Читать книгу Свет во тьме. Книга вторая. Великий Восток - Е. А. Кашина - Страница 2

По стенам подземного хода сочилась вода. В застоялом воздухе дышалось трудно. Шли молча, слышалось только шарканье ног да, иногда, хныканье детей. Местами проход был настолько узким, что приходилось продвигаться по одному, и тогда нападал первобытный страх: казалось, стены сомкнутся и раздавят. Представление о времени утратилось, одним казалось, что еще полдень, другие считали, что уже наступила ночь, но, по тому, как устали, понимали, что преодолели длинный путь. Наконец дошли до выхода в ущелье. В конец колонны последовала команда остановиться.

Диакон осторожно выбрался на поверхность, негромко свистнул и тотчас услышал ответный свист. Оставленный дозорный доложил, что в ущелье тихо и спокойно.

Люди выходили на поверхность, усаживались на камни, чувствуя облегчение, полной грудью вдыхали чистый, напитанный прелью воздух, и, озираясь, пугливо вслушивались в дремотную осеннюю тишину. По низкому осеннему небу тянулись серые тучи. Быстро темнело.

Ущелье со всех сторон обступали пологие, поросшие смешанным лесом и кустарником невысокие горы. В одной из них находились две соединённые между собой пещеры: одна небольшая с высоким сводом, другая – огромная, низкая, бесформенная, с выступами и местами почти до верха заваленная грудами камней. В её дальнем конце, образуя большую лужу, стекала по стене и просачивалась в щели каменного пола вода. Вход в пещеры был замаскирован каменными глыбами, а время дополнительно спрятало его: вокруг всё густо поросло деревьями и кустарником.

В сгущающихся сумерках дошли до пещер. Раздвигая кусты, через узкую расщелину по одному протиснулись в первую пещеру. Диакон включил фонарь, положил его на из сухостоя грубо сколоченный стол возле входа. Окружив большой толпой, все ждали, что он скажет.

– Ну, кажется, дошли…. У кого котелок, что дал батюшка? Детям дозорные сварят кашу. Если есть ложки, миски – оставьте здесь. Пойдёмте устраиваться.

Дозорный уже зажёг над столом лучину и разводил костерок. Взяв со стола пучок дозорными заранее наструганных лучин, диакон направился в проход, соединяющий пещеры. Во второй пещере фонарём посветил в противоположные стороны:

– Там будут спать мужчины, а там – женщины. Зажгите лучины и размещайтесь.

Зажгли лучины, закрепили их в расщелинах стен и стали располагаться на ночлег: одни развязывали узлы и расстилали одеяла, другие – снимали с себя и стелили куртки.

Несмотря на усталость, Кате не спалось. Облегчения от того, что они далеко ушли от карателей она не чувствовала, тревожила мысль: что будет с ними, что их ждёт? Рядом, также без сна, лежали женщины: слышались кашель, вздохи. Когда в ущелье стало светло, в пещеру через невидимые снаружи щели стал проникать тусклый свет. В полумраке вырисовались каменные глыбы и кучи щебёнки. За ними таилась темнота.

Диакон разбил людей на бригады, назначил бригадиров, организовал очерёдность дежурства у выхода из пещер, запретив всем, кроме дежурных, выходить из них. И, как оказалось, поступил предусмотрительно: вскоре над ущельем, снизившись, пролетел аэролёт-разведчик.

Утром следующего дня диакон подозвал Катю и приказал следовать за ним. В лесной тишине, стараясь не шуршать листвой, ковром лежащей на земле, они около часа молча пробирались среди деревьев, кустарников и камней. Диакон уверенно вёл её к небольшой каменной нише в горе, случайно обнаруженной им, когда он, ещё в пору своей юности, жил здесь в затворе. Тогда, однажды, его, возвращавшегося с тайного огорода в пещеру, где он обитал, в этом месте застала сильная гроза с ветром и ливнем. Поспешно подыскивая место, где бы укрыться, он, среди кустов на склоне горы, обнаружил каменное углубление и забрался в него. Там оказалось просторно, он улёгся и незаметно для себя уснул. Гремел гром, сверкали молнии, с каменного навеса над нишей на дно ущелья потоками стекала вода, а он крепко и мирно спал. Проснулся среди ночи, прислушался, выглянул из укрытия. Гроза прошла, но идти в темноте по сырой траве не захотелось, в нише же было сухо и тепло. Достал из кармана фонарь, посветил возле себя: лежал на набившейся сюда сухой листве и перьях птиц – остатках еды хищников. Свет спугнул мышь. Прошелестев по листьям, она юркнула в щель. Направил свет вверх и на гладкой каменной поверхности увидел большой – во весь потолок, непонятный рисунок, нанесённый красной краской. Забыв о сне, рассматривал линии рисунка и написанные слова. После этого, он иногда забирался сюда, чтобы передохнуть на пути с огорода, и всякий раз подолгу рассматривал рисунок на потолке, остро сожалея, что не умеет читать.

