Читать книгу Лето Преисподне - Егор Детуш - Страница 2

S

01

E

01. Пилот

Июнь, 2020 год

На самой окраине Склоково, у реки, там, где навороченные дорогостоящие строения из стекла и бетона, возведенные инвесторами и госкорпорациями на доходы и откаты с продажи нефти и газа, высятся памятником почившему 2007-му году, притаился Полигон.

Раньше тут и вправду был танковый полигон. Из Наро-Фоминска приезжали танки и фигачили болванками, как в старой песне, по мишеням. Ездили, месили глину, прыгали, ныряли, оборудованные трубами, в реку. Толстопузые армейские бонзы наблюдали за всем этим в бинокли, а потом, подбоченясь, крякали по сто пятьдесят около полевой кухни и разъезжались по своим важным делам…

С тех пор, конечно, многое изменилось. Словосочетание «месить глину» превратилось в малоприятный эвфемизм. Танки заржавели, их распилили и распродали по частям, говорят, их загонял африканцам через Хохляндию сам Виктор Бутс, теперь мотающий срок на деньги американских налогоплательщиков…

На месте старой деревеньки выросло Склоково, которое было зачато примерно при Медведеве, вошедшем в историю как «переименователь» милиции в полицию. А еще к Москве тогда присобачили «юбочку» на картах. С тех пор о Склоково ходило много мифов, и в чем-то даже инновационный кластер приобрел дурную славу. Десяток лет назад о нем делали демотиваторы: обычно какая-нибудь народная хрень вроде туалетного ершика, насаженного на дрель, все это в черной рамке и подпись – «Склоково, бла, бла, бла»… Писатель Плевнин тоже прошелся в своих саркастических романах по легким деньгам фонда и баснословным заработкам его резидентов. Позже оппозиционер Наковальный расчехлял кластер в своих знаменитых расследованиях, которые, впрочем, никто кроме наковальнистов обычно не смотрел…

Вообще, обычный россиянин мало что знал о Склоково. В эпоху 2007-го фонд гремел из телевизора на пару со словом «нанотехнологии». Ах, да, еще был «графен». Где теперь этот графен, и кому он нужен? С тех пор и о нанотехнологиях, и о графене позабыли, правда, возьмись простой смертный анализировать, сколько бабла было на это затрачено да отмыто, то тут самолеты банкира Тостина и яхты нефтяника Сенчина покажутся детскими игрушками…

С «глубинным народом» было уже как-то дешевле и сердитее в этом плане. Сказали, забыли. Даже Сеня забыл, благо все поглотил ковид.

И вот теперь Сеня ехал сюда, на запад Москвы, сидя в «Кодекс. Такси».

Таксист болтал свою болтологию. Почему-то про тополя. Про то, что тополя – сорняки, отвратительные деревья, которыми при краснопузом большевике засадили весь Ташкент. Теперь сорняк вымахал, заваливает город своими стручками, от которых не продохнуть. В общем, одно разочарование. А деревья ведь в массе своей бесполезные – не береза и не сосна. А просто – гигантские дуры, от которых все чихают весной…

Сеня не слушал таксиста и тупил в телефон…

Отмотаем назад. Маленький флешбэк. Кто такой Сеня, и откуда он вообще здесь взялся? Почему он, а не какой-нибудь любой другой молодой технарь? Прикол в том, что Сеня не был технарем, да и молодым, пожалуй, тоже уже не был. Тридцать восемь годков как-никак. Скорее великовозрастный во всех смыслах.

А именно – к сорока годам не нажил ни капитала, ни жены с детьми, ни недвижимости, ни даже машины. Телевизора у него – и того не было. Мотался по жизни как говно в проруби, да так ничего и не добился. Так чего же он позабыл тогда в Склоково – этом оплоте всего инновационного и новомодного в науке и технике?

Представим на мгновение, забегая вперед, поскольку, мы еще будем говорить о соотношении текста и героя в этой книге, что манера письма, которая описывает центрального персонажа, является его неотъемлемой частью. Грубо говоря – каков герой, таков и текст, его описывающий. Казалось бы, ненужная философская конструкция, слишком громоздкая, как любая игра словами. Но, задумайтесь, я ничего не могу сделать с нелепостью и шероховатостью этого повествования. Оно шершавое, как язык совкового жополиза; не все слова здесь идеальны, и не все эпитеты уместны. А если так – является ли это следствием задумки автора, или же результатом именно такой нелепости нашего героя? Отринем обвинения в адрес автора, тем более, что его уже не раз хоронили, и сосредоточимся на герое.

