Читать книгу Дети железной дороги - Эдит Несбит - Страница 4

– Ну до чего же весело! – воскликнула мама, пытаясь нашарить во тьме на столе коробок со спичками. – Насчет крыс я совершенно не верю, а вот бедные мышки очень, наверное, нас испугались!

Она чиркнула спичкой. Свеча загорелась. Неровно мерцающее ее пламя выхватило из мрака тесно сбившихся в кучку детей.

– Вы давно ведь мечтали о каком-нибудь необычном событии, – с прежней бодростью продолжала мама. – Вот оно и случилось. Чем вам не приключение? Но миссис Вайни должна была по моей просьбе купить нам хлеба, мяса и всякой разной другой еды и приготовить нам ужин. Подозреваю, она накрыла его в столовой. Пойдемте посмотрим.

В столовой, куда привела их дверь прямо из кухни, оказалось при свете единственной их свечи гораздо сумрачнее, чем там. Кухня ведь целиком была выкрашена белилами, а здесь по стенам от пола до потолка тянулись панели из темного дерева, да и вдоль потолка шли массивные черные балки. Здесь царил совершеннейший хаос, и им пришлось пробираться сквозь лабиринт мебели и других предметов из их комнаты для завтраков. Комнаты для завтраков в их прежнем доме, в котором, как им казалось теперь, они жили очень-очень давно, и время это ушло от них далеко-далеко. В столовой нашлись и стол, и стулья, но не нашлось и намека на ужин. Ужин определенно отсутствовал.

– Давайте поищем его в других комнатах, – предложила мама, и они пошли искать.

В каждой комнате наблюдался такой же хаос из мебели вперемежку с каминными принадлежностями и посудой. И пол был устлан самыми разнообразными вещами. Еды, однако, не наблюдалось нигде. Даже в кладовке они обнаружили только пустую жестянку из-под пирога да тарелку с остатками белой сахарной пудры.

– Мерзкая старушенция! – в сердцах воскликнула мама. – Как ей только не стыдно уйти с моими деньгами, ничего не купив нам поесть!

– Значит, у нас вообще сегодня не будет никакого ужина? – охватило отчаяние Филлис, и, попятившись, она наступила на мыльницу, которая тут же с жалобным хрустом треснула.

– Почему это? Будет, – заверила мама. – Только для этого нам придется вскрыть ящик, который убрали в подвал. Фил, умоляю тебя, когда идешь, смотри под ноги. А ты, Питер, держи свечу.

Вернувшись на кухню, они отворили дверь в подвал. За ней оказались пять деревянных ступенек, ведущих вниз. Собственно, это был не совсем подвал, а скорей углубление. Спустившись вниз и задрав вверх голову, вы видели все тот же кухонный потолок, а под ним – перекладину, на которую подвешивался бекон. В самом же подвале хранились уголь, дрова и стояли большие ящики, вывезенные из прежнего дома.

Питер держал свечу, мама пыталась вскрыть ящик, но крышка его была слишком крепко прибита гвоздями.

– А где молоток? – спросил Питер.

– Боюсь, он именно в этом ящике и лежит, – вздохнула мама. – Зато здесь стоят кочерга и угольная лопата.

Именно этими инструментами она и пыталась отодрать крышку от ящика.

– Дай-ка я, – не выдержал Питер, предполагая, что лучше справится с этой задачей.

А разве всем остальным в этом мире не кажется, что у них выйдет лучше, когда они видят, как кто-то никак не может разжечь огонь, или вскрыть непокорный ящик, или распутать узлы на веревке!

– Мама, дай я, – следом за братом сказала Роберта. – Иначе ты повредишь себе руки.

– Жалко, что папы здесь нет, – не смолчала и Филлис. – Он бы в два счета это открыл. Бобби, зачем ты меня пинаешь?

– Тебе показалось, – сказала неправду Роберта.

Тут первый из длинных гвоздей с треском вылез из крышки, и дело пошло на лад. Сперва поднялась одна планка, затем – вторая, и вот все четыре уже встали дыбом, ощерившись остриями длинных гвоздей, сиявших под светом свечи, как зубы какого-нибудь чудовища.

– Ура! – победоносно провозгласила мама. – А вот и свечи! – заглянув в недра ящика, обрадовалась она. – Ох, как же они нам нужны сейчас! Зажгите их, девочки, а потом разыщите блюдца. В каждое нужно накапать воска и прилепить свечи к донышкам.

