Читать книгу Фактор агрессии - Дмитрий Янковский, Василий Орехов - Страница 1

Имперский военно-транспортный космократор Мистер Мармадьюк вынырнул в заданной точке Галактики в четырнадцать часов тридцать две минуты по бортовому времени.

Гигантская горбатая туша корабля, похожего на грозное морское чудовище, материализовалась на границе гравитационной зоны звезды Арута. Сначала в космическом пространстве возникла странная неуловимая дрожь. Казалось бы, в вакууме вибрировать нечему, и все же космическая пыль, осколки астероидов и дрейфовавший неподалеку мертвый навигационный спутник, отреагировав на внезапно изменившийся и продолжающий беспорядочно колебаться вектор тяготения, неровными волнами раздались в стороны, освобождая место незримому источнику гравитационных возмущений. Фантомная масса перемещаемого космократора уже частично находилась здесь, хотя сам корабль еще не появился – он искусственно задерживался на несколько секунд в точке отправления и должен был вынырнуть, когда весь случайный мусор окажется удален из зоны выхода. Прыгать в точку, уже занимаемую каким-либо материальным телом, теоретически было возможно, но тогда оба объекта мгновенно занимали одинаковое положение в пространстве. И если внедренную в организм космическую пыль исполинский космократор перенес бы без особого вреда для себя, то большой каменный обломок, внезапно оказавшись внутри тела Мистера Мармадьюка, вполне мог пропороть ему шкуру, разрушить внутренние органы, повредить тонкое нейрооборудование или покалечить кого-нибудь из команды. Хотя на предварительное перемещение фантом-массы космократору приходилось тратить огромное количество драгоценной энергии, авария могла обойтись куда дороже.

Гравитационная рябь усилилась; казалось, сам Зодчий Вселенной пытается разорвать ткань мироздания, и та нехотя, с трудом поддается его усилиям. Получивший внезапное ускорение труп спутника, быстро кувыркаясь, в сопровождении двух булыжников по причудливой траектории устремился к Аруте, чтобы сгореть дотла в ее протуберанцах через восемнадцать тысяч триста сорок шесть часов. Мельчайшие частицы пыли торопливо брызнули в разные стороны сверкающим дождем, очищая место для материализующегося военного транспортника, пространство колыхнулось, разодралось сверху донизу, и через долю секунды в точке прибытия возник огромный величественный космократор Мистер Мармадьюк.

Похожий на доисторическую панцирную рыбу звездолет пребывал в глубоком трансе. Его титанические мышцы, скованные десантным спазмом, подрагивали под толстой псевдохитиновой чешуей, цепочки огромных глаз были прикрыты непроизвольно сокращающимися мышечными мембранами, причудливый рисунок чешуи тускло поблескивал в красноватом свете звезды. Органические существа всегда плохо переносили пространственный прыжок – люди ненадолго утрачивали зрение, слух и координацию движений, боевые биоморфы временно впадали в каталепсию, механоиды начинали допускать системные ошибки. Поэтому военные никогда не практиковали прыжки в гущу космической битвы: и кораблю, и его команде требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и сориентироваться после преодоления подпространственного коридора, и на это время они оказывались совершенно беззащитны. Двуногие мыслящие паразиты, населявшие чрево исполинской, искусственно выращенной рыбы, всегда возвращались к активности первыми – ведь им не приходилось расходовать на мгновенное перемещение из одной точки Галактики в другую бездну энергии, как хозяину, который на самом деле являлся их нерассуждающим рабом. А вот космократор после каждого прыжка был близок к коме от истощения, и только интенсивные реанимационные мероприятия могли оперативно привести его в чувство.

В ходовой рубке Мистера Мармадьюка царил мягкий полумрак, в глубине которого мерцали разноцветные огни индикаторов. Стены помещения, представлявшего собой одну из естественных внутренних полостей космократора, были образованы ороговевшей плотью гигантского живого транспортника, крепостью не уступавшей легированной стали. Холодное мерцание навигационного биомонитора выхватывало из темноты лицо капитана корабля, коммодора Джорджа Стюарта, который неторопливо жевал жвачку: лицевые мышцы страдали от десантного паралича сильнее всего, а ему сейчас требовалось отдавать четкие и внятные команды, поэтому дополнительная разминка была совсем не лишней. Слева от коммодора в удобных креслах, выращенных космократором из соединительной ткани, расположились первый и второй помощники, справа навигатор, а чуть поодаль – вахтенные сенситивы и местный лоцман. В отличие от всех остальных, облаченных в темно-синие кители транспортной гильдии с военными шевронами в виде лежащей на крыльях звезды, лоцман был одет в песочного цвета робу биотехника. Формально он не входил в экипаж, а лишь предоставлял гильдии платные услуги гражданского консультанта.