Возьмем за аксиому, что сам текст является метафорой жизни персонажа, и все его недочеты, это – неотъемлемые свойства нашего героя. Героя по имени Сеня.

Вообще, если историю рассказывать в виде сериала, то лучше бы избежать громоздкой мизансцены, сократить экспозицию, а рассказ о юности персонажа размазать по всем эпизодам. Это дало бы возможность для сценарного маневра, растянуло бы хронометраж и при должном мастерстве не выглядело бы как ненужный пляжный эпизод.

С одной стороны – пара абзацев в стиле «родился, женился» выглядит всегда ублюдочно, мало того, что уже упоминавшийся писатель Плевнин не брезгует так делать из романа в роман, как будто по-другому не смог бы написать даже под дулом пистолета… Так к тому же такой подход обязывает автора к определенной модели повествования, которой мне бы хотелось всеми силами избежать.

Однако природа текста такова, что ни я, ни вы пока не знаете, будут ли вообще в этом повествовании флешбэки, мастерски вписанные в саспенс, или же выглядящие вставными зубами – неважно. Ну и плюс ко всему – как в известном меме – «унылая концовка, о которой никто не просил». Концовка мне тоже пока неведома. А вам – тем более.

Поэтому мне ничего не остается, как вспомнить в двух словах основные вехи жизни Семена. Да, по паспорту он был не Арсением. Арсений, это – другое имя.

Поскольку нам известно из телевизора и из статей на ресурсе «Кракен», что после ковида жизнь на Земле уже не будет прежней, с этого самого ковида, а именно с рубежа девятнадцатого и двадцатого годов мы и начнем наш отсчет.

Весь девятнадцатый Сеня маялся, менял одну работу за другой и вообще страдал непонятно чем, пока наконец не нашел себя. Звучит невероятно, но это правда: кто-то в этом городе, если не в целом мире, действительно умудрился найти себя! Пусть не в двадцать лет, пусть не в тридцать три, как завещали Христос с Ильей Муромцем, а ближе к сорока. Но, как говорили непальские гуркхи – «лучше поздно, чем никогда».

Еще шаг назад, Сеня – москвич, высшее гуманитарное образование, какая-то недвижимость от родителей маячит в виде призрачного наследства, съемная однушка на севере, полная потеря жизненных ориентиров. И вот…

И вот примерно через месячишко после того момента, когда в китайском городе Ухань возник нулевой пациент, этот наш гуманитарий сидит у себя дома и понимает, что вся его жизнь перевернулась. Внезапно, нежданно и негаданно.

О проекте «Черити» он слышал весь девятнадцатый год. Из «Телеги» и даже из таргетированной рекламы. Многочисленные онлайн-универы подсуетились и выпустили свои курсы. Курсы были сырыми, потому что проект был в раннем доступе. Впрочем, «Черити» не была ни игрой, ни просто программой… Можно было бы, наверное, сравнить ее с игровым движком, с той только разницей, что для постижения самого простого игрового движка нужно было изучать сложные интерфейсы, а то и вовсе корпеть над языками вроде C++. «Черити» же была нативной и интуитивной. Любой дурак мог разобраться в программе, и у нее был крайне низкий порог вхождения, хотя позже и столкнулись с ограничениями…

Примерно те же метаморфозы в эти дни происходили с областью видеохостинга. «Тик Ток» захватывал мир. Короткие видосы о чем угодно, помимо прочего, с легкой руки китайских разработчиков, очищенные от любого треш-контента (Вы знали, что «Тик Ток» изначально разрабатывался как сеть для подростков, да так ей и остался?), побивали все рекорды просмотров. Часовые болтологии со звездами, расследования Наковального, распаковка игрушек – все осталось далеко позади, и мир захватили танцы, поцелуйчики и короткие тезисные страйки.

Именно «Тик Током» от геймдева и CGI-графики и должен был стать проект «Черити».

Название говорило само за себя – «благотворительность» для всех страждущих, нищих духом, но желающих творить. Головной дизайнер проекта – Даглас Рудов, какой-то очередной выскочка из России с украинскими корнями, пару лет назад материализовался где-то под Купертино, очаровал инвесторов, набрал разрабов, дал пару интервью и изменил мир.