– А сколько их надо зажечь? – спросила Роберта.

– Да сколько хотите, – откликнулась весело мама. – Самое главное, нам сейчас быть жизнерадостными, а в темноте это могут лишь совы да мыши.

Девочкам очень хотелось скорее стать жизнерадостными, и они начали зажигать свечи. Раскаленная головка первой же спички прижгла Филлис палец. Роберта, однако, ее заверила, что это попросту пустяковый ожог, а если она считает, что ей очень больно, то ей полезно бы вспомнить о муках несчастных людей, которых во времена инквизиции сжигали заживо на кострах.

Когда столовая озарилась светом четырнадцати свечей, Роберта принесла из подвала дрова и уголь, и вскоре в камине ее стараниями весело затрещал огонь.

– Сегодня для конца мая выдался необычайно холодный день, – с солидным видом проговорила она, чувствуя, что произносит по-настоящему взрослую фразу.

Пламя свечей и огонь в камине совершенно преобразили столовую, и дети вдруг увидали, что стены ее обшиты не просто деревом. По всей поверхности панелей были разбросаны изящно вырезанные веночки и вензеля.

Девочки быстренько навели порядок. Стулья выстроились теперь вдоль стены, а разбросанные по всему полу вещи были собраны в угол и заставлены широким кожаным креслом, в котором папа любил отдыхать после обеда.

– Браво! – появилась в столовой мама с подносом в руках, уставленным самой разнообразной снедью. – У нас просто с вами чудо-столовая! Сейчас только скатерть достану и…

Она лежала в коробке с настоящим замком, который не требовал применения кочерги и лопаты, поэтому ею моментально покрыли стол, а на нее была выложена масса вкусной еды.

Все они страшно устали за весь этот день, однако при виде разнообразного и забавного ужина мигом приободрились. Чего только не было на столе! Печенье «Мария» и домашнее печенье. Сардины. Консервированный имбирь. Изюм. Цукаты из апельсиновых корок. И джем.

– Удачно, что тетя Эмма запаковала все, что еще оставалось в нашей кладовке.

– Фил, не вздумай класть ложку из джема в сардины.

– Да, мама, конечно, не буду, – ответила та, бухнув ложку с остатками джема в вазочку, где лежало печенье «Мария».

– Нам надо поднять бокалы за тетю Эмму, – вдруг призвала всех Роберта. – Что бы мы сейчас делали, не упакуй она всю эту замечательную еду для нас. За здоровье тети Эммы!

И они пригубили в ее честь имбирное вино пополам с водой, которое, так как бокалы еще не нашлись, было разлито по чашкам с ивовым рисунком.

Все дети разом почувствовали, что отнеслись к тете Эмме не совсем справедливо. Жить с ней было, конечно, не столь уютно, как с мамой, и такой добротой, как мама, тетя не обладала, но вот ведь сообразила же, что надо упаковать для них всю оставшуюся еду.

И еще она просушила им все белье, и теперь его можно было сразу же постелить на кровати, собранные людьми, которые привезли их сюда. И именно так они и сделали после ужина.

– Спокойной ночи, цыплята, – сказала мама. – Уверена, никаких крыс здесь нет, но все-таки оставляю дверь в свою спальню открытой. Если появится мышка, вам стоит только мне крикнуть, и я моментально приду и выскажу ей без обиняков все, что думаю.

С этим она удалилась к себе. Дети почти моментально уснули, однако Роберту через какое-то время разбудил бой маленьких походных часов, который всегда ей казался похожим на звук церковного колокола, если его услышать очень издалека. Было два часа ночи, но мама еще не спала, а тихо ходила по своей комнате.

Рано утром Роберта начала дергать Филлис за волосы. Делала она это достаточно нежно, но очень настойчиво и не оставляла своего занятия, пока сестра не проснулась.

– В чем дело? – пробормотала она, еще ничего не соображая спросонья.

– Ну-ка, скорей поднимайся, – распорядилась Роберта. – Ты разве не помнишь? Мы в новом доме, и никаких слуг у нас больше нет. Вставай, и займемся вместе делами. Нам надо тихо, как мышкам, прокрасться вниз, чтобы не разбудить маму. Пока она спит, приготовим завтрак. Проснется, а все на столе. Питера я разбудила, и он уже одевается.