– Выход из подпространства штатный! – доложила первый помощник Наоки Мидзусима, окончательно овладев голосовыми связками. – Все системы под контролем. Поздравляю, граждане пилоты. Через шесть часов уже будем пить пиво в городе, если местные умельцы не задержат разгрузку.

– С крошечными сушеными осьминогами! – мечтательно произнес навигатор Альваро Джексон, потягиваясь и разминая пораженные десантным параличом мышцы. – Интересно, у этих обезьян есть крошечные сушеные осьминоги или ни черта, кроме маисовых чипсов с шелухой, которые вечно крошатся и пачкают руки маслом?.. Феодориди, быстренько отвечай: есть у вас осьминоги?

– Привозят, – нехотя отозвался лоцман, не открывая глаз.

– Все, завязали про осьминогов! – строго осек коммодор. – Феодориди, двенадцать минут до подключения к нейросистеме. Готовы к работе?

– Так точно, гражданин капитан, – бесстрастно отозвался лоцман, приподняв ресницы. В отличие от этих спесивых жителей Метрополии он был имперским подданным с ограниченными правами, поэтому ему следовало выказывать им определенное почтение, даже несмотря на свою высокую профессиональную ценность и вспыльчивую натуру. Местному капитану в ответ на столь дурацкий вопрос он обязательно буркнул бы что-нибудь невежливое наподобие: «Засохни, борода! Мешаешь». Но при работе с надутыми столичными гражданами не следовало давать волю справедливому негодованию, чтобы избежать ненужных неприятностей.

А еще в порту прибытия он непременно припомнил бы навигатору обезьян, у которых нет даже такой чепухи, как крошечных сушеных осьминогов. Заставил бы в туалете посмотреть в зеркало после пары увесистых апперкотов в морду и убедиться, что на обезьяну скорее смахивает сам Джексон. Непременно заставил бы, если бы это был местный пилот.

Однако нападение на полноправного гражданина карается Империей молниеносно и беспощадно. Тем более нападение, осуществленное огранином из Внешнего Круга, человеком второго сорта, от рождения пораженным в правах. Тем более мутантом-сенситивом, представителем самой подозрительной группы имперского населения. Поэтому кретин Джексон может и дальше злобно подкалывать его до самой разгрузки, а потом со спокойной душой отправиться пить свое чертово пиво вместо того, чтобы забрызгать кровью мужской туалет космопорта. Руки лоцмана, покоившиеся на коленях, непроизвольно сжались в кулаки. И после этого столичные жители еще удивляются, почему их, таких умных и благородных, несущих свет современной цивилизации дикарям Обитаемых Секторов, упорно и глухо ненавидят во всем Внешнем Круге. И не одни только мутанты, хотелось бы заметить.

Убедившись, что гражданин капитан не собирается продолжать беседу, Петр Феодориди снова прикрыл глаза, откинул голову на подголовник и аккуратно потрогал нейросеть, пока еще не пытаясь войти в нее.

Все бортовые приборы представляли собой участки нервной системы космократора разной степени сложности. Центром этой разветвленной структуры являлся четырехкамерный мозг, организованный по принципу нейрокомпьютера. Мониторы, шкалы и индикаторы приборов состояли из подвижных колоний светящихся бактерий, непосредственно управляемых биотоками звездолета. Микроскопический размер парящих в пространстве рубки бактерий, каждая из которых фактически представляла собой точку растра, позволял создавать объемное изображение сверхвысокой четкости.

Однако пилотам-сенситивам не требовалось дополнительных устройств, чтобы взаимодействовать с корабельным разумом. Они имели возможность усилием сознания вторгаться в нейросеть Мистера Мармадьюка и мысленно управлять ее работой.

– Альваро, послепрыжковый отчет, – распорядился капитан Стюарт. – Уснул, бестия?

– Сверка координат по трем пространственным осям. – Навигатор окинул профессиональным взглядом раскрывшуюся и повисшую перед ним объемную звездную карту, чуть довернул ее движением руки на нужный радиант. – Великий Зодчий, до чего же пива хочется! – Он тяжело вздохнул. – Звезда Арута, стало быть. Соответствие планируемой точке выхода – девяносто девять и девять в периоде процентов. Дистанция одиннадцать целых три десятых астрономической единицы. Разгрузочная орбита согласно предварительным расчетам. Ожидаемое время выхода на орбиту – шестнадцать часов восемнадцать минут двадцать пять секунд бортового времени. Капитан, мне бы хоть раз имперскую медаль за безукоризненно выполненную работу, а?

– Я тебе пива куплю, сынок, – пообещал Стюарт, не отрываясь от бактериальных мониторов. – В виде служебного поощрения.