Наконец добрались до места, свернули к горе, невысоко поднялись на пологий склон, поросший кустарником и высохшим колючим бурьяном.

– Дошли, – указал диакон на низкую щель среди нагромождения камней и, опустившись на колени, неловко протиснулся в неё.

Отодвинулся вглубь, позвал:

– Лезь сюда, дочка.

Катя на четвереньках забралась в нишу, внутри оказавшуюся низкой, но глубокой, и уселась рядом с ним на сухие листья. Диакон направил свет на потолок:

– Что здесь нарисовано?

Она долго рассматривала. Сгорбившись под нависающим потолком, он терпеливо ждал. Наконец неуверенно произнесла:

– Похоже на карту какого-то маршрута….

Подняла сухую ветку, обломила и, указывая, стала объяснять:

– Вот ущелье, где мы находимся, вот наши пещеры. Из дальнего конца большой пещеры наклонно спускается ход…. Если идти в направлении, указанном стрелкой, есть отводы, в которые не следует заворачивать. Видите: перечёркнутые стрелки. Вот здесь выход на поверхность, а дальше опять спуск под землю.

– А куда ведёт путь?

Она посмотрела в конец чертежа.

– Не знаю…. Постойте! Вот в углу нарисована магнитная стрелка. Направление вначале на северо-восток, а в конце – крутой поворот на восток… – и, потрясенно глядя на диакона, прошептала, – не за Урал ли?!…

– Ещё раз внимательно посмотри и прочитай всё, что написано, – скрывая волнение, хрипло произнёс диакон. – А долгий ли путь?

– Вот масштаб…, нужна линейка…, я сейчас прикину. Приблизительно… Больше тридцати километров…, – упавшим голосом проговорила через некоторое время.

Весь обратный путь диакон о чём-то напряжённо думал. Только и произнёс – в начале пути:

– Запоминай дорогу…

Да в конце его:

– Никому про карту не рассказывай.

– Даже Ивану?

– И Ивану.

Взваливший на себя руководство этими людьми диакон, не находя ни днём, ни ночью покоя, искал выход из сложившегося положения. Угнетало чувство безысходности, загнанности, мучили мысли: сколько смогут они продержаться в пещерах, что будет с ними всеми, если их обнаружат? Своей горячей надеждой, что на карте нанесён маршрут ухода за Урал, Катя, невольно, подтолкнула его к решению проверить этот маршрут. В тягостных раздумьях ночами сидя за столом, он обдумывал, как выполнить это. В глубине души он надеялся, что маршрут, действительно, ведёт за Урал. Но если это не так, убеждал он себя, то хотя бы появится возможность увести людей подальше от этих мест.

Перед наступлением рассвета диакон разбудил Катю:

– Вставай, дочка, дело есть…

Открыв глаза, Катя увидела склонившегося над ней дьякона с горящей лучиной в поднятой руке.

Уселись за столом.

– Надо перерисовать карту. Сможешь?

– А на чём? Нет ни бумаги, ни карандаша…, – ещё не до конца проснувшаяся, подавила зевок.

– Вот на этих досках, – пододвинул к ней лежащие на столе две гладко обструганные небольшие дощечки. Ночью он выбрал их из кучи найденных в пещере полуистлевших досок, приготовленных на лучины, и, зная, что всё равно не сможет уснуть, до утра обстругивал их.

– Рисовать будешь ножом, а потом вырезанные бороздки натрем угольками и будет ясно видно. Сумеешь точно перерисовать, чтобы было так понятно, как ты мне объясняла?

– Сумею.

– Вот и славно. Особо отметь место, где в пещере искать начало хода.

Оделась. В консервную банку диакон налил ей кипятка, подал сухарь и лежащий на столе пакетик:

– Вот тебе еда на весь день… Возвращайся, только когда наступит темнота. Отправляйся с Богом.