Впрочем, мир, как это водится, менялся неохотно и только в отдельно взятых уголках веба и Даркнета. Да, кто угодно мог справиться с легким интуитивным управлением нативной оболочкой, но не у всех что-то получалось. Пользователи по всему миру видели, как кто-то создал на «Черити» что-то прекрасное и изящное. Огромная золотая рыбка, внутрь которой заключен город с улицами, 3D-модель Музея мадам Тюссо, Мэрилин Монро, практически не отличимая от оригинала, и не просто трехмерная модель, а целый ИИ с машинным обучением…

Юзеры кидались в «Черити», надеясь обрести в платформе творческую реализацию, но идеальные образы удавались единицам. У массы получалась аморфное месиво с кривыми палитрами – лизергиновые разводы, мазки импрессионистов, либо кондовый но бездушный деревянный кусок реальности, с которым ни поболтать, ни разрушить. И это в лучшем случае…

В остальном же у пользователей просто ничего не получалось. Рудов визионерствовал. Заявлял, что платформа в раннем доступе, и нейросети пока не могут обслужить всех желающих. Кстати, естественных языков у нейросети было всего три – английский, русский и венгерский. Откуда у Рудова тяга к мадьярам – никто не знал, просто говаривали, что у него есть цыганские корни…

В любом случае программа позиционировалась как полностью бесплатная, ибо Даглас, как и многие передовые мыслители того времени, топил за либертарианство и анархизм. Более того, продукты, выполненные в «Черити» не могли оказаться в полной собственности создавшего их зарегистрированного юзера. Правила платформы постулировали открытый код и отсутствие обогащения на правах и прочем. Кулибины от кодинга тут же начали поставлять патчи, залочивающие исходники… Но это уже другая история…

Демонстрировать достижения платформы мог кто угодно. Конечно, это не мешало первым дельцам и умельцам попробовать использовать созданные образы в кино и геймдеве. Однако, опять же, ранний доступ и сравнительно небольшая, по крайней мере в сравнении с тем же «Тик Током», скорость распространения программы, пока не дали нам ни одного полноценного шедевра анимации или игровой индустрии.

«Черити» Сеня установил в конце года, как раз в то время, когда где-то в недрах вражеских лабораторий, либо просто под воздействием объективных природных мутаций вылупились на свет состоящие из белков и нуклеиновых кислот первые частицы вируса, прозванного впоследствии COVID-19.

Сеня к тому моменту уже много чего перепробовал, много кем успел поработать, прослушал до половины десяток ворованных с торрента курсов, но все никак не смог найти себя – ни в программировании, ни в сторителлинге, ни в эсэмэме, ни в геймдизайне. Сеня был лишним человеком своей эпохи. Короткая хипстерская оттепель, конечно, оставила след в его взглядах и образе жизни, но с наступлением «Крымнаша» все это рассеялось «как утренний туман». Денег хватало, но счастья не было…

Ни один из видов деятельности, на которых хоть как-то было способно его серое вещество (в конце концов, он не пробовал разгружать вагоны, но что-то подсказывало ему, что счастья это направление ему не принесет), его не прельщал, оттого он и не знал, куда себя деть к началу пандемии.

Перед самым Новым годом он вылетел из рекламной конторы, которая имела дела с крупными транснациональными брендами. Контора превентивно отреагировала на грядущий глобальный кризис, мировые бренды притормозили производство рекламы в Совковии. Так десяток копирайтеров и Сеня, в ту пору линейный продюсер по съемкам роликов и составлению смет, – вылетели с тремя зарплатами на улицу.

Блеклое золото парашюта, конечно, его удивило, но не особо обрадовало. Кроме того, у него имелись кое-какие сбережения в кубышке. Но не надо было быть экономистом, чтобы предсказать, что, если у тебя нет хотя бы нескольких миллионов, в последующие годы ты будешь сосать гигиеническую палочку со вкусом «Доширака».

Но в конце года такая перспектива Сеню еще не пугала. Поэтому он начал закидываться хорошим бухлом, как обычно делал, когда терял работу. Хорошее бухло быстро надоело, к тому же однажды у Сени так разболелся левый бок (там разве есть что-то кроме кишечника?), что он чуть не вызвал «скорую». В себя приходил реально полмесяца и решил в очередной раз завязать с выпивкой. Тут же стало скучно. Да настолько, что хоть в петлю лезь. Впрочем, оставим Сенины абстинентные страхи для какого-нибудь флешбэка, а пока просто скажем, что он маялся-маялся, да увидел однажды в «Телеге» какую-то рекламу курсов «Черити». Пока качал курсы, зашел на сайт, зарегился, да и слил сам клиент.

Потом подключил к учетной записи телефон, как завещала установка, и на телефон уже упало голосовое приложение. С телефоном в руке он провел всю следующую неделю, иногда даже забывая ходить в туалет и поесть. Зато ходил кругами по квартире и надиктовывал далекому сетевому интеллекту свои указания.

