Читать книгу Любовь и Вера - Эдгар Крейс - Страница 5

Город встретил прибывших с поездом людей шумом транспорта и гамом огромной толпы, безразлично пронзающих друг друга своими бесконечными потоками, идущими во всех направлениях. Савелий стоял на просторной площади и беспомощно оглядывался по сторонам, пытаясь понять: куда идти дальше. Подбегали «бомбилы», предлагали мгновенно доставить потенциального клиента в любую точку города, но старик всем отказывал и всё спрашивал про 346 маршрут. Наконец ему удалось узнать: где находится остановка городского транспорта, и через полтора часа Савелий заходил в подъезд дома, где он уже не был долгих десять лет. Пятый этаж, дверь налево. Даже облупленная краска на стенах, казалась, за это время не поменялась. Савелий протянул руку к старой кнопке звонка и, немного подождав, нажал на неё. За закрытой дверью раздалась трель звонка. Долгая тишина в квартире заставила старика немного поволноваться, но затем: послышались лёгкие шаги и защелкал замок. Дверь приоткрылась, и на пороге показалась маленькая голова девочки, а потом в приоткрытую щель протиснулась, и она сама, прижимая к груди почти что в свой рост, старого мишку, с полуоторванной, беспомощно висящей лапой.

– Мамы дома нету! – пропищала малышка, высоко задирая голову и округлив, и без того круглые, на пол-лица голубые глаза.

– Тебя как зовут, сокровище? – сказал, присев на корточки, Савелий.

– Меня совут Мася, – важно произнесла девчушка, и посмотрела на сидящую рядом со стариком рыжую собаку.

– А меня зовут дед Савелий, а это мой пёс Феликс. Я твой дедушка и приехал из деревни, чтобы посмотреть на свою внучку, то есть на тебя. и узнать, как живёт моя дочка, то есть твоя мама.

– Мне мама говолит, сто тсусих в дом пускать нелься! – серьёзным тоном произнесла малышка.

– А какой же я тебе чужой, я ведь твой дедушка, а значит – самый, что ни на есть родной, а Феликс будет нас охранять от чужих! – гладя ребёнка по пушистым, белым волосам ласково произнёс Савелий.

– Ну, если ты всаплавду лодной дедуска, а Феликс будет нас охланять, тогда плоходи. Иглаться будем, – сказала девочка, взяла Савелия за руку и повела в квартиру.

– А мосет ты сай пить будес? – вдруг резко остановившись, спросила юная хозяйка.

– Со своей внучкой я никогда не откажусь от кружки чаю, – заулыбался старик.

– Ну, тогда пасли снасала на кухню, – приняв важный вид, пригласила девчушка. – И луки не сабуть памыть!

Маша провела деда на кухню, усадила за стол и направилась к электрочайнику на разделочном столе. Привстав на цыпочки, она нажала на кнопку, и с важным видом забралась на стул, напротив деда. Поставила локти на стол, подпёрла подбородок двумя ладошками и стала внимательно смотреть на Савелия.

– А ти плавда мой настоясий дедуска? – после некоторого раздумья спросила Маша, косясь на собаку под столом.

– Правда, вот придёт мама и тебе скажет, что ты молодец, дедушку чаем напоила. А ты Феликса не бойся, он своих не кусает.

– А я и не боюсь. Давай сай пить. Мама всегда гостей саем поит и я, когда выласту, тосе буду саем гостей поить.

– А, по—моему, у нас чайник уже кипит, – хитро улыбаясь, произнёс Савелий.

– Ой, – взвизгнула девчушка и клубочком скатилась с табуретки.

– Я тебе помогу, – сказал Савелий.

– А ты умеес? – недоверчиво покосилась на деда, Маша.

– Конечно умею, дедушка живёт в деревне один, и должен уметь делать всё. Правда, внучка? – спросил Савелий и взял девочку на руки, чтобы ей было виднее.

– Ты плавда, мой дедуска и сивёс один? – громко зашептала девчушка на ухо Савелия и крепко обняла его за шею. – Посему ты никогда ко мне не приессал? У меня еще никогда не было такого дедуски!