Когда быстро дошагала до места и забралась в нишу, совсем развиднелось. Испугав мышей, подгребла под себя сухие листья, прислонилась спиной к каменной стене, примостилась удобней, включила фонарик, направила свет в потолок и взяла в руки одну из досок. Разглядывая её, тщательно обструганную, подумала, что диакон, похоже, совсем не ложился спать.

Первую копию она испортила; перевернула доску и снова начала переносить рисунок чертежа. Вместо надписей придумала обозначения: «тупик» – две чёрточки, «выход на поверхность» – стрелка вверх и т. п. Устали спина и шея. Сделала одну копию, перекусила и улеглась на листьях. На одной стороне второй доски нанесла чертеж с надписями, а на другой её стороне крупно изобразила пещеру со всеми её выступами и поворотами и постаралась точней указать место, где должен находиться вход в тайный ход. Подождала, когда наступят сумерки, и пустилась в обратный путь.

Дозорный возле входа на её вопрос:

– Где начальник?

Ответил:

– На службе. За женской половиной теперь у нас церковь. Тебе велено идти туда.

И, навалившись на камень у входа, попросил:

– Подсоби. Мужики обнаружили, что вход закрывается.

Вдвоём закрыли вход, и Катя с лучиной, зажжённой от горящей над столом, направилась во вторую пещеру.

За отведенным женщинам местом – куч листьев, с расстеленными на них одеялами и куртками, находился каменный выступ. Завернув за него, она увидела сидящих на камнях людей, освещённых горящими лучинами. Угол пещеры освободили от камней, из обструганных стволов деревьев смастерили большой крест, на стену повесили икону. Когда Катя подошла, служба уже закончилась, а все – мужчины, женщины и дети, усевшись вокруг сидящего на камне диакона, слушали проповедь:

Диакон говорил:

– К женщине мужчина должен относиться с полным уважением, не греховно, как к равной. Сказано: «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём».

– Баба, она и есть баба. Как ещё на неё смотреть. – Пренебрежительно махнул рукой разбитной малый из общежития, известный своими любовными похождениями. – Она и сделана-то из мужского ребра.

– Действительно, сказано, что Адама Бог создал из праха земного, а Еву из его ребра. А почему?

– А почему? – прищурился малый.

– Что сложней: прах земной или кость человеческая? Знать, из праха земного женщину было не создать – не тот материал. Вот и подумай!

– Да…, – покрутил головой парень.

– Женщина ведь мать. У всех нас была мать. А вы ругаетесь по матерному… Оскорбляете сразу трёх матерей: мать-родительницу, Родину-мать, Мать Божью Заступницу. А она слышит всё и огорчается…

– Неужто, слышит?

– А то нет! – сердито повернулся к парню степенный мужик из семейных.

– Или вот ещё что, – увидев подошедшую Катю, и, улыбнувшись ей, продолжил диакон. – Что это вы друг друга по кличкам зовёте, а не по именам, данным при крещении? Как вот вас называют, – спросил сидящую рядом и внимательно слушающую, статную и красивую женщину.

– Звёздочка.

– А по-настоящему?

– Анастасия.

– Анастасия, Настя. Или: что это за прозвище – Копейка? – все посмотрели на стоящую возле каменной кручи Катю. – Да Кате цены нет – столько она для нас делает… Клички надо забыть, звать друг друга по именам, – заключил твёрдо.

Потом напомнил, что без его разрешения запрещает выходить из пещер, а вход в них постоянно держать закрытым; возле входа днём и ночью будет дежурство. Напоследок предупредил:

– Если, не дай Бог, кто-то будет схвачен, нужно говорить, что в ущелье попал случайно, когда убегал, куда глаза глядят.

Потом диакон отправил несколько мужчин в темноте набрать в лесу листьев, да так, чтобы было незаметно, не оставляя на земле голых мест, и засыпать ими уже слегка утоптанные подходы к пещерам. Остальным велел отдыхать: женщины весь день расчищали место под церковь, мужчины в мокром месте пещеры сооружали подобие бассейна с проточной водой, где можно будет помыться.

Каждую дощечку диакон натёр сажей из костра, старательно протёр их тряпочкой, и рисунки стали чёткими. Удовлетворенный, вернулся к сидящей на лавке Кате.

– Точно перерисовала?

Кивнула, взяла из его рук дощечку и стала подробно объяснять, как слова на чертеже заменила условными обозначениями. Он перевернул доску, ещё раз протёр рукавом и принялся рассматривать рисунок пещеры. Потом приказал:

– Позови Ивана.

