Читать книгу Новый узбек. Приключенческий роман - Дядя Хусан - Страница 17
Часть I. ЧУДО ДЕНЗНАКОВ
11. ВЕРДИКТ ЮРИСТА
РАСПЛАТА ЗА… МОРАЛЬНЫЙ УЩЕРБ
Оглавление(криминальный рассказ)
В один из теплых вечеров июля я расхаживал в 447-м номере гостиницы «Турист» города Волгограда. Окна номера выходили на прекрасный пейзаж великой Волги. Но, ни великолепие реки, ни полная луна напротив окон, царствующая над всеми огнями на воде и на берегах реки, меня мало интересовали. То и дело я подходил к окнам, прислонялся и упирался локтями на одеяло, сложенное многократно и наброшенное на острые алюминиевые рамы, и пристально смотрел на ближайшие к его окнам двух машин. Одна – девятка, другая – девяносто девятая. Обе – мокрый асфальт. Я не сомневался, что это были именно «они». Из четырех ребят двух я уже знал по имени: Олег и Саша. Все четверо были рослые, в меру «накаченные», легко двигались. Одним словом – молодежь. «Да, – подумал я. – Одному мне с ними не справиться. Придется головой поработать».
***
Кровать в номере располагалась вдоль широких и настежь распахнутых окон. Рядом с кроватью стояли две бутылки. Одна – пустая, другая, с водочной этикеткой, наполовину опорожнена. Я взял стакан со стола, присел на кровать, плеснул на донышко стакана из бутылки, посмотрел на бутерброды, разложенные на деревянные подлокотники кресла. Встал. Подошел к зеркалу. Несколько мгновений смотрел на себя серьезным видом. Потом стал кривляться: зажмурил глаза, поднял брови, словно хотел удерживать закрывающиеся глаза, скривил рот, намочил нижнюю губу обильной слюной и в таком «пьяном» виде присел на кровать, опрокинул содержимое стакана в рот. Голова болталась, как у младенца. Взял бутерброд, откусил, стал медленно жевать, уставившись стеклянными глазами на входную дверь…
***
Через некоторое время я стал пристально следить за четвёркой и внимательно прислушиваться к их разговору. Олег сидел за рулем «девятки», дверь распахнута, одна нога на асфальте. Им уже здесь ловить нечего. Вернее, некого. Девушки-спортсменки, оказывается, уехали днем, хотя соревнования еще продолжались. Наверное, проиграли. Его напарник прощался с друзьями у девяносто девятой. Олег поменял кассету, только хотел выйти из машины, тоже попрощаться, как бутылка, пущенная мной, грохнулась об лобовое стекло, которое стало похожим на мелкую сетку, а посередине образовалась дырка. Его друзья резко обернулись и подбежали.
– Кто-то бутылку пустил, – крикнул Саша. – Вон смотри – открытые окна, четвертый этаж, почти напротив нас.
– Вон и на пятом и на шестом вроде… – только начал его напарник, Саша резко его оборвал:
– Побежали, побежали, сейчас разберемся!
Олег, молча, вышел из машины, достал ключи, чтобы закрыть двери, потом махнул рукой, захлопнул дверь и побежал за друзьями.
***
Я лежал ничком, как будто спал. Вдруг кулаками и ногами стали колотить в дверь. Я приподнял голову и «пьяным» голосом крикнул:
– Э-э! Кто там?! Открыто!
Ручку повернули, дверь распахнулась. Вбежали четыре молодца, впереди Олег, весь багровый.
– Ты чё, тварь, бутылками швыряешься!?
Я «с трудом» присел на кровать, свесив ноги. Посмотрел на «четверку», потом – на свою бутылку. Плеснул последний полстакана, вытер рукавом обильную слюну с нижней кривой губы, опрокинул стакан, взял откусанный бутерброд, «чуть не уронил» колбаску, откусил кусок, стал медленно жевать, уставившись на четверку стеклянными глазами, которые хотели закрываться, но брови с трудом их удерживали.
В рядах противника появилось замешательство.