Савелий уже допивал чай и заканчивал рассказывать очередную сказку внучке, когда замок в прихожей щелкнул и открылась входная дверь.

– Маша, ты где? – раздался из коридора женский голос.

– Мама плисла! – радостно закричала девчушка и соскочила со стула.

– Ну, как ты здесь одна поживала?

– Холошо посивала, мама. А к нам дедуска плиехал, из деревни, вместе с Феликсом, – радостно загомонила девчушка и схватив маму за руку, потянула на кухню.

– Что ты такое говоришь? Дедушка живёт далеко в деревне, и он не может ходить, у него ножки больные. Как же он может к нам приехать?

– Нет, мама. Никакие у него носьки не больные, он сам усе ходит. Вот сама смотли? – уверенно произнесла девочка и указала на поднявшегося из-за стола Савелия.

Дочь и отец долго смотрели друг на друга, а девчушка, задрав голову, поочередно глядела на застывших взрослых.

– Ну, здравствуй, дочь, – наконец произнёс Савелий и обнял Сашу.

– А ты разве уже ходишь? – вместо приветствия спросила дочь. – Наверное, целую прорву кредиток отдал за своё лечение, вместо того, чтобы нам с дочкой помочь, – укоризненно глядя на отца, произнесла Саша.

– Как видишь, я теперь могу обходится и без костылей— отстранившись, радостно ответил Савелий и даже слегка присел, выкидывая вперёд левую ногу, показывая свои возможности, – Могу для вас и сплясать!

– Тебя теперь на бальные танцы записывать можно, а нам с Машей на еду еле—еле хватает, – горько усмехнулась Саша.

– Да не до танцев мне, дочка, я вам помочь приехал! – с обидой в голосе произнёс Савелий.

– Чем же ты, нищий деревенщина, нам можешь помочь? Ещё и своего шелудивого пса приволок. Нам и без него – есть нечего!

– Ну, Феликс много не ест, – сказал Савелий и посмотрел на видневшуюся из-под стола смущённую мордочку пса.

– Лучше бы ты сидел в своей деревне, если помочь нам не можешь, – горестно отмахнулась от отца дочь.

– Ты у врача с дочкой давно была?

– Маша, сходи поиграй, нам с твоим дедушкой поговорить надо, – обратилась Саша к дочке, сидящей на полу в обнимку с псом.

Плотно закрыв дверь кухни, за убежавшей вместе с собакой девочкой, она продолжила укорять отца:

– А ты меня вначале спроси: есть ли у нас на что лечить Машу? Ты вот себе ноги вылечил, а о нас ты подумал? Не догадался спросить, а может нам с Машей тоже деньги нужны?

– Ты же мне сама наказала: чтобы я не лез в твою городскую жизнь, потому что тебе стыдно перед мужем и его семьёй за нищего отца—отшельника, живущего в деревне, а поэтому, ты сама оборвала со мной все отношения и долго не давала о себе знать. Я даже понятия не имел, что ты сейчас живёшь одна и тебе действительно очень тяжело! – пытался оправдываться Савелий.

– Мог и сам приехать, чтобы узнать, как мы в городе живём с Машей, – обиженно произнесла дочь и прикусила губу.

– Я ничего не знал о существовании Маши. За десять лет ни одного сообщения от тебя, да и не мог я из деревни до сего дня уехать, – осторожно ответил Савелий и посмотрел на свои ноги.

– Взгляните на него – не мог из деревни уехать! Да все люди давно уже в городах живут. В твоих деревнях теперь ничего и никого, кроме разрушенных домов и горстки таких же ненормальных как ты стариков и не осталось, – снова завелась Саша. – Разве это трудно понять: не нужна больше городу деревня, потому что она берёт больше, чем может дать. Невыгодно это государству. Мы в городе сами сумели создать производство синтетических продуктов питания и теперь их хватает на всех, у нас нет голодающих и мы прекрасно обходимся без твоей деревни. Да, наши продукты может ещё не совсем совершенны, но правительство страны обещает, что наши учёные будут работать над улучшением их качества. Ну, скажи, что теперь может такого особенного дать городу деревня, чего мы не можем произвести сами?