Девочки совершенно бесшумно и быстро оделись. Воды у них в комнате не было. Умываться пришлось на улице под очень забавным краном, в который ручкой накачивалась вода. Один качал ее, другой мылся. Сопровождалось это большим количеством брызг, зато было весело.

– Куда веселее, чем умываться в ванной, – сказала Роберта. – Как же красиво блестят сорняки меж камней! А на крыше здесь мох. Ой, и еще цветы!

Скат тростниковой крыши, над кухней спускавшийся круто вниз почти до земли, густо порос мхом, над которым пышно взошли травы, заячья капуста, желтофиоли, а в уголке даже облюбовал себе место кустик ярко-лиловых ирисов.

– Это гораздо-гораздо лучше и намного-намного красивее, чем наш прежний дом! – бурно выразила свое восхищение Филлис. – Пойдемте скорее посмотрим на сад!

– Нам совершенно некогда это делать сейчас, – решительно возразила Роберта. – Дома нас ждет работа.

Они разожгли огонь в очаге и поставили в него чайник. Накрыли стол всем, что было необходимо для завтрака. Здесь, правда, не все предметы в точности соответствовали своему назначению. Например, папина пепельница превратилась в замечательную солонку, а относительно новая форма для выпечки пирогов вполне могла исполнять роль хлебницы, если, конечно, у них был бы хлеб.

Проделав все это, они с чувством выполненного долга снова вышли на улицу в объятия свежего солнечного утра.

– Самое время отправиться в сад, – принял решение Питер.

Сад, однако, не пожелал им себя обнаружить. Они обошли вокруг дома, попали на задний двор, а за ним – к конюшням и еще каким-то хозяйственным помещениям. С трех остальных сторон простиралось поле. И ни намека на сад, словно его здесь и не было. Но вчера ночью-то они отчетливо видели садовую стену!

Местность здесь изобиловала холмами. Внизу протянулось железнодорожное полотно и чернел зев туннеля. Высокий арочный мост, казалось, бежал по краю низины, станция же терялась вдали, и отсюда ее видно не было.

– А наплевать нам на этот сад, – махнул рукой Питер. – Спустимся лучше к железной дороге. Может, по ней сейчас даже поезд пройдет.

– Тогда мы сможем его и отсюда увидеть, – рассудительно проговорила Роберта. – Давайте сядем и подождем.

И они дружно плюхнулись на широкий и плоский серый валун – один из великого множества, словно рукой великана щедро раскиданных по всему травяному склону холма. Здесь и были они обнаружены мамой, когда она в восемь часов утра отправилась на их поиски. Они крепко спали на валуне, распаренные солнышком, безмятежно сбившейся кучкой.

Перед уходом они действительно развели отличный огонь и очень правильно поставили греться чайник. Сделано это было около половины шестого. К восьми часам все дрова прогорели, огонь погас, но за то время, пока он горел, вода из чайника выкипела, и донышко у него, расплавившись, отвалилось. И еще дети как-то не догадались, что, прежде чем ставить посуду на стол, ее надо вымыть.

– Но, в общем, все это не имеет значения, – сказала им мама. – Я имею в виду немытые чашки и блюдца. Потому что я обнаружила еще одну комнату. Совершенно вчера забыла о том, что она существует, и это, по-моему, настоящее волшебство. А о чайнике не горюйте. Я вскипятила воду в кастрюле.

Дверь в забытую комнату тоже была на кухне. Просто вчера в темноте и волнениях все почему-то решили, что это стенной шкаф. На самом же деле за ней оказалась маленькая квадратная комната с совершенно готовым к еде столом, где стояли кусок холодного ростбифа, хлеб, масло, сыр и пирог.

– Пирог на завтрак! – воскликнул Питер. – Это же обалденно здорово!

– Только он не с голубятиной, а всего лишь яблочный, – внесла ясность мама. – Короче, это тот самый ужин, который мы с вами должны были съесть вчера. Здесь еще и записка от миссис Вайни нашлась. Она придет к нам сегодня в десять утра, а вчера была вынуждена уйти домой раньше времени, потому что ее зять сломал руку.

Никогда прежде они не начинали день с холодного яблочного пирога, но все четверо решительно предпочли его ростбифу, и этот завтрак им показался великолепным.