– Два? – живо заинтересовался Джексон, даже карту свернул. – Два пива? Два?..

– Одно, – отрезал коммодор. – Небольшое. И если будешь канючить дальше, оно из ноль пять превратится в ноль три… Внимание всем бортовым службам! – Он повысил голос, выйдя во внутреннюю сеть. – Начать подготовку к ходовому режиму! Феодориди, десять минут до входа в нейросеть, – обратился он к лоцману. – Напоминаю: ваша основная задача – астероидный пояс и спутниковое кольцо. Но если изволите проконтролировать действия наших сенситивов еще и на спокойных участках, Империя будет вам благодарна.

– Я постараюсь, гражданин капитан, – вежливо, но холодно ответил Петр, теперь уже не открывая глаз.

Стюарт и сам почувствовал, что его речь прозвучала немного неуместно. Пять лет назад он командовал крейсером боевого флота Империи, но возраст взял свое, и военную карьеру пришлось свернуть. С выслугой в регулярных войсках всегда было четко: сумел дожить до определенного срока – значит, достоин, получи повышение. Но тогда уж не взыщи, что отставка тоже строго по календарю невзирая на боевые заслуги. Пару лет он передавал свой бесценный опыт будущим лейтенантам в Военной Академии, однако звезды манили по-прежнему, так что Стюарт в конце концов махнул рукой на комфорт обеспеченной жизни в Метрополии и решил предложить кому-нибудь свои услуги в качестве капитана грузового космократора. Естественно, транспортные компании выстроились к нему в очередь: опытные боевые капитаны всегда ценились в торговом флоте на вес золота. Почти полтора года он совершал регулярные коммерческие рейсы и за это время успел привыкнуть, что в этом мире все меряется другими мерками, что у торговцев многие естественные воинские и гражданские понятия не в ходу, что для них сначала идут деньги, потом честь бизнесмена, а потом уже благо Империи. И уж тем более одни только деньги на уме у диких огран Внешнего Круга вроде этого лоцмана. Но все-таки время от времени из старого коммодора непроизвольно, на автомате выскакивали в отношении их привычные военные поощрения вроде благодарной Империи. На черта мне ваша благодарность, наверняка думает сейчас этот ограниченный. Я ее что, суну в кухонный комбайн? Лучше накинь десяточку, гражданин капитан, чтобы мне было на что кормить следующую неделю жену-уродину, любовницу-шлюху и выводок незаконнорожденных детей…

Джордж Стюарт покосился на окаменевшего в своем кресле Феодориди. На самом-то деле бес его знает, о чем он там думает. Может, и в самом деле написать рапорт о премировании, если постарается?.. Однако ехидный голос лоцмана, глумящегося над святым, так явственно звучал в ушах коммодора, что он решил: никаких поблажек. Нечего прикармливать стервятников из отсталых колоний. Возьмет на себя часть работы штатных сенситивов – будет молодец и получит устную благодарность. О большем не договаривались.

Великий Зодчий, до чего же хорошо, что он сумел-таки добиться возвращения на военный флот. Не боевой корабль, конечно, но хоть что-то, близкое к привычной жизни. По крайней мере, он больше не окружен дельцами вроде Феодориди и, соответственно, вынужден терпеть их в гораздо меньших количествах.

Второй помощник Бакари Обангу передал по космократору распоряжение капитана о подготовке к ходовому режиму. Энергетический импульс пробежал по нервным волокнам корабля и достиг акустической мембраны в помещении шестого катетерного поста. В отличие от рубки, где требовался мягкий свет, ветеринарный пост был ярко освещен пронзительным сиянием грибных трубок, густо разросшихся под потолком причудливыми каскадами. Биотехник Сумана Капур едва не поперхнулась питательным брикетом из сухого пайка, когда над ее головой грянул условный звуковой сигнал.

– Да что ж такое! Пожрать после прыжка не дадут! – риторически возмутилась она. – У меня желудок к спине прилип, аж китель заворачивается! Куда спешим, спрашивается? Если прибудем на пять минут позже, груз протеинового дерьма протухнет сильнее, чем обычно? Граждане, это решительно невозможно!

Двое биомехаников, Чарли и Деметро, сидевшие за откидным столом, синхронным движением подняли головы, но, не получив четкой команды от непосредственного начальника, продолжили увлеченно рубиться в «Убей пирата». Они играли весь рейс, все свободное от основной работы время, с перерывом только на еду и сон. И сейчас снова запустили эту дрянь, едва только отошли от десантного паралича.