Шутка ли: ходишь по комнате и беседуешь с нейросетью! Даже писать ничего не надо, это тебе не Python. Нейросеть на ломаном русском задает уточняющие вопросы. В любой момент ты говоришь стоп-слово, процесс встает. Можно отдать команду и просмотреть то, что получилось. Сеня говорил и говорил, а на далеких удаленных серверах нейросети медленно, дюйм за дюймом мастерили из его речи образ. Сеня описывал то, что хотел увидеть в визуализации – цвета, объемы, размеры, формы… Все это фиксировалось, фасовалось, документировалось и… воспроизводилось на экране смартфона или ПК…

Сеня мало спал и почти не ел. Смотрел кое-какие обучающие видео на английском и даже осилил тот самый скачанный отечественный самопальный курс от каких-то уральских умельцев. Платформа была бомбой, это была революция!

Впрочем, таких революций за последние годы было немало. Технологии врываются в нашу жизнь вихрем, взбалтывают юзерское поле, вызывают хайп, а потом оседают и становятся мемами. А иногда просто исчезают. Но не все технологии вызывают хайп и изменяют мир. Как в песне «врага народа» Макароныча – одни «сгорают за час», другие «без потерь доживают до теплых дней». В том смысле, что Покемоны наделали шума, а потом их все забыли, а интерфейсом юсб-тайп-си люди пользуются до сих пор, хотя по телевизору про эти провода не говорили…

Куда делось приложение для обмена лицами? А ведь это тоже была революция. Но теперь Сеня даже не помнил названия программы. Ее продали какому-нибудь «Гуглу» за миллионы, а сама идея потом разошлась по другим приложениям и осела в том же «Тик Токе» в виде масок и прочих усов и голов единорогов. Впрочем, у Сени осталось воспоминание об этой программе – скрин в «Телеге»: какой-то среднеазиатский чувак махнулся на похоронах лицами с трупом. Итого: унылое мертвое лицо в пиджаке присело над гробом, а адово лыбящаяся харя смотрит на нас с гробовой подушки. Такое никогда не забудешь. Хорошо, что в «Тик Токе» такого нет…

…А «Черити» уже меняла мир, и впервые в жизни Сеня оказался не в хвосте этих изменений, а на самом острие. Представьте, что он бы залил одно из первых в мире видео на «Ютюб», написал бы первый пост в «Телегу» или попользовался первым в мире модем-соединением… Или выбил бы один из первых биткоинов в мире…

Сеня был среди той сотни, что создавала первые образы под «Черити». А дальше случилось нечто непредвиденное…

Впрочем, небесные силы могли быть в курсе, но их об этом никто не спрашивал. Случился коронавирус. Он отобрал у «Черити» право изменить мир непосредственно в 2020-м году. Потому что в отличие от «Зума» и «Тик Тока» платформа была еще сырая, и не смогла бы выдержать ту нагрузку, которая, будь то Господу угодно, свалилась бы на молодое созвездие нейросетей. Нагрузку техническую и моральную…

Нет, юзеры продолжали творить и делиться своими достижениями. Образы гуляли по Сети, в «Телеге» множились группы, в «Ютюбе» появлялось видео, но, если бы я был антропологом, я бы сказал, что к лету двадцатого года сообщество «Черити» практически не вышло за рамки небольшой субкультуры.

Даг Рудов продолжал шастать по западным телеканалам и ютюб-шоу, деньги он продолжал привлекать, и компания набирала в весе, но очень медленно. Быть может, она просто была первой ласточкой, по которой ударил невидимой рукой рынка так называемый «кризис доткомов»? То есть приложения, продаваемые за миллиарды – это было конечно весело, но всему же должен рано или поздно прийти конец… Большинство аналитиков все-таки списывали тот факт, что Рудов еще не номинирован на Нобеля мира – на ковид.

Сеня, уже вполне довольный тем, что он называл «Шапка», а именно своим проектом, наблюдал за развитием комьюнити, и даже невооруженного взгляда ему хватало, чтобы понять, что сообщество – в стагнации. «Черити» не захватила миллиарды. Юзеры прирастали медленно, многие уходили, и, как в любой соцсети, здесь ширился список мертвых аккаунтов.

В конце концов, когда ты сидишь дома и нечего делать, проще выучить новый язык (неважно, Java или китайский). Да, кстати, в «Черити»-то как раз не было поддержки китайского языка. А еще проще запилить 15-секундный видос в «Тик Ток», на котором ты готовишь торт, чистишь толчок либо же танцуешь под Деспасито или что там еще было?..