– Как, это: что может дать деревня? Человек ведь от земли произошёл, она его во все века кормила. Зачем от нее удаляться? Нельзя терять связь с природой, надо жить её жизнью, чувствовать её потребности, работать на земле и тогда только человек сможет остаться человеком, – горячо пытался доказывать свой взгляд на жизнь Савелий.

– Кому это надо – работать на земле? Сейчас все продукты производятся в городе и по вкусу они намного лучше ваших деревенских продуктов, да и, к тому же, значительно дешевле. А при моей зарплате – это крайне важно! – фыркнула Саша.

– Но ты же родилась в деревне, и помнишь вкус только что надоенного коровьего молока, помнишь вкус свежеиспечённого в настоящей печи хлеба? – отец всё не оставлял надежду достучаться до сознания дочери.

– Ха, воняющего навозом и усеянного мухами молока. Попробуй нашего, заводского. Оно малиной пахнет! Дети просто обожают новые продукты питания! – победно глядя на отца, сказала Саша. – Вас-то и осталось таких как ты на всю страну от силы три—четыре человека.

– А ты, вкус настоящей малины, помнишь? Помнишь, как мы с тобой ходили за ней в лес? Тебе же пять лет было, когда это проклятое постановление о закрытии сельского хозяйства вышло, – с болью в сердце произнёс Савелий.

– Помню, как надо было накормить своей кровью тысячу комаров, чтобы собрать лукошко малины. Но пойми же ты, упёртый человек – не выгодно для нашего государства держать сельхозпроизводство, когда все продукты можно получить на заводах искусственным путём и значительно дешевле. У нас есть всё: и молоко, и хлеб, и мясо. Всё! А что деревня? Мы же постоянно держали деревню на плаву – дотациями, и что взамен?! Каждый год одно и тоже – «дайте денег!», – старалась доказать преимущества нового образа жизни Саша.

– Но вы же удаляетесь от природы. Вы становитесь чуждыми естеству природы существами! Разве вы не видите, что в вас гаснет человеческое свечение! Вы теряете дарованный вам кусочек святости? Вы понимаете, что вы удаляетесь от природы и вы потихоньку перестаёте быть людьми? Вам не страшно становиться не людьми, а «существами», или вы просто об этом не задумываетесь? – теряя надежду быть понятым, произнёс Савелий.

– Какое ещё свечение? Какая святость? Опять твои дурацкие теории. Бред сумасшедшего, выжившего из ума старика! На что жить собираешься, проповедник старой жизни? – усмехнулась дочь.

– Я об этом ещё не думал, – тихо ответил Савелий.

– Ну, так подумай, святой человек! – повысила голос Саша.

– Вот вылечу внучку, тогда и подумаю о себе, – уверенно и твёрдо сказал старик.

– Не смей прикасаться к Маше! Сам не умеешь жить и другим не даёшь! Ладно, я сегодня добрая, можешь пожить у нас неделю, но, если не найдёшь за это время работу – убирайся обратно к себе в деревню! – отрезала дочь.

– Хорошо, как скажешь, только ты не видишь, что делает синтетическая пища Машенькой, – еле слышно ответил Савелий, опускаясь на старую, потрёпанную табуретку.

Не известно сколько он на пару с Феликсом так просидел на кухне, но только вывел его из задумчивости вкрадчивый голос внучки:

– Деда, давай Феликса поколмим и пойдём иглать, мне одной осень скусно, – жалобно произнесла Маша.

Недолго думая, малышка залезла в шкаф, достала колбасу, отрезала кусочек и бросила Феликсу. Пёс заинтересовался, приподнял мордочку, понюхал колбасу и… разочарованно отвернулся.

– Не хосет? – удивлённо спросила девочка.

– Нет, это он вашу синтетику не ест! – ответил дед и полез в свою сумку.

