Читать книгу Бандит из Чертова ущелья - Эдгар Берроуз - Страница 2

ПОЛДЮЖИНЫ МУЖЧИН ВАЛЬЯЖНО развалились в откидных креслах у стен спального корпуса на ранчо «Застава Y». Все – молодцы как на подбор, мускулистые, загорелые, ясноглазые. Их лоснящаяся кожа и гладкие волосы были еще мокры после недавнего омовения. Ведь все они только что поужинали, а ужин на ранчо предполагал предварительный прием душа.

Один из них пел.

– Любой рассмеется! – перебил слушатель.

– Закрой пасть, – рявкнул другой, – В прошлом году я триста шестьдесят пять раз слушал эти куплеты, не намерен пропустить ни слова и теперь!

Между тем, сладкоголосый певец невозмутимо продолжал свою песню.

Один из компании встал и потянулся, зевая. Это был высокий, смуглый человек. Пожалуй, в выражении его лица было что-то зловещее. Он редко улыбался, а говорил в трезвом состоянии еще реже.

Человек этот был бригадиром уже более года. За исключением двух-трех кутежей, во время которых он невиннейшим образом обстреливал соседний город, это был отличный начальник: непревзойденный наездник, хорошо знающий пастбища и понимающий в скоте, всегда готовый к тяжкой работе.

Последний раз он напился шесть месяцев назад, хотя он и выпивал время от времени понемногу, когда кому-то удавалось принести флягу – другую из города на ранчо. Однако степень его воздержанности во многом объяснялась тем фактом, что Элиас Хендерс, хозяин ранчо, грозил разжаловать его за следующее бесчинство.

– Видишь ли, Балл, – сказал старикан. – Мы самая большая компания в этой части страны, и не можем себе позволить дурной репутации. А если бригадир «Заставы» как ни в чем не бывало, обстреливает близлежащий город, как какой-то новичок, пыльным мешком по голове трахнутый, – вот это и есть дурная репутация. И ты это оставь, – я повторять не буду.

Балл знал, что старикан повторять не будет, и потому вел себя паинькой долгие шесть месяцев. Пожалуй, здесь играло роль не одно лишь желание удержаться на работе бригадира. Ведь мнение молодой Дианы Хендерс имело для молчуна гораздо больший вес, чем мнение ее престарелого папаши.

– Мне стыдно за вас, Балл, – сказала она, и отказывалась кататься с ним больше недели. Таких мер было более чем достаточно, но, как будто в насмешку, она каталась несколько раз с новым парнем, недавно прибывшим с севера и охотно принятым Баллом на работу, – чтобы заполнить вакансию.

С самого начала этот северянин не понравился Баллу. «Он слишком хорошенький, чтоб быть ковбоем» – философски заметил один из старейших работников. Поначалу новичок, немного чересчур миловидный, вызвал враждебность, однако сумел доказать, что парень он нормальный. Коллектив принял Хола Колби, несмотря на его густые черные волосы, орлиный профиль, белоснежные зубы и смеющиеся глаза.

А певец все пел.

– Пойду спать – заметил Балл. В этот момент Хол Колби тоже поднялся.

– И я, – сказал он, направляясь вслед за бригадиром на ночлег. Уже стоя у своей койки, он вдруг повернулся к Баллу, сидящему на краю своей, снимая шпоры. Губы красавчика растянулись в приятной улыбке.

– Взгляни-ка сюда. Балл! – прошептал он, и когда тот повернулся к нему, засунул руку под бельевой мешок, служивший ему подушкой. А затем вытащил на свет божий пинтовую флягу. – Промочишь горло? – спросил Хол.

– Думаешь, не выпью? – бригадир пересек комнату и подошел к койке Колби. Сквозь открытое окно в комнату доносились протяжные звуки неувядаемой рапсодии Техасского Пита.

– Он смотрит на тебя… – заметил Балл.

– Ты пей, дружище – ответил Колби.

– Это отрава еще та… – сказал Балл, утираясь обшлагом и возвращая фляжку собутыльнику.

– Не так плохо для подобного пойла… Еще по одной!

Бригадир покачал головой, отказываясь.

– Да забей ты, – подначивал Колби. – Вполне приличное пойло.

А Техасский Пит все пел.

Балл выпил еще, – на этот раз порция была больше – и, скручивая сигарету, сел на краю койки Колби. Он явно был расположен поговорить – виски, как всегда, прорывало плотину его неразговорчивости. Он говорил низким, хорошо поставленным голосом о прошедшем рабочем дне и о планах на завтра, а Хол Колби охотно поддерживал разговор. Не то, чтобы ему нравился Балл. Скорее, подобно многим другим, он понимал свою заинтересованность в хороших отношениях с бригадиром.

