Читать книгу Книги Судей - Эдвард Бенсон, Эдвард Фредерик Бенсон, E.F. Benson - Страница 3

Как-то раз мирным теплым вечером мы с Гарри Першером, сидя на лужайке возле его дома, рассуждали о садах. Дом моего друга, к которому я приехал пару часов назад, стоял в самом центре маленького провинциального городка. Георгианский фасад выходил на улицу, а позади дома тянулась зеленая лужайка с клумбами и редкими фруктовыми деревьями. Дальше, за забором, виднелись крыши и дымоходы соседних домов. Устав от жары и шума Лондона, я наслаждался покоем.

Подобно тому, как старые дома имеют свою атмосферу, которая соткана из мыслей тех, кто там жил прежде, этот сад впитал в себя воспоминания об ушедших временах. Во всяком случае, так мне казалось в сгущающихся сумерках.

Но когда я сообщил об этом Гарри, он не поддержал мои сентиментальные рассуждения.

– Да, сказано красиво, – сказал он. – Но я нахожу твою теорию слишком фантастической.

– Думай как хочешь, – ответил я. – Я все равно уверен, что люди, живущие в доме, создают особую атмосферу. Ею пропитываются стены и полы дома, так почему не могут лужайки и клумбы – в саду?

– Все это ерунда, – засмеялся мой друг. – Как земля, дерево или камень могут перенять чьи-то качества? Но твоя мысль, пусть и ошибочная, интересна, и – знаешь что? – у нас будет возможность проверить ее истинность. Завтра в этом саду будет совсем иная атмосфера, и мы посмотрим, что за эффект она произведет. Идем, я покажу, что имею в виду.

* * *

По лужайке мы прошли к забору, который обеспечивал саду восхитительное уединение. Приставив к забору лестницу, Гарри предложил мне подняться и заглянуть за его пределы.

– Ты не побеспокоишь соседей, – успокоил он меня.

Увиденное меня удивило. Перед глазами оказался небольшой квадратный участок необработанной земли площадью примерно в восемьдесят футов[1]. Кроме сорняков растительности не наблюдалось. Хотя участок находился на склоне холма, он казался совершенно ровным. Со всех сторон его окружали кирпичные стены, точно такие же, как со стороны нашего участка. Не имелось и ни одной калитки – участок был как бы со всех сторон запечатан. И конечно, весь день эту землю безжалостно нагревало солнце, потому что и ветер не мог проникнуть в замкнутое пространство: я почувствовал, что нагнулся к жерлу печи – настолько раскаленным был воздух, ударивший мне в лицо. И… этот жар будто бы имел неестественное происхождение – я уловил какой-то запах, подобный тем, какие бывают в давно закрытой комнате.

– Что это? – спросил я, спустившись вниз. – Почему этот участок пустует и почему он отгорожен от мира?

– Странное дело, – сказал мой друг. – Видишь ли, на прошлой неделе я рылся в коробке со старыми бумагами, которые давно должен был разобрать, и наткнулся на личный дневник моей матери. Этот потускневший со временем документ был посвящен давно потускневшим делам. Мать начала вести его больше пятидесяти лет назад, вскоре после моего рождения. Я заглянул в дневник, и сначала мне показалось, что в нем описывается обычная рутина тех дней: как она гуляла, как ездила на охоту и так далее. Были сообщения о приезде гостей и об их отъезде, а потом я наткнулся на запись, которая заинтересовала и озадачила меня. В ней говорилось о строительстве стены в саду. «Уверена, это нужно было сделать, – писала мать. – И хотя сейчас стена кажется неприглядной, скоро она покроется вьюнком». Мне это показалось странным: я не мог понять, о какой стене она говорит.

Мы с Гарри направились к дому и вошли в гостиную. На столе лежала потертая тетрадь в обложке из телячьей кожи.

