Читать книгу Маятник в форме сердца - Дюпрас - Страница 4

3.

Ч

еловек, который сидел справа

В ожидании более чем стандартного для такого заведения счёта я вызвал такси. К месту назначения без особых хлопот можно было добраться и более дешёвым и экологически чистым видом транспорта. Но я рассудил, что пока буду им дёшево и чисто добираться, моя точка сборки, которую, не смотря на все перипетии со льдом, удалось ощутимо сдвинуть, вполне может вернуться на прежнее место. А это помешает выполнить задачу, не потеряв того спасительного ощущения, что я всего-навсего следую естественному ходу событий.

Возможно, отправляться к Сашиным родителям в состоянии хоть и слегка, но всё же изменённого сознания было не самой лучшей идей. Да что уж, наверняка это был поступок крайне безответственный. Однако перед лицом столь же неотвратимого, насколько и нелепого окончания того, что по всем внутренним убеждениям не имело ни причины, ни права заканчиваться, – перед этим лицом я оказался сильно уязвим. Пусть и не безоружен.

Счёт не несли, такси всё не вызывалось. Учитывая гипотетическую простоту исполнения обоих желаний, у меня начало возникать подозрение, что они взаимосвязаны и могут осуществиться лишь в комплексе. Наконец, в очередном смс-сообщении вместо вежливых извинений за отсутствия машин в районе и смысла в моём существовании я увидел номер и точное время прибытия авто, на котором этот номер будет нарисован. Тут же подошла Даша. Положив на стол бело-лимонную картонную книжечку и не проронив ни слова, она плавно исчезла у меня за спиной. В книжке скрывались цифры моей задолженности, одной из строк значился стакан растаявшего льда, что так никому и не пригодился.

К сожалению, она не принесла этот самый стакан – мы могли бы вместе посмотреть, как там без следа растворяются положенные ей чаевые.

Я вышел на улицу и тут же зажмурился от яркого пятничного солнца. Последний день сентября близился к своей середине, но в силу присущих пятнице качеств, для многих он будет продолжаться ещё долго. Он будет продолжаться, даже когда по всем временным нормам уже закончится. В особо сложных случаях он будет продолжаться, и когда по всем временным нормам закончится день, наступивший после.

Когда завершится этот день лично для меня, я не представлял. На мой взгляд, именно этой пятнице вообще не стоило начинаться.

Поискав глазами своё такси и не обнаружив его, я переместил тёмные очки из внутреннего кармана плаща на нос, прикинул, каким путём мы с таксистом поедем к Сашиному дому, и не спеша направился в соответствующую сторону. Хотя выйдя из бара на тротуар, залитый светом идеальной температуры, я отметил, что заходил туда совсем не зря, пришлось-таки признать – я ещё немного нервничал. Об этом говорило, например, то, что я не просто не хотел, а не мог простоять десять минут, обещанных смс-сообщением, в состоянии относительного покоя – чтобы дождаться машину там, куда просил её подать. Мне явно было необходимо начать двигаться с определённой относительной скоростью, чтобы эта инерционная система отсчёта приобрела хоть какое-нибудь, пусть и относительное, равновесие.

Вскоре шаткий баланс был достигнут. Уровень оживлённости проспекта в это время стремился к образцовому. Количество людей, попадавшихся навстречу, а также обгонявших меня, было вполне умеренным, чтобы ощутить себя одному в этом спонтанном путешествии; в то же время оно было достаточным, чтобы не казаться единственным человеком, который идёт туда, где уже давно никто ничего не ловит.

Солнце лениво и безучастно освещало дорогу мне и всем, кто по стечению обстоятельств брёл куда-то рядом по этому притихшему в преддверии холодов, что не за горами, городу. Как будто если он, город, притворится мёртвым, зима пройдёт мимо, подумав, что здесь ей всё равно нечем будет заняться. Но я, конечно, преувеличиваю – город совершенно не выглядел мёртвым. Ни сейчас, ни раньше. Возможно, поэтому зима никогда не оставляла его без своего внимания.