– Видите ли, это для нас получился скорее обед, чем завтрак, – обосновал свои действия Питер, протягивая тарелку, чтобы ему положили еще кусок пирога. – Мы же так рано сегодня встали.

Целый день они помогали маме раскладывать вещи, и шесть маленьких ног до боли набегались по всему дому, пока их обладатели переносили из ящиков и коробок одежду, посуду и множество разных других вещей на их новые места. И только когда наступил уже вечер, мама сказала:

– Ну, на сегодня, пожалуй, хватит. Пойду-ка теперь на часок прилягу и встану к ужину свеженькой, как огурчик с грядки.

Дети посмотрели друг на друга, и на каждой из трех выразительных физиономий весьма отчетливо отразилось одно и то же стремление. Оно было двойным и состояло из вопроса и ответа, как в гиде к знаниям для детей. Вопрос: «Куда мы сейчас пойдем?» Ответ: «На железную дорогу».

Туда-то они и направились. И как только пустились в путь, вдруг выяснилось, где от них утром спрятался сад. Дверь в высокой его стене была за конюшней.

– Ой, да ну его, этот сад, – отмахнулся Питер. – Тем более мама мне утром уже рассказала, где он находится. Подождет нас до завтра. А сейчас скорее пошли на железную дорогу.

Путь к ней пролегал по склону холма, густо поросшему ярко-зеленой короткой травой, мягкость которой самым досадным образом нарушали кусты колючего дрока да серые и желтые камни, торчащие словно натыканные в пирог апельсиновые цукаты.

Это была пробежка со свистом в ушах вниз по крутому склону, и она в результате уперлась в забор, и за ним-то как раз начиналась железная дорога с манящим сиянием рельс, телеграфными столбами, проводами и разноцветными сигналами семафоров.

Едва трое детей забрались на забор, как раздавшийся вдруг нарастающий грохот словно скомандовал им обратить свои взгляды к черному зеву туннеля, который зиял на угрюмой физиономии скалистого утеса. Как только они успели повернуть туда головы, туннель выплюнул из своего нутра поезд, и тот с хрипом и воплями пронесся мимо. Гравий на шпалах гремел и подпрыгивал. Детей окатило жаркой воздушной волной.

– Ух-х-х, – выдохнула Роберта. – Это был словно огромный дракон. И он обмахнул нас своими горячими крыльями. Вы ощутили?

– И этот туннель ужасно похож на пещеру дракона, ведь правда? – блестели глаза у Филлис.

А Питер воскликнул:

– Даже и не мечтал когда-нибудь подобраться так близко к поезду! Это же обалдеть как здорово!

– Гораздо лучше, чем играть в комнате с игрушечным паровозом, – поглядела на брата Роберта.

(Знаете, мне вдруг решительно надоело ее называть полным именем. Совершенно не понимаю теперь, зачем это делала, когда никто из домашних к ней таким образом не обращается. Ведь если они зовут ее Бобби, то, верно, и мне такое позволено.)

– Это совершенно разные вещи, – откликнулся Питер. – Но я и не думал, что поезд такой высокий, пока сейчас не увидел его целиком.

– Потому что раньше мы его видели только возле платформы, и она закрывала от нас весь низ, – объяснила Филлис. – Этот поезд, наверное, в Лондон поехал, – сделался у нее вдруг задумчивый вид, – а там ведь остался наш папа.

– Вот мы на станции и узнаем, куда и зачем этот поезд поехал. Нечего больше нам здесь сидеть. Пошли, – поторопил сестер Питер.

И они пошли.

Они вышагивали по шпалам, слушая, как гудят наверху телеграфные провода, и с удивлением убеждаясь, что столбы, их державшие, оказались насажены вдоль путей совсем не так часто, как кажется из окна вагона, когда они просто мелькают мимо и их даже трудно пересчитать. Пешком от столба до столба нужно было еще дойти.

Наконец они добрались до станции.

Раньше они приходили на станцию только лишь для того, чтобы сесть там в поезд или еще перед этим немного его подождать. И всегда их сопровождали взрослые. А взрослые, как известно, совсем не интересуются станциями и считают их таким местом, откуда следует поскорее убраться.