– Эй, многоуважаемые огры! – сварливо окликнула их Капур. – Все, убили это махалово. Живенько за работу! Сыворотка номер двенадцать и номер два, двести кубиков каждой. Если снова попадете в мышцу и начнется судорога, я вас обоих засуну Мистеру Мармадьюку в сфинктер.

– Нормально все сделаем, гражданин техник, – беззлобно проворчал Деметро, поднимаясь. – Как обычно. Ты там знай отмечай, сколько уже сыворотки поехало.

Работали механики привычно, быстро и четко. Деметро шлепнул ладонью по чувствительному датчику на стене, и в ней с влажным чмоком распахнулась мышечная диафрагма шкафа. Помощник тетушки Суманы извлек из ниши капсулу с препаратом, похожую на полуметровый стручок акации, и бережно передал ее напарнику. Чарли ловко всадил клюв капсулы в приемник торчащего из стены катетера и, сдавив стручок цепкими пальцами, впрыснул в кровеносную систему корабля четко отмеренное количество противоспазменного состава. Затем бросил в жерло жадно зачавкавшего утилизатора пустую оболочку первой капсулы, принял у напарника вторую и проделал с ней те же действия.

– Ужурчало по назначению! – сообщил он.

– Шестой пост отработал! – доложила мастер Сумана по внутренней связи, наблюдая, как биомеханики-огране зашуршали по всему отсеку, сноровисто измеряя мышечную температуру космократора и давление в магистральных кровеносных сосудах, выпирающих из стен словно толстые пульсирующие кабели в черной оплетке. – Есть два-два и два-двенадцать. Ждем.

Доклад Капур приняли в ходовой рубке и на головном посту биоконтроля, где несла вахту группа из трех ветеринаров. На докторах были кители того же покроя, что и на капитане, но белого цвета с красными полосами под шевронами гильдии. На рукаве шеф-врача Ренксианг Ирвин красовались две полосы вместо одной, что обозначало ее старшинство в текущей вахте.

– Есть, зафиксировали! – ответила гражданин старший ветеринар.

Доклады с катетерных постов свидетельствовали, что реанимационные мероприятия проходят успешно. Старший ветеринар не отрывала раскосых глаз от пульсомеров. Меняющиеся объемные диаграммы на бактериальных мониторах показывали, что мышцы корабля постепенно выходят из послепрыжковой каталепсии. Два многокамерных сердца понемногу увеличивали частоту сокращений, готовясь обеспечить питательной жидкостью крейсерские органы звездолета.

– Рен, ты вечером чем занимаешься? – поинтересовался лейтенант медицинской службы Джакомо аль-Фараби, который контролировал на соседнем пульте датчики давления в кровеносной системе.

– А чем обычно занимаются по вечерам на отдаленных форпостах во Внешнем Круге? – рассеянно пожала плечами Ирвин. – Скорее всего, буду валяться в каюте и смотреть какую-нибудь сентиментальную чушь по 4D.

– Да нет, у них тут на самом деле все вполне цивилизованно, – возразил Джакомо. – База большая, обжитая, очень даже есть где отдохнуть усталому космолетчику. Местная генеральша заботится о подчиненных по полной программе.

– Ты-то откуда знаешь?

– А я тут уже бывал. Ну, помнишь, когда ты была в отпуске и вместо тебя летала Капустина? Короче, пошли вечером в нудистский аквапарк! Там у них очень даже неплохо. Оторвемся перед обратной дорогой…

– Ты туда с лейтенантом Капустиной ходил, что ли? – ядовито улыбнулась шеф-врач, не сводя глаз с монитора.

– Зачем такие чудовищные подозрения?! – излишне горячо и поспешно возмутился аль-Фараби. – В целомудренном одиночестве, конечно! В целомудренном одиночестве!..

– Один из нас слишком оптимистично настроен на сегодня, – подал голос с другого пульта лейтенат Франсуа Деладье. – Сдается мне, кое-кто вечером назначен дежурным ветеринаром по кораблю…

– Завидуй молча, брат, – отмахнулся Джакомо. – Смотри, у тебя кривая температуры уползает. Так как, Рен? Что скажешь?

– Ты в график дежурств давно заглядывал? – флегматично осведомился его коллега. – Еще перед отлетом небось?

– Так, стоп. Ты что, серьезно? – переполошился аль-Фараби. – Вот это засада! А как же нудистский аквапарк?..

– Как ближайший друг и коллега, я не могу бросить тебя в беде, – сокрушенно произнес Деладье. – Придется жертвовать собой и выручать напарника… – Он театрально вздохнул. – Гражданин старший ветеринар, похоже, развлекать вас сегодня в аквапарке придется мне. Что скажете?

– Я убью тебя, собачий сын! – прорычал Джакомо.

– У тебя кривая давления уползает, – хладнокровно отозвался Франсуа. – Так что насчет вечера?