Чтобы удержать сознание в равновесии, его должны были покинуть мысли, отправившись неторопливо кто куда. Но сперва их необходимо было додумать. Встречающиеся на моём пути к нежеланной цели существа понемногу переставали казаться двумерными моделями без характеров и судеб, главная задача которых – создать видимость того, что я не единственный житель планеты (такие фигурки зачастую можно увидеть в какой-нибудь визуально-симулированной реальности, будь то полнометражный фильм, рекламный ролик или компьютерная игра). Мало-помалу модели становились трёхмерными, каждая со своей историей и, быть может, свободой воли. Достаточно сложно это вообразить, но, похоже, у каждой была своя собственная жизнь. Вероятно, наполненная ежедневной радостью и понимаем сути, но также не исключены неурядицы, головная боль и депрессии. Можно допустить, что далеко не все знали, куда именно плелись сейчас практически на ощупь в полной темноте под всё ещё согревающими лучами. Но обязательно был тот, кто не сомневался в конечной точке своего путешествия, хотя на самом деле видел лишь мираж, что пригрезился в пустынном городе, наполненном двумерными фигурками, не имеющими в отличие от него ни истории, ни цели, ни смысла. Хотя кто знает, может этот мираж, никогда не существовавшее нечто или даже ничто, превратится в саму реальность, стоит лишь дотянуться и ухватить рукой то, что ещё секунду назад было воздухом.

А какие, если задуматься, у них могут быть цели, у встретившихся мне на пути живых манекенов, обладающих разумом и навыками моторики? Надо полагать, не глобально-долгосрочные и скорее всего несбыточные, а больше сиюминутные. Хотя в таком случае это и не цели вовсе, а просто дела. Дела дня. Самым очевидным предположением было бы связать их с так называемой работой.

Работа. Любимый универсальный костыль практически любого. Всякая область, где у нас что-либо не выходит, несостоятельность в чём-то (осознанная или, скорее всего, нет), забытые детские мечты, люди, которые исчезли из нашей жизни вопреки нашей воле или, что хуже, вопреки нашей воле так в ней и не появились… Всё это и отсутствие многого другого с большим или меньшим успехом, но заполняется и компенсируется жертвой, что мы с готовностью несём на алтарь всеобщего времени. Часы над которым всегда врут. Жертвой при этом, как ни странно, тоже выступает время, – только уже личное. Собственное. Именно оно и отдаётся безоглядно на растерзание вожделенной для кого-то, а кому и ненавистной занятости.

Испокон веков мы приносим жертвы явлениям, сущности которых не понимаем. С работой всё обстоит точно так же – она в первую очередь нужна людям, которые не умеют справляться со своим временем. Со временем в целом.

Я собирался было подумать о том, что здесь присутствуют и другие аспекты. Более явные и столь же реальные стороны этого темпорального многоугольника. Такие как вынужденное обеспечение своего существования, например. Или пристрастие к различным благам материально-физического (а если повезёт, то и духовного) свойства, которые можно приобрести за свой месячный гешефт. Или же то, что часто скрывается за предыдущим пунктом – ничем не разбавленная и не омрачённая любовь к деньгам. Кроме того, при соблюдении никому не известных начальных условий спонтанно может проявиться совершенно иной вид любви, редкий и малодоступный – к собственно приносящей доход деятельности. Легче, правда, встретить суррогат подобного чувства, который всего-навсего маскирует что-либо из перечисленного и неперечисленного выше.

Ничего из этого, однако, так и не успело оформиться в мысль, чтобы я мог начать её думать, и так и зависло в сознании рассеянным облаком неясного ощущения. Из кармана джинсов доносились звуки композиции “Life in Technicolor” – звонил мой телефон. Когда я это заметил, Крис Мартин вальяжно допевал первый куплет – видимо, телефон звонил уже какое-то время. Незнакомый номер – таксист, надо полагать. Таксисты они такие, всегда звонят с незнакомых номеров. Я неохотно вернулся в реальность:

– Слушаю.