– Чтобы бутылка полетела вниз, здесь должна быть хотя бы драка, но для этого необходимы как минимум два человека, – глубокомысленно произнес один из незнакомцев.
– Да, ребята, побежали на пятый этаж, – крикнул Саша и вышел, за ним вышли двое напарников, ветер захлопнул дверь.
Я стеклянными глазами продолжал смотреть на Олега. И Олег на мгновение задержался. То ли что-то заподозрил, то ли ему моё лицо показалось знакомым. Шаги в коридоре быстро удалялись. Тут я схватил опорожненную последнюю бутылку и резко швырнул ее в окно. Услышал треск разбившегося стекла, но намного громче, чем звук разбившейся бутылки. Я понял, что попал на девяносто девятую.
– Ах ты, гад! – взревел Олег и бросился к кровати.
Тут я встал во весь рост, лицо выпрямилось, глаза открылись. Олег с разбегу чуть не столкнулся со мной. Он слишком близко подошел, позиция для удара стала не очень удобной, его кулаки разжались, наверное, хотел схватить меня и повалить. Тут я, сколько есть силы, ударил Олега левым локтем то ли в ухо, то ли в челюсть, при этом левое моё плечо сделало поворот, чуть ли не через весь корпус. Олег улетел в сторону кресла. Видимо по пути к креслу он уже был, наверное, в нокауте: после мгновения полета, он как-то странно «прикреслился», при этом верхняя половина его тела повисла через подлокотник. Я быстро завязал его глаза полотенцем, а руки привязал сзади другим полотенцем. Выпрямил и посадил на кресло. Олег слегка тряхнул головой.
– Издавать какие-либо звуки не советую, – сказал я совершенно трезвым голосом. – Иначе мне придется только пырнуть ножом. Пошли и повторяю – только молча!
Было бы большой ошибкой, если у читателя сложилось впечатления о моей «крутости», я, конечно, простой и обыкновенный обыватель. Дело в том, что я знал и постоянно повторял этот прием – удар локтем с близкого расстояния. Все объясняется просто. В свое время я сам однажды полетел, получив такой же удар от командира, который расценил обыкновенную задержку с объекта за «самоволку». Конечно, это было давно, когда я служил в армии. Но с тех пор я не прекращал отрабатывать именно этот удар.
Радуясь тому, что со мной остался только один противник, и нет необходимости переходить к плану «Б», я подвел его к двери, сначала выглянул, затем слегка толкнул его сзади острым концом алюминиевой расчески, так как ножа в номере не оказалось. Не убирая руку, стал его направлять. Проходя несколько дверей, сказал: «Стой!» и слегка повернул его налево в проем двери. Три раза стукнул в дверь, которая тут же отворилась. Я толкнул Олега в номер, дверь защелкнулась. Я сорвал полотенце от лица Олега и швырнул на кровать. Олег стал моргать глазами и жмуриться. Наконец увидел перед собой двоих. Наверное, он размышлял: «Один – тот самый „пьяный“, а другой… Вот в чем дело! Знакомый. Теперь и „пьяного“ вспомнил. Только что-то он зарос щетиной…».
Да. По выражению лица и дальнейшим его излияниям, он вспомнил «пустяковый» для него инцидент недельной давности. По его признанию, они как раз в тот день познакомились с теми самыми спортсменками. Ехали к ним. Торопились. Олег в наглую зажал «шестерку». «Шестерке» тогда пришлось сильно затормозить. Правильно. «Деревня», с такими простыми номерами, должна уступать. Однако, хозяин «шестерки» оказался не таким простым, как его номера. На следующем перекрестке он неожиданно обогнал Олега и тоже сильно зажал. Олег еле успел затормозить и, высунув голову, стал браниться. Хозяин «шестерки» показал по одному пальцу с обеих рук: мол, один-один, ничья. Не-е-т уж! Мы вас проучим…
***
Все началось примерно недели две назад, когда я приехал по делам, и позвонил сыну12 Олега Александровича – Юре Королицкому. Встретились, поговорили, слегка отметили встречу, вспомнили «отца». В конце встречи Юра спросил:
– Может быть какая-нибудь помощь нужна?
