Это было несколько неожиданно, поскольку он всего на два года пережил пенсионный возраст.

Роман Григорьевич раньше не задумывался о своем возрасте, в том числе и в части профессиональной деятельности, грубых ошибок в работе не допускал, не имел даже замечаний. Более того, московское руководство его часто ставило в пример.

Из краткого сообщения следовало, что на его место назначен молодой незнакомый ему сотрудник практически из другой системы.

Времена нынче были непредсказуемы, и здесь вдалеке от столицы трудно было реально оценивать обстановку кадровых вопросов.

«Видно, кому-то понадобилось теплое место для своего родственника или знакомого», – думал про себя Роман Григорьевич.

Не трудно было представить, что новый преемник наверняка не имеет опыта подобной работы.

После определенных политических и экономических потерь, обрушившихся на нашу когда-то процветающую и верящую в незыблемость своих поисков страну, ему было горько ощущать себя с накопленными знаниями не востребованным или оцененным формально и вовсе не по достоинству.

«Руководство могло бы обсудить этот вопрос со мной во время командировки в Москве три месяца назад», – продолжал он рассуждать.

Но в памяти этого периода остались только доброжелательные улыбки и стандартные напутствия. Напрягало в связи с этим отсутствие простого человеческого участия.

Хотя искренность в профессиональных отношениях у нас в моде никогда не была, все-таки такого формализма он раньше не мог себе представить. И сейчас его доставали эти неприятные мысли.

Он вспомнил, как сам первый раз попал заграницу. За спиной был институт, академия, неплохое знание английского. Кругом тогда были добрые старшие товарищи, которые прощали первые ошибки и назидательно учили быть самостоятельным. Теперь он был готов к этому сам, но раздражали, как сейчас принято говорить, «новые» подходы в работе. В отличие известной всем стратегии прошлых лет, поражало отсутствие доступной информации в планах государства. Она распространялась на определенных уровнях организационных структур, и не каждый мог осознать суть задуманного. Бросалось в глаза, что все решали «большие» деньги с далеко не государственным интересом.

Смена курса ставила под сомнение правильность и необходимость всего предшествующего созидательного периода и, в конечном счете, ставила под сомнение и деятельность его быстро пробежавшей жизни.

«Как можно объяснять то, что на его должность ставят человека совершенно неискушенного в этой области?» – невольно отдавалось болью в его голове. Беспокойство гасилась очередным глотком.

Роман Григорьевич, конечно, понимал, что являлся инструментом и исполнителем той большой работы страны и привык доверять руководству. В распоряжении его ведомства ранее присутствовал немалый экономической отдел, постоянная работа которого позволяла корректировать и координировать тактику работы с развивающейся страной. Сейчас отдел был расформирован, хотя остались знающие страну люди, которые руководствовались общепринятыми мировыми тенденциями. Образовались договорные отношения с заинтересованными российскими организациями, на которых и держалась экономическая основа содержания торгового представительства.

Качество работы и значимость представительства снизилась, но по инерции оставались ранее построенные проекты, которые развивались, эксплуатировались и оставляли реальную надежду на будущее. Иностранного же заказчика со временем отучали надеяться на участие в новых проектах. И все же его внимание к сотрудничеству с нашей страной оставалось, хотя и заметно поостыло. Реальные результаты всего этого были наглядны: страна теряла экономическое и политическое влияние в регионе.

Китайское же представительство, как и многих других стран, за счет нашей пассивности набирало силу и захватывало все большие объемы сотрудничества.

Допив виски, Роман Григорьевич закрыл офис и через сад медленно пошел в свою квартиру. Одному сидеть дома ему не хотелось. Бывшие соседи, с которыми он поддерживал дружеские отношения, после очередного сокращения уехали в Санкт-Петербург.

Легко поужинав, он решил прогуляться по многолюдным улицам Замалика. Ноги сами понесли к построенному Эйфелем мосту через Нил. Он миновал шумный от потока машин переход над водным пространством и продолжал свою прогулку, сливаясь с толпой разноликих арабов.

Жизнь здесь кипела практически круглосуточно. За время пребывания в этой стране он смог приглядеться и отмечал своеобразную размеренную жизнь египтян. Казалось бы, малограмотный народ, немного шумно выражающий свои эмоции, но вовсе не забитый, как казалось на первый взгляд. Со временем он стал понимать и ощущать, что этот народ очень непосредственен в своих эмоциях и не желает жить без них. В этих простых арабах заключена громадная сила предков непонятой цивилизации, которая удивляет мир своей величественной загадочностью.