– Это я слушаю! – раздался радостный матёрый бас. – Уже минуту гудки слушаю. Дружище, ты бы мелодию какую-нибудь поставил что ли, раз трубку брать не любишь! Мне бы ждать повеселей было!

Определённо это был таксист.

– Я и поставил, – уныло ответил я. – Cлушал, а оторваться не мог.

Как и следовало ожидать, мой собеседник обрадовался такому ответу.

– Отрываться сегодня ночью будешь, тогда телефон вообще можешь выбросить! – ещё более радостно и так же матёро ответил он и рассмеялся. Задорным смехом человека, кругозор которого не слишком широк, но он досконально изучил всё, что в него в своё время попало, и превосходно в этом разбирается. – Ну так что, вызывали такси или как? Или мне заводиться и уезжать?

Видимо, профессиональные навыки обязали его рефлекторно перейти на “вы”.

– Если вы подъехали к “Лаймстоун”, то уезжайте. Несколько кварталов в сторону центра. Там остановитесь, а дальше поедем вместе.

– Несколько это сколько? – деловито уточнил он, кажеться, ничуть не удивившись корректировке маршрута.

Я огляделся по сторонам. Похоже, размышляя об относительном и абсолютном отсутствии смысла в жизненной дороге моих естественных, пусть и случайных, спутников, я не заметил, как сам зашёл по этой дороге неоправданно далеко.

– Знаете, где кинотеатр «Гараж»? Жду вас напротив.

– Жди прямо у «Гаража», раз такое дело, – профессиональные рефлексы долго не продержались, – нам же в другую сторону. Я на светофоре развернусь.

– Да как угодно.

– Три минуты! – соврал он, зачем-то снова задорно рассмеялся и повесил трубку. Условно повесил, разумеется.

Возможно, он обрадовался перспективе надбавки к объявленному тарифу в виде платы за простой и, как я понял, неожиданное удлинение путевого листа, а может – просто был позитивным, добрым человеком. В любом случае я догадался, что добраться до конечной точки своего унылого квеста, в уютной тишине наблюдая за проносящимся снаружи осенним городом, мне не грозит.

Через пять минут сверкающая тщательно отполированными округлостям и более ничем не примечательная «Skoda Fabia» вынужденно остановилась на перекрёстке в левом ряду – горел красный свет. Невидимая рука включила указатели левого поворота. Подмигнув в ответ, светофор сменил красный гнев на зелёную милость (фаза жёлтой неопределённости была привычно быстрой и прошла мимо внимания). Не давая опомниться машинам и водителям на противоположной стартовой линии двустороннего заезда, моё, судя по номерам, такси уверенно и ловко выполнило рискованный разворот. Из-под капотов, уцелевших лишь благодаря чуду и точному расчёту, мгновенно раздался шквал высокочастотного негодования. Просигналив что-то неразборчивое в ответ, «Skoda» притормозила у тротуара в полуметре от меня.

Не мешкая, я открыл пассажирскую дверь и увидел моего ещё недавно виртуального собеседника прижимающим мобильный телефон правым плечом к такому же уху. В это самое время в моём кармане уже готовился снова запеть Крис Мартин. Мы с таксистом без труда сопоставили оба факта: первый телефон тут же переместился в руку, второй перестал воспроизводить музыку. Я понял, что моему личному, хоть и временно, водителю кое-что известно о ценности секунд. Вряд ли у него есть нужда что-то подкладывать на вышеупомянутый алтарь. А даже если бы такая нужда и существовала бы, вряд ли он часто располагает необходимым для обряда ресурсом. Его часы явно шли быстрее моих.

– На Елесеевскую? – на всякий случай спросил я.

– Давай садись! – добродушно не ответил он на мой вопрос.

