Читать книгу Эпоха полного абзаца. Эпический верлибр - Эдуард Вячеславович Струков - Страница 15

1.

Эта сюрреалистическая история

случилась со Степановым в 92-м,

в те самые чумовые времена,

когда только что развалился СССР,

экономика полетела в никуда,

всё рухнуло и перемешалось,

деньги в стране закончились,

гаджеты и вай-фай ещё не изобрели,

щедро расцвели биржи-брокеры,

а людям при этом надо было как-то жить,

крутиться, работать, кормить семью.

В те смутные весёлые деньки

довелось Степанову всласть порулить

отделом снабжения большого завода,

содержавшего целый отряд «толкачей»,

а частенько и самому бывать в этом амплуа.

«Толкачом» во времена СССР

называли специального человека,

которого посылали в нужное место,

чтобы «выбить» необходимые фонды,

ускорить отгрузку дефицитных материалов,

порешать возникающие вопросы

любым доступным способом,

в общем, протолкнуть проблему.

Сердечники пуль для патронов

рубили на заводе из специальной проволоки,

но отгрузка её из далёкого Череповца

задерживалась из-за нехватки вагонов.

И тогда кто-то предложил в порядке бреда

доставить проволоку самолётом.

«Бред» обсчитали, прикинули —

да, простой обходился заводу куда дороже!

Та самая проволока для пуль. Фото из архива автора

Степанов выпытал у коллеги с авиазавода,

что на днях из Ливии

возвращается борт их авиаотряда,

летавший туда за экипажами,

перегонявшими истребители

нашему «лучшему другу» Муаммару Каддафи.

И если героическим лётчикам прикажут,

то они готовы сесть где угодно

и прихватить с собой что угодно,

хотя Степанов плохо представлял себе,

как можно будет запихнуть

в благообразное брюшко АН-12

пять катушек стальной проволоки

весом в тонну каждая.

2.

В конце двадцатого века

дело делались уже куда быстрее.

чем сказка сказывалась,

поэтому первым же рейсом

Степанов улетел в Москву,

прихватив с собою младшего братца,

недавно демобилизованного из армии,

который сам упросил Степанова

устроить его на такую работу,

чтоб покататься и мир посмотреть,

то есть в заводские экспедиторы,

а проще говоря, в «толкачи».

Младший брат Степанова служил срочную

в радиоразведке под Киевом,

осеней ночью девяносто первого

весёлые хлопцы с автоматами

вывезли личный состав

в какой-то ров за Броварами,

взяли пацанов на прицел

и предложили присягнуть самостийной Украйне,

а когда вволю накуражились,

то просто турнули солдатиков в Россию

пешком через близлежащий переход

без единой копейки денег.

Слава Богу, что это были

ещё вегетарианские времена,

до этого брат уважал «ридну мову»,

обожал Наташу Королёву,

он честно служил своей стране,

не разделяя мир на национальности,

а потом в пять минут стал чужим,

постоял ночь под стволами,

неделю ехал через всю страну злым и голодным,

и что-то изменилось в нём тогда,

исчез куда-то милый добрый мальчик,

зажёгся в его глазах упрямый мужицкий огонь,

который так хорошо будет виден потом

в глазах героев Сергея Бодрова.

Главная проблема состояла в том,

что в стране не было авиационного топлива,

рейсы часто задерживались,

аэропорты то и дело закрывались,

сам Степанов чудом вырвался из Тбилиси,

где три недели жил на одних мандаринах,

и самолёту с проволокой

предстояло совершить чудо,

добравшись от Череповца

до самого Комсомольска-на-Амуре.

Это была полная авантюра,

но выхода не было,

спасти ситуацию мог только фарт,

слепая удача русской рулетки,

и Степанов, всерьёз опасаясь того,

что лимит его собственной удачи

в самый нужный момент

может оказаться исчерпанным,

искренне надеялся на то, что

младшему брату, как новичку,

кто-то сверху щедрой рукой

сыпанёт этой удачи сполна.

3.

Остановленный Череповецкий комбинат

был похож на мертвецки пьяного

ржавого железного великана,

упавшего на спину

и заснувшего в странной позе.

Нелепо растопырившись,

задрав в небо трубы-руки,

он лежал посреди холодной грязной осенней степи,

носившей гордое название Русский Север.