– Я подумаю, – игриво проговорила Ирвин, не отрываясь от приборов.

Звуковые мембраны на ее пульте внезапно ожили и произнесли голосом биотехника Капур:

– Многоуважаемые граждане ветеринары! Я все понимаю, конечно, сама молодой была, как ни странно это звучит, но вы когда обсуждаете свои личные дела, все же не забывайте отключать внутреннюю связь. Спасибо за содействие.

– Черт! – прошипела Ренксианг, хлопнув по мембране всей пятерней.

На некоторое время на посту биоконтроля установилась угрюмая тишина. Трое дежурных врачей уже представляли себе, каким шквалом дурацких шуточек встретят их после вахты в офицерской кают-компании.

– Всем катетерным постам! – подчеркнуто строго произнесла Ренксианг Ирвин, когда параметры системы достигли разгонных уровней. – Обеспечить запуск маршевых двигателей!

– Шестой принял! – ответила Сумана Капур и, прищурившись, перевела взгляд на ожидающих дальнейших команд биомехаников Чарли и Деметро, которые хихикали в кулаки, глядя на нее. – Многоуважаемые огры, погнали смесь для запуска маршевых, четыре-два-девять. И хватит смеяться над полноправными имперскими гражданами! Ветеринары тоже имеют право на личную жизнь. Вычту из зарплаты, ограниченные дармоеды!..

Новая порция возбуждающих препаратов с шумом умчалась по венам к двум гигантским живым насосам, неутомимо работавшим в чреве космократора.

– Шестой отработал четыре-два-девять в стандарте, – доложила Капур на пост биоконтроля.

Первыми ожили железы высокотемпературной плазмы для маршевых двигателей – вероятно, потому, что не отличались особо сложной биомеханикой. Порожденные электроидным органом космократора многочисленные электрические разряды, пронзая альвеолы желез, превращали выделяемые ими крошечные капли секреторной жидкости в перегретый ионизированный газ. Под действием возникающей при этом небольшой ударной волны микросгустки жидкого огня выбрасывало в плазменную камеру, где они слипались в единое адское пекло, непрерывно продолжая расширяться. Фронт ударной волны здесь также становился на порядки мощнее и выдавливал реактивную струю плазменного вещества через дюзы со скоростью, во много раз превышающей скорость звука. По сравнению с плазменными камерами современных быстроходных судов, в которых одним грандиозным разрядом ионизировался сразу весь объем накопленного в камере газа, железы выдавали гораздо меньшую мощность, но зато требовали и гораздо меньшего расхода энергии – не только на ионизацию, но и на охлаждение рабочего органа, поскольку мелкие сгустки плазмы благодаря эффекту Лейденфроста сами создавали внутри желез надежную термоизоляцию.

По корпусу корабля волнами прокатывалась тяжкая физиологическая дрожь – она всегда пугала неопытных салаг, однако на самом деле сигнализировала, что все в порядке и гигантская рыбина медленно, но уверенно приходит в себя. Гораздо хуже, когда дрожи нет – это означает, что с организмом космократора что-то не так и нужно принимать экстренные меры для его спасения. Неторопливо начали раздвигаться ребристые мышечные мембраны на многочисленных глазах Мистера Мармадьюка. Конвульсивно разжались торпедные порты, и в космическое пространство на мгновение бесстрастно выглянули опоясанные цепью глаз термоядерные торпеды.

Старший ветеринар Ренксианг Ирвин неотрывно наблюдала за мониторами.

– Шестой, добавьте кислородного катализатора, – распорядилась она. – Четвертый – норма.

– Есть, понял Шестой, – бодро отозвалась Капур. – Девятой сыворотки еще два стручка, дармоеды, – скомандовала она подчиненным. Когда биомеханики справились с задачей, Сумана передала: – Шестой отработал два на кислород. Как самочувствие подопечного?

– Норма, – одобрила Ирвин. – Нагрев в рамках изобары графика.

– Средний вперед! – приказал капитан Стюарт вахтенному пилоту-сенситиву.

