Читать книгу Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам - Эдуард Филатьев - Страница 1

Когда 14 апреля 1918 года большевики закрыли московское «Кафе поэтов», Владимир Маяковский без дела не остался – у него в самом разгаре была работа над кинокартиной «Не для денег родившийся». В конце апреля эта «фильма» (именно так в ту пору называли кинофильмы) была готова. Премьера состоялась в кинотеатре «Модерн» (нынешний «Метрополь»), на просмотре был нарком Анатолий Луначарский.

А как складывалась жизнь тогдашней страны Советов?

Что волновало её граждан?

Как они относились к тому, что происходило в России?

Весна 1918 года была для россиян порою неожиданной и незнакомой: совершившие государственный переворот большевики уже полгода находились у власти, ни с кем воевать они не желали, смертная казнь в стране была отменена, а саму страну с октября 1917 года стали называть Советской Россией. Казалось бы, наступил мир, которого все так долго ждали. Но мир этот был не простой, а особенный – Брестский.

В советские времена об условиях того внезапного перемирия историки предпочитали не говорить вообще, хотя ленинскую формулировку («мир похабный») приводили непременно. Вспомним, в чём была суть тех «похабных» договорённостей.

Согласно Брестскому миру, подписанному 3 марта в Брест-Литовске со странами, с которыми россияне вели войну (с Германией, Австро-Венгрией, Отоманской империей и Болгарским царством), Россия добровольно отдавала Германии Украину, часть Белоруссии, Прибалтийские губернии и Финляндию, а Турция получала Карскую и Батумскую области.

На отдававшихся территориях проживало 56 миллионов человек (треть населения царской России). Там находилось 27 процентов обрабатываемой земли, 26 процентов железных дорог, добывалось 89 процентов каменного угля, выплавлялось 73 процента стали и железа, производилось 90 процентов сахара.

Мало этого, большевики, категорически отказавшиеяся признавать царские долги, для Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии сделали исключение и на продолжение выплат согласились.

Кроме того, российские армия и флот подлежали демобилизации, а корабли с Балтики и Чёрного моря должны были быть переданы Германии.

Вот такими они были – эти брестские договорённости. Деньги, которые пошли на доставку Ленина и его соратников из Швейцарии в Россию (в «пломбированных вагонах»), были Германией потрачены не зря.

Брестский мир ошеломил и ужаснул Россию. От большевиков отшатнулись даже те, кто ещё совсем недавно приветствовал совершённый ими октябрьский переворот. В рядах врагов партии Ленина оказались и монархисты, и сторонники Временного правительства, и кадеты, и социалисты всех мастей, и анархисты.

Даже в рядах большевистской партии произошёл раскол – слишком много её членов решительно не поддержали мир, подписанный от их имени Григорием Сокольниковым. На экстренно собранном седьмом партийном съезде против Ленина выступили Троцкий, Бухарин, Дзержинский, Урицкий, Радек, Крестинский, Крыленко, Бубнов и другие видные большевики. Но Владимиру Ильичу удалось повести делегатов за собой, и съезд проголосовал за Брестский мир (30 голосов – «за», 12 – «против», 4 – «воздержались»).

Вчерашние союзники России (страны Антанты) вообще назвали Брестский мир предательством, дававшим Германии и её союзникам шанс одержать победу в шедшей уже четвёртый год мировой войне (ведь у противостоявших Антанте стран сразу возникал перевес по количеству дивизий). Поэтому не удивительно, что на территорию страны-предательницы были направлены воинские контингенты. Началась интервенция.

В.В. Маяковский. Фотопроба к кинофильму «Не для денег родившийся», 1918 г.

И уж тем более не должно удивлять то, что россияне, не согласившиеся с невиданным доселе унижением своей родины, стали готовить оружие, чтобы вступить с большевиками в бой. Гражданская война готова была разразиться со дня на день.

На творчестве Владимира Маяковского эти судьбоносные для России события не отразились никак – в марте 1918 года он слишком увлёкся кинопроизводством: сначала переиначил на российский лад роман американского писателя Джека Лондона «Мартин Иден», а когда начались съёмки, стал киноактёром. Маяковскому было просто не до того, что в тот момент происходило вокруг.

В то время в Москве жил двадцатидвухлетний Матвей Давидович Ройзман. Он тоже сочинял стихи, даже печатал их и учился на факультете общественных наук (бывшем юридическом) Московского университета. В один из весенних дней его вызвали в старостат и сказали, что военному комиссариату страны Советов требуются переводчики с иностранных языков. Ройзман, владевший немецким и (чуть похуже) английским, потом вспоминал:

«Меня направили в комиссию по созданию Интернациональной Красной армии. Я поехал туда на трамвае.

По улицам шли москвичи, у многих были кожаные или брезентовые портфели. Казалось, люди спешат на службу. Но саботаж старых служащих отнюдь не прекратился – в учреждениях не могли набрать и трети положенного штата. Дело было совсем в другом. В те дни ещё были в ходу керенки: зелёные – двадцатирублёвого и коричневые – сорокарублёвого достоинства. После Октябрьской революции они стали с невероятной быстротой падать в цене. Керенками платили не поштучно, а полистно. Нести эти листы в руках было невозможно. Вот и приспосабливали для них кто что мог. Я видел, как девочка, купив у торговки маковники, вынула лист керенок, а та отрезала себе от него нужную сумму ножницами».

Матвея Ройзмана взяли на работу в «комиссию», и он стал помогать разбирать заявления военнопленных, желавших служить в Интернациональной Красной армии. Потом из тех мест, где начала разгораться гражданская война, ему предложили возить секретные пакеты в Москву – «в Наркомат по военным и морским делам и лично председателю ВЦИК Я.М. Свердлову».

Свердлов Яков Михайлович (Иешуа Мойшевич или Янкель Мариамович), будучи председателем ВЦИКа, высшего органа государственной власти страны Советов, фактически являлся главой государства. Однажды, увидев у Ройзмана журнал «Свободный час», а в нём его стихи, Свердлов прочёл их и сказал:

«– Это же старая лирика. А была революция. Идут жестокие бои…

– Трудно сразу, Яков Михайлович!

– Вы читали стихи Есенина? Он талантливый поэт, но пишет о старой Руси. Старинный быт, обычаи, религия. Всё это навсегда отомрёт. Если Есенин это не поймёт, он похоронит свой талант. А из него может выйти толк!

Эти слова… я запомнил надолго».

И всё-таки весной 1918 года россиян тревожили не столько судьбы тех или иных стихотворцев, сколько судьба их страны, заплатившей за прекращение войны невероятную («брестскую») цену.