Читать книгу Эпоха полного абзаца. Эпический верлибр - Эдуард Вячеславович Струков - Страница 14

В то летнее утро все участники ужасной драмы,

которая произошла несколько позже,

так или иначе пребывали в полном душевном раздрае.

Их было шестеро – два водителя, две охранницы,

начальник отдела Степанов и грузчик Ёлкин —

все работники Энского патронного завода.

Вечно растрёпанного Ёлкина, старого заводского кадра,

похожего на весёлого подвыпившего цыгана Будулая,

работавшего раньше наладчиком в главном цехе,

мучило фантастической мерзости похмелье,

он наотрез отказывался ехать за "соломой" —

так называли порох – на новые базисные склады,

расположенные в двадцати километрах к югу,

поскольку боялся, что на жаре долго не протянет.

Водитель Саня Крюков вечером слил весь бензин,

рассчитывая заправить с утра полный бак,

однако выяснилось, что бензина АИ-76

на заводском складе ГСМ «нет и неизвестно»,

скупердяй-механик выделил Сане так мало горючего,

что тот боялся заглохнуть посреди дороги и психовал.

Водитель Толя Пузин опять поругался со своей женой,

снова на ровном месте и без видимых причин,

потом полночи не мог заснуть, курил и в итоге

пришёл на работу с больной головой,

засел в кабине своего ЗИЛ-130 с кислым лицом,

отпуская вслед охранницам злые и грязные шуточки.

Охранницы, известные как тётя Маша и тётя Галя,

прожжённые вохровки с воронёными наганами,

по извечной привычке визгливо собачились —

они подозревали друг дружку в подковёрных интригах,

а потому ехать в этакую даль да по такой жаре

тоже категорически отказывались из принципа.

Степанов вернулся утром с ночной рыбалки,

они то ставили сетку, то опять её снимали,

ночью хлынул ливень, все промокли как черти,

потом застряли посреди разлившегося ручья,

долго выталкивали "жигулёнок" и прокляли всё —

Степанов хотел закрыться в кабинете и поспать,

но ехать за свежей партией «соломы» в то самое утро

по разным причинам оказалось больше некому.

«Солома» – порох разного вида. Фото из архива автора.

Вообще «соломой» порох прозвали заказчики из ГРАУ,

хотя артиллерийский, тот больше напоминал макароны.

Наконец экспедиция кое-как добралась до места,

погрузилась и двинулась обратно на завод.

Первым рулил Саня, вторым шёл Толик,

на высохшей гравийной дороге клубилась пыль,

на половине пути договорились поменяться —

по инструкции полагалось держать интервал,

но при этом всё же далеко не отставать.

Степанов разместился во второй машине у двери,

уступив командирское место полумёртвому Ёлкину,

дело было сделано, дорога – до боли знакома,

за спиной тряслись три тонны пороха в ящиках,

он пригрелся и сладко закемарил в духоте,

но вдруг проснулся – ощущение близкой беды,

предчувствие чего-то неладного прогнало сон.

Дорога спускалась в распадок, заросший кедрачом,

машины полетели вниз в густой завесе рыжей пыли,

в полном безветрии вдруг поднявшейся до небес,

теперь впереди абсолютно ничего не было видно,

но водители скорость пока не сбрасывали —

уж очень хотелось им побыстрее встать под выгрузку.

– Нач-чальник! – встревоженно заикнулся Толик.

– Чего, Анатолий? Может, сбавим немного?

– Надо бы этого… того… – проскрипела охранница.

Тогда-то и случилось непонятное и страшное.

Что-то знакомое мелькнуло там, среди пыли,

это был синий борт ЗИЛа, шедшего впереди,

в кабине на миг наступила странная тишина —

и тут вдруг они все втроём дружно заорали:

– Б*яяяяяяаааааать!!!

Потом был визг тормозов и громкий удар.

Всё завертелось, словно в калейдоскопе.

Степанов видел ошалелые глаза водителя,

его двигавшиеся губы, но не слышал ни звука.

Ручка двери прогнулась под вялой ладонью,

он вывалился на дорогу, но ноги его отказали,

колени подогнулись, тело рухнуло на землю.

В ожидании взрыва он перекатился в сторону,

закрыл лицо руками, вжался в пыль и замер —

только что три тонны пороха врезались в машину,

где лежали ещё три десятка таких же точно ящиков,

нагревшихся за день на июльской жаре,

удар пришёлся почему-то наискось, в бензобак,

счёт предстоящего взрыва шёл на секунды…

Степанов закричал водителю: – Сдай назад!

Он не видел, кто из них остался в кабине,

но верил, что кто-то там всё-таки есть,

двигатель зарычал, раздался звук рычага,

водитель сумел включить передачу заднего хода,

машина отъехала назад метра на три —

слава Богу, что дорога оказалась пуста.

Ясное дело, сам порох от удара никогда взрывается,

но в горящей машине может сдетонировать так,

что воронка будет потом метров на двадцать.

Шедшая впереди них машина чудом не загорелась —

бак ЗИЛ-130 оказался пуст по причине того,

что предприимчивый Санёк слил поутру

ещё полведра бензина какому-то приятелю.

По дороге они с тётей Галей крупно повздорили,

пока ругались – прохлопали показания датчика,

которому давно скрутили голову в известных целях,

машина заглохла, водитель "катапультировался",

шустрый Ёлкин успел «ласточкой» нырнуть в кювет,

а охранница застряла в кабине и чуть не сошла с ума.

Толик при ударе запрыгнул с ногами на сиденье,

тётя Маша так вообще потеряла человеческий облик —

всё было понятно, кроме одного-единственного —

как так Санёк умудрился развернуть машину боком,

сам он ссылался на то, что заглохший движок

отвлёк его внимание от управления рулём,

что ж, оставалось только развести руками: "Судьба!"

Дело происходило уже в девяносто втором,

поэтому историю решили от греха замять —

охранницам через месяц объявили благодарность,

водителям дали по выговору в приказном порядке,

Степанова лишили "тринадцатой зарплаты" —

когда он сказал дома, что отхватил за "солому",

наивные дети радостно запрыгали:

– Ура! Наш папа возит коровкам сено!

Конечно, пришлось в тот же день вечером

налить Ёлкину из сейфа стакан спиртяшки,

бывший наладчик рванул поскорее на проходную —

выпив махом выданный на протирку линий спирт,

за проходной наладчики вяли, как осенние цветочки,

поскольку дойти до автобуса сил им уже не хватало,

гидролизный спирт первым делом бил по ногам.

Шедшие рядом заносили «раненых» в автобусы —

да, в этой спаяной трудом стране своих не бросали.

Пили тогда все – и внутри завода, и вне его —

руководство относилось к пьянкам с пониманием,

но попавшихся на проходной увольняли безжалостно.

Но натренированный Ёлкин всё-таки успел выйти.

Степанов, приняв свои законные сто граммов,

смотрел на его «антраша» из окна кабинета и хохотал,

забыв про планёрку и телефонные звонки —

жизнь в режиме "полного абзаца" продолжалась.