Сознание телепата было напрямую связано с нейросетью корабля, и он воспринимал габаритные размеры гигантского космократора как очертания собственного тела. Наверное, это совершенно непередаваемые впечатления – ощущать себя огромным китом в безграничном океане космоса и иметь возможность перемещать свое послушное тело в пространстве одним только усилием мысли. Стюарту часто снилось, что он летает вот так – самостоятельно, без каких-либо усилий и технических средств. Просто отталкивается ногой от земли – и взмывает в небо…

Иногда он до ненависти завидовал этим мутантам, которым их чудовищное генетическое уродство даровало радость свободного полета. Но если бы ему вдруг предоставили возможность стать одним из них, он с отвращением и искренним негодованием отказался бы. Если свободный полет даруется в обмен на твою человеческую сущность, ну ее к черту, такую радость. Стюарт летал с мутантами-сенситивами большую часть жизни, и его уже давно не тошнило от вида их уродливо раздутых голов. Однако вначале он даже подумывал над тем, чтобы позорно бросить карьеру боевого капитана. Он тогда не мог видеть этих тварей, не мог спокойно осознавать, что они рядом, не мог отдавать им команды – его просто трясло от омерзения. И он даже в кошмарном сне не мог вообразить, что когда-нибудь вдруг превратится в одного из таких головастиков. Это было бы так же немыслимо, как то, что он когда-нибудь предаст Империю или ударит жену.

Корабль чуть тряхнуло – он перестал скользить по инерции и начал плавно набирать ход. Плазменные железы вышли из прыжковой каталепсии и теперь бесперебойно выплевывали в пространство струи перегретого газа, пылающего бело-сиреневым пламенем – пока еще в тестовом режиме, но небольшое изменение вектора тяжести внутри помещений с искусственной гравитацией уже ощущалось. Следом за двигателями проснулись противометеорные орудия, чуть провернувшиеся в гнездах, выдвинулись из корпуса космократора ажурные солнечные батареи из костной ткани.

– Режим ходовой! – огласила заключение консилиума лейтенант Ренксианг Ирвин. – Внимание: все системы работают в штатном режиме, контроль над организмом корабля полный.

– Есть, приняла, – ответила из рубки первый помощник капитана майор Мидзусима. – Всем постам перейти на дежурство согласно курсовой вахте!

Имперский военно-транспортный сухогруз Мистер Мармадьюк лег на заданный курс. Он величественно двигался в безвоздушном пространстве, и потревоженная космическая пыль почтительно расступалась перед ним.

– Контакт с кораблем полный! – доложил вахтенный сенситив, не раскрывая глаз. – Следую указанным навигатором курсом. Ожидаю дальнейших указаний гражданина капитана.

– Вхожу в корабельную нейросеть, – сообщил лоцман. – Присоединяюсь к управлению. Контакт полный. Ожидаю дальнейших указаний.

– Держитесь заданного курса, – распорядился коммодор.

На ходовых мониторах полыхала звезда Арута – конечная цель очередного рейса. Точнее, целью была не сама звезда, а три ее спутника – гигантская военная база Империи, которой предназначался груз Мистера Мармадьюка, в основном активный протеиновый корм и минеральные катализаторы для выращивания боевых биоморфов.

– Погрузочные челноки Форпоста-3 стартовали с поверхности, – доложил второй помощник Бакари Обангу. – Расчетное время прибытия к точке орбитальной разгрузки – пятьдесят одна минута. Через пять часов разгрузимся, а потом пиво, граждане космолетчики! Клянусь чертежами Зодчего, свежее пиво!

– Начать подготовку к разгрузке, – отдал распоряжение капитан.

– Трюмной команде приготовиться к разгрузке! – передал по внутренней связи Обангу.

В обширных трюмных полостях космократора закипела работа – укротители приводили в чувство грузовых мирмекоидов, проверяли их самочувствие, вытаскивали морфов-погрузчиков из стойл, пощелкивая длинными электрическими стрекалами. Искусственно созданными гигантскими муравьями не было необходимости управлять непосредственно во время разгрузочных работ, в их нервную систему миллионами лет эволюции крошечных предков были заложены все необходимые программные модули для командных действий по перемещению грузов, которые генетикам оставалось лишь немного подкорректировать. Мирмекоиды самостоятельно находили дорогу к нужному участку трюма, самостоятельно забирали и сами доставляли нужный груз на любую модель челнока, располагая его максимально компактно и предельно аккуратно. Требуемая программа действий запускалась в зависимости от того, какой управляющий феромон был распылен биомеханиками в трюме. Поэтому укротители со стрекалами требовались только на подготовительной стадии разгрузки – в дальнейшем им оставалось лишь контролировать действия своих подопечных и следить за порядком.

– Что за чертовщина, – внезапно пробормотал навигатор Альваро Джексон, когда прямо перед ним на приборной панели вспыхнул и замигал, привлекая внимание, индикатор трансвакуумных возмущений. – Внимание! – громко произнес он. – В непосредственной близости от космократора готовится к выходу из подпространства неизвестный корабль!

– Полостное измещение? – уточнил капитан.