Вообще-то я не люблю такой ничем не обоснованной фамильярности. Но у меня редко получается дать это понять её источнику. Особенно если эта фамильярность не агрессивна, а, напротив, как сейчас, приветлива. Выглядит это так, будто человек льнёт к тебе со всей распахнутой, пусть непрошено, душой, а ты берёшь эту его душу за краешек и с размаху захлопываешь обратно, так что с потолка штукатурка обсыпается. Ещё и ищешь глазами щеколду, чтобы предотвратить возможный рецидив (некоторые и впрямь умудряются иметь такую). По моему мнению, так поступать с душами негуманно, а сделать это тихо и деликатно пока не представилось возможным. Мне, по крайней мере.

– Что, в кино потянуло? – иронически начал он разговор, когда я захлопнул дверь «Шкоды» (с этой дверью проблем не возникло). – Могу понять, да-а-а… Со мной похожая история была недавно. Собрался я тоже на дачу поехать, ну там лопатой помахать да и вообще – воздух свежий, лес, всё такое. Подоздоровиться, значит. Взял всё, что надо, с запасом, чтобы потом в магазин пьяным не ездить. Потому что не люблю я пьяным за руль садиться. Неправильно это. Потом виноватым себя чувствую. На следующий день. В общем, я о чём – выезжал вроде на дачу. Смотрю, а я уже к гаражу подкатываю. Своему гаражу, то бишь. Не к этому.

Он ткнул в удаляющееся за спиной пространство зажатой в кулак рукой с вытянутым большим пальцем. Словно показывал кому-то, находящемуся на отполированной крыше его «Шкоды» и умеющему видеть сквозь тонкий металл и велюровую обивку, что всё в порядке. Или показывал то же самое кому повыше.

– Вот, значит, как оно, видишь, – продолжал он, – как вышло, сам не понял. Так главное, разворачивайся и езжай, куда ехал! Чёрта с два. Вот и проторчал там до вечера. Втулка эта дурацкая ещё…

Ещё немного и я начал бы чувствовать себя неловко. Будто нечаянно стал свидетелем, как кто-то беседует сам с собой, будучи уверенным, что вокруг ни души. Или если, увидев со спины и в полумраке, кто-нибудь перепутал бы меня с другим и с ходу начал рассказывать то, что имеет смысл и ценность только для них с его воображаемым собеседником. Нужно было внедряться в разговор.

– И что, так и не подоздоровились? – нехотя зашёл я в случайно оставленную им приоткрытой дверь диалога.

Он одобрительно посмотрел на меня.

– Да как же нет?! Отдохнул отлично! У меня же всё с собой было! Правда, никого из пацанов не нашёл. Но Андреич, сторож местный, точно никуда не денется. Да и куда ему деваться-то? И, главное, зачем? Гаражный комплекс немаленький, редко бывает, чтобы у кого-то в багажнике бутылка не завалялась.

Я попытался представить «пацанов», вскользь упомянутых в этом красочном рассказе. Образы получились, пожалуй, чересчур характерными.

– В общем и целом отдохнул отлично! – резюмировал он. – А всё почему?

Вопрос зареверберировал в тесном пространстве салона. Когда стало очевидным, что отвечать на него не собираются и, того гляди, сделают риторическим, он попытался было выбраться наружу, но, не сумев пробиться сквозь закрытые стёкла, в конце концов смирился и безнадёжно повис в пыльном воздухе.

Мой водитель, тем не менее, смиряться не спешил и каждые пару секунд пытливо поворачивал голову в мою сторону. За миг до того, как ситуация приобрела бы явный оттенок гротеска и даже постмодернизма, смириться решил я. Только постмодернизма мне и не хватало сегодня.

– Почему же?

– Так это ты мне скажи, почему! – лингвистические компромиссы его не устраивали. – Как считаешь?

Я сделал вид, что задумался.

– Не знаю… Может быть, этот сторож…

– Андреич?