– Вот этот дневник, – сказал Гарри. – Если хочешь, можешь полистать его. Он очень атмосферный. Но я должен закончить историю. По странному совпадению, которые обычно ничего не значат, на следующий день после того, как я нашел и прочитал этот документ, летняя гроза оторвала стебли вьющейся розы из стены, через которую ты только что смотрел. Мой садовник уже ушел домой, и я решил сам закрепить растение. Я всегда думал, что за забором находится соседский сад, а у меня нет привычки подглядывать за соседями. Но когда я поднялся по лестнице и заглянул через забор, я увидел то же, что и ты, – маленький квадратный участок, огороженный со всех сторон. Я сразу вспомнил о том, что прочитал в дневнике матери, а потом в той же коробке отыскал старый план нашего дома и сада. Стало ясно, что участок когда-то был частью сада, потому что на плане не было никаких стен. Я позвонил строителю, чтобы он осмотрел стену. Тот сказал, что она построена позже, чем забор вокруг нашего участка: примерно пятьдесят или шестьдесят лет назад. Исследовав стену, а она тянется к нашему забору, он нашел стык, подтверждающий, что стена была пристроена, чтобы отделить часть участка. Нет сомнений, что именно эта стена упоминается в дневнике моей матери. Наконец, я проконсультировался с моим хорошим другом, работающим в мэрии, и он подтвердил, что огороженный участок принадлежит мне.

– Так ты собираешься разрушить стену и присоединить этот участок к саду? – спросил я. – Ты это имел в виду, когда сказал, что здесь будет новая атмосфера?

– Да, – кивнул он. – Но я не буду сносить стену полностью – только проделаю в ней арочный проход. Сделаю маленький тайный садик. Представь, он полностью закрыт со всех сторон, и там может получиться чудесный солярий. Посередине сделаю маленькую лужайку, у стен разобью цветочные клумбы. Это будет идеальное место для отдыха! Я уже договорился – работы начнутся завтра.

Той ночью я взял с собой в кровать дневник матери Гарри и, лежа без сна, долго читал его. У меня сложилось очень приятное впечатление об этой леди, которая в начале семидесятых считала столь захватывающей жизнь, наполненную маленькими радостями и делами, которые придумывала для себя сама.

Ей было всего восемнадцать, когда родился Гарри, ее единственный сын, и его удивительно быстрое развитие вскоре стало почти ежедневной темой записей. Но потом я начал обращать внимание на отдельные предложения, которые, казалось, были как-то связаны друг с другом: «Чудесное утро, но в саду как-то неуютно…»; «Малыш страшно плакал в саду утром, но стал паинькой, когда няня вывезла его в коляске на улицу…»; «Я сидела на маленькой квадратной лужайке на солнце, но радости не чувствовала. Сводили с ума мухи. Они назойливо жужжали вокруг меня, хотя я их не видела…»; «Что-то заставило меня уйти из сада сегодня вечером, такое странное чувство, будто кто-то смотрел на меня с маленькой квадратной лужайки, но там никого не было. Дик говорит, что это чушь, но он неправ…»

Через некоторое время она написала о строительстве стены, а потом шел отрывок, о котором говорил Гарри: его мать считала, что это правильное решение. Ни возведенная стена, ни проблемы в саду больше в дневнике не упоминались.

Наконец я устал расшифровывать выцветшие строки, выключил свет и уснул.

Сны – всего лишь бессмысленная смесь недавно полученных впечатлений или впечатлений, которые таятся в подсознании, а потом вырываются на поверхность. Поэтому неудивительно, что, как только я заснул, мне привиделись смутные и тревожные приключения в саду. Казалось, в облачных сумерках я находился там один; стена, через которую я смотрел вечером, исчезла, и в центре небольшой лужайки, поросшей травой, стояла какая-то прямая фигура, к которой я и направился.

В смутном тусклом свете я не мог разглядеть, человек передо мной или каменный столб. Но ужас, который начал было шевелиться во мне, смешался с любопытством, и я не останавливался. Чем бы это ни было, – неясная фигура, казалось, ждала меня.

Наконец я остановился. Вокруг меня во множестве жужжали мухи, и внезапно черное облако опустилось на меня, облепило глаза, уши и нос – отвратительно пахнущее и мерзко нечистое.

Ужас все больше овладевал мною, но я не застыл, парализованный, – я в неистовстве смахивал мух, продолжая наблюдать за неподвижной фигурой. Наконец ее природа раскрылась: она не была камнем – фигура медленно подняла руку и стала манить меня.

Я почувствовал важность этого момента, но в этот момент паника ночного кошмара пробудила меня: вспотев от ужаса, я резко сел в кровати, тяжело дыша. Комната была мирной и тихой; открытое окно, выходящее в сад, впускало продолговатые лучи лунного света. У кровати лежал дневник, чтение которого, несомненно, и вызвало это беспокойство.

* * *

На следующий день, как и сказал Гарри, рабочие начали прорезать арку в стене. Как только появилась возможность, мы проскользнули в щель и внимательно осмотрели участок. На нем густо росли сорняки, но у северной и восточной стен обнаружились переродившиеся культурные растения, доказывающие, что когда-то здесь (как и было указано в дневнике) располагались цветочные клумбы. В любом случае, прежде чем участок можно будет использовать, нужно будет провести много предварительной работы.