Весь день он приглядывался к мужчинам и решал, кого отправить на разведку маршрута.

Пришли Иван и Катя, уселись на лавку напротив него.

– Нога у тебя поджила?

– Плясать пока не могу, а бегать – хоть сейчас, – сидя, Иван шутливо топнул искалеченной ногой.

– Дальний путь пройти сможешь? – сурово глянул на него, развеселившегося не ко времени.

– Если нужно – смогу, – посерьёзнел и Иван.

– Вот карта маршрута. Нужно узнать, куда он ведёт. Идти далеко и почти всё время под землёй. Пройти будет трудно, но другого выхода у нас нет. Пойдёшь командиром. Давай подберём тебе в отряд несколько человек.

Подумав, Иван предложил Негра и младшего грузчика, как людей знакомых с жизнью в подземельях. Начальник лагеря назвал ещё двух степенных мужчин из семейных.

– Завтра с утра займись обучением их обращению с оружием. Оружие дадим каждому… Нам, в случае беды, оно все равно не поможет…. А ты, Катя, сделай копии чертежей для каждого в отряде. Дощечки надо будет взять поменьше этих, – хлопнул ладонью по лежащим на столе доскам с нанесенным чертежом. Прямо с утра займись. Иван обстругает.

С замиранием сердца слушавшая их разговор, Катя вдруг испугалась: не допустила ли в копиях какую-нибудь неточность и предложила:

– Лучше я на месте еще раз срисую…

– Тогда вы сейчас займитесь дощечками. А тебя, дочка, завтра я опять подниму чуть свет.

Пещера была огромной. Похоже, это была часть горной выработки, отрезанная обвалившимся сводом и в. этой её части щелей в потолке не было. Горящие сухие палки света давали мало, а несколько небольших фонариков с солнечными батарейками, с которыми пришли рабочие, требовали перезарядки. У них были ещё два мощных фонаря с энергобатареями, взятые в церкви, однако, диакон берёг их на непредвиденный случай. В полутьме они никак не могли сориентироваться среди выступов и каменных завалов и найти место начала тайного хода.

К усталому и утомлённому безрезультатностью поисков, работавшему вместе со всеми диакону, освещая путь лучиной, прибежал дежуривший у выхода из пещер, и доложил, что только что низко над ущельем пролетел аэролёт.

– Выход закрыли?

Встревоженный диакон заспешил в первую пещеру. Там его уже поджидали испуганные женщины, слышавшие гул мотора. Диакон приказал прекратить работы и соблюдать тишину. Чутко прислушиваясь, лагерь притих. Спустя некоторое время один за другим ещё дважды пророкотали аэролёты.

Стемнело. Приоткрыли вход и поджидали Катю. Наступила ночь, а она всё не приходила.

– Опять летят…, – прошептал дозорный, наваливаясь на камень, закрывающий вход.

Уже не один час Иван не отходил от закрытого входа и пытался уловить снаружи хоть какие-то звуки. Наконец диакон решился, подошёл к нему:

– Иван, приоткрой…

Иван и дозорный немного отодвинули камень. Дохнуло ночной прохладой, стало слышно, как в ущелье по опавшим листьям шелестит дождь.

– Разрешите пойти ей навстречу, – больше не в силах ждать, попросил Иван.

– Иди…. Но, учти: проход закроем… Если попадётесь, дорогу сюда забудьте.

– Ясно.

Ещё не рассвело, а Катя уже сидела в нише и трудилась. Перенесла схему на дощечки. Устала сидеть согнувшись, и, выключив фонарь, улеглась на краю выхода из ниши. День стоял тихий, пасмурный; над горами нависали серые осенние тучи, явственно пахло прелью и грибами. Внезапно в тишине почудился шум двигателя. Тревожно прислушалась. Шум быстро нарастал. Поспешно отодвинулась к стене в полого спускающееся углубление и испуганно замерла. Почти задевая верхушки деревьев, низко пролетел маленький аэролёт-разведчик. На мгновение промелькнула его тень и оглушил рёв мотора. В страхе вдавилась телом в камень и, боясь пошевелиться, лежала, напряжённо вслушиваясь в тишину ущелья. Потом опять низко пролетел аэролёт и почти следом за ним – второй. От мысли, что лагерь обнаружили, всех уже арестовали, увезли, а она осталась одна, сковал ужас. Отчаяние, страх, мысли – что же делать: она то решала выбраться и идти к лагерю – пусть и её схватят, то рождалась надежда, что лагерь не обнаружили. Тогда возникало опасение, что, когда она будет возвращаться, её заметят и, проследив за ней, схватят всех. Измучившись от переживаний, она свернулась калачиком в глубине ниши и незаметно уснула. Возможно, это и спасло их, потому что в начале ночи над ущельем на малой скорости пролетел аэролёт-разведчик, оснащённый приборами ночного видения, проводивший аэросъёмку окрестных ущелий и гор, и её, возвращающуюся, непременно заметили бы.