– Небольшое. Всего полторы тысячи тонн… – Джексон стремительно бегал глазами по мониторам. – Судя по характеру трансвакуумных возмущений, скорее всего это арагонский рейдер. Таких уродливых ублюдков выращивают только тамошние пираты. Точка выхода по левому борту на десять часов, дистанция сто восемьдесят пять километров…

– Пираты рядом с нашим форпостом?! – удивленно вздернула смоляные брови первый помощник Мидзусима. – Мы зачем платим налоги – чтобы у этих бездельников под носом шлялось всякое отребье?

– Боевая тревога! – объявил Стюарт. – Приготовиться к отражению возможной атаки!

За годы полетов на транспортнике он еще ни разу не сталкивался с пиратами – они обычно не рисковали нападать на крупные и хорошо вооруженные грузовые космократоры Метрополии, предпочитая грабить старые и больные суда нищих колоний Внешнего Круга. Атака небольшого рейдера на мощного Мистера Мармадьюка была заведомым самоубийством… если только здесь нет какого-нибудь подвоха, граждане пилоты. Если только здесь нет какого-нибудь подвоха.

– Внимательно наблюдать за пространством и подпространством! – распорядился капитан. – Отслеживать любую подозрительную активность!..

– Никакой концентрации массы больше булыжника до самого астероидного пояса, – доложила Мидзусима.

– Никаких пространственных возмущений, кроме указанного, – заявил навигатор Джексон. – Этого урода никто не поддерживает.

Передав общую тревогу по кораблю, второй помощник Обангу глянул на капитана с легкой настороженностью.

– Арагонцы никогда не нападали на имперские транспортники, – осторожно озвучил он мысли коммодора. – Это для них чистое самоубийство. Но во избежание ненужного столкновения… на всякий случай, конечно… мы могли бы вызвать поддержку с Форпоста-3 и уйти в прыжок.

– Действительно, все это довольно странно… – задумчиво кивнул Стюарт. – Прыжок отставить! Мармадьюку еще сутки отдыхать от последнего, иначе мы его совсем надорвем. – Он покачал головой. – Да и с какой вообще стати? С чего вдруг ты переполошился? Для нас это не противник. Возможно, арагонцы просто терпят бедствие и хотят сдаться.

– Империя не берет пиратов в плен, – холодно произнесла первый помощник Наоки Мидзусима.

– Никто и не говорит, что их капитуляция будет принята, – отрезал капитан. – Дайте мне прямую связь с торпедными отсеками! – Флотский устав требовал, чтобы во время боя капитан лично командовал оружейными командами.

– Десять секунд до выхода противника из прыжка, – сообщил Альваро Джексон.

– Левый борт! Торпеды к бою! – приказал капитан.

Мышечные мембраны орудийных портов раскрылись в черное космическое пространство. И тут же из бесконечной тьмы Вселенной, там и здесь проколотой неподвижными точками звезд, вынырнул на расстоянии двухсот километров от имперского транспортника быстроходный арагонский рейдер. Он был гораздо меньше транспортника и имел хищные очертания лишенной ног ящерицы с толстым телом и коротким хвостом. Казалось, он даже извивается в вакууме, словно рептилия. Два уродливо вздутых, непомерно разросшихся бугра маршевых двигателей по бокам космократора указывали на его быстроходность и маневренность – жизненно необходимые для абордажного рейдера свойства.

Из раскрытых орудийных портов Мистера Мармадьюка на противника пристально уставились немигающие глаза четырех акулообразных ядерных торпед. Такие твари десятилетиями выращивались в специальных орбитальных питомниках во Внутреннем Круге. В процессе роста организм гигантской торпеды накапливал поступающие с пищей радиоактивные изотопы и формировал из них два боевых элемента с докритическими массами. Основной представлял собой пустотелый цилиндр в головной части, который был погружен в мозговую полость, наполненную тяжелой водой для замедления нейтронов. Второй элемент, запальный, располагался в хвосте, в двух метрах от основного, чтобы избежать преждевременного нейтронного взаимодействия. Он рос в теле чудовища чуть ниже хребта и имел вид направленного в сторону головы массивного стержня, способного в случае необходимости плотно войти в цилиндр боевого ядерного элемента. В момент поступления от мозга торпеды соответствующей команды, которая подавалась в непосредственной близости от цели, система мощных кольцевых мышц, сжимающихся с невероятной скоростью в сорок миллисекунд, резким спазмом вбивала ядерный стержень в цилиндр, мгновенно создавая надкритическую массу заряда. Быстрота мышечного реагирования, обусловленная возможностями живой ткани, конечно, оставляла желать лучшего, поэтому при соединении двух боевых элементов среагировать успевал лишь малый процент накопленного торпедой активного вещества. Однако и этой мощности хватало для ядерного взрыва в десять килотонн. Обычно этого оказывалось достаточно, чтобы смертельно поразить космократор средних размеров. Удар подобной торпеды мог начисто слизнуть арагонский рейдер или нанести серезные повреждения транспорту класса, к которому принадлежал Мистер Мармадьюк.