– Ну да, он. Возможно, поскольку у вас всё было с собой, Андреич оказался интересным собеседником, и…

– Интересным собеседником? Андреич? – он взглянул на меня только, чтобы я увидел скептическое выражение на его скривившемся лице. – Я тебя умоляю! То есть не пойми меня неправильно, мужик он, конечно, неординарный, чего только стоят его рассказы о том, как он год нелегально работал на стройках в Израиле. Пока не депортировали. Я ему сто раз говорил – напиши книгу! Чтиво будет что надо! Такие истории ещё попробуй выдумай…

– Так, может, он и выдумал?

– Вот это вряд ли. – Таксист покачал головой. – Вот на это у него фантазии уже не хватит. О чём я и толкую.

– Ну, тогда я сомневаюсь, что он и книгу написать сможет, – мне начинало нравиться обсуждение талантливого сторожа-строителя.

– Да ясно, что не сможет, – подтвердил таксист. – А кто говорит, что именно он её писать должен? Есть же специальные люди для этого, профессионально подготовленные.

– Писатели, наверное, – предположил я.

– Он мог бы договориться с каким-нибудь таким, как ты говоришь, писателем. Андреич ему свои истории жизненные опишет, а тот, значит, всё это правильно оформит. Ну и вот.

“Profit”, – мысленно подвёл я итог.

В салоне неожиданно повисло молчание. По крайней мере, так могло показаться женщине, незаметно оказавшейся на заднем сиденьи «Шкоды» и не умеющей читать мысли, вернее почему-то не слышащей их. Ну и любому мужчине, каким-то образом оказавшемуся там же. Наивно, однако, было полагать, что мой таксист в одну из своих всё же состоявшихся поездок на дачу наловчился останавливать внутренний диалог. Не умел этого и я. Таким образом, если представить наш и всякий другой разговор в виде бегущего ручья, то, продолжая аналогию, только что он не иссяк, а разделился на два рукава. На два невидимых потока, протекавшие в наших головах.

Понятия не имею, о чём думал таксист. Лично я пытался осмыслить, как так вышло, что я на данный момент знаю о жизни его не самого хорошего знакомого даже больше, чем знаю о нём самом. Не то чтобы я хотел уровнять эти весы, утяжелив легковесную чашу – само по себе появление из пустоты этих весов было лишено всякого смысла! Откуда вдруг вынырнул путешественник Андреич?

– Так что насчёт моего вопроса? – таксист попытался вновь соединить два потока в один.

– Какого вопроса?

– Ты за разговором следишь вообще?

Кое-какое понятие, о чём он думал, появилось. Вместе с первопричиной излишних знаний о писателе Андреиче. Выходит, это я и вызвал его из небытия, неверно ответив на вопрос, почему, не смотря ни на что, отдых удался.

Надо же.

– Слежу, конечно.

– Ну и что скажешь?

– Теряюсь в догадках, если честно.

Таксист усмехнулся.

– Ну ещё бы! Сам-то, наверное, не стал бы выходные на работе проводить! Вот ты где работаешь?

Раньше я частенько терялся, когда меня спрашивали, где или кем я работаю. Никак не мог определиться с формулировкой, которая бы наиболее полно очерчивала сферу моей занятости. В настоящее время этой проблемы не было.

Таксист нетерпеливо поглядывал на меня, ожидая ответа.

– Кем работаешь, спрашиваю? В офисе?

Я мысленно улыбнулся. Наверное, для него все, кого он перемещал изо дня в день по этому городу, были «офисными работниками». Словно символ человека, работающего с утра до вечера в одной пространственной точке, обозначенной офисным стулом, тогда как его, таксиста, рабочая точка постоянно передвигалась. Хотя по сути, он сидел на таком же офисном стуле. Я понял, что улыбаюсь уже не мысленно.

– Чего веселишься? Смешная работа? – таксист, кажется, начинал слегка нервничать.

– Просто странно, как это вы угадали… – поспешил я ответить. – В офисе, так и есть.

– Было бы что угадывать, – он скривился в гримасе человека, которого ничем не удивить. – Ну и что, нравится?

– Что нравится?

– Что… Брюки просиживать целіти днями в своём офисе! Нравится?

Почему-то это прозвучало совершенно не обидно. Возможно, из-за того, что, как и всё остальное, было сказано добродушным тоном без признаков навязывания своего взгляда на вещи. А может быть, просто потому что ни в каком офисе я уже не работал. Как минимум, на данный момент. Хотя думаю, я не обиделся бы, даже если работал.

– По правде сказать, не очень, – признался я.

– Вот именно! – он удовлетворённо и очень отчётливо кивнул. Как если бы поднял вверх указательный палец. – И всю субботу ты в своём офисе не стал бы торчать. – Он замолк, вдруг заговорщически улыбнулся и слегка толкнул меня локтем в бок. – Разве что шеф бы вежливо попросил. Правильно я говорю?– и рассмеялся.

Я улыбался и рассматривал улицы по ту сторону лобового стекла. Мы преодолели уже около половины пути.

– Правильно я говорю или нет? – ему всё так же были необходимы вербальные подтверждения.

– Конечно, – кивнул я. – Настолько в точку угодили.

Он довольно хмыкнул, потом резко повернул голову и посмотрел на меня. Пришлось сделать то же самое.

– Любить нужно то, чем занимаешься, – неожиданно серьёзно проговорил он, глядя мне в глаза, после чего ещё несколько мгновений держал взгляд. Я успел заметить, как в боковом стекле, большую часть которого заслоняла его голова, промелькнул встречный автомобиль, в ту же секунду перестав быть таковым. Наконец водитель вернулся к дороге. Главный месседж был высказан.

Закрыв глаза (к сожалению, не было никакой возможности сделать это громко), я уронил затылок на зачехлённый подголовник. Таксист тем временем, явно удовлетворённый состоявшейся беседой, начал негромко, почти про себя, насвистывать мотивы несуществующих мелодий. Это вполне могло означать, что кое-какой запас времени, прежде чем он снова заговорит, у меня есть. В идеале, я надеялся, этого запаса хватит, чтобы благополучно добраться до места, не узнав по пути историю жизни ещё какого-нибудь его приятеля.

Я вспомнил людей, встретившихся мне, пока я шагал по улице, думая, что сокращаю расстояние к дому Сашиных родителей. Скорее даже не людей, а то немногое, что успел подумать об их мифических судьбах, прежде чем появился мой извозчик с рассказом о судьбах реальных. Вот он-то, вне всяких сомнений, знает, куда идёт. Вернее, едет. У него точно не возникнет мысли, что его цель может оказаться миражом. Наверное, существует некоторая зависимость его мироощущения от его же работы, которая в данном случае больше похожа на призвание. Любой таксист всегда знает, куда должен попасть в итоге. У него просто нет иного выбора. Результат в тут куда важнее процесса – конечная точка рабочего путешествия никак не может быть туманной иллюзией. Тот незыблемый факт, что эта точка есть на самом настоящем деле, и предопределяет существование его как таксиста. А значит, в случае полной идентификации (а случай был именно такой), определяет существование его самого. При этом он же явно допускает наличие таких миражей в головах окружающих. Явно гордится отсутствием последних в своей. Значит… А что это, собственно, значит? Кто сказал, что отсутствие сомнений в верности своей дороги прямо указывает на то, что она ведёт в правильном направлении? Что она вообще куда-нибудь ведёт. Может, он вот так день изо катается по кругу на бюджетной, даром что в идеальном состоянии, «Шкоде», пока думает, что мчится по хайвэю к огням своего местечкового Эльдорадо. А сам даже на дачу к себе доехать не в состоянии. С другой стороны, может, и не надо ему ни на какую дачу. Не говоря уже об Эльдорадо. Может, его кольцевая трасса, если посмотреть в трёхмерной перспективе, доступной лишь его внутреннему взору, на самом деле представляет собой спираль, уводящую всё выше с каждым днём. И судя по тому, с какой высоты он обрушивал на меня выводы о сути моей гипотетической офисной работы, к настоящему моменту он сумел значительно продвинуться по этой спирали.

