Читать книгу Самолёты, поезда - Егор Алексеевич Громов - Страница 2

Состав произвёл заветное фырканье и немного приспустился. Люди задвигались, – некоторые чрезмерно активно, – смотря на них казалось, что они принимают участие в неком соревновании, о котором знают только они сами. Неспешно стремясь к выходу, Максим Игоревич с улыбкой пропускал каждого, провожая взглядом их спины. «Народ удивителен в своей необоснованной спешке» – думал он, – и вправду, а куда спешить? Возможно, это проявление простого человеческого стремления всегда быть первым, привилегированным. Возможно, просто утраченная способность к томному ожиданию.

Когда весь вагон опустошился, он с неохотой и некой обречённостью в глазах, не сняв тапок, покатывая за собой чёрный чемодан, выглянул одной рукою из вагона. Он совсем не смотрел по сторонам, его взгляд был спокоен (когда бегающий взгляд свойственен и является физиологической привычкой только прибывшего, – если не насладиться новым видом или не поностальгировать, то обязательно для того, чтобы сориентироваться и направиться в необходимую сторону, – не забываем: обязательно первым). Загорелый проводник в белой рубашке по-свойски сказал:

– До встречи!

Максим Игоревич ответил взаимностью и опустив глаза спустился вниз на платформу, что не менее чем целая аллея, высаженная высокими тонкими деревьями и скамейками между ними. И всё также не поднимая голову пошагал вперёд, совсем незаметно, выученной походкой, которая идеально растворялась среди идущих навстречу друг-другу людей. Шёл он, не поднимая голову, при этом никого не задевая, ни в кого не врезаясь, – лишь только слегка он задел зелёную ветку своей макушкой, покачнув её. В тот момент от вибрации затряслась ветка, идущая над ней, и следующая, на которой висел ещё нераскрывшийся кокон, – он немного дёрнулся, но удержался и продолжил занимать своё невесомое положение, – можно утверждать, что он был единственным, кого Максим Игоревич хоть как-то потревожил.

Через надземный переход перешёл на другую сторону, которую отделяли от предыдущей новенькие составы. Спустился на платформу, отправляющую поезда в обратную сторону, и всё также не спеша зашагал вдоль вагонов. Следующий раз он лишь немного приподнимет голову, чтобы посмотреть номер нужного ему, – а пока он стремительно шёл, до момента, когда насчитал двенадцатый вагон от головы состава, – и не мешкая взобрался в него (вагон кстати был последний). От проводника прозвучало привычное:

– Здравствуйте Максим Игоревич.

На что он также плавно и спокойно, как и его размеренный шаг, ответил:

– Здравствуйте тёска. Вижу выспались? Пропали синяки.

– Стараюсь лучше спать Максим Игоревич, – по вашему совету. Хотя, если честно, с такой работой складывается только неудобный график.

– Соответственно и не благоприятный образ жизни, – доброй улыбкой ответил Максим Игоревич. – Главное не стараться компенсировать временем, выделенным на сон, то, что не успеваете сделать в течении дня.

– Вот, всегда интересно подметите, – ответил юноша.

Максим Игоревич заметил спешный взгляд и суетные телодвижения.

– Работайте мой друг. Не буду задерживать вас и пассажиров, – они как всегда торопятся первыми забраться в поезд, – приятно улыбнулся он и по идентичному предыдущему вагону (в котором он только недавно ехал) дошёл до последнего купе; дальше дверь в маленький тамбур, – если посмотреть через её стекло, то можно увидеть последнюю дверь вагона и всего состава, – за которой не что иное как прошлое.

Послышался хлопок дверью; шум свойственный вокзалу; множество рук, провожающих снаружи и уезжающих внутри, вибрирующие движения которых пропитаны слезами, ностальгией и лишь изредка радостью, – ведь никто не любит уезжать, точнее будет сказать: человек чувствителен и не всегда готов к самому моменту расставания, даже если оно было и спланировано (во время него приходит осознание, что ты долго не увидишь то, к чему так сильно привыкла химия твоего существа, твоя душа). И только в такие моменты замечаешь истинную ценность того, что у тебя уже есть. Говорят, что именно расставание указывает на то, без чего не может жить наша душа.

В Максиме Игоревиче проснулись местами ностальгические местами предвкушающие чувства. Он встряхнул головой; звук скрежета метала; вагон пару раз встряхнуло, – он начал ускоряться, – звук двери открывшегося купе.