Здесь было очень жарко – и правда как в раскаленной печи. За стеной, в ухоженной части сада, было приятно сидеть в ярком солнечном свете, поскольку северо-восточный ветер разгонял духоту, но сюда ни один порыв ветра не проникал. Было что-то гнетущее и неживое в жарком оцепенении, воздух – стоячий, как в сердце джунглей, и в нем чувствовался легкий запах разложения. Мне показалось, что я слышу жужжание больших мух, но это, возможно, была фантазия, рожденная страницами дневника, прочитанными накануне, и последовавшим ночным кошмаром.

Я не стал рассказывать Гарри о своем сновидении, а просто вернул ему дневник; промолчал и о любопытных отрывках, на которые обратил внимание. На то у меня были свои причины. Его мать чувствовала: есть нечто странное в том месте, где мы сейчас стояли, и я не хотел тревожить сознание Гарри.

Было очевидно, что сам он ни о чем таком не думает, – наоборот, он казался очарованным заброшенным участком.

– Гляди-ка, как чудесно защищено это место, – сказал мой друг. – Восточный ветер сюда не проникает, и здесь можно вырастить что угодно. И какое уединение – одна зелень! Мне нравятся такие потайные местечки! Я попрошу поставить в арке дверь на засове, чтобы никто меня не потревожил. Что до остального, у меня в голове все уже готово. Большие цветущие кусты по периметру, выкошенная лужайка и круглая клумба в центре. Я так вижу – все будет так, как я хочу.

Гарри нанял еще несколько человек в помощь своему садовнику, и на следующее утро, пока каменщики заканчивали свою работу, они выпалывали на участке сорняки и тачками свозили на костер. Было намечено расположение клумбы, завезли кусты для посадки. Копать приходилось глубоко, чтобы избавиться от длинных корней, проросших в землю.

Днем, пока я нежился на солнце, меня позвал Гарри, разгоряченный всей этой возней.

– Иди сюда! Мы наткнулись на что-то странное, и я не знаю, что это. Понадобятся твои археологические познания.

То, что я увидел, действительно было странным: квадратная колонна из черного гранита примерно четыре фута высотой[2], и довольно широкая. Что-то вроде алтаря, которые часто находят в римских развалинах. Но работа была намного более грубой, чем у римлян, и больше напоминала какой-то друидический артефакт. В какой-то момент я внезапно вспомнил, что в каком-то музее раннего британского искусства видел точно такой же камень: жертвенный алтарь из древнего храма. Можно было не сомневаться, что этот камень имел то же назначение.

Гарри пришел в восторг от находки.

– То, что нужно для центра клумбы! – воскликнул он. – Нужно перенести его туда. Будет прекрасная основа для солнечных часов.

Вечером я гулял по саду, ожидая, когда Гарри освободится. Солнце только что зашло за край красных грозовых туч, и когда я оказался у арки, в которой еще не было двери, мне показалось, что пространство внутри озарено каким-то особым светом. Высокий черный алтарь, перенесенный на новое место, сиял как раскаленное железо, и я, стоя в проходе, невольно залюбовался.

Внезапно я почувствовал, как что-то прошмыгнуло мимо меня, едва коснувшись моего плеча и левого бока. Я испугался, но ничего не увидел, зато услышал – и в этот раз совершенно отчетливо – звонкое гудение множества мух. Оно доносилось со стороны огороженного участка. И все же мух там не было.

Одновременно я ощутил, как пространство вокруг меня сжалось и вновь расширилось, словно рядом появилась злая нездешняя сила… Галлюцинация тут же исчезла, а с ней – и гудение мух.

Потом из дома вышел Гарри и позвал меня играть в пикет: мы оба обожали эту карточную игру.

Утром работы на участке продолжились. Землю выложили дерном, привезенным с холма, обильно полили его водой. Гарри помогал с георгинами и астрами, а вокруг камня на клумбе он распорядился высадить цветущий синим шалфей.

В хлопотах прошло еще несколько дней. Однажды вечером мы с другом пришли на участок в сумерках и удивились, как хорошо прижился дерн, как окрепли растения.