Расскажу одну бизнес-байку, которая долго не давала Сене покоя. Именно с ней он сравнивал тот факт, что «Черити» до сих пор не правит миром. Помните такую портативную консоль – PlayStation Vita? Так вот, она была признана экспертами (что это, правда, за эксперты такие?) одним из самых драматических коммерческих провалов минувшего десятилетия. У консоли были отличные характеристики, шикарный по тем временам экран, новые топовые игры «Сони» выпускала в том числе под эту консоль, но продажи падали, игр становилось все меньше, комьюнити не росло, потребление снижалось. В итоге производство остановили и поддержку прекратили. Что же убило «Виту»? Ответим: «Виту» убили смартфоны. Мобильный гейминг. Да-да, именно эти всратые казуальные тыкалки, которые оказались бесплатно установлены на каждый первый телефон в мире, отвратили пользователей от качественной японской игрушки с высокотехнологичными геймерскими проектами. Дешевый ширпотреб победил высокое точечное производство. Прошел пяток лет, и нишу, образовавшуюся после смерти «Виты», заняла «Нинтендо» с ее «Свичем». Но это уже другая история…

Кстати, мобильный гейминг в итоге тоже сгинул. В том смысле, что кто-то заработал на нем миллиарды, и продолжает это делать, но недаром в мире до сих пор остаются только консольщики и ПК-бояре, а моб-геймеров вообще никто не признает как класс. Известный отечественный блогер Otwislocom подытожил это коротким реквиемом: «Мобильный гейминг умер». Впрочем, он, кажется, и не рождался.

Так вот, именно участи «Виты» Сеня боялся в отношении проекта «Черити».

Хотя неразвитость и неглобальность комьюнити даже вызывали у Сени некий внутренний трепет. Это придавало и статусу самого Сени, и сообщества, в котором он состоял, некую элитарность и андеграундный пафос. Словно хакер или древний кардер, он скрывался от ФБР и Интерпола и варился на зашифрованном со всех сторон сайте-форуме, где делился с другими своими наработками и опытом, в то время как обыватели и не подозревали о том, что творится в этих подпольных чатах. Да, разница при этом была в том, что Сеня и его соратники не делали ничего противозаконного, а спецслужбы не искали их просто потому, что они на хрен никому не были нужны.

К весне двадцатого, в разгар пандемии, Сенин энтузиазм несколько поубавился, он перестал в бешенстве слоняться по квартире, абсолютно трезвым, со смартфоном в руках, наговаривая Анне (да, так звали местный ИИ в его аккаунте) изменения в архитектуре проекта. Сеня умерил энтузиазм, но не остыл к своему детищу. Просто он начал нормально питаться, бегать по утрам (ну ладно, пробежал пару раз); а еще он начал искать работу. Прямо в тех тележных каналах, в которых он до того искал вакансии рекламного продюсера и копирайтера, теперь он ловил фразу «Charity owner».

А с вакансиями творилось что-то странноватое… Просто их почти не было. И это, в общем-то, было логично. Всего-то в Сети – несколько телеграм-каналов, несколько статей, несколько видосов в «Ютюбе». Десяток вакансий. К тому же до России все, как всегда, доходило с опозданием, и наивно было полагать, что многочисленные IT-компании, которые и так по полной лихорадило из-за ковида, откроют свои объятия для новомодных черити-специалистов.

Сеня задавал вопросы в сообществе, особенно теребил человека, который, как ему показалось, некоторым образом успел сдружиться с Сеней. Человека под ником Vikus. Несмотря на отсутствие противозаконной деятельности, черитеры действительно почему-то переняли многие принципы хакеров и прочих крипто-анархистов. Общались по защищенным каналам, использовали VPN и Прокси, чатились в «Телеге», так что айпишник из Болгарии вряд ли говорил о реальном нахождении Викуса в Софии.

Вик сказал, что с работой пока туго, хотя он уже занял некую должность в какой-то мутной конторе, и если все выгорит, то расскажет. В чем Сеня, если честно, сомневался. Однако, он продолжал поиски, ведь ему казалось, что он и вправду сможет заработать тем делом, в котором внезапно обрел себя в это странное время…

Далее мы перематываем несколько месяцев поиска противоядия и выхода на плато в глобальном смысле, а для Сени – месяцев шлифовки его детища, проекта «Шапка». Анна училась Сениному русскому. Нейросеть все проще и легче понимала его. Полутона, интонации, метафоры… Конечно, не сравнить с женой Льва Толстого, но Сеня день за днем наблюдал за тем, как его проект обретает все более и более уверенную форму.