А из окна доносилось:

Между тем Балл встал на ноги.

– Чертовски приятная штука, Хол, – сказал он.

К этому моменту парочка уже опустошила флягу, и бригадир был основательно пьян.

– Подожди-ка минутку, – сказал Хол, – Я достану другую флягу, – и он полез, было, снова под свою «подушку».

Бригадир заколебался.

– Пожалуй, я уже достаточно набрался…

– Да ты еще ничего не выпил! – настаивал Колби.

Надо сказать, что песня Техасского Пита страдала от многочисленных остановок и заминок, обязанных разнообразным спорам, в которых Пит чувствовал себя обязанным участвовать. Но как только в беседе наступало временное затишье, он возобновлял свои сизифовы усилия, на которые никто не обращал ни малейшего внимания. Пита удостаивали, разве что, мимолетной насмешки.

Однако сладкоголосый певец никогда не останавливался на середине строфы. Он останавливался лишь в ее конце. И как бы долго не длилась пауза, хотя бы даже много дней, певец всегда начинал со следующей строфы, без малейшей нерешительности или каких-либо повторений. Вот и теперь, между тем, как Балл и Колби пили, Пит продолжал дальше.

Наконец Балл поднялся на ноги. На вид он был крепок как скала, но Колби видел, что он сильно-таки пьян. После шести месяцев почти полного воздержания он вылакал значительно больше пинты дешевого жгучего виски в течение менее получаса.

– Ну что, спать? – спросил Колби.

– Спать? К чертям собачьим! Я еду в город и этой ночью основательно пошумлю. Ты едешь?

– Нет, я уж лучше на боковую. Желаю приятно провести время.

– Так оно и будет, – бригадир подошел к своей койке и приторочил к поясу револьвер. Он вернул на место снятую шпору, повязал на шею свежий черный шелковый платок, надвинул сомбреро на копну прямых черных волос и вышел наружу.

– Гляди-ка, куда бы этот чертов Балл двинул в такое позднее время? – перебил сам себя Техасский Пит.

– Он идет к конюшне. Приключений ищет на свою голову… – констатировал другой ковбой.

– Он поступает как кретин, – сказал третий – Еще и жужжал какую-то песню, когда вышел. Всегда с ним какие-нибудь бедствия! Плохое виски ударило ему в голову, так что он запел, как Техасский Пит.

– Уехал, – пробурчал один из мужчин, когда неясная в слабом свете ночных звезд фигура всадника скрылась в северном направлении, – Поехал в город.

– Интересно, знает ли он, что старик в городе сегодня вечером? – сказал Техасский Пит.

Ей-богу, я еду за Баллом. Он не знает, что старикан в городе… – и, вскочив на ноги, Техасский Пит двинулся к конюшне, все еще напевая:

Он поймал одну из свободных лошадей в конюшне, воткнул ей между челюстей большой посеребренный мундштук, взнуздал ее, водрузил ей на спину тяжелое инкрустированное седло, поставил ногу в болтающееся стремя, и скрылся с глаз в туче пыли. Техасский Пит всегда носился в водовороте пыли, исключая, разве что, дни, когда лил дождь – тогда он скакал в фонтане грязи.

Сама по себе большая скорость Техасского Пита в столь позднее время не была показателем особой спешки. Также точно он мог бы мчаться на свадьбу, похороны или в гости. Однако всякий, знавший Техасского Пита, догадался бы, что он ужасно спешит. Об этом свидетельствовало то, что он забыл одеть свои овечьей шерсти ковбойские гамаши, основной предмет его гордости. Действительно, Техасский Пит был в большой спешке.

Ведь что мы можем сказать о личности Техасского Пита? Он мог жить без работы и мог жить в двух шагах от голодной смерти. Но были предметы, без которых он не мог обойтись никак. Пара отличных кожаных гамаш, инкрустированный серебром мундштук, тяжелая уздечка, украшенная драгоценными металлами, богато выделанное кожаное седло, «Стетсон» (высокая шляпа с широкими полями), два шестизарядных револьвера с кобурами и портупеями, яркий шелковый шейный платок – все это было ему просто необходимо.