– Полный ход! – приказал коммодор. – Приготовиться к противоплазменному маневру. Первый пилот, попытайтесь связаться с неопознанным кораблем!

– Нечего с ним связываться, – буркнул Альваро. – Смысл? Честные подданные Империи на такой дряни не летают… – Однако ослушаться приказа командира, конечно, не посмел.

Некоторое время прошло в абсолютном молчании – сразу после прыжка пораженный десантным параличом пилот рейдера не был способен оперативно отреагировать на вызов с военного транспорта. А потом от пирата пришел ответ, услышанный всеми. Это не был мысленный голос сенситива, который могли уловить на ментальном уровне только подключенные к нейросети телепаты – пилоты и лоцман космократора; это был яростный рев атакующего корабля-ящера, принятый и транслированный в рубку в звуковой форме самим Мистером Мармадьюком. От этого чудовищного низкого звука завибрировали стены, затряслись бактериальные мониторы, размазывая изображение.

– Черт! – заорал Джексон, затыкая уши ладонями.

– Четным портам левого борта огонь! – скомандовал не утративший хладнокровия капитан Стюарт. В его многолетней карьере это был далеко не самый сложный эпизод. – Бакари, передайте на орбитальный терминал, что мы можем опоздать на четверть часа. И пусть на Форпосте начинают охлаждать пиво – в этих захолустьях вечно пытаются подать теплое.

Тяжко содрогнувшись, транспортник почти одновременно сократил мышцы двух торпедных гнезд и выплюнул в пространство две огромные хищные рыбины. Торпеды сначала скользили от борта космократора по инерции, а затем, удалившись на безопасное расстояние, врубили форсажные двигатели и с промежутком в несколько секунд размазались в фиолетовые скоростные трассы. На дешевом пиратском рейдере едва ли нашлись бы специализированные противоторпедные ракеты или ловушки, а сбивать юрких бестий из бортовых бластеров было неимоверно сложной задачей, так что для этого противника вполне хватило бы и одной твари с ядерной начинкой. Но капитана Стюарта все-таки серьезно тревожило непонятное, совершенно самоубийственное поведение нападающих. Пусть будут две атомные акулы, для гарантии. Если у командования возникнут вопросы – что ж, он лично отчитается за неразумный расход драгоценных боеприпасов. Коммодор находился уже не в том возрасте, чтобы опасаться административных наказаний. Гораздо хуже было бы попасть в какую-нибудь изощренную западню, на которые столь горазды арагонские пираты.

– Есть залп! – пришел в рубку доклад из торпедного отсека. – Расчетное время подлета одна минута двадцать пять секунд.

– Нечетным портам левого борта приготовиться! – на всякий случай приказал капитан Стюарт, впившись глазами в навигационный монитор, вынесенный на стену рубки над головами присутствующих. На нем было видно, как две огненные нити, неумолимо захватывая противника в огромные клещи, понемногу сходятся в одной точке.

– Закрыть Мистеру Мармадьюку глаза, – распорядился коммодор.

Рисковать не стоило – термоядерная вспышка способна была повредить космократору роговицу. До транспорта могли также долететь куски обшивки пиратского корабля, но на этот счет капитан Стюарт особо не беспокоился. Шкура Мистера Мармадьюка была крепче любого сплава – структура псевдохитина позволяла организму звездолета еще на личиночной стадии внедрять молекулы полученных с пищей металлов непосредственно в цепочки искусственных модифицированных белков. В результате чешуйчатая броня взрослого космократора состояла из сверхпрочных кристаллических решеток с совершенно немыслимыми для металлургии свойствами.

Навигационный монитор погас. Рубка погрузилась в полумрак, освещаемая только светящимися графиками на мониторах навигатора и помощников.

Лоцман Петр Феодориди внезапно вздрогнул всем телом в своем кресле. Что-то определенно шло не так, как полагалось. Все пошло не так с того самого момента, как навигатор Джексон зафиксировал готовый к выходу из подпространства пиратский корабль. Феодориди сам не смог бы сказать, почему его сейчас вдруг прошиб холодный пот. Может быть, потому, что в последнее мгновение перед тем, как сомкнулись мышечные мембраны век космократора, отсекая корабль от внешнего мира, он успел заметить, как неожиданно сместились трассы торпед, хотя противник вовсе не пытался уклониться, продолжая уверенно двигаться встречным курсом?

– Очень жаль, что мы не увидим кульминации, – надменно произнес Стюарт. – Вспышка при попадании в космократор противника – одно из самых потрясающих зрелищ в Галактике, которые я когда-либо наблюдал.

Ему никто не ответил.