– Спасибо, – ответил я, затем, немного подумав, добавил: – Я собираюсь снять машину на неделю, если у тебя есть знакомый со своей машиной, то я был бы очень рад твоей рекомендации. Тем более, лучше иметь дело со знакомыми.
– О чем речь!? – запротестовал Юра. – Ты приезжаешь от отца, а я буду кого-то рекомендовать? Я со своей старухой в твоем распоряжении. Только договоримся так: параллельно будем заниматься и моими, и твоими делами. Договорились?
– Договорились, если это тебя не затруднит.
– Как затруднит, так сразу же скажу, – отшутился Юра. – И вообще, о гостинице не может быть и речи, можешь жить у меня, а если не понравится, то поселишься в офисе, я снимаю квартиру для офиса, кстати, там уже жили гости.
***
На следующий день приключилась беда, связанная с выяснением отношений при обгоне, о чем я уже начал знакомить читателя.
После того, как Юра символично изобразил «ничью», мы уже забыли про тех ребят, и направились по своим делам. По дороге Юра остановил машину и попросил меня купить газету. У киоска, стоя в небольшой очереди, я услышал подозрительный шум со стороны Юриной машины и увидел ту самую «девятку», которая загораживала дорогу перед Юриной «шестеркой», а сзади очень близко затормозила «девяносто девятая». Заметно было какая-то возня, я побежал в сторону Юриной машины и столкнулся с рослым парнем, который нагло улыбался.
– В чем дело? – спросил я, почувствовав, что столкновение с парнем не случайное. Не меняя наглое выражение лица, парень вынул правую руку из кармана куртки, и взмахнул ею в сторону моего лица. Я сначала ничего не понял, так как расстояние между нами было приличное, чтобы махнуть рукой для удара, потом почувствовал нестерпимо резкую боль в глазах, машинально двумя руками закрыл лицо и нагнулся.
Я не помню, сколько времени так простоял. Я слышал звук разбитого стекла, громкую брань, но ничего не мог предпринять: глаза слезились, а руки невозможно было оторвать от них. Через некоторое время рядом с собой услышал Юрин голос:
– Что с тобой, дядя Хусан? – и я почувствовал, как Юра берет меня за руку и кричит: – Побежали к машине! – кое-как добежали до машины, Юра запихнул меня в машину, сам поторопился сесть к рулю, и при этом проговаривал: – Я сейчас догоню этих молокососов, сейчас догоним…
***
Мотор взревел, и «шестерка» с визгом тронулась, однако буквально через несколько метров Юра резко затормозил. Я почувствовал, что нет лобового стекла, но причина остановки была другая: спустя несколько мгновений, Юра стал хохотать, потом кое-как совладел с собой и сказал:
– Дядя Хусан, ты, конечно, извини, тебе не до смеха, но молокососы с нами поиграли, подобно малолетними: оказывается, они еще проткнули чем-то правое колесо! Ладно, первым делом я займусь тобой, – с этими словами Юра вышел из машины, открыл дверцу со стороны пассажира, выволок меня обратно из машины, поволок в какое-то кафе, нашел умывальник и глубоко вздохнув, сказал: – Вот тебе и облегчение, дядя Хусан, вымой глаза, потом поговорим. Я в машине покурю.
Когда с красными глазами я сел в машину, Юра, ехидно улыбаясь, закурил очередную сигарету. Оба молчали. Через некоторое время улыбка пропала с лица Юры, он осторожно стал убирать остатки лобового стекла.
– Однако тебе долго пришлось полоскаться, Дядя Хусан, я уже поменял колесо, – сказал он, наконец, нарушая затянувшееся молчание. – Кстати, что они сыпанули тебе в глаза?
На этот раз расхохотался я и при этом все вытирал платком слезящиеся глаза.
– По-моему, сыпанули обыкновенную соль, – наконец, ответил я.