Насчёт таксиста, в любом случае, уверенности не было, но мои собственные размышления неотвратимо приближались к стартовой черте, с которой не так давно начинали движение, и я благоразумно не стал дожидаться замыкания круга. Тематическая зацикленность объяснялась тем, что около месяца назад угол между мной и моей занятостью, продержавшись прилично долгое время прямым, резко начал терять в числе градусов. В последнее время он стал настолько острым, что эту геометрическую задачку пришлось решить самым кардинальным способом. Но сегодняшний день был посвящён вопросу совсем другого толка. Он уже не требовал моего или чьего-либо решения, но всё ещё требовал внимания. И я собирался предоставить ему это внимание без остатка.

Жаль только, что работающий по призванию таксист надумал скрыто похвастаться своими достижениями именно сейчас. Видимо, то, что было у меня на уме незадолго до согласованного проникновения в «Шкоду», улетучившись оттуда, заполнило коллективное бессознательное в радиусе как минимум всего квартала. А попав, соответственно, и в этот салон, таким образом вернулось и в моё сознание.

С досады я безотчётно прищёлкнул языком. Извлечённый при этом звук, по-видимому, включил в голове прирождённого водителя специфическое реле – он перестал насвистывать и мельком взглянул на меня с выражением едва заметного предвкушения неведомого удовольствия.

– Вот, значит, останавливает алкаш такси, – начал он тоном заправского стендап-комедианта. – Открывает дверь и спрашивает…

– А вы давно таксистом работаете?

Чтобы не услышать вопрос алкоголика, в последний момент я успел задать свой. Без сомнения, грубо и невоспитанно было так прерывать добродушный порыв, но сейчас я был точно не в состоянии правдоподобно подделать искренний смех. И в лицемерии быть уличённым не хотелось.

– Да уже лет пять. Как с госслужбы уволился, – он что-то мысленно прикинул. – Ну да, в декабре как раз пять лет будет! – казалось, его совершенно не покоробило вторжение в рассказ. Если некоторая растерянность, связанная с неожиданностью вопроса и возникла на его лице, продержалась она меньшую часть секунды и сменилась очередным воодушевлением. Видимо, дело в приоритетах – рассказывать о реальном таксисте намного увлекательнее. Особенно если этот таксист – ты.

– Вы были на госслужбе?

– С конца восьмидесятых этих ребят катаю, – важно сказал он и потыкал большим пальцем куда-то вверх.

– А каких ребят, например?

– Что, любопытно? – он в который раз довольно рассмеялся.

Мне и вправду было интересно.

– Ну каких… Да самых разных. Вплоть до главнокомандующих!

– Вы что, президента возили? – наверное, я удивился меньше, чем стоило бы в данной ситуации.

Он протянул руку к перчаточному ящику и открыл его. Как водится, там обнаружилась система с высоким показателем энтропии, в которой, по крайней мере, на первый взгляд, не было видно и следа перчаток. Покопавшись в этой совокупности ненужных вещей, таксист выудил оттуда нужную – основательно помятую сигарету с когда-то белым фильтром. Прикурив от безымянной зажигалки и выпустив дым в приоткрытое специально для этого окно, он зашёлся кашлем и, не дожидаясь, пока тот уляжется обратно, поспешил вернуться к теме.

– Я бы и сейчас возил, если бы не этот Винни Пух в пятнах!

– Кто?

– Не знаешь, кто у нас мёд любит собирать?

Я аккуратно закрыл оставленный распахнутым бардачок и внимательно посмотрел на человека за рулём.

– Да все любят вроде бы… А что с ним не так?

– А что с ним так? – таксист явно посерьёзнел. – Говорит мне, мол, вы, как понадобитесь, я вызову… Сам за руль полез! – он замер, предоставляя мне осознать всю нелепость такого подхода. Потом очень подчёркнуто пожал плечами, как бы настаивая на том, что внутренняя экс-президентская логика для него не то что сомнительна – он убеждён в полнейшем её отсутствии.

