Читать книгу Недра России. Власть, нефть и культура после социализма - Дуглас Роджерс - Страница 6

Рассуждая о европейской историографии конца XX века, Селия Эпплгейт пришла к выводу, что исследования национального уровня подавляют потенциал исследований региональных [Applegate 1999: 1159]. Практически так же дело обстоит с изучением нефтяного вопроса во всем мире: страны – особенно «нефтегосударства» – принято рассматривать как единицы анализа, несмотря на то что в любом из таких государств добыча, потребление и оборот нефти территориально распределены очень неравномерно. Моя книга входит в число немногочисленных исследований нефтяных регионов, в которых детали анализа региональных процессов используются как основа для анализа более масштабного[3].

Под нефтяными регионами обычно понимаются регионы нефтедобывающие – то есть те областные административные и ⁄ или политические структуры, на территории которых есть нефтяные месторождения, активно разрабатываемые нефтедобывающими компаниями. Территории нынешнего Пермского края превратились в нефтедобывающий регион в 1929 году, когда здесь случайно обнаружили нефть. После Второй мировой войны эти территории – вместе с соседними Татарстаном и Башкортостаном – стали частью проекта развития «Второго Баку». Так в СССР называли Волго-Уральский нефтегазоносный бассейн, который, по мысли геологов и специалистов по централизованному планированию экономики, должен был стать заменой старым и геополитически уязвимым нефтяным месторождениям Кавказа [Brinegar 2014:264–266]. Добыча нефти в Пермском крае достигла максимальных показателей в конце 1970-х годов, но позднее крупнейшим советским нефтяным центром стала Западная Сибирь. На сегодняшний день примерно в половине из 42 субъектов Пермского края совершаются операции по добыче или разведке нефти, и благодаря новым технологиям бурения и управления нефтяными месторождениями объемы добычи восстановились, хотя они по-прежнему значительно ниже показателей 1970-х годов.

Но становление нефтяного региона может зависеть не только от наличия в нем нефтяных месторождений. Более того, на практике в рамках социалистической политэкономии гораздо более важную роль в экономике региона играла переработка, нежели добыча, и «Пермнефтеоргсинтез», крупный нефтеперерабатывающий завод в Перми, начавший свою деятельность в 1959 году, оказал более существенное влияние на развитие Пермской области конца советской эпохи, чем региональное производственное объединение «Пермнефть». Важность переработки и сбыта сохранялась и в постсоветский период, когда Пермская область пыталась вырваться из глубокого экономического кризиса начала 1990-х годов, реализуя нефтепродукты, полученные в результате переработки, с помощью длинных цепочек бартерного обмена и даже вводя денежные суррогаты, обеспеченные продуктами переработки нефти.

Уделяя внимание становлению нефтяного региона, можно не просто изучить местный колорит или детали, чтобы затем использовать их для более масштабного анализа в рамках исследования системы государственного устройства или нефтяного государства. Я попытаюсь показать, что, проведя теоретически обоснованные исследования в области исторической этнографии и опираясь на данные, собранные только в одном из нефтеперерабатывающих регионов, можно изучить общую картину советской и постсоветской нефтедобычи методами, практически не применявшимися в многочисленных исследованиях, в основном имевших дело с федеральным центром и фокусировавшихся на политике приватизации, на роли нефтяных доходов в федеральном бюджете или на борьбе олигархов с Кремлем. Исследования, в которых основное внимание уделяется федеральному уровню, мало подходят для 1990-х годов, когда центральная власть в России переживала кризис, а решения и методы, которыми пользовались на уровне регионов (и даже районов), оказывали гораздо большее влияние на определение общего хода преобразований. Даже после возрождения крепкого центрального госаппарата в первые два президентских срока В. В. Путина региональные процессы в нефтяной промышленности остались в гораздо большей степени принципиальными, неоднородными и определяющими, чем большинство из проведенных исследований было в состоянии отразить.

Таким образом, эта книга поддерживает уже устоявшуюся в социальных науках тенденцию, согласно которой в результате исследования региональных процессов в Советском Союзе и России ставятся под вопрос представления о центральном государственном аппарате как о всесильном, тоталитарном и способном управлять событиями в провинции. Я полагаю, что нам следует рассматривать Российское государство как построенное на взаимодействии центра и регионов, причем регионы в нем оказываются движущей силой столь же часто, как центр, – и эти взаимосвязи существовали как в период нефтяного бума начала XXI века, так и в царской России, и в Советской России, пусть и выглядели они несколько иначе. Не случайно, как я покажу в главе шестой, компания «ЛУКОЙЛ-Пермь» часто рассматривает себя в качестве преемника Строгановых – дворянского рода, в царскую эпоху контролировавшего значительную часть промышленности и сельского хозяйства Пермской губернии. Иными словами, на Урале центральная власть издавна опиралась на временные договоренности с местной знатью, чьи проекты, доходы и политика одновременно и ослабляли центральную власть, конкурируя с ней, и поддерживали ее существование[4].