– Да? Надо же, как просто и как эффективно! – удивился Юра очередной раз находчивости молокососов. Завел машину и тихонько-тихонько поехал в поисках автосервиса. – Ты, кстати, не видел, как они по-мальчишески справились со мной. На это действительно нужно было посмотреть. Ладно, придется мне самому рассказать, как бы мне не было стыдно. Я, конечно, насторожился, когда затормозили девятка впереди, а девяносто девятая сзади и ожидал грубую потасовку. Но был очень удивлен культурным обращением хозяина девятки, который как-то непринужденно подошел и еще более неожиданно вежливо спросил: «Это ваша машина?». Я кивнул головой. Тогда он сказал: «Мы не могли бы отойти в сторону?». Я был готов ко всему, поэтому молча, вышел из машины. Когда мы отошли метров шесть от машины, подошел хозяин девяносто девятой. Я весь напрягся, ожидая нападение. Никакого нападения не последовало, оба спокойно стали закуривать. Тут я заметил кивок хозяина девяносто девятой в сторону киоска и одновременно он махнул кому-то в сторону машины. Я посмотрел сначала в сторону киоска, ты бежал оттуда, но столкнулся с каким-то парнем, который размахивал руками. Тут я услышал звон разбитого стекла и повернулся к своей машине. От машины двое удалялись в разные стороны, при этом громко и грубо с матом кричали о том, чтобы мы с тобой, такие да сякие, знали свое место, а они сами стали садиться в машины. Я, не думая ни о чем, кинулся туда, но оказался распластанным на тротуаре от одновременно подставленных подножек этими молокососами. Когда я поднялся на ноги, только смог увидеть, как обе машины тихонечко удаляются и трое бегом догоняют их, садятся, уезжают. Потом я вспомнил про тебя и, увидев тебя, я понял, что они и тебя вывели из «строя». Но я совершенно не ожидал, что они оставят нас без воздуха в колесе! Это, конечно, профессиональная работа, они наверняка такими делами занимаются постоянно.
Я не мог ничего ответить ему. Он помолчал, закурил, потом сказал:
– Дядя Хусан, ты кого-нибудь из них или что-нибудь запомнил, например, номер машины?
– У меня зрительная память – нуль!
– А я запомнил номер девятки, услышал имена: Саша и Олег, но не знаю, кому они принадлежат, – сказал Юра.
– Ну, ты даешь! – восхищенно сказал я.
– Это чисто профессионально, – сказал Юра.
Да. Афганская война многих наших ребят сделала профессионалами. Юра не исключение. Кстати, я часто замечал, если Юра идет впереди и если нужно заворачивать за угол, то, на какую-то долю секунды вытянув шею, он останавливался, обозревал, что творится за углом и, только после этого, шел дальше. Это тоже профессиональная привычка. В таких случаях я думал, что если это было на войне, и если я шел впереди, то меня давно уже убили бы.
***
Через час мы уже ехали с новым лобовым стеклом по своим делам, а Юра вовсю строил планы мщения и расплаты. Я, молча, слушал, и не хотел Юре мешать выговориться. Вечером Юра в полном молчании повез меня домой, хотя договаривались, что я сегодня поселюсь в офисе. Когда сели ужинать, также молча, вытащил большую бутылку водки.
– Слушай, дядя Хусан, вчера ведь мы пили чисто символически. А сегодня мне надо развязать тебе язык, иначе ты так и будешь молчать. Не зря говорят: «Что у трезвого на уме, у пьяного – на языке».
Разлили, чокнулись, выпили, закусили, еще разлили…
Разговор шел вокруг да около сегодняшнего происшествия, Юра все наталкивал меня на тему расплаты. Я понял, что мне все равно придется высказать свое мнение.
– Юра, ты знаешь, что написано по этому поводу в Уставе Вооруженных Сил США?
Он чуть не захлебнулся рассолом.
– Прямо таки по этому поводу?
– Представь себе, безо всякого преувеличения.
– Очень любопытно, но я представить не могу, куда ты клонишь.
– Там, то есть в Уставе, есть предписание о том, чтобы любой военнослужащий, после какого-либо ЧП имеет право написать рапорт об этом происшествии лишь через сутки. И ты знаешь почему?