Роман Григорьевич шел, продолжая смотреть вокруг. Поражало мирное сочетание фешенебельных отелей, современных – из стекла и бетона – зданий и многочисленных разношерстных рынков с маленькими лавчонками, наполненными разнообразными порой даже немыслимыми товарами на раскинутых под самое небо импровизированных витринах.

Он не любил богатые лавки и редко заходил в них после отъезда жены. От них веяло каким-то тихим лилейным западным двурушничеством с равнодушными и заискивающими глазами продавцов, сияющими от блеска товаров прилавками, и тихим размеренным шелестом денежных знаков.

Думая о том, что может надолго покинуть эти места, он не без удовольствия шел по улицам с многочисленными развалами одежды, продуктов, овощей.

Народ вокруг был разный, в основном небогатый, но явно довольный своей деятельностью и повседневным бытием. Казалось, в их жестах и действиях наблюдалось отсутствие какой-то логики и надежды на богатое будущее, но этот скоропалительный взгляд возникал лишь от незнания и непонимания их повседневной жизни. Он чувствовал, что эти люди намного ближе к природе, и отмечал в них определенный шарм существования.

Последние события, связанные с политической активностью в стране, когда египтян пытались склонить к другому, «демократическому» миропорядку, показали, что их внутренний уклад далеко не так уж уязвим к навязыванию чужой идеологии. И вовсе не спонтанные неоднократные выходы большого количества людей на площадь Тахрир подтвердили эту активную реакцию и гражданскую позицию народа.

Роман Григорьевич был уверен, что преследующие свои интересы иностранные технологи до конца не осознали глубины самовыражения этой нации.

Именно здесь он начал понимать, что большое количество навязываемой информации серьезно губит душу. Даже дикари, племена которых еще проживают в Африке, при всей своей необразованности и замкнутости проживания, по восприятию жизни и легкости мыслей кажутся намного искренней и свободнее. Мы же в их глазах выглядим потерянными рабами, пытающимися возместить свою внутреннюю пустоту жизненных ощущений поиском материального богатства.

«Зашоренные информационными потоками европейцы давно превратились в рабов удовлетворения собственных потребностей», – улыбался про себя Роман Григорьевич, глядя вокруг.

С особым трепетом Роман Григорьевич относился к останкам древней египетской цивилизации. Его поражал философский и величественный размах сооружений знаменитых пирамид в Гизе, храмовый комплекс Луксора, насыщенный древними знаниями архитектурный ансамбль Александрии и многие другие сооружения в небольших городах, где грациозно сочетаются современные здания и древние строения.

Все это вместе заставляло его чувствовать и размышлять по-иному о вселенной, вечности, о месте человека на земле, смерти и о взаимодействии живого и всего одухотворенного присутствием ушедших.

Одна из мировых жемчужин древней и развивающейся культуры и истории – Каир являл собой непревзойденный колорит живущих в согласии миролюбивых диаспор со множеством унаследованных традиций египтян, арабов и пришедших сюда позднее французов и англичан.

С этими мыслями Роман Григорьевич любил бродить по городу допоздна.

Сегодня он не хотел думать о своей будущей жизни в России. Перестройка не очень благоволила его судьбе. Пришедшие перемены несли больше негатива, и на него свалилось немало неприятностей.

Сын, подающий надежды в молодости, спился, увлекся наркотиками и сделал отца заложником своей слабости и нереализованных амбиций.

Он высылал ему деньги на жизнь и лечение. Но тот постоянно срывался и опять попадал в больницу. Время шло, но надежд на полное излечение не было из-за слабости характера отпрыска.

Его дочь и мать двух любимых внуков перед отъездом заставила разделить имущество и переписать дачу и машину на нее.

Вот почему возвращение в Москву вызывало у него определенную тревогу.

Раньше любые трудности сменялись переменами и надеждами, новыми поисками и положительными эмоциями преодоления.

Сейчас он чувствовал, что с возрастом может потерять эти надежные жизненные ориентиры. Надвигающееся новое в его жизни щемило сердце холодом пока еще не испытанного страха и приближающейся безысходной старости.