Никогда еще в жизни Питеру, Бобби и Филлис не было так интересно на станции. Они смогли подойти вплотную к сигнальной будке, разглядели там множество проводов и услыхали, как механизм, таинственно пошуршав и пощелкав, вызывающе и решительно звякнул. И шпалы, к которым крепились рельсы, им очень понравились. По ним ведь можно было идти, как по камешкам вброд, и Бобби тут же изобрела замечательную игру под названием «Переправа через бурлящий поток».

И какой радостью было попасть на станцию не через главный вход, предъявив билет контролеру, а вскарабкавшись по крутой насыпи прямиком на платформу.

И просто дух у них захватило, когда они заглянули в комнату для носильщиков с переносными фонарями, железнодорожным календарем на стене и даже самым что ни на есть настоящим носильщиком, который спал, прикрывшись развернутой газетой. На этой станции оказалось множество пересекающихся друг с другом путей, и некоторые из них, добежав до сортировочного отсека, там и заканчивались, словно вконец усталые от работы люди, которые жаждут уйти на покой. Здесь по одной стороне простиралась целая стена из угля, и представляла она собой не наваленную как попало рыхлую кучу, а словно здание, сложенное из больших черных кубиков, которое своим видом напоминало Питеру, Бобби и Филлис Содом и Гоморру с картинки из «Библейских историй для детей». По верху угольного строения отчетливо протянулась белая полоса. Громкий удар станционного гонга вызволил носильщика из комнаты, и тогда Питер к нему обратился:

– Как поживаете, сэр? – после чего торопливо спросил, зачем нужно было прочерчивать белую полосу на угле.

– Мы этим способом отмечаем количество убывания, – принялся объяснять ему тот. – Если кто уголь сворует, мигом заметим. Так что я вам, юный джентльмен, не советую даже пытаться его утащить в карманах.

Ответ носильщика, хоть и довольно строгой, но вполне дружелюбной наружности, показался в тот момент Питеру просто веселой шуткой, и только гораздо позже он понял, что означали его слова.

Если вам приходилось когда-нибудь видеть миску с тестом для хлеба, поставленным у огня, чтобы оно поскорей подошло, и в вас тогда еще не угас огонь любопытства по отношению ко всему, что вы видите, то, бьюсь об заклад, вы не смогли удержаться и ткнули пальцем в мягкий кругаль, свернувшийся в миске, словно гигантский гриб. И вы, разумеется, помните, что ваш палец оставил на тесте дырку, но она на ваших глазах начала затягиваться, и вскоре даже следа от нее не осталось, ну, может быть, только черное пятнышко на поверхности от чересчур грязных рук.

Вот то же самое произошло и с горем, которое охватило детей, когда папа внезапно исчез из дома, а мама так сильно расстраивалась. Оно прочертило глубокий след в их сознании, но он уже начал затягиваться.

Они достаточно скоро привыкли жить без отца, хотя помнили и любили его, не ходить больше в школу и редко видеться с мамой, которая целыми днями сидела теперь запершись в своей комнате и там писала, писала, писала, чтобы, спустившись к пятичасовому чаю, прочесть им только что сочиненную замечательную историю.

Камни, холмы, деревья, канал и, в первую очередь, железная дорога принесли для них столько нового и так нравились им, что прежнюю свою жизнь в особняке со всеми современными удобствами они вспоминали словно далекий сон.

Мама уже не однажды им говорила, что они стали теперь совсем бедными, но они считали, что это всего лишь фигура речи. Взрослые, даже мамы, часто ведь что-нибудь говорят, ничего особенного не имея в виду. Ну, как бы просто, чтобы сказать. К тому же еда у них в доме всегда была, а носили они свою прежнюю хорошую одежду, которой у бедных людей не бывает.

Но однажды в июне случились подряд целых три мокрых дня. Прямые струи дождя лились, не переставая. Нечего было даже и думать выйти на улицу, а в доме настал жуткий холод. Зябко ежась, дети стали стучаться в мамину комнату.

– Что случилось? – спросила она.

– Я хочу, чтобы ты разрешила мне разжечь в камине огонь, – объяснила ей Бобби. – Я это сумею.

Мама ответила:

– Нет, дорогой мой утеночек, мы не можем себе позволить в июне топить камин. Уголь так дорог. А если вам холодно, бегите-ка на чердак и побеситесь там от души. Это наверняка вас согреет.

– Мама, но для камина нужно совсем немного угля, – попыталась ее убедить Бобби.

