Читать книгу Первая гроза - Эдгар Чернов - Страница 3

Беляев порывисто подошёл к двери и подёргал ручку, словно в этом был какой-то смысл. Убедившись, что водитель его запер, парень тяжело вздохнул и снял серый пиджак. Пройдя в гостиную, Сергей бросил его в кресло и сел на диван, стараясь успокоиться. Можно было не задавать вопросы самому себе, поскольку всё и так было понятно. Демидов решил всё за него и перевёз сюда, не спрашивая его мнения. Да и зачем что-то спрашивать, ведь полковник не был идиотом и прекрасно знал, что именно услышит.

Серёжа медленно откинулся на спинку дивана и посмотрел в высокий белый потолок, украшенный потрясающей лепниной. От хрустальной люстры тянулись выпуклые колосья и виноградные ветви, сплетаясь между собой, и вся эта красота была обрамлена в круг.

В голове зазвучали недавние слова Бори. Тот говорил, что на месте Сергея послал бы Демидова.

«Интересно, он правда смог бы так сделать или это просто слова?» – подумал Беляев, продолжая любоваться лепниной.

В шестнадцать лет он тоже считал, что может плюнуть в лицо любому, если нужно, но жизнь, особенно в юности, не раз даёт пощёчины. Она учит, и делает это довольно жестоко. Оказавшись в незавидном и сложном положении, Сергей ещё больше замкнулся, и не смог сделать ничего другого, кроме как в оцепенении наблюдать за происходящим.

«Смалодушничал ли я, не дав жёсткого и принципиального отпора?» – подумал Беляев.

И, всё же, молодой человек понимал, что нет. Он поступил так, как смог, а за это нельзя себя винить.

Раздался гулкий звук, и Сергей вздрогнул, садясь ровно. Оказалось, это затянули свою песнь старинные напольные часы с маятником. Беляев встал и медленно подошёл к ним. Не часы, а настоящая красотища, такую только в музеях выставлять! Тёмно-коричневое дерево с ручной резьбой, изящный циферблат с витиеватыми цифрами, толстый посеребрённый маятник… Сергей залюбовался.

Когда часы пробили последний раз, Беляев прошёл к двойным белым дверям, ведущим в другую комнату. В ней находились дубовые шкафы с книгами, письменный стол и стул на неровных вздутых ножках.

Серёжа погладил дверь и пошёл в коридор, по пути проводя ладонью по чёрному роялю, стоящему в гостиной. Выйдя из комнаты, Беляев подошёл к спальне. Постель была разобрана и смята. Студенту стало душно от нахлынувших воспоминаний. Демидов так и не дал ему поспать. Казалось, спальня до сих пор хранила запах секса, плотные шторы были задёрнуты, а широкая кровать так и манила, обещая сладкий сон. Сергей помнил мягкость её матраса и нежность простыней.

«Неужели я буду здесь жить? Как? Даже представить невозможно», – подумал Серёжа, несмело проходя в комнату.

Он всегда проживал в коммунальной квартире, и привык к шуму, тесноте и общему с соседями быту. Утро неизменно начиналось с того, что Зинаида Тимофеевна, которой на вид было лет сто, устраивала панику: «Кто взял мой сотейник? Куда подевался сотейник?». Все уже давно привыкли к ежедневным поискам и никак не реагировали на старушку, которая каждое утро находила этот самый сотейник в одном из ящиков.

Тётя Маша варила геркулесовую кашу и предлагала её Сергею. Иногда он соглашался – очень уж хорошие, крупные были хлопья, а куски масла и сахар делали из простого блюда настоящую вкуснятину. Тётя Маша была одинокой женщиной сорока пяти лет, и она всё ещё не теряла надежду построить своё женское счастье. Время от времени в коммуналку захаживали мужчины, и тогда Довлатова цвела и пахла, эффектно красилась и убирала волнистые локоны, покрытые лаком, в причёски. Но ни один из ухажёров не оставался на длительный срок. Рекордсменом стал здоровяк, бывший спортсмен Виталик. Он ходил к Маше около трёх месяцев, но предложение руки и сердца так и не сделал. Однажды Галина Ивановна, женщина маленькая, суетливая, любящая посплетничать за чашкой чая, рассказала Беляеву, что в юности у Маши был жених, но он оказался рецидивистом, попал за решётку, а потом был убит сокамерниками.

У Галины Ивановны Полосовой был сын, он вернулся с фронта без одной ноги и был человеком достаточно грубым. Любой небольшой конфликт мог вылиться в настоящую войну, если кто-то случайно задевал Костю, а задеть его было очень просто. Полгода назад умер старожил коммуналки, Тимофей Алексеевич, и вскоре в его комнату переехал Константин, а через месяц он привёл невесту Клаву. Влюблённые должны будут расписаться в конце мая. Клавдия была поваром в детском саду и обожала готовить выпечку, которой потом кормила всех соседей.