Дрожа от холода, проснулась, высунула наружу голову и долго не решалась выбраться из своего укрытия. Наконец спрятала за пазуху дощечки с нанесённой схемой, собралась с духом и под моросящим дождём пошла, продираясь сквозь кусты, в темноте натыкаясь на камни.

По всем приметам здесь должен был находиться вход в пещеры. Ощупывая камни, она уже давно искала его, отходила и снова возвращалась к этому месту, уверенная, что, если лагерь не обнаружен, то Иван не спит, ждёт её. Подняла камень, хотела было стучать, но мысль, что, если каратели установили в ущелье пост, то явятся на стук, заставила осторожно положить камень на землю. Усталая и измученная, не зная, что делать, села на мокрый большой камень, и, подняв глаза к небу, с которого сыпал дождь, с мольбой повторяла про себя: «Иисусе Христе, Иисусе Христе, Иисусе Христе…» Рядом хрустнула ветка, показалось, что кто-то крадётся. Как мышь, замерла в смертельном страхе.

Иван в темноте налетел на камень, на котором она сидела. Схватил её и, не издав ни звука, быстро потащил за собой. Протиснулись во входную щель, которую дозорный ещё не успел закрыть. Привалили камень. Зажгли лучину. При её свете Катя стояла у входа, обхватив себя за плечи, и тряслась от холода и пережитого.

Диакон торопливо стал разводить костерок и кипятить воду. Иван усадил её на камень рядом с костром. Принес одеяло и укутал её.

– Слава тебе, Господи, пришла, – суетился диакон, снимая с огня котелок. Налил в жестяную банку горячую воду и подал вместе с сухарём.

Вспомнила, что не ела весь день, а пакетик с едой забыла в пещере.

Дожди прекратились, дни наступили солнечные, и диакон распорядился собрать все батарейки из фонариков и в укромном месте разместить их на подзарядку. А когда они зарядились, наконец, нашли узкий проход, заваленный камнями. Несколько дней были заняты его расчисткой.

Отряд разведчиков экипировали всем миром: каждому подобрали крепкую обувь и одежду; из всего, что можно было использовать, сплели веревки и сшили всем по котомке.

Поздней ночью, когда все спали, диакон провожал отряд. Дойдя до входа в подземелье, остановились. Освещая фонарём, диакон осмотрел их: у каждого за поясом – оружие, на груди – фонарики, а у Ивана ещё и мощный фонарь, за спинами – котомки с едой и водой в пластиковых бутылках и сухие дощечки для лучин.

– Карту никто не забыл?

Благословил каждого иконой, дождался, когда в узкий проход протиснулся Негр, идущий замыкающим, и крестным знамением осенил сам ход.

Освещая путь фонариком, и осторожно ступая по камням ногами, обутыми в рваные башмаки – свои, крепкие, он отдал Негру – понёс икону на место, во вновь обустроенную церковь. Пройдя небольшое расстояние, заметил навстречу ему плывущий в темноте огонёк. Подошёл мужчина из семейных:

– Ушли?

– Ушли…. Чтобы людей не будоражить, ушли ночью. У них там теперь долго всё время будет ночь….

– Что же вы никого не подняли? Неправильно, что один ходите в темноте. Не дай Господь, что случится – что будем делать без вас? Не подумали? – попенял.

– Я привык к подземельям, – бодро возразил, а в груди его от добрых слов потеплело.

Диакон вырос в заводе. Его родители были людьми верующими и ещё малюткой в первый раз привели его в церковь. Лики святых на иконах, ангельское пение, просветлённые лица молящихся, атмосфера доброты и участия так подействовали на ребёнка, что, когда стали расходиться, малыш закапризничал, заплакал, не захотел уходить. Батюшка, тогда ещё совсем молодой, попросил родителей оставить его пожить с ним в церкви. Те согласились. Малыш бегал по церкви, резвился и старался помогать батюшке: подносил свечки, неумело подметал пол. Иногда батюшка находил его затихшим, подолгу в восторге широко распахнутыми глазами всматривающимся в лики на иконах.