Той ночью прошел сильный ливень, вспышки молний озаряли мою комнату, отдаленный гром не давал уснуть, и мне пришлось встать, чтобы закрыть окна: дождь капал на ковер. Несколько секунд я постоял, глядя в густую темноту и слушая шипение ливня, бившего о листву. А потом я заметил нечто странное, что обеспокоило меня.

Сегодня рабочие поставили дверь, но задвижку еще не сделали. Из моего окна была хорошо видна эта часть стены, и мне показалось, будто за дверью горит свет. Вдруг небо озарила яркая вспышка молнии, и я увидел, что в проеме стоит облаченная в черное фигура.

Казалось невероятным, что в такую погоду в саду может быть человек. Что ему делать там во время ливня? Если это грабитель, то чего он выжидает, ведь в доме давно уже тихо?

Сначала меня посетила здравая мысль: как я буду выглядеть, если спокойно пойду спать, а утром выяснится, что дому моего друга нанесен ущерб? И к тому же злоумышленник может быть опасен. Но на самом деле я знал, что это вовсе не грабитель, и от этой мысли мне стало совсем уж не по себе.

И все же я решил, что не буду будить Гарри, а попробую самостоятельно выяснить, что происходит.

Я оделся и пошел вниз. Но когда я проходил мимо двери Гарри, то увидел под ней щелку света. Под моей ногой скрипнула доска, и дверь тут же распахнулась.

– Что это? – спросил мой друг. – Ты тоже это видел? Как будто кто-то шел от арки? Давай так: я выйду в сад через заднюю дверь, а ты – через столовую, и он окажется между нами. Возьми с собой кочергу или большое полено.

Я подождал, пока Гарри дойдет до задней двери, отдернул штору в столовой и вышел в сад. Дождь прекратился, сквозь полог туч над головой сиял слабый свет луны. В центре лужайки, в десяти ярдах[3] от меня, стояла фигура, которую я видел из окна.

Был ли это живой человек? Слышал ли он, как открылись двери в доме? Так или иначе, он пошел – и довольно быстро – через лужайку к арке, откуда и появился.

– Скорее, мы поймаем его! – привел меня в чувство голос Гарри.

Оскальзываясь, я побежал к стене. Гарри быстро догнал меня, и у арки мы появились одновременно. Было достаточно света, чтобы увидеть: фигура стоит в самом центре, как бы сливаясь с алтарем. В эту минуту из пелены над головой вырвалась вспышка молнии, осветив все уголки участка… он был совершенно пуст, но теперь тишина нарушалась жужжанием многочисленных мух. Тишину эту прервал раскат грома, и дождь возобновился: сначала упало несколько больших капель, потом шлюзы небес открылись, и, еще не добежав до дома, мы промокли до нитки.

Из всех людей, которых я когда-либо знал, Гарри Першер отличался глубоким неверием к «невидимому и бессознательному». И до того, как мы легли спать, и за завтраком на следующее утро он утверждал: то, что мы оба видели, к потустороннему миру никакого отношения не имеет.

– Это точно человек, – настаивал он, – потому что больше там нечему появиться. В конце концов, стены не так уж неприступны для крепкого парня. То, что мы оба видели его в центре участка, всего лишь обман зрения. Свет был тусклым и сбивал с толку, и я нисколько не сомневаюсь, что, пока мы смотрели на алтарь, он карабкался по стене. Пойдем-ка посмотрим, – предложил он, когда мы допили кофе.

После ночного дождя сад был напоен влагой, но за стеной мы увидели совсем другую картину. Шалфей, посаженный на клумбу у алтаря, был опален, словно по нему прошлось пламя. Цветы поникли и пожелтели, трава вокруг клумбы, хотя и не выгорела, была сухой. Неужто дождь обошел это место стороной? Или же, что вернее, алтарь излучал нечто такое, что испепеляло все вокруг?

Но когда я спросил Гарри, какое объяснение он предложит, он стоял на своем.

– Господи ты боже мой, я не знаю! – воскликнул он. – Однако наверняка существует связь между человеком, который перелез через стену, и моими бедными пострадавшими растениями. Я скажу тебе, что сделаю. Принесу подстилку и плед и буду сегодня спать здесь. Тогда мы и посмотрим, придет ли кто-нибудь с грелкой. Но не волнуйся, я не прошу тебя составить мне компанию. Это все испортит, потому что ты можешь заразить меня своим бредом. Я предпочитаю револьвер. Ты ведь связываешь это с чем-то оккультным? Так выкладывай. Как ты это объяснишь?