– Ты меня убил, дядя Хусан! Да, конечно, я вспомнил, это из Карнеги. Но я никогда не думал, что именно это место Карнеги мне придется применять в жизни! Ты хочешь сказать, что будешь молчать до завтрашнего дня?
– Да. Тем более, завтра суббота, и до понедельника вряд ли что-либо можно предпринять.
– На этот раз ты ошибаешься, в субботу и в воскресенье можно очень многое предпринять. Например, я могу уточнить у товарища, сотрудника ГАИ, тоже, кстати, афганца, кому принадлежат эти машины и многое другое.
– И все-таки, давай отложим до утра.
– Да, тебя водкой не возьмешь. Хорошо. Уговорил. Утро – вечера мудреней. Но, я не думаю, что утром я буду иметь другое мнение по этому поводу.
***
В субботу утром я впустил Юру в офис ровно в восемь часов утра. Привет. Привет. Как дела? Все нормально и т. д.
Прошли на кухню, разлили чай, стали пить.
Я упрямо молчал.
Наконец Юра не выдержал и начал атаку:
– Ты кстати был прав вчера, – я только хотел отметить про себя: «Слава Богу», но услышал совершенно другие слова, чем ожидал: – Я вчера был слишком мягок по поводу… расправы с молокососами.
– Ты все-таки настаиваешь на расправе?
– А что? Неужели мы их просто так оставим в покое. Ты можешь представить себе, что они могут натворить завтра? Молодежь нужно воспитывать! – было заметно, что Юра стал терять терпение.
– И какие пути воспитания ты видишь с нашей стороны? – сказал я с издевкой.
– По большому счету их уже поздно воспитывать. Но оставлять безнаказанно такие проступки тоже нельзя. Хоть с этим ты согласен?
– И что ты предлагаешь?
– О! На этот счет я могу фантазировать сколько угодно. Хотя бы для начала разбить лобовое стекло и морду.
– Вот поэтому я долго молчал. Что мы от этого выигрываем, помимо наших потерь времени и нервов?
– Дядя Хусан! Если ты не хочешь вмешиваться, то я сам их хорошенько проучу! – сказал Юра, побагровев.
– Нет, я не отстраняюсь. Я просто хочу знать все за и против. Что мы теряем и что приобретаем. То, что ты предлагаешь – это слишком примитивно. И вообще ты хочешь уподобляться им. Потом следует с их стороны что-нибудь в том же духе и т. д. и т. п. Это может продолжаться до бесконечности. Меня смущает, прежде всего, противозаконность наших шагов и самое главное – отсутствие какого-либо результата. Для меня моральный ущерб возмещается не разбитыми мордами, а конкретной и сравнительно высоко оцениваемой суммой.
Тут Юра слегка нагнулся и пристально стал смотреть мне в лицо. Казалось, он ошеломлен.
– Я не верю своим ушам! Ты что, с неба свалился? Ты предлагаешь предпринять что-то законное?
– А мы с тобой вообще знаем, что говорит закон в таких случаях?
– Тебе хочется знать? – спросил Юра с ехидной улыбкой. – Я… могу устроить «ликбез» для нас обоих сейчас же, – не переставая улыбаться, он взял трубку и стал набирать чей-то номер телефона. – Сейчас нас опустят на землю от высоты заоблачных… извини, вроде попал. Привет, Толик! Ага, как дела? Да? Ага. Слушай, Толик, у тебя есть один час времени? Весь день не обязательно. У нас небольшое дельце. Я тебя познакомлю с чудом нашего века, уповающего нашим законам. Сейчас приедем. Пока, – положил трубку, повернувшись ко мне, сказал: – Поехали. Это очень серьезный юрист-криминалист. Вместе служили. Как видишь, мы тоже не лыком шиты – везде свои люди.
***
Толик оказался подвижным и очень энергичным человеком. Он сразу завалил нас всякими вопросами за чаем. А его жена стала накрывать на стол. Толик спросил, обращаясь к Юре:
– Как на счет сто граммов?
12
Слово сын здесь применяется по военному жаргону. То есть, отец – командир взвода военного училища, сыновья – это его выпускники, внуки – выпускники выпускников и т. д.