– И все равно это больше, чем мы себе можем позволить, – с веселым видом проговорила мама. – Ну же, бегите, мои дорогие. Я ужасно сейчас занята.

– Мама вечно теперь занята, – шепнула Филлис на ухо Питеру, но он ей ничего не ответил, а просто пожал плечами. Он думал.

Процесс этот, правда, вскоре прервался игрой в разбойничье лежбище на чердаке. Питер, естественно, был главарем, Роберта одновременно играла роль его верной подручной, всех остальных членов шайки и матери Филлис. А Филлис изображала прекрасную деву, взятую шайкой в заложницы, за которую вскоре был выплачен щедрый выкуп в виде большого количества конских бобов.

К чаю они спустились, раскрасневшиеся от беготни и жизнерадостные, как горные разбойники, которым досталась большая добыча.

Филлис намазала маслом хлеб и собиралась уже водрузить сверху солидную порцию джема, но мама воскликнула:

– Или джем или масло, милая. И то и другое вместе нельзя. Мы не можем себе позволить подобную роскошь.

Филлис без возражений съела уже намазанный маслом кусок, после него – еще один, с джемом, а Питер перемежал глубокие размышления глотками слабого чая.

Когда они вновь поднялись на чердак, он объявил сестрам:

– У меня появилась идея.

– Какая? – с вежливым видом поинтересовались они.

Ответ брата привел их в сильное замешательство:

– Я вам не скажу.

– Замечательно, – протянула Бобби.

А Филлис обиженно бросила:

– Не хочешь, не надо.

– Ох, эти девчонки, – устало выдохнул Питер. – Вечно они торопятся с выводами.

– Интересно узнать бы про мальчиков, – смерила его высокомерным взглядом Бобби. – А идеи твои дурацкие меня вообще не волнуют.

– Настанет день, и вы все узнаете, – с таинственным видом проговорил Питер. – Если бы вы сейчас сразу не начали ссориться, я бы успел объяснить, что только из чистого благородства не позволяю себе посвятить вас в свой великий замысел. Но теперь я вам ничего не скажу. Вот так.

И, конечно же, девочкам долго пришлось его уговаривать, прежде чем он хоть немного сменил гнев на милость, однако и после этого им удалось вытянуть из него не слишком-то много.

– Причина, из-за которой я не хочу вам рассказывать, заключается в том, что то, что я собираюсь осуществить, возможно, нехорошо, и я не хочу вас втягивать в это.

– Если нехорошо, то не делай, Питер, – сказала Бобби. – Давай лучше я это сделаю.

А Филлис подхватила:

– Если вы собрались сделать что-то нехорошее, я тоже с вами хочу.

– Нет, – решительно возразил Питер, хотя его и растрогала преданность девочек. – Я должен это осуществить один. И пусть даже мои надежды вообще напрасны, все же попробую. А к вам у меня только просьба не проболтаться, если мама вас спросит, где я.

– Для того чтобы проболтаться, надо хоть что-то знать, – пожала плечами Бобби.

– Вы и так чересчур много знаете, – Питер растопырил пальцы, и горсть бобов, которую он держал, просыпалась на пол. – Такую тайну, как я вам доверил, хранить обычно клянутся жизнью. Вам известно, что мне предстоит одинокое и опасное приключение, и некоторым людям оно может даже показаться нехорошим, хоть сам я придерживаюсь иного мнения. В общем, если мама вас спросит, где я, скажите, что я играю в шахтера.

– Какого еще шахтера? – уставились на него сестры.

– Просто скажите: «В шахтера».

– Но нам-то ты можешь признаться? – спросила Бобби.

– Ладно уж. В угольного шахтера, – внес некоторую ясность брат. – Но заклинаю: пусть лишнее слово не просочится сквозь ваши уста даже под страхом пыток.

– Ты бы лучше нас не запугивал, а позволил помочь, – сказала Бобби. – Уверена, что мы обе можем тебе быть полезны.

– Вот если шахту сумею найти, тогда и поможете уголь таскать, – снизошел до обещания Питер.

– Ну и держи свой секрет при себе, – отвернулась от него Филлис.

– Если, конечно, удержишь, – добавила Бобби.

– Можешь не сомневаться. Я свой секрет сохраню, – заверил брат.