– А сто ты ему будесь давать? – заинтересованно спросила Маша.

– Копчёное мясо. Его бы в холодильник, – задумчиво произнёс Савелий, – а у вас, их уже не производят: не нужны они теперь вам. Ведь ваши синтетические продукты и без холодильника не портятся, и храните вы их в обыкновенных шкафах. Ладно, некоторое время потерпит моя копчёность и без холодильника. Хорошо, что прокоптил мясо покрепче, да и посолил его неплохо.

– А сто такое холодильник, деда? – подняла на Савелия огромные, голубые глаза Маша.

– Ну, как тебе объяснить. Это такой большой шкаф, но внутри у него очень холодно. Можно даже лёд в нём делать, – ответил Савелий.

– Здолово, вот би мне такой холодильник. Я бы сосулек много—много понаделала, – мечтательно протянула Маша. – Все лебята в насем дволе обзавидовались би и плосили би добавку!

– Дай, вот этот кусочек мяса, Феликсу и пойдём поиграем, покажешь деду, где твои игрушки находятся!

Маша кинула псу кусочек мяса. Феликс налету его поймал и с громким щелчком проглотил – и вновь умоляюще поглядел на девочку.

– Есё хосет кусать! – обрадовалась Маша.

– Ну, дай ему ещё вот этот кусочек и на сегодня с него хватит, – сказал Савелий, и протянул внучке солидный кусок копчёного мяса.

Девочка бросила псу угощение, и он снова с громким чавканьем его проглотил, даже не пережёвывая. Затем вопросительно посмотрел на Машу, перевел взгляд на Савелия и поняв, что на сегодня это всё – снова улёгся на пол, под столом.

Савелий с Машей отправились в детскую комнату, где безраздельно хозяйничала внучка. Наигравшись вдоволь, и не забыв за игрой полечить полуоторванную лапу плюшевому мишке, они отправились спать. Девочка легла на свою кроватку, а Савелий пристроился рядом с внучкой, на тонком матрасе, прямо на полу. Устроившись поудобнее, они принялись рассказывать друг другу разные истории, да так незаметно для себя вскоре и уснули. Караулить их сон остался, сидя на прикроватной тумбочке, большущий медведь, теперь уже, с пришитой на своё место лапой.

– Доблое утло, деда, – протирая заспанные глаза, произнесла внучка, заглядывая на кухню. – Ты сто, уже не спис? А сто ты там такое делаес?

– Доброе утро, внучка. А дед решил тебе кашу сварить. Знаешь, что это такое? – ответил Савелий, размеренно помешивая ароматное варево и одним глазом наблюдая, как у внучки округляются глаза.

– Касу валить? А засем её валить? Она же в колобоске уже готовая в магазине плодаётся. Откдывай колобоску и кусай сколько захосес и совсем её не надо валить, она тогда только сполтится!

– То это ваша каша – городская, синтетическая испортится, если её варить, а у деда самая, что ни на есть настоящая каша. Сам пшено выращивал, зёрнышко к зернышку отбирал. Самое лучшее вам привёз! – объяснил Савелий.

– Как это выласивал? Засем выласивал? Где это, выласивал? Покажес? – загомонила удивлённая Маша.

– Конечно покажу, если только ты ко мне в деревню приедешь, – ответил Савелий, накладывая кашу по тарелкам. – Беги скорее умойся и приходи обратно, сейчас кушать будем.

– Холосо деда, я осень быстло, – сказала Маша и умчалась в ванную, громко шлёпая по полу квартиры босыми ногами.