Сам город был сер, хмур и неприветлив,

местные называли себя «черепами»,

в этом жутковатом месте просто невозможно

было долго оставаться трезвым,

братья Степановы явно не вписывались

в унылый местный колорит,

хотелось немедленно напиться,

чтобы поскорее мимикрировать,

не отсвечивать на пустынных улицах

позитивными физиономиями.

Поскольку никто толком не работал,

все предприятия давно закрылись,

а назавтра был День Конституции,

то имелся вполне весомый повод,

для более комфортного восприятия

окружающей нас действительности

братья немедленно напились в хлам,

долго орали песню про чёрного ворона

в каком-то замызганном древнем кафе,

причём их отвязное поведение

почему-то никого совсем не удивляло.

Потом Степановы долго брели по городу,

младший брат был похож на пьяного Дон Кихота,

а старший напоминал скорее Санчо Пансу.

В нетопленной заводской гостинице

их с нетерпением ждала администратор,

толстая перепуганная дама,

кто-то позвонил ей и попросил передать,

чтобы утром Степановы встречали самолёт,

но какой, откуда – она толком так и не поняла,

и вообще-то аэропорт в их городе

был уже лет пять как закрыт.

Ночью Степанова позвала вниз сонная дежурная,

и пьяный весёлый голос в трубке телефона

по-военному доложил,

что триста пятый борт сел,

экипаж готов к заправке и погрузке,

просьба подвезти завтра с утра

чего-нибудь пожрать и выпить,

желательно побольше.

На вопрос: «А где вы сели, где вас искать?»

лётчик ответил:

«А хрен его знает! Куда-то сели…»

жизнерадостно захохотал и пропал.

Степанов положил трубку и закрыл глаза.

Светлый огонь удачи исправно горел наверху,

как случалось уже не раз и не два,

ему снова повезло,

его удача была с ним.

Он поднялся в номер и спокойно уснул.

4.

Наутро город преобразился.

Кто-то пустил удивительный слух,

что самолёт, прилетевший ночью

в давно закрытый аэропорт,

привёз деньги, много денег,

всем выдадут зарплату за прошлый год,

люди со слезами обнимались на улицах,

с надеждой глядя друг другу в глаза.

А ещё по случаю праздника

в городе объявилось бабье лето,

согревшее всех желающих

последним теплом уходящей осени.

Несмотря на выходной день,

сталепрокатный завод

встретил братьев, как родных,

перед ними распахивались все двери,

мгновенно нашлись крановые и стропальщики,

и к обеду три загруженных до отказа самосвала

вслед за автокраном

торжественно выехали из заводских ворот.

Степановы с удивлением наблюдали,

как местные жители разглядывают купюры,

оказалось, что многие уже забыли,

как вообще выглядят деньги,

поэтому новая зелёная двухсотрублёвка

повергала любого в священный транс,

мгновенно решая любые вопросы.

В такой обстановке был неминуем

интерес вездесущего криминала,

поэтому время шло на часы.

Самолёт отыскался довольно просто,

он гордо стоял посреди

старого полузаброшенного аэродрома

на заросшем кустами лётном поле,

тутошняя авиация теперь летала

исключительно на вертолётах,

которым на бетонке разгона не требовалось,

да и топлива на полёты

всё равно никому давно не давали.

Злобно матерящийся механик объяснил,

что им предстоит немыслимое —

расчистить от кустов взлётную полосу,

запихать на борт самолёта

пять блестящих от масла толстых катушек проволоки,

найти керосин для заправки самолёта

и попытаться взлететь с качающихся плит аэродрома,

которые с треском лопались от старости

под колёсами тяжёлых грузовиков.

Глаза боятся, руки делают.

Степановы действовали жёстко и энергично,

пока младший гонял в город за водкой и колбасой,

устроив среди торговцев лёгкую панику

(не так уж и много оказалось в городе колбасы),

начальник аэродрома за бакшиш

отдал летунам заныканный керосин,

местные бичи за ящик вина

резво очистили поле от кустов,

на борту АН оказалась лебёдка,

и всем скопом с матом и криками

они кое-как впихнули груз внутрь самолёта.

5.

Шесть долгих осенних дней

горемычный борт 305 пилил через всю страну,

перелетая от одного аэропорта к другому.

Именные чеки Сбербанка

никто не хотел принимать,

а налички у брата не было.

Где-то летуны уламывали знакомых

одолжить бак керосина,

где-то просто воровали по ночам

топливо с заправщиков.

При взлёте мотки проволоки

угрожающе дрейфовали в хвост,