Возможно, его мустанг стоил не более десяти долларов, ботинки были заношенными, а ткань его штанов – предельно истерта, засалена и истрепана, тем не менее, в других отношениях Техасский Пит был воплощением красоты и роскоши. Колесики его инкрустированных серебром мексиканских шпор волочились по земле, когда Пит гулял, и гирьки, свешивающиеся с них, вызванивали веселый аккомпанемент к стуку его мальчишеского сердца.

Техасский Пит галопировал по пыльной дороге в сторону небольшого городка скотоводов, удовлетворявшего простые нужды поселенцев своим магазином, рестораном, китайской прачечной, кузницей, отелем, газетой и пятью барами. Техасский Пит пел:

На милю впереди Пита, другая лошадка прорывалась сквозь пыль к городу. Каштановый иноходец с белой звездой во лбу и с белоснежными задними ногами – Звездочка – гордость бригадирского сердца.

В глубоком седле, уподобившись кентавру, восседал Бригадир.

Город Хендерсвиль – это звучит нежно и приятно ранним вечером. Однако позднее городок начинал жить иной, своей собственной жизнью. В описываемый момент он находился в состоянии частичной летаргии своих пищеварительных функций. Это было время первой вечерней выпивки. Время звона шпор, монет и стаканов.

Внезапно эта идиллия была нарушена явившимися, откуда ни возьмись дикими криками, бешеным топотом лошадиных копыт и троекратным кряканьем шестизарядного револьвера. Гам Смит, шериф, вскочил из-за колоды карт, бросив партию в «фараон», и навострил уши.

Гам держал наиболее прибыльное заведение в Хендерсвиле. Должность шерифа льстила его тщеславию и к тому же укрепила его бизнес. Но она имела и свои недостатки. Непонятно откуда взявшийся шум как раз и был одним из них, и шериф занервничал.

В такие моменты он почти желал, чтобы кто-нибудь другой был шерифом. Но быстрый взгляд на сияющий значок на левом кармане его жилета вернул ему уверенность, и он гневно оглядел посетителей заведения. Шериф глубоко вздохнул: сюда приближалась как минимум дюжина молодых здоровенных ковбоев, чей визит не предвещал ничего доброго.

А на другой стороне улицы, в редакции газеты «Вестник Хендерсвиля», Элиас Хендерс как раз сидел в гостях у ее редактора. Когда выстрелы нарушили вечернюю тишину, двое мужчин выглянули на улицу.

«Парни остаются парнями…» – заметил редактор.

Пуля ударила в оконное стекло. Одним движением редактор загасил лампу, горящую на столе, и оба мужчины с неописуемой быстротой упали на пол, спрятавшись за этим же столом.

– Иногда эти бестии чертовски неосторожны, – заметил Элиас Хендерс.

А по дороге скакал Техасский Пит, напевая:

Неподалеку раздались звуки выстрелов.

Ей-богу, это наш проклятый сукин сын! – воскликнул Техасский Пит. Мужчины, расположившиеся в баре «Приют Гама – Ликеры и сигары», прислушивались к звукам выстрелов с мрачными ухмылками. Мгновеньем позже неподкованные лошадиные копыта застучали по грубым доскам крыльца, двери распахнулись, и Звездочка поднялась на дыбы прямо посреди комнаты, подстрекаемая дикими криками своего всадника, который размахивал над головой дымящимся револьвером.

Балл, бригадир «Заставы Y» мгновенно обвел взглядом комнату. Его серо-стальные глаза остановились на шерифе Смите. Гам, казалось, потерял последние остатки терпения.

– Ты, черт тебя дери, арестован! – запищал он высоким тонким голосом. А затем, обернувшись к мужчинам, сидящим за соседними столами, он показал сначала на одного, затем на второго: – Ты, черт возьми, и ты, черт побери, и ты, черт тебя раздери, – возглашал он, обводя их своим быстро движущимся указательным пальцем, – схватите его сейчас же! Но ни один из них не двинулся со своего места. Смит окончательно вышел из себя. – Схватите его, вы, олухи! Шериф я или не шериф этого вашего штата?! Черт вас всех раздери, к чертям собачьим вашу мать и бабушку!

продекламировал Балл, —

– И я немедленно желаю выпить! – добавил он патетически.

– Ты всецело под арестом! Сейчас же схватите его! – пронзительно визжал Гам.

Балл выстрелил в пол, и пуля вошла на расстоянии шага от Смита. После чего тот мгновенно скрылся под столиком для игры в фараон. Все мужчины засмеялись. Тут Балл обратил свое внимание на бармена и выстрелил в барную стойку. Бармен ухмыльнулся.

– Будь осторожен. Балл, – увещевал он. – Мой доктор советовал мне избегать беспокойства.

Двери вновь распахнулись, и Балл мгновенно развернулся со своим шестизарядным револьвером, готовый достойно встретить новоприбывшего. Но при виде человека, зашедшего в комнату, он опустил свой револьвер. Он мгновенно протрезвел.

– Эх ты, Балл! – сказал Элиас Хендерс. – Опять хулиганишь!

Мгновение двое мужчин молча смотрели друг на друга. Никто не мог сказать, что творилось в их душах. Первым заговорил старик.

– Полагаю, я более не нуждаюсь в твоих услугах, Балл, – а затем, подумав, добавил: разве что простым рабочим возьму тебя, когда протрезвеешь.

Он вышел, и в тот момент, когда он ступил в дорожную пыль, Техасский Пит прошмыгнул мимо него, свесившись со своего мустанга. Балл в этот момент как раз, потехи ради, усаживал свою лошадь возле барной стойки. А сзади него Гам Смит медленно вылезал из-под укрывающего его стола. Когда он увидел, что Балл обращен к нему спиной, хитрость сверкнула в глазах шерифа. Он быстро оглядел комнату и сообразил, что все присутствующие смотрят на Балла. Шерифа никто не замечал. Он вытащил револьвер и направил его в спину экс-бригадира «Заставы Y». Вдруг грянул выстрел, сопровождаемый вспышкой в дверях, и… револьвер шерифа выпал у него из рук. Все глаза обратились в направлении дверей. Там стоял Техасский Пит с дымящимся револьвером.

– Ты, чертов хорек! – воскликнул он, глядя на Гама. – Пойдем, Балл, – продолжал он – Это не место для таких молодцев, как мы с тобой.

Балл поднял Звездочку и медленно выехал наружу, даже не взглянув на шерифа; да лучше он и не мог продемонстрировать свое презрение к этому человеку. Между ними давно пробежала черная кошка. Смит был избран наиболее необузданной частью электората. Балл же во время компании работал на оппозиционного кандидата, поддерживавшегося крупнейшими скотоводами во главе с Элиасом Хендерсом. Какова была бы политическая позиция Балла, не будь он в тот момент бригадиром на ранчо Хендерса, – этот вопрос оставался открытым для избирателей Хендерсвиля. Но факты остаются фактами: он был бригадиром и потому работал на кандидата реформистского лагеря; он не только почти добился успеха в деле его избрания, но еще и столь рьяно поливал грязью противоположную партию, что, казалось, ее шансы равны нулю.

– На следующих выборах шерифом станет Балл, – поговаривали одно время надежные источники, более того, это считалось делом уже решенным, в некотором роде.

Гам Смит подобрал свое оружие и тщательно его исследовал. Пуля Техасского Пита попала в ствол как раз рядом с барабаном. Вид Гама говорил, что он зол на всех присутствующих.

– Я хочу, чтобы вы помнили, кто здесь шериф, – закричал он. – И когда я приказываю вам, то это голос закона, и вы все обязаны меня слушаться!

– Заткнись, Гам! – посоветовал ему кто-то.

Пит же Техасец оседлал своего мустанга и теперь неторопливо ехал на нем стремя в стремя с Баллом, который был сейчас трезв так, как будто он никогда в жизни не брал в рот спиртного.

– Нам повезло, что с ним не было его шайки, – заметил Пит.

Балл пожал плечами, ничего не ответив. Техасец отдался пению:

– А что ты вообще-то делал в городе, Техасец? – спросил Балл.

– Я просто поехал предупредить тебя, что старикан сегодня вечером отправился в город. Кажется, я опоздал, а, парень?

– Да, дружище, ты опоздал, но все равно спасибо. За мной не заржавеет.

– Эх, судьба-индейка!

– А откуда ты знал, дружище, что старикан сегодня вечером собирался в город?

– Я полагаю, все, кроме тебя, знали об этом, Балл.

– Значит, и Колби знал это…

– Полагаю, должен был знать.

Некоторое время они ехали молча, потом техасец прервал тишину.

Когда Балл с Техасцем достигли ранчо, большая часть рабочих уже спала. Лишь Хол Колби ворочался на своей койке и улыбнулся, глядя на Балла, когда тот зажег лампу.

– Хорошо повеселился? – спросил он.

– Старикан был там, – сказал Балл. – И я больше не бригадир.

– Эх, судьба-индейка! – посочувствовал Колби.