Пока внучка умывалась, Савелий достал из сумки хлеб и копчености. Нарезал на тарелку ломтиками, заварил из сушёной прошлогодней малины чай, и прибавил к этому – небольшую баночку варенья. Когда внучка вернулась – стол был накрыт необычными яствами, которые источали дивные ароматы на всю квартиру. Взобравшись на свой высокий табурет, Маша взяла ложку, и осторожно зачерпнула немного каши, внимательно поглядела на содержимое ложки и отправила кашу в рот. Огромные голубые внучкины глаза, снова удивленно округлились, а глаза деда наоборот – от удовольствия сощурились и стали узкими-узкими. Девчушка зачерпнула ещё ложку каши и съела, но… тут её лицо стало менять свой оттенок. Розовый цвет детского личика стал понемногу меняться на синюшный. Машенька беспомощно перевела взгляд на деда, открыла рот, но – не смогла произнести ни слова. Горло распухало и сжимало гортань, девочка стала задыхаться. Савелий, увлекшийся процессом кормления внучки, упустил из виду происходящие внутренние изменения в организме ребёнка.

– Что здесь происходит?! – с порога кухни закричала мать девочки. – Ты чем кормишь ребёнка, старый дурак?!

– Пшённой кашей, с деревни, – машинально ответил Савелий.

– Ты что, с ума сошёл! Не знаешь, что городские дети не могут есть натуральные продукты! Меня бы спросил, прежде чем давать ребёнку свою гадость! – продолжала кричать Саша и подхватив девочку, стала расстёгивать верхнюю пуговку платья. Что расселся, окно скорей открывай!

Савелий мгновенно подскочил со стула и бросился к окну, открыл его настежь и виновато посмотрел на свою дочь. Неожиданность, с которой его собственной внучке стало плохо от самых обыкновенных, естественных продуктов выбила его из колеи, и сделала совершенно беспомощным.

– Скорее принеси из коридора мою сумку! У меня там всегда с собой есть капсулы от аллергии! – крикнула дочь.

Дед убежал в коридор и вскоре вернулся с сумкой и протянул её дочери. Саша одной рукой держала на коленях ребенка, а другой, стала лихорадочно копаться по объёмным отделениям сумки. Дурная привычка сваливать в неё все вещи в одну кучу: не давала быстро найти, так необходимое сейчас дочке лекарство. Саша от волнения покрылась красными пятнами. Она нервно перевернула сумку на стол и стала её отчаянно трясти. Вещи с грохотом посыпались наружу, часть из них не удержалась на столешнице и немного попрыгав по ней, попадали на пол. Слёзы от беспомощности стали наворачиваться на глаза Саши, и от этого она теперь не могла разглядеть капсулы от аллергии. Савелий, наконец-то, пришёл в себя и увидел хворь внучки во всей её неприглядной красоте. Болезнь, подобно ядовитой змее, опутала хрупкое тельце девочки и вгрызалась в самое её сердце, готовясь выпустить в него свой яд. Савелий физически ощутил, как болезнь покосилась на него и прошипела: «Не трожь! Моя добыча!».

– Дай мне внучку, – резко и твёрдо произнёс Савелий.

– Лучше посмотри ещё капсулы, они, наверное, закатились под стол, – оторвав взгляд от лица дочери, неуверенно ответила Саша.

– Дай мне ребёнка! Ты теряешь время! Скоро ей никто уже не сможет помочь! – решительно повторил свою просьбу Савелий, протягивая к внучке худые, жилистые руки.

Саша, растерянно поглядела на отца и, не говоря ни слова, передала ему девочку. Старик резким движением сбросил посуду с едой со стола на пол, осторожно взял внучку на руки, положил её на стол – и внимательно посмотрел на ребёнка. Глаза девочки подкатились и стали видны только одни белки, пульс становилось нитевидным, а дыхание прерывистым; явственно ощущалось, что вот—вот этот последний признак жизни замрёт. Маленькое, хрупкое тельце девочки, лежащее на большом, белом столе, казалось, что уменьшалось в своих размерах. Савелий поднял глаза к потолку, поклонился чему-то ему одному только ведомому, и направил обе ладони на уходящего из жизни ребёнка.