То был отрезок времени между обедом и пятичасовым чаем, когда даже в самых прожорливых семьях никто не думает о застолье. Миссис Вайни, как и обычно, ушла домой, а мама работала у себя в комнате, и Питер не сомневался, что никто не может сейчас подслушать их с сестрами.

Два вечера спустя он под покровом уже сгустившихся сумерек поманил за собой с таинственным видом девочек.

– Берите Римскую колесницу и следуйте за мной, – шепотом распорядился он.

Римской колесницей они назвали очень старую детскую коляску, которая, выйдя давно на пенсию, коротала дни на чердаке над каретным сараем. Дети не пожалели масла на ее подагрические суставы и оси, и она в благодарность стала передвигаться бесшумно, словно велосипед с надувными шинами, и вновь обрела маневренность лучших лет своей цветущей молодости.

– Вперед за своим бесстрашным главарем! – С этим призывом Питер начал спускаться по склону холма в направлении станции.

Над выступом, нависавшим прямо над зданием вокзала, словно толпа зевак, наблюдающих за происходящим внизу, торчало много высоких камней. А в небольшой впадинке между тремя из них была словно бы невзначай набросана кучка валежника и соломы.

Питер, отбросив валежник мыском ободранного ботинка, торжественно объявил:

– Вы видите первый уголь, добытый в шахте Святого Питера, и сейчас мы его доставим домой в колеснице. Пунктуальность и быстрота – наш девиз. Приказы должны выполняться неукоснительно. Как говорится, клиент всегда прав и любое его желание должно для вас быть законом.

Колесница была под завязку забита углем, но ее почти тут же пришлось разгрузить, ибо подъем такой тяжести на вершину холма оказался им не под силу даже после того, как Питер впряг себя в колесницу подтяжками и принялся изо всех сил тянуть ее вперед, придерживая рукой за пояс норовящие спасть с него брюки, а сестры толкали груз сзади. Транспортировка домой добычи из шахты Питера потребовала целых три ездки. Когда же она наконец успешно объединилась с маминой кучей угля в подвале, Питер с таинственным видом опять ушел. Возвратился он столь же таинственный, но к тому же еще очень черный и с торжественным видом сообщил сестрам:

– Я вновь побывал у себя на шахте, и завтра мы привезем в колеснице еще одну порцию «черного золота».

Неделю спустя миссис Вайни поделилась с мамой своим восхищением по поводу редкостного угля, который вроде все время и жжешь, а куча при этом совершенно не убавляется. Дети, подслушав их разговор, принялись обниматься и корчиться от беззвучного хохота. Все трое теперь совершенно забыли о сомнениях Питера, хороша ли на самом деле добыча угля.

А потом наступил ужаснейший вечер, когда начальник станции, обув старые теннисные туфли, которыми пользовался обычно во время отпуска на море, бесшумно прокрался к сортировочному отсеку, где высилась куча угля, похожая на Содом и Гоморру. Начальник вел себя словно кошка, подстерегающая добычу возле мышиной норы. А на вершине горы, там, где была прочерчена белая линия, царапалось и гремело среди угля темное маленькое существо. Начальник укрылся в тени тормозного вагона с короткой железной трубой на крыше и белой надписью на борту: «Незамедлительно возвратить на запасной путь “Белый ветер”».

В этом убежище он и таился, пока маленькое и чумазое существо, прекратив скрестись и греметь, не подошло к краю угольного сооружения и не спустилось оттуда вниз с какой-то ношей. Рука начальника станции вцепилась ему в воротник. И Питер почувствовал, что его очень крепко держат за курточку. А в дрожащих руках у него была зажата старая плотницкая сумка, наполненная углем.

– Ну, наконец-то ты мне попался, маленький вор, – сказал начальник станции.

– Я не вор, а шахтер, – твердо, как мог в таких обстоятельствах, возразил ему Питер.

– Рассказывай это морской пехоте, – сурово бросил начальник станции.

– Кому бы ни рассказал, это будет правдой, – упорствовал Питер.

– По правде, тебе бы лучше заткнуться, наглый разбойник, – не отпускал его воротник мужчина. – Пошли-ка со мной на станцию.

– О, нет! – раздался из темноты трагический вопль, и это вопил не Питер.

– Только не в полицию! – прорезал вечернюю тьму еще один голос.

– Пока не в полицию, а просто на станцию, – уточнил начальник. – Вас, как я понимаю, здесь целая шайка. А ну выходи, кто еще тут есть!