Некогда аморфное и бессмысленное месиво из полусформировавшихся образов постепенно прирастало уникальной архитектурой. То, что получалось, не выглядело пока идеально, но это стремление к идеалу было в проекте уже заложено. Сеня это видел и чувствовал.

Если бы его спросили, что он делает, он бы ответил – «мир», если бы спросили, о чем его проект, он ответил бы – «о жизни». Вообще, тем, кто страдает гигантоманией, всегда сложно. Сене стоило бы сделать что-то небольшое, но функциональное. Модель человека с сосудами и венами. Машину или, например, животное: по Сети гулял шикарный образ жирафа. Но Сеня сразу замахнулся на нечто глобальное…

В самом центре, условном центре его построения, оставался начальный зародыш образа, с которого он начинал. С собственной съемной хаты, к которой затем прирос дом, двор и какие-то элементы района. Сеня не ставил целью сделать карту или 3D-модель, чтобы продать ее куда-то, просто делал то, что у него получалось само собой и что ему нравилось…

Только не смейтесь, но синдром божества, которому подвержены любые неофиты – будь то от кодинга или композа, не обошел и Сеню. С одной стороны, он понимал, что его знания и умения не безграничны, но с другой, – то, что он уже построил, возвел, создал… – это казалось ему невообразимым и волшебным. Проект был далек от завершения. Но уже жил собственной жизнью.

Пока «Шапка» была под замком, и Сеня не делился ей с другими юзерами, иногда лишь выкладывая некоторые отдельные фрагменты для обсуждения в сообществе. И вот, пока Сеня шлифовал свой маленький мир, в один из прекрасных дней напоролся в «Телеге» на короткое объявление:

«Ищут черити оунера. Полный рабочий день в Склоково. Писать Андрею». И адрес электронной почты. Больше ничего.

Сеня левой рукой отправил свое пестрое резюме и приложил несколько фрагментов «Шапки» без особой надежды на ответ. Однако же ему перезвонили примерно через час. Приятный, но немолодой женский голос с небольшим акцентом пригласил на завтра на собеседование.

И вот Сеня ехал в «Кодекс. Такси», слушал белиберду про тополя, ловил взглядом такие же тополя за окном и иногда сверялся на телефоне с письмом от некоего Андрея Мартова, в котором говорилось, как ехать и к скольким прибыть.

Они приехали, деньги списались с карты. Таксист уехал, как показалось Сене, так и продолжая бормотать про тополя, несмотря на то, что пассажир уже отвалил в неизвестность.

Погожий день, начало июня. На завтра обещали дожди, но сейчас было ясно и солнечно, к тому же без жары. И это радовало.

Такси выплюнуло его у КПП, за который он просочился, продемонстрировав охране в форменных куртках паспорт. Судя по «Кодекс. Картам», до Полигона было еще пилить и пилить, ибо он находился в самой заднице Склоково.

Вообще, местные просторы поражали. Чистенько, тихо. Народ спокойно идет по своим делам. Кто-то расположился прямо на полянке с коробочками от еды. В мозгу Сени всплыло японское слово «бенто»… Сосенки стояли редко, и вообще здесь было солнечно.

Здания из бетона и стекла при этом не выглядели как человейники Сити, а скорее напоминали мирный университетский кампус. В принципе, Сеня никогда не мечтал попасть сюда. Ехать далеко, да и вообще какой-то культовой славой место не пользовалось, но оказавшись здесь, он сразу ощутил, что не прочь тут поработать.

Сеня не боялся и не волновался. Он был расслаблен. Сейчас не решалась его судьба, на кону не стояло его существование. Это не «Майкрософт» и не «Гугл», в которые ему и так вход заказан из-за среднего английского. Просто очередное собеседование, каковых в его жизни было с пару десятков, и которое, скорее всего, закончится ничем. Зато прогулялся, в интересное место съездил – так обычно говорил Сеня себе…

На парковке у какого-то здания торчал десяток электрокаров, и, по всей видимости, одним из них можно было как-то воспользоваться, но Сеня был стеснительный, да к тому же погода стояла шикарная, и он решил прогуляться. Наверное, вокруг как-то шелестели птицы, но Сеня их не замечал и о них не думал. Ему вообще вдруг подумалось, скорее бы это собеседование закончилось, и тогда он сможет вернуться в родную двушку, чтобы снова начитывать Анне свою историю…

Сеня сверился с картой, когда обжитая территория кластера вдруг закончилась, позади остался последний фонарь на дорожке и справа замаячила мусорка. Сеня опасливо оглянулся, как всякий раз, когда готовился увидеть поблизости Квантина, но он был здесь один…

Дальше путь лежал через поле, по которому была протоптана тропинка. Низкая декоративная ограда, а за ней – скошенный пустырь с одиноко маячащим ближе к реке строением.