– Я не могу этого объяснить, так же, как и ты, – сказал я. – Но думаю, что тут есть что-то, какая-то сила, связанная с алтарем, который ты нашел. Твоя мать тоже заметила, что это место странное, и его обнесли стеной. А ты – сделал проход и освободил некую сущность… Думаю, она активизировалась от того, что ты откопал давным-давно похороненное.

Гарри рассмеялся.

– Понятно, – сказал он. – Следуя твоей теории, материальные предметы могут поглощать и отдавать силу, которую они получили от живых людей…

– Или много лет назад от мертвых, – добавил я.

Он снова засмеялся.

– Давай не будем об этом, дружище. Я не могу спорить с такой чудовищной глупостью. Оно того не стоит.

Днем я предпринял несколько попыток отговорить Гарри от этого плана, но безуспешно. В конце концов я и сам стал задумываться, не оказался ли жертвой предрассудков. Что, если мой разум скатился к суевериям первобытного человека? Этот алтарь был всего лишь камнем… Разве мог он обладать свойствами, которыми я наделил его? Определенно, появление фигуры, которую мы оба видели, трудно объяснить, как и гибель растений. Но то, что гранитный куб имел к этому какое-то отношение, – было всего лишь догадкой, никак и ничем не доказанной.

Мои страхи и дурные предчувствия убывали и таяли, пока не были оттеснены на край сознания здравым рассудком. Впрочем, не сказать, чтобы они совсем исчезли, скорее превратились в крошечную тлеющую искру.

Примерно в одиннадцать вечера Гарри вышел из дома со спальными принадлежностями и револьвером – он собирался провести ночь на огороженной лужайке, а я отправился спать в свою комнату.

Дверь в столовую Гарри оставил открытой, потому что вечер был пасмурным, предвещая дождь. «Я смело смотрю в лицо темных сил, но обычный дождь обратит меня в бегство и заставит искать укрытия», – смеясь, сказал он.

Распахнув окно в своей комнате, я высунулся наружу и услышал, как Гарри закрыл за собой дверь в стене, на которую как раз сегодня поставили замок.

* * *

Уснул я быстро, но так же быстро проснулся с предчувствием неизбежной беды. Не надевая халата и тапочек, я побежал вниз по лестнице, выскочил в сад и направился к огороженному участку.

Я остановился перед дверью и прислушался, гадая, что заставило меня так мчаться, когда все вроде бы спокойно. Потом услышал голос, явно не принадлежащий Гарри. Я не мог разобрать слов, но голос был ровным, словно кто-то монотонно произносил молитву, и пока я слушал, над стеной стал разгораться тусклый красный свет.

Меня охватила паника, я громко позвал Гарри и начал дергать за ручку двери. Но кто-то запер ее изнутри! Я толкнул дверь плечом и закричал – но слышал только монотонный голос. Тогда я собрал все силы и налег на дверь – засов под моим напором отскочил, и я ввалился внутрь.

Меня встретила волна горячего воздуха, пропитанного каким-то отвратительным запахом; оглушал рев тысяч мух.

Гарри с голым торсом застыл на коленях перед алтарем. Рядом с ним стояла фигура в черном; одной рукой она держала его за волосы, оттягивая голову назад, другой, размахивала каким-то предметом.

Прежде чем паралич спал, я обрел голос.

– Силой Господа Всемогущего! – закричал я и начертал в воздухе крест.

Раздался звон, будто что-то упало на алтарь; красный свет померк, растворившись в сумерках раннего рассвета, и мы с Гарри остались вдвоем. Он покачнулся и упал на траву, а я, не мешкая, поднял его и вынес через выбитую дверь в сад, еще не зная, жив он или мертв.

Вскоре Гарри вздохнул и вздрогнул, словно выходя из глубокого транса, потом он увидел меня.

– Ты! – простонал он. – Но что случилось? Почему я здесь? Я заснул, и мне снилось что-то ужасное. Священник, жертва… Что это было?

Я рассказал ему только то, что забеспокоился о нем, вышел в сад и позвал, а не получив ответа, выломал дверь и нашел его лежащим на траве.

* * *

По какой-то причине Гарри невзлюбил алтарь, который раньше так ему нравился. Думаю, где-то в далеких уголках сознания мой друг связал его с кошмаром, который он смутно помнил. После той ночи он сказал, что избавится от камня – уж слишком тот уродлив. Говоря об этом, Гарри поднял лежавший на камне предмет.

– Как он мог здесь оказаться? – спросил он. – Ведь это один из древних кремневых ножей…