Читать книгу Достоевский / Dostoyevsky - Дон Нигро - Страница 11

Действие первое
8
Столовые ложки

Оглавление

(СТАРИК КАРАМАЗОВ вытаскивает небольшой саквояж, полный столовых ложек. Они звякают и стучат. ФЕДОСЬЯ протирает пыль. Во внутреннем мире ДОСТОЕВСКОГО она олицетворяет всех служанок и горничных, в прошлом и настоящем. В этой инкарнации она на последнем сроке беременности).


СТАРИК КАРАМАЗОВ. Есть один урок, который ты должен выучить лучше всех остальных, сын мой. Никогда не ложись спать, не пересчитав столовые ложки. (С грохотом ставит саквояж со столовыми ложками на деревянный стол). Нет у этих грязных, вонючих сучьих детей большего желания, чем убежать во Францию с моими столовыми ложками. Поэтому столовые ложки надобно пересчитывать каждый вечер. Ты понимаешь мня, мальчик?

ДОСТОЕВСКИЙ. Я понимаю, папа.

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Ты не понимаешь даже прыщей на своем заду. Ты туп, как пень. (Открывает саквояж пересчитывает ложки). Одна, две, три, четыре, пять. (Хлопает себя по лицу). Чертовы мухи! Семь. Восемь. Минуточку. Сбился со счета. Видишь, что ты наделал? Теперь придется начинать с начала. В последнее время я все больше путаюсь. Знаешь, я чуть не заблудился, когда спускался к завтраку этим утром. Но мне нравится мой дом. Это уютный дом со всеми этими лестницами в неожиданных местах, и буфетами, и неизученными комнатами, и крысами. Я нахожу в себе много общего с крысами. Они – хорошая компания. Это тебя я терпеть не могу. Только этим утром я говорил твоей матери, какой ты идиот.

(Появляется МАТЬ, молодая и идеализированно красивая, но давно умершая и в паутине. ФЕДОСЬЯ замечает паутину и смахивает ее).

ДОСТОЕВСКИЙ. Моя мать умерла.

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Да, но теперь говорить с ней куда приятнее.

МАТЬ. Оставь мальчика в покое. Почему ты так суров с ним?

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Это мой сын, и я веду себя с ним, как мне того хочется. Разве это моя вина, что он – идиот?

МАТЬ. Федор – не идиот. Разве что чуточку глуповат.

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Я пью, и разговариваю с твоей матерью, и бью слух, и ковыряюсь в пальцах ног, и считаю столовые ложки. А что еще мне делать? Целовать свинью надоело. Я очень сильно любил твою мать.

(Проходя мимо, шлепает ФЕДОСЬЮ по заду).

ДОСТОЕВСКИЙ. Если ты так сильно любил мою мать, почему теперь спишь со служанкой?

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Со служанкой? Тебе хватает наглости стоять здесь с постным лицом, смотреть мне в глаза и обвинять своего отца в том, что он прелюбодействует со служанкой? Да как ты смеешь?!

ДОСТОЕВСКИЙ. Я видел ее голой в твоей постели.

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Она просто согревала ее для меня.

ДОСТОЕВСКИЙ. Она вот-вот родит твоего ребенка.

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Да разве мужчина знает наверняка, что дети его? За эти годы я не раз и не два смотрел на тебя и думал: этот чурбан не мой. Я склонен подозревать деревенского дурачка.

ДЕРЕВЕНСКИЙ ДУРАЧОК (пуская слюни). Брбл-брбл-брбл.

МАТЬ. Владимир был всего лишь хорошим другом.

ДЕРЕВЕНСКИЙ ДУРАЧОК. Муравейник. Хрустальный дворец. Маленькие липкие листочки. Раскольников.

ДОСТОЕВСКИЙ. Говори, что хочешь обо мне, но я не позволю тебе оскорблять мою мать.

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Я знаю. Это ужасно. Не понимаю, откуда это берется. Просто вылетает из моего рта, как летучие мыши. Прости меня, умершая жена. Я в таком ужасе от твоего сына-идиота, этого великого писателя, который практически ничего не опубликовал, что просто не знаю, что говорю. Когда ты был маленьким червяком в животе моей жены, мне снилось, что ты родился с шестью пальцами. И не на руках. Один из них рос из твоего носа. Когда тебя чуть не выгнали из Инженерного училища, меня хватил удав.

ДОСТОЕВСКИЙ. Удар. Тебя хватил удар. Не удав. А учеба давалась мне с таким трудом только потому, что мои профессора меня ненавидели.

СТАРИК КАРАМАЗОВ. Разумеется, они тебя ненавидели. Все тебя ненавидят. Тебя на удивление легко ненавидеть. Но ты – всего лишь одно из множества разочарований моей жизни. Несмотря на бесконечные унижения, венцом которых стал, конечно же, ты, меня утешает и успокаивает лишь осознание того, что Бог на моей стороне.

ДОСТОЕВСКИЙ. Откуда ты знаешь, на чьей стороне Бог? Да и вообще, выбирает ли он чью-то сторону? И если Бог на твоей стороне, почему он дозволяет слугам красть твои столовые ложки? И почему ты снова и снова изменяешь моей умершей матери, а потом обвиняешь ее в том, что она обесчестила себя с деревенским дурачком?

Достоевский / Dostoyevsky

Подняться наверх