Читать книгу Колодец желаний - Эдвард Бенсон, Эдвард Фредерик Бенсон, E.F. Benson - Страница 5

Сидя у открытого окна знойным июньским днем, Эстер Уорд вела серьезный внутренний диалог. Она решила развеять тучу дурных предчувствий, что с самого утра висела над нею, и потому принялась мысленно перечислять причины для счастья и довольства жизнью – коих было множество. Прежде всего молодость; затем необычайная внешняя привлекательность; далее финансовое благополучие и завидное здоровье; наконец, прекрасный муж и двое малышей, милых до невозможности. Ни одной трещинки не намечалось в этом колесе процветания. Если бы добрая фея вручила сейчас Эстер колпак желаний, она не торопилась бы надевать его, ибо, поистине, ей не о чем было просить фортуну – ничто в ее жизни не давало поводов для депрессии, которую она чувствовала. Мало того, Эстер не могла бы и упрекнуть себя в том, что не ценит свое счастье; она его ценила, да еще как высоко; она его смаковала, она искренне желала такого же счастья всем, кто тем или иным образом обеспечил счастье ей самой.

Итак, Эстер тщательно перебрала в уме все обстоятельства, ибо тревога ее была сильнее, чем она признавалась в том даже себе. Она хотела отыскать вещественное оправдание этому отвратительному ощущению, что грядет катастрофа. Возможно, дело в погоде: всю последнюю неделю Лондон очень напоминал адское пекло; но, если причиной жара, почему дурные предчувствия охватили Эстер только сейчас? Не иначе, удушливый зной имеет накопительный эффект. Да, пожалуй, вот и объяснение; а впрочем, оно притянуто за уши, ведь Эстер, говоря по правде, всегда любила летнее тепло. Жару терпеть не мог Дик; его вечная шутка – как он, ненавидящий зной, умудрился влюбиться в саламандру?

Эстер переменила положение, села очень прямо в низком эркере, поскольку решила призвать на помощь все свое мужество. На самом деле, едва пробудившись нынче утром, она уже знала, в чем причина тяжести на сердце; теперь, проделав изрядную работу по смещению причин депрессии на любой другой предмет, Эстер хотела взглянуть проблеме прямо в лицо. Ей было неловко, ибо свинцовый ужас, что держал ее в тисках, происходил от события тривиального, имевшего прямое отношение к миру фантазии – иными словами, пустячного. «И впрямь глупо; ничего глупее и представить нельзя, – сказала себе Эстер. – И довольно мне прятаться – рассмотрю все трезво и пойму, какая это чушь».

Она стиснула пальцы, собираясь с духом, и подбодрила себя фразой: «Теперь пора».

Этой ночью Эстер видела сон, который в детстве буквально преследовал ее. Сам по себе сон был нестрашный. Но тогда, много лет назад, стоило Эстер его увидеть, как она уже знала: назавтра ей приснится другой сон, и вот он-то будет источником глубинного страха – Эстер предстоит просыпаться с криком и барахтаться в душном мешке кошмара. Около десяти лет прошло с той ночи, когда в последний раз она видела этот сон, и хотя он помнился Эстер во всех деталях, но само впечатление успело поблекнуть, затуманиться, отдаленное изрядным временным отрезком. Однако нынче ночью сон-предвестник вновь посетил Эстер, стало быть, теперь сон-последователь, этот самый кошмар, был неминуем, а все многочисленные приятности в кладовой памяти, сколь ни были ярки, успели померкнуть перед тем, что надвигалось с такой неумолимостью.

Этот сон-предупреждение, этот занавес, отдернутый навстречу следующей ночи, открывший путь видению, которого так страшилась Эстер, сам по себе был прост и безобиден. Эстер будто бы брела по высокой песчаной дюне, скудно опушенной тонкими травами. Ярдах в двадцати слева был гребень дюны; он круто обрывался прямо в море. Тропа, неуклонно забирая вверх, вела Эстер к полям с низкими живыми изгородями. По деревянным перелазам Эстер успевала перебраться через полдюжины изгородей; кругом паслись овцы, но не было ни единого человеческого существа. И всегда прогулка имела место в сумерках, как будто близился вечер, и Эстер следовало спешить, потому что ее ждал кто-то неизвестный, причем ждал не в течение минут, но уже давно, целые годы. Наконец, оказавшись на вершине дюны, Эстер видела впереди довольно чахлую рощицу – деревья росли кривыми, ведь их стволы гнуло морским ветром. Тогда-то при появлении этой рощицы Эстер во сне понимала, что путь ее почти завершен, что некто безымянный, тот, кому пришлось прождать ее много лет, уже совсем рядом. Тропа вела сквозь рощицу; корявые ветви, как бы зачесанные ветром набок, образовывали подобие крыши – Эстер двигалась словно в туннеле. Скоро деревья начинали редеть, и вдали маячила серая колокольня одинокой церкви. Сама церковь стояла посреди кладбища, явно заброшенного; стены ее давно превратились в руины, с одной стороны была колокольня, с другой – обрыв, а под ним море. Крыша отсутствовала, слепые окна густо заросли плющом.

На этой фазе сон-предвестник всегда обрывался. Пропитанный тревогой – вероятно, из-за вечных сумерек и незнакомца, который ждал Эстер так долго, – он все же не мог считаться страшным. Не исключено, что тревогу как таковую вызывало подсознание Эстер, ведь за годы повторений она привыкла к тому, что за первым, смущающим душу сном обязательно последует полноценный ночной кошмар. И вот сон-предвестник вернулся во всех подробностях – кроме одной. Ибо этой ночью Эстер показалось, будто церковь и кладбище постигли изменения. Край обрыва как бы подвинулся к колокольне – от пропасти ее отделяло теперь не более двух ярдов; от церкви же и вовсе ничего не осталось, если не считать последнюю разрушенную арку. Все эти десять лет море наступало, пожирая сушу и подмывая берег.

Эстер отлично понимала: день ее омрачен не чем иным, как этим сном, точнее, кошмаром, который за ним последует, то есть всегда следовал в прежние времена. Будучи женщиной здравомыслящей, она, раз взглянув проблеме в лицо, замкнула разум для дальнейших умозаключений. Если сейчас она в них углубится, с огромной долей вероятности они-то и вызовут возвращение кошмара – их может оказаться вполне достаточно. Нет, Эстер это ни к чему; она этого не допустит. Кошмар ведь не обычный; это не банальная мешанина лиц и событий; это сюжет, построенный на ожидании ее, Эстер, прихода тем неизвестным человеком… Не думать о нем; не думать, ни в коем случае не думать; слава богу, в помощь решимости Эстер звякнул ключ парадной двери, и Дик позвал ее по имени. Эстер вышла в небольшую квадратную переднюю, и ей предстал муж – сильный, статный, восхитительно посюсторонний.