– Да только вот мы, – показались Бобби и Филлис из-за еще одного вагона, на котором было написано мелом: «Разыскивается на дороге номер один».

– Кто вас просил шпионить за мной? – разозлился Питер.

– По-моему, за тобой надо было гораздо раньше шпионить, – вмешался начальник станции. – Попрошу всех пройти со мной.

– Ой, а может, не надо никуда проходить? – взмолилась Бобби. – Давайте лучше вы прямо здесь и решите, как с нами поступите. Только учтите: мы виноваты не меньше Питера, потому что ему помогали уголь носить и знали, откуда он у него.

– Нет, не знали! – выкрикнул Питер.

– А вот и знали, – продолжила Бобби. – Просто тебе не сказали, иначе ты стал бы злиться.

Слова ее стали каплей, которая переполнила чашу отчаяния Питера. Он так старался! Сперва искал уголь! Потом добывал его! А теперь вот все разом рухнуло. Мало того что он пойман, так еще сестры врали ему, чтобы его не злить.

– Перестаньте меня держать! – прокричал он начальнику станции. – Никуда я не убегу!

Тот, отпустив его воротник, чиркнул спичкой и осветил ею всю компанию.

– Это же надо! – вырвался у него изумленный возглас. – Дети из Дома-с-тремя-трубами! И так прекрасно одеты! Скажите же мне на милость, как вы могли до такого дойти? Разве вы в церкви никогда не были? Катехизиса не читали или еще чего-нибудь в этом роде, где говорится, что воровать грешно?

Он произнес это гораздо мягче и дружелюбнее прежнего, и Питер ответил:

– Я не думал, что это воровство. Я был почти уверен, что это не воровство. Я думал, что воровство – это если взять уголь из внешней стены, где белая полоса, а если достать его изнутри, это вроде бы все равно как добыть. Вам же весь этот уголь тысячу лет нужно жечь, прежде чем доберетесь до места, где я его брал.

– Ну, может, и не совсем так, – выслушал с интересом его объяснение начальник станции. – Ты для чего это делал-то? Шутки ради или еще по какой причине?

– Хороша шутка, таскать эту тяжесть в гору! – возмутился Питер.

– Так что же тогда? – еще несколько потеплел голос начальника станции.

И Питер решился сказать:

– Вы помните те дождливые дни? В общем, нам мама сказала, что мы слишком бедные и не можем себе позволить разжечь камин. А у себя в прежнем доме мы всегда его разжигали, когда было холодно и…

– Не смей, – прервала его шепотом Бобби.

– Ну что же, – с задумчивым видом потеребил подбородок начальник станции. – Вот вам мое решение. В этот раз я о вас забуду. Но помните, юный джентльмен: воровство есть воровство, и хоть назовите его добыванием, все равно, что мое, то не ваше. А теперь марш домой.

– Вы хотите сказать, что ничего нам не сделаете? Вот молодец! – похвалил его Питер.

– Вы очень милый, – сказала Бобби.

– Да вы просто лапочка, – сказала Филлис.

– Ладно уж вам, – засмущался начальник станции.

И на этом они расстались.

– Не трудитесь со мной разговаривать, – сказал сестрам Питер, когда они взбирались по склону холма. – Вы шпионы и предатели, и по-другому то, что вы сделали, не назовешь.

Но девочки были так рады, что он идет сейчас рядом с ними, а не сидит в полицейском участке, что даже не возмутились его словам.

– Но мы же ему признались, что виноваты не меньше тебя, – напомнила примирительным тоном Бобби.

– Это не так, – буркнул Питер.

– Это было бы именно так, если бы нас отвели судить в настоящий суд, – с уверенностью проговорила Филлис. – И прекрати на нас рявкать. Мы совершенно не виноваты, что раскрыть твой секрет ничего не стоило.

Она взяла его за руку, и он ей это позволил.

– Зато у нас теперь уйма угля в подвале, – чуть погодя нарушил молчание он.

– Ой, не напоминай! – воскликнула Бобби. – Не думаю, что нам стоит этим гордиться.

– Да кто его знает, – уже немного приободрился к этому времени Питер. – Я как-то даже сейчас не совсем уверен, что добывать уголь – действительно преступление.

Но девочки были абсолютно уверены в этом, а также и в том, что он сам абсолютно уверен, хоть и не станет им признаваться.