Читать книгу Прощальный дар Чёрно-белого бога - Дмитрий Юрьевич Пермяков - Страница 2

Небо цвета аквамарин.

Никита раньше не знал, что этот голубовато-зелёный тон, в который были окрашены небеса, называется именно так. Аквамарин. Он подумал, что цвет ему не нравится, слишком глубокий, бездонный.

Под этим однотонным небом серыми красками тускнело кладбище. Плотно стоящие, покосившиеся, плиты надгробий налезали друг на друга. Скособоченные ветхие кресты из почерневшего от времени дерева покрывала плесень. Разбитые каменные дорожки петляли между плит, оградок и чахлых кустов проросшей травы.

Никита сидел на пригорке в позе Голлума. На корточках, сильно ссутулив тощую спину и опустив голову. Он обнаружил, что руки и ноги у него вытянулись и покрылись фиолетовыми трупными пятнами. Кожа посерела и сморщилась. На голове почти не осталось волос, а те, что остались, свисали тонкой, свалявшейся паутиной. Слева от него стоял древний склеп, стены которого поросли мхом, а кованая решётка на входе была сорвана и валялась на земле.

Справа, на периферии, примерно в полукилометре, из дымки выступали призрачные контуры циклопической башни, уходящей верхушкой в самое небо. У подножья башни виднелся небольшой, аккуратный садик с кустиками, деревцами и живой изгородью.

Внезапно тишину нарушил шорох. Шёл он из недр склепа с сорванными воротами. Никита всмотрелся во тьму и увидел мужчину. Тот выбирался из гроба, цепляясь руками за его стенки. Трухлявое дерево ломалось под его пальцами, когда он пытался вылезти, стараясь не упасть. Послышалась негромкая брань.

Небо сгустилось, и теперь аквамарин отливал тёмно-синим цветом с нотками болотной зелени. Неприятный, мерзкий свет превратил кладбище в психоделический трип наркомана.

Мужчина наконец-то выбрался из гроба, разломав его почти до основания. Отряхнулся и вышел из склепа, с благоговением смотря на простирающуюся перед ним панораму тоски и шизофрении. Никита понял, что это Иисус. Таким его изображали на распятии, на иконах и в иллюстрированных библиях. Мужчина средних лет с окладистой бородкой, каштановыми волосами до плеч и с каким-то странным, восхищённым блеском в голубых глазах. Или глаза были карие, Никита не смог рассмотреть, слишком далеко сидел. Свободное одеяние, кажется, оно называлось риза или хитон, на Иисусе было в бурых заплесневелых пятнах. Местами порвана, видимо, когда он выбирался из гроба, зацепился за острые края, а местами ткань просто обветшала и протёрлась. В волнистых волосах застряли труха и щепки.

Никита осознал, что Иисус мёртв. Давно уже. Нет, не так. Исходя из Ветхого завета, его убили больше двух тысяч лет назад, распяли на кресте, он воскрес и отправился… куда? Неизвестно, возможно в свой небесный дом к отцу. Но здесь, в этом месте, и речь сейчас идёт не о погосте под неприятным небом цвета тёмного аквамарина, а скорее о неком домене, он жил когда-то. Жил, вероятно, человеческой жизнью, а потом умер ею же. Его похоронили. Он восстал.

Эти знания появились в голове Никиты, и он уже давно не задумывался, кто их туда поставляет. Слишком страшно было узнать правду. Он просто сидел на холмике всё в той же позе Голлума и смотрел. Наблюдал, как мёртвый Иисус медленно бредёт по кладбищенской дорожке, между надгробий и распятий, обводит всё мерзкое окружение благоговейным взором и улыбается. Сквозь его посеревшие губы виднеется щербатый рот. Двух передних зубов не хватало, остальные гнилые и почерневшие. Он мёртв.

Иисус разводит руки в стороны ладонями кверху. Рукава хитона свисают лохмотьями.

«Встань и иди! – громко говорит он. – Встаньте Все и идите за мной!». Голос слегка надтреснут, словно голосовыми связками давно не пользовались.

«Встаньте братья!»

Иисус не прекращает движения. Он идёт прямо, приподняв голову с руками, разведёнными в стороны, и голос его крепнет.

«Встаньте Все, братья мои и следуйте за мной!» – при слове «мной» он натужно кашляет и чуть сгибается, держась за живот.

Ничего не меняется. Кладбище по-прежнему безмолвствует в омерзительных тонах тошнотворного аквамарина. Никита сидит, молча наблюдая, как мёртвый Иисус останавливается и начинает удивлённо оглядываться.

«Почему…?» – растерянно бормочет он. Смотрит на свою грязную, ветхую ризу, с недоумением проводит по спутанным волосам.

«Что происходит?» – в его голосе появляются нотки возмущения, и только теперь он обнаруживает Никиту. Глаза то ли голубые, то ли карие, зло смотрят на тощее, сморщенное существо на пригорке.

– Что случилось? – требовательно спрашивает он.

– Случилось то, что ты умер. – Отвечает Никита. – Никого ты уже не поднимешь из могилы сын бога. При жизни ты был некромантом, после смерти же ты бессилен.

– Я не могу умереть! – яростно кричит Иисус и делает угрожающий шаг в сторону пригорка, но вдруг останавливается, словно наткнувшись на невидимую стену. Лицо его меняется. Теперь он задумчив. – «Действительно… я не осознаю, что сам мёртв. – Бормочет он. – Мы проиграли».

Никита смотрит на него, ожидая конечной фразы. Информация или знание того, что она сейчас прозвучит уже в его голове. И она звучит.

– «Мы проиграли, – говорит мёртвый Иисус. – И даже наш прощальный дар под угрозой»

Аквамариновое небо над головой чернеет так внезапно, что кажется, кто-то щёлкнул выключателем. Исчезли надгробия, кресты, дорожки, всё кладбище. В кругу мёртвого, серого света в мире сплошной темноты остался холмик с сидящим Никитой и Иисус.

– «Даже наш прощальный дар… под угрозой исчезновения… – произносит Иисус печально, а потом вскидывает на Никиту злющий взгляд и тычет в него пальцем. – И ты виноват в этом! Расхититель снов!»