– Так вас уволили, потому что он решил, что будет сам себя возить?

Таксист хмуро глянул на меня.

– Нет?

– Двадцать лет безупречной работы в структурах, – отчеканил он. – Такой послужной список поискать! Его бы скорее уволили, чем меня!

– Так и случилось, – заметил я. – Но вы-то из-за чего ушли?

Он в последний раз затянулся и, высунув руку с сигаретой в окно, выбил указательным пальцем остатки дымящегося табака из окурка. После этого перегнулся через меня, открыл бардачок и, бросив туда фильтр с обгоревшей по краю сигаретной бумагой, захлопнул отсек. Потянул за рычажок на ручке двери, чтобы закрыть окно, и вдруг тяжело вздохнул.

– Время пришло… – промолвил он.

Это прозвучало настолько нездешне философски-отвлечённо, что я вздрогнул и снова вспомнил, куда и зачем еду. То самое пресловутое время вскоре должно было прийти и в мою собственную жизнь. Наступить в ней. Потому как в жизни Саши это время, очевидно, уже наступило. Я внимательно всмотрелся в движущийся пейзаж, пытаясь уловить в нём признаки неумолимого приближения чего-то нового и нежеланного.

Кто знает – может, скоро и я именно так буду отвечать на вопрос, почему мы с Сашей расстались. «Потому что время пришло». Время выдержит и переживёт всё, включая своё собственное несанкционированное вовлечение в чью-то не имеющую к нему никакого отношения причинно-следственную цепочку. Это универсальный суррогат личной ответственности. Как много событий произошло и не произошло во множестве судеб лишь потому, что время либо пришло, либо ушло, либо его было слишком мало либо не было вовсе. Отдельной глобально-обобщающей строкой в список, объясняющий наши действия или бездействия, можно внести сам факт существования четвертого измерения как такового.

Хорошо ещё, что Саше не придётся пользоваться избитыми оборотами – она без сомнения знала реальный мотив своего поступка. Но с чьими бы личными качествами или их отсутствием он не был связан, боюсь, формулировка с использованием времени оказалась бы для меня наименее травмирующей. Пускай хоть в ситуации потерявшего работу высокопоставленного водителя оно будет истинной причиной перемен.

Пейзаж за окном стал перемещаться назад всё медленнее и медленнее, пока, в конечном итоге, не остановился и, похоже, надолго – мы заехали в пробку. До квартиры Сашиных родителей оставалось всего ничего, и я подумал, что неплохо бы этим тихим и слегка пафосным аккордом закончить наше с таксистом совместное путешествие.

– Да как пожелаете, – ответил он, зачем-то снова перейдя на «вы». – Только оплата по тарифу.

Я улыбнулся.

– Конечно.

– И ещё доплатить нужно за то, что я за вами в другую сторону поехал.

Когда с расчётами было покончено, и я уже собирался выбраться прямо на середину забитого автомобилями проспекта, он дотронулся до моего рукава:

– Вспомнил анекдот, из тех времен. Его наш начальник смены придумал, когда Кучма в очередной раз сам решил на служебной покататься…

– Так он тоже за руль садился?

– Этот только ради забавы. Когда выпьет или ещё какое веселье. В общем, они тогда решили с Кравченко, министром ментовским, по трассе проехаться. Водил-то он, кстати, отлично, – в голосе таксиста зазвучали тёплые обертоны уважения, – выжимал, что мог, иначе на черта, никакого удовольствия же от забавы… Ну и наш начальник тогда хохму придумал, она даже в народ ушла: проезжают Кучма с Кравчем на двух сотнях мимо поста, гаишник их, ясное дело, не останавливает; подходит к нему напарник и спрашивает, что это за машина была, и кто там ехал; а тот ему и говорит так растерянно, – таксист по-детски широко улыбнулся в предвкушении развязки, – «Не разобрал, кто там справа сидел, но шофёр у него Кучма!»

Я искренне рассмеялся.