Когда ему исполнилось восемь лет, погиб отец. Его затянуло в транспортёр и завалило рудой. Через год тяжело заболела мать. Её списали с завода, и они вернулись в деревню, из которой были выходцами. Жили на жалкое пособие да, чем могли, помогали родственники.

В деревню они вернулись поздней осенью. Всю зиму мать ждала весну. Лежала в стылой избе под кучей тряпья и мечтала увидеть зелёный луг, распустившиеся деревья, цветущие яблони. Мальчик никогда не видел этого и жадно слушал её рассказы. Слабым голосом, задыхаясь, мать рассказывала, как в детстве было весело ходить в лес и купаться в речке, как они с женихом – его будущим отцом, сидели под берёзой и считали звёзды. Мальчик стал нетерпеливо ждать наступления весны. Но ещё долго трещали морозы, а солнце золотило сугробы возле избы. На улицу он почти не выходил – не было одёжки. Потом к середине дня снег стал подтаивать, капало с крыш, а за ночь всё покрывалось ледяной коркой. Наконец солнце стало пригревать так, что змейками побежали ручьи, речка вздулась, поверх льда покрылась водой, а воздух стал свежим, острым. В душе мальчика нарастало ожидание чего-то непонятного, но, непременно, хорошего, радостного. Наконец, пришла пора пробуждения природы. Стало тепло, и мать целыми днями лежала во дворе на широкой лавке под деревом. Когда солнце светило ей в лицо и сын старался затенить его чем-нибудь, она делала знак – «не надо» и едва заметно улыбалась. Она умерла днём, незаметно. Он сорвал первые полевые цветы, поймал бабочку и прибежал к ней, чтобы показать, порадовать, как делал всё это время, но она уже не дышала. Когда мать по деревне несли на кладбище, воздух благоухал запахом цветущей сирени.

Он остался сиротой. Староста деревни сказал: что с ним делать, куда определить, когда приедет, будет решать управляющий слэйвун-хауса, а пока пусть живёт в своей избе, и кормится, как это принято, поочерёдно в каждом доме. Но через две недели с котомкой за плечами он ночью ушёл к батюшке в тайную церковь. Батюшка обрадовался ему, приласкал, принял, хотя и сам питался скудно.

Дни его проходили среди святых ликов и запаха ладана. Он молился целыми днями, и со временем всю службу стал знать наизусть. Глядя на него, батюшка удивлялся, радовался и любил его всей душой.

В шестнадцать лет он попросил благословения уйти в затвор в горы. Вот тогда батюшка и раскрыл ему тайну Дальних пещер, рассказал, как найти их, сказал, что теперь он делается хранителем этой тайны. Пещеры и ходы к ним были открыты более ста лет назад во время Русского бунта, долго бушевавшего в здешних местах, и подавленного большой кровью. В этих пещерах люди находили убежище от расправы, из них уходили на поиски путей за Каменный хребет к своим, русским, счастливо живущим в Сибири. Тайна пещер хранилась в церквах, только несколько священнослужителей знали об их существовании и могли указать к ним дорогу. Три года прожил он отшельником, проводя время в непрестанной молитве, питаясь лишь грибами, лесными ягодами и тем, что уродилось на огороде, который он тайно возделывал. Но однажды к нему неожиданно явился батюшка и рассказал о Посланнике, читающем Заветную книгу. Он заволновался, стал быстро собираться в путь. Батюшка глядел на него и радовался: он возмужал, окреп, от него веяло силой и спокойствием, глаза его светились умом.

Он много беседовал с Посланником, единственный выучил наизусть весь Новый Завет. Когда Посланник умер, он захотел вернуться в затвор, но батюшка часто хворал и потому не благословил на это, повелел служить в церкви и быть готовым принять иерейский сан.

Посланник учил: «вера без дел мертва», и за Божию правду нужно активно бороться: Господь помогает делающим, а не пассивно уповающим на Его помощь. По душевному складу и по убеждениям Диакон был борец, христов воин, а по уму и воле был способен руководить людьми. Видя растерянность людей, он вынужденно взял руководство на себя – больше некому, а взвалив тяжёлую ответственность, просто и естественно подчинил разрозненную толпу своей воле и авторитету, превращая её в организованный, дисциплинированный отряд.