Саша с ужасом глядела на разворачивающиеся на её глазах действо. Сознание инстинктивно отказывалось воспринимать реальность происходящего, хотелось кричать от беспомощности, но горло железными кольцами сжимал страх потерять единственную дочь. Она посмотрела на отца, и ей, почему-то, показалось, что её тщедушный, маленький старик стал ежесекундно расти и увеличиваться в размерах. Саше показалось, что ещё немного – и Савелий своим могучим ростом с лёгкостью разорвет их малогабаритную кухню на части. Достигнув потолка, старик выдохнул воздух. и его ладони начали светиться, интенсивность света быстро нарастала – и наконец яркая вспышка осветила всю кухню, ударив нестерпимым сетом по глазам матери Машеньки. Саша инстинктивно зажмурилась и прикрыла ладонями глаза. Когда она отвела от лица руки и открыла глаза, Савелий, всё такой же маленький и сухонький, суетился около, лежащей на столе внучки. Старик старался приподнять ей голову и что-то ласково нашёптывал на ушко. Маша лежала с широко открытыми глаза и мягким, любящим взглядом смотрела на деда и улыбалась, а он не мог оторвать глаз от внучки и всё время осторожно гладил её по пушистым, белым волосам. Саша тряхнула головой, отгоняя жуткое наваждение. «Померещится же такое! Совсем вымоталась я на своей работе, нервы уже ни к чёрту не годятся!», – подумала Саша.

– Ну вот, теперь всё плохое уже позади, – выпрямившись тихо произнёс Савелий.

– Слава, богу, пронесло – вовремя окно открыли! – громко выдохнув воздух, произнесла мать девочки. – Ещё бы немного и задохнулся бы ребёнок. И всё из—за тебя, старой бестолочи! Сидел бы в своей деревне – нам бы только легче было!

– Не говоли так на моего дедуску! Он холосий! – неожиданно заступилась за Савелия внучка.

– А ты молчи! Много понимаешь! Радуйся, что я догадалась вовремя окно открыть, а всё из—за твоего деда, все беды в нашей жизни из—за него! – резко ответила мать.

– И всё лавно я его люблю! Поняла! – не менее резко ответила девочка.

– Ты посмотри на неё: ещё только минуту назад умирала, а уже матери перечит! Скажи мне спасибо, что жива осталась! А тебе, дед, устройство на работу пока ещё никто не отменял. Иди ищи, и пока не найдешь – не смей возвращаться, хотя бы внучке на врача заработаешь, хоть какой-то от тебя толк, наконец, в доме будет, – уже обращаясь к Савелию, сказала дочь.

– Хорошо, Саша. Ты только так не волнуйся больше, пожалуйста, за Машу, ей теперь уже никакие врачи больше не понадобятся, – тихо ответил Савелий.

– Много ты понимаешь в лечении! Иди лучше ищи работу. Мне из—за тебя с Машей сегодня придётся целый день дома сидеть. А кто мне за простой платить будет? Ещё и уволить могут! Все убытки из—за тебя. Не стой истуканом, иди!

– А как работу у вас в городе ищут? – спросил Савелий.

– Как, как? Через городскую информационную службу, а как иначе? Из дому выйдешь и налево, в конце Новоправдинской улицы увидишь прозрачное здание, «стекляшку», короче говоря – это и будет городской информаторий, мимо него не пройдёшь.

Савелий накинул на себя свой старый, но чистый пиджак, немного потоптался на пороге кухни, ожидая от дочери чего-то ещё, но она так и осталась сидеть на табуретке спиной к старику. Пожав плечами, Савелий подмигнул, теперь уже уверенно сидящей на столе, посреди недавнего погрома, внучке, и получив от неё ответное весёлое подмигивание, со спокойным сердцем подошёл на выход. Феликс уже ждал своего хозяина у двери. Савелий нагнулся, потрепал пса по холке, немного подумал и строго произнёс: «Сегодня у тебя будет важное поручение – охранять мою внучку. Следи, чтобы у неё, без меня, всё было хорошо, а я пойду в город, очень важные дела мне нужно сделать. Понял?». Пёс в ответ открыл пасть, что-то неразборчиво пробурчал и вытянулся возле порога, повернув голову в сторону кухни. «Вижу, что понял меня», – довольно заключил Савелий, переступил через Феликса и вышел за порог.