Это и был Полигон. На картах в описании он никак не обозначался, у домика вдали даже не было адреса, по крайней мере, никаких цифр на нем не стояло. Когда Сеня приблизился, то увидел довольно странную конструкцию.

Спереди это напоминало довольно модный угловатый двухэтажный домик в стиле Баухаус – как будто несколько стеклянных контейнеров поставили друг на друга в некоем продуманном беспорядке. Из-за контейнеров высился белый купол чего-то гигантского, похожего на надувную крышу для теннисного корта, только, по всей видимости, круглого в диаметре, а не прямоугольного.

У домика стоял человек в дурацкой и одновременно как бы модной черной униформе с аляповатыми шевронами на рукавах. Его брюки напоминали галифе с красными лампасами и были заправлены в высокие армейские ботинки. Выправкой человек напоминал военного, впрочем, это было клише, и Сеня мог ошибаться. Короткая стрижка-платформа, уверенное немолодое лицо. Мужчине – за пятьдесят.

– Вы, должно быть, Семен? – мужчина протянул руку.

– Здравствуйте, – пожал ее Сеня. Его впервые кто-то прямо так встречал на собеседовании.

– Громкин, я начальник службы безопасности на Полигоне.

– Очень приятно.

– Мне тоже. Посидите внизу, Андрей Александрович скоро к вам спустится.

– А покурить можно? – зачем-то спросил Сеня.

– Курите, конечно.

Сеня снова огляделся боковым зрением, думая, не увидит ли здесь Квантина, но кроме него самого и Громкина у подъезда никого не было.

Он чиркнул зажигалкой и отполз к урне под камеру. Громкин подвигал желваками, кивнул Сене и отвалил вовнутрь. Сеня осматривался. Здание – из какого-то камня, слишком темного, а потому выглядящее немного депрессивно.

У входной двери Сеня приметил средних размеров табличку: старомодный мрамор, как на древней фотожабе (тогда еще такого термина не было) «Хуячечная» про Министерство культуры, производства чуть ли не самого Арсения Гусе-Лебедева. На мраморе – абракадабра из букв:

НФПЗСВМП

Что бы это значило?..

Прислонился к стеклу и посмотрел внутрь сквозь свое темное отражение. Почти ничего не видно, кроме столика-ресепшена и пары фикусов. Сеня докурил, раздавил окурок в сеточке урны, еще раз воровато огляделся в поисках Квантина да и шагнул внутрь, в крутящиеся двери. Внутри было прохладно. Действительно, несколько кадок с фикусами-пальмами. Громкин куда-то дематериализовался.

Над ресепшеном: довольно дикая пролетарская мозаика в стиле Диего Риверы – какие-то оголтелые рабочие в образе креаклов (или наоборот) и не менее оголтелые микеланджеловские ангелы тянут друг к другу руки через месиво облаков. В руках – ничего. И под всем этим надпись: «Лучше никто, чем мы!».

За стойкой ресепшена – никого. Сеня не успел развести руками как Винс Вега в знаменитом меме. Понял, что здесь кто-то есть, и это был не Квантин.

Тень вышла откуда-то из-за пальмы. Высокая, худая, как косоглазый демон из «Тетради смерти», с той только разницей, что у него не было бредовых торчащих в разные стороны наплечников.

Мужчина действительно косил. Это Сеню всегда смущало. Непонятно, в какой глаз смотреть человеку.

Он был высокий и худощавый. В черной водолазке а-ля Стив Джобс и наброшенном на плечи френче а-ля… Керенский. Короткие соломенные волосы, остриженные по ушедшей уже хипстерской моде, но само лицо при этом не особо худощавое.

Мужчина протянул гигантскую лапу пианиста с тонкими узловатыми пальцами. И улыбнулся.

– Здравствуйте, Семен.

– Добрый день. Вы – Андрей Александрович?

– Именно, давай на «ты», так что просто Андрей. Прошу…

Андрей был старше Сени лет на пять-шесть, иными словами – за сорок. Человек из предыдущего поколения, к которому принадлежал, к слову, и западный визионер Даг Рудов.

Мартов провел Сеню на второй этаж. Здесь было просторно и прохладно. Народу мало. За темными стеклянными стенами есть какое-то движение, но по коридору никто не шастает.