Также в коммуналке жил долговязый физик Денис Коваленко, семья Павловых, включающая жену Наталию, мужа Юрия, кота Бориса и пятилетнюю Анечку, ну и, конечно, сам Сергей со своей любимой бабушкой Ксенией Александровной. Это была добрая, милая, интеллигентная женщина, обожающая театры и выставки. На её долю выпало очень много бед, о которых она не любила рассказывать, но Сергей, когда был помладше, то и дело пытался узнать у неё что-нибудь о былых временах.

Ксения Александровна была мудрой женщиной, никогда не дававшей волю тем чувствам и эмоциям, которые считала недостойными, а ещё она всегда говорила внуку: «Ты ничем не хуже прочих. Даже думать не смей». При этом она так хмурила свои идеальные брови, что Серёжа действительно не смел. А ведь повод для того, чтобы считать себя хуже других, у Беляева был – его отец был расстрелян, как «враг народа», в кровавом тридцать восьмом. Почему именно – парень не знал. И чем он старше становился, тем меньше ему хотелось это узнать. Всё больше становилось желание отречься от всех тех ужасов, которые принесла война. После великой Победы, ему, как и другим молодым людям, просто хотелось жить…

Но от прошлого не убежать. Его нужно принять, с ним необходимо подружиться. Когда в жизни Беляева возник Демидов, это прошлое коснулось его своими холодными пальцами. Дмитрий недвусмысленно дал понять, что в курсе не только его «декабристских» посиделок в том самом тайном обществе, он ещё и намекнул, что в курсе судьбы Алексея Стеклова, его родителя. Это был контрольный выстрел.

Получалось, что теперь судьба Сергея во многом зависела от него самого, от его слов и поступков. Жажда жизни была слишком сильна, Беляев не хотел заканчивать её сейчас, в это чудное время всеобщего счастья. Пусть это было горькое счастье, сопровождающееся восстановлением промышленности, экономики, городов, это было счастье народа, общее и заслуженное счастье.

«И что ты мне предлагаешь, Боря? Устроить бунт, убежать на край света и ждать, когда за мной придут? Это полковник НКВД! Ты только вдумайся в эти слова!» – подумал Сергей, садясь на край кровати. Пожалуй, в стране никого не боялись так сильно, до дрожи в коленях и мокрых штанов, как энкавэдэшников. И эхо тридцатых ещё звенело на широких улицах и проспектах.

Храбрецов, которые бы открыто в чём-то обвиняли власть, было немного. А если такие и находились, то столь же быстро исчезали, и их никто и никогда больше не видел. Вести подпольную деятельность было проще, а ещё проще – порицать других и считать, что «А вот я бы…».

Сергей честно признался самому себе, что боится и не хочет разрушить свою жизнь. Смирился ли он со своим положением? Нет. Но и бездумно показывать характер – большая глупость, которая не даст ему свободу, но образует ряд новых проблем. Хотелось убежать от этого дефектного слова «проблемы». Просто пожить. Поэтому он и согласился на эти отношения.

Беляев сам не заметил, как прилёг на кровать, касаясь одной ногой пола. Мысли о собственной тактике и судьбе слишком сильно завладели его разумом.

В последние дни Серёжа часто задавался вопросом: «Почему он, вообще, выбрал именно меня?», но не находил ответа. Для него оставалось бесконечной загадкой всё, что происходило в голове Дмитрия. Беляев видел что-то очень пошлое в настырном желании полковника обладать им, но он не мог позволить себе вопросы, которые вертелись на языке. Было глупо рассчитывать на откровенность со стороны мужчины. Сергей не мог и не хотел ему доверять, потому что страх сидел в груди, и время от времени трепетал.

Серёжа уснул. Ему снилась идеально вымытая улица, асфальт блестит, по нему шумно шагают колонны молодёжи с гвоздиками в руках и с красными платочками на шеях. Все улыбаются, все счастливы, а где-то поодаль гремит военный оркестр.

А потом яркая картинка исчезла, и Беляев увидел высокий белый потолок. Сморгнув, он привстал на локтях и с трудом, но сообразил, что спал. Из глубины квартиры раздалось какое-то шуршание, и Сергей порывисто поднялся. Потирая сонные глаза, он вышел в коридор и, запнувшись о свой чемодан, прошёл на звук, доносящийся из гостиной.

У стола стоял Демидов. Он снял китель и повесил его на спинку стула, после чего посмотрел на Беляева. У мужчины был тяжёлый и пронзительный взгляд, и Сергей, глядя в тёмно-карие глаза, всегда думал, что именно такой взгляд и должен быть у чекиста – наверное, хорошо помогает на допросах.

– Разложи свои вещи. В спальном шкафу правая половина полностью свободна, – сказал Дмитрий спокойным, не несущим никакой угрозы, голосом.

– Вы хотите, чтобы я… тут остался? – неуверенно спросил Сергей, хватаясь за дверной косяк и начиная царапать его пальцем.

– Ты проницателен.

– Но я… я же…

– Что? – Дмитрий неспешно сел за стол и уставился в светлые глаза парня.

– А как же бабушка? – тихо спросил Беляев.

– Ты можешь ей позвонить. И ездить к ней тебе никто не запрещает, – Демидов говорил с Сергеем так, как разговаривают учителя с туповатыми учениками. В голосе звучала почти отеческая терпеливость.

Беляев закусил правую часть верхней губы, продолжая водить пальцем по дверному косяку. Дмитрий какое-то время молча наблюдал за ним, затем указал подбородком на стул напротив.

– Сядь.

Сергей помялся и медленно выполнил приказ.

Он смотрел в тёмные, как южные ночи, глаза полковника, и испытывал смесь страха и стыда. Стоило только вспомнить, что происходило в этой квартире ночью… Впрочем, вспоминать не пришлось, потому что такое просто невозможно забыть. И теперь, находясь в одной комнате с Демидовым, было крайне тяжело не крутить в голове воспоминания о собственном поведении в его кровати.

– Мне нравится твой друг, он благоразумный парень, – с этими словами мужчина достал из кармана свёрнутый на четыре части листок и положил его на стол, не прерывая зрительный контакт со своим юным возлюбленным.

Сергей сглотнул, медленно переводя взгляд на вещь. Он начал понимать, что это за бумажка. Конечно же, сегодняшняя переписка!

«Неужели я её забыл?!» – внутренне ужаснулся Беляев и положил руки на стол, начиная нервно тереть пальцы.

– Юрий Зотов, – продолжал полковник. – Такие друзья, безусловно, нужны. Они удержат от глупостей. Ты ведь не глуп, правда, Серёжа?

Сергей затравленно посмотрел на Дмитрия, пытаясь оторвать заусенец.

– Ты ведь помнишь, кому ты принадлежишь? – стальным голосом поинтересовался Демидов, увеличивая холодный ужас в душе парня.

– П-помню… – тихо отозвался студент.

– Ты должен помнить это каждую минуту, – отчеканил мужчина и убрал руку с листа. – Не губи самого себя и своих близких, Сергей.

Беляев сглотнул. Во рту было сухо и страшно захотелось пить. Если бы он верил в Бога, то начал бы молиться, чтобы Дмитрий не поднял тему ареста его отца.

Демидов несколько минут упивался произведённым эффектом, затем встал и медленно обошёл стол. Встав рядом с Сергеем, он положил грубоватые пальцы на его подбородок и развернул лицом к себе.

– Пока ты ведёшь себя, как подобает хорошему мальчику, тебе нечего бояться, – в глазах полковника мелькнула ревность. – У тебя ни с ней, ни с кем-либо другим ничего никогда не будет. Повтори.

– У меня ничего с ней не будет… – с трудом произнёс Серёжа.

– И ни с кем другим.

– И ни с кем другим…

– Хорошо, – удовлетворённо ухмыльнувшись, Дмитрий отпустил подбородок любовника и провёл подушечкой большого пальца по его сухим губам. – Пить хочешь?

– Хочу, – выдавил Беляев.

– Идём на кухню.

Сергей последовал за мужчиной, слыша только безумное, напоминающее колокольный звон, биение своего сердца. Судорожно выдохнув, он прошёл в просторную кухню и сел за мощный дубовый стол.

– Руки мыл? – спросил Демидов, начиная открывать бумажный пакет, стоящий на столе.

– Нет… Сейчас помою, – растерянно ответил Серёжа и отправился в ванную.

Когда он вернулся на кухню, на столе уже лежали банки с редкими нынче консервами, а также копчёная колбаса, сыр, коробка с пирожными. Для Беляева это были деликатесы, большую часть которых он даже не пробовал. Заметив жадный взгляд парня, Демидов едва заметно ухмыльнулся и, взяв нож, начал делать бутерброды с икрой.

Сперва Сергей ел сдержанно, всё ещё испытывая страшную скованность, но потом разошёлся, и дал волю своему аппетиту, а Дмитрий откровенно любовался студентом. Когда пышный обед подошёл к концу, и Беляев немного опьянел от изобилия вкусностей, Демидов ушёл в гостиную и вернулся с несколькими купюрами в руке.

Он положил их на стол рядом с тарелкой Серёжи и сказал:

– Купи себе одежду. Любую, которая понравится. А сейчас ступай в ванную. Думаю, она здесь покомфортнее, чем в твоей коммуналке.

– Спасибо, – сконфуженно промолвил Беляев и взял деньги только тогда, когда мужчина вышел из кухни.

Через пятнадцать минут Сергей лежал в тёплой воде. Постепенно его тело начало расслабляться, поклонило в сон, а мысли, возникающие в голове, напоминали те пухлые облака, что он видел за окном аудитории. Плывут себе и плывут…

Но вот дверь отворилась, и в душную ванную ворвался порыв прохладного воздуха. Беляев вздрогнул и сел выше, глядя на Демидова. Тот повесил белое полотенце на крючок и посмотрел в раскрасневшееся лицо парня. Карие глаза блеснули.

Сергей задохнулся от этого взгляда, понимая, что за ним последует что-то нехорошее. И оказался прав. Дмитрий сел на край ванны и нежным движением руки убрал со лба Беляева влажные волосы.

– Ты красивый, Серёжа, – сказал он сдержанно и вместе с тем нежно. Улыбнулся углами губ и положил ладонь на влажную грудь Сергея, начиная её поглаживать.

Тот закусил нижнюю губу, поднимая руки из воды и хватаясь пальцами за бортики ванны. На Демидове были форменные галифе и белая майка. Обычно расчёсанные по уставу волосы слегка растрепались, придавая мужчине несколько небрежный вид. Дмитрий потёр подушечкой большого пальца правый нежно-розовый сосок Серёжи, заставляя того тихо застонать.

Слегка улыбнувшись, мужчина повёл рукой ниже, оглаживая под водой живот Беляева. Студент содрогнулся всем телом, становясь оголённым нервом. Демидов обхватил член парня и начал медленно подрачивать его. Сергей слегка заёрзал, балдея от ощущений и облизывая вновь пересохшие губы. Дышать стало тяжело, а духота ванны окончательно забирала воздух.

Неожиданно ласка прервалась. Демидов вытащил пробку из слива ванны и начал поглаживать влажное тело парня обеими ладонями, делая это неспешно, с упоением. Серёжа стонал, ощущая, что от всего этого член уже стоит колом и требует разрядки.

«Какой позор! Я хочу…», – пристыжено подумал Беляев, судорожно сжимая борты ванны и прогибаясь в груди навстречу крепким ладоням.

Тем временем воды стало заметно меньше, и Дмитрий, сжав член Сергея у основания, наклонился, обдал его горячим дыханием, и облизал головку. Такого ещё не было… Беляев чуть не заорал от остроты ощущений. Ахнув, он во все глаза смотрел на Демидова.

Мужчина ухмыльнулся, наслаждаясь реакцией Сергея, и вобрал головку в рот, после чего мягко сжал яички парня. Серёжа уронил руки в ванну и громко застонал, полностью забывая о стыде. Тело зажило своей жизнью, сходя с ума от действий Дмитрия.

Тот, держа член у основания, начал двигать головой, уверенно отсасывая Беляеву. Серёжа то приподнимал голову, то ронял её, ударяясь шеей о чугунный борт, и поскольку это было больно, пришлось перестать ею болтать. Вместо этого Сергей положил ладонь на чёрные волосы полковника и несильно сжал их между пальцами. Даже в такой момент он не мог позволить себе дерзости в отношении этого человека. Язык ласкал член, рот был слишком горяч, и Сергей забыл о том, кто он и где находится. Всё перестало иметь значение. Беляев начал двигать бёдрами, но Демидов с силой сжал его бок, не давая двигаться, полностью контролируя происходящее. Дмитрий всё плотнее сжимал губы, упиваясь сладкими стонами студента.

Тому было так хорошо, что долго ждать разрядки не пришлось. Прогнувшись в груди, Сергей, находясь в преддверии оргазма, вскрикнул и протяжно застонал. Демидов выпустил член изо рта за пять секунд до того, как Серёжа начал кончать, разбрызгивая сперму. Дмитрий сдержанно улыбался, рассматривая разгорячённого, раскрасневшегося, кончающего Беляева. Когда тот выплеснул последнюю каплю и обмяк, Демидов, в глазах которого кипела горячая страсть, наклонился к парню и, нежно перебирая его влажные пряди, увлёк Серёжу в сладкий поцелуй. После оргазма тот мало что понимал, и Дмитрий просто ласкал его податливый тёплый язык своим. Он делал это нежно и не спеша, смакуя, как хорошее вино.

Нехотя отстранившись от парня, Демидов включил душ и аккуратно смыл с живота и бёдер студента сперму. После чего, встав, он наклонился и взял Сергея на руки. Отмечая приятную тяжесть его тела, Дмитрий понёс любимого в комнату, а тот, причмокнув губами, обнял мужчину за шею.