– Прошу в переговорку, – и Мартов распахнул дверь. Загорелся автоматический свет.

Сеня сделал все, чтобы не дернуться лицом и не выдать себя. Квантин уже ждал здесь. Он сидел в дальнем углу продолговатой комнаты, закинув ногу на ногу и составив пальцы домиком, как Черномордин на рекламе движения «Наш дом – Газпром» в 90-е.

Мартов ничего не заподозрил. Вообще, не забивайте голову, откуда здесь взялся худощавый миловидный парень с иссиня-черной челкой в дурацком тренировочном костюме с надписью РОС-СИЯ на груди… Примите как данность, что помимо Сени и главы Полигона в комнате был третий персонаж.

Сеня научился разговаривать с Квантином как бы в мыслях, в воображении. В его сознании словно падало стекло, и за этим стеклом он мог вести переговоры со своим странным другом без опасения, что его запалят окружающие.

Сеня мысленно улыбнулся Квантину. Тот лишь кивнул.

– Это – Полигон, – сказал Андрей. – Если понравится, будешь работать здесь.

– А что за купол сзади?

– Всему свое время, если захочешь, покажу.

– Он тебя боится, – сказал меж тем Квантин. – Сейчас обосрется.

Сеня и бровью не повел. Вообще Мартов излучал спокойное и сильное дружелюбие. Он располагал к себе и сразу понравился Сене.

– Расскажешь о своих достижениях? – спросил он, когда они уселись друг напротив друга.

– Ну… – начал Сеня. – Я окончил кафедру лингвистики в «МИСиСе». Но это было давно, работал в рекламе, еще где-то… В общем, я гуманитарий…

– Я тоже, – сказал Андрей. – Это не позорно.

– Ну… Я так понимаю, у вас айти-компания… Я только с декабря занимаюсь в «Черити». Вы видели мой шоурил…

– Да, меня впечатлило.

– Правда?

– Конечно, ты сам знаешь. «Черити» – платформа очень спорная. Очень мало толковых специалистов, тем более что появилась она совсем недавно.

Мартов, естественно, продолжал косить. Сеня из-за своего «стекла» глянул на Квантина, тот тоже изобразил на своем смазливом лице косоглазие. Это было низко, и вполне в его стиле. Сеня попросил его больше так не делать… Квантин пожал плечами.

– Ты ведь показал нам не все? У тебя есть гораздо больше?

– Как вы догадались?

– Все, кто ваяет в «Черити», делают «гораздо больше», – и он показал пальцами кавычки. – У всех синдром божества, только не обижайся. Но прошло меньше полугода. За это время ты не смог бы сделать и трети Москвы, не говоря уже о целом глобальном мире. Так ведь?

– Я делаю не совсем Москву. Я делаю «другую Москву».

– Да, я понимаю, точная копия у тебя бы и не получилось. Ты же не в «Гугле» работаешь. И все равно. Твой мир уже может немало стоить.

– Вы хотите купить?

– Почти. Я предлагаю тебе объединить свои усилия с нашими.

– Как именно?

– Я начну чуть издалека, – сказал Мартов. – Ты же знаешь, кто такой Даг Рудов?

– Конечно.

– Так вот, он был моим партнером. Мы работали вместе. Этот Полигон мы запустили в пятнадцатом году. В разгар ипотечного кризиса, так сказать.

– То есть Рудов действительно из России?

– Конечно, мы с ним были, ну… Как Джобс и Возняк.

– Бла, бла, бла, – заявил со своего стула Квантин. – Такая пошлая метафора, что просто пф-ф-ф…

– Джобсом, насколько ты понимаешь, был я. А он все придумал.

– Странно, – сказал Сеня. – Сейчас он демонстрирует в интернете как раз вполне Джобсовское поведение.

– Да мы вместе читали эту книгу, авторизованную биографию…

– Кажется, Уолтера Айзексона, – Сеня попытался поддержать разговор.

– Ты тоже читал?..

– Да, но, знаете… быстро надоело. Гигантское повествование, каждый мелкий шаг Джобса, к тому же я не пользуюсь техникой Apple. У меня был только iPod, и я считаю его вершиной творения компании. Помните, был еще фильм с Эштоном Кутчером? Так вот, там история тоже закончилось на «айподе». Короче, я предпочитаю «Андроид»…

Мартов демонстративно, но без пафоса выложил на стол свой «айфон», видимо, десятый.

– Я не хочу входить в секту, – улыбнулся Сеня беззлобно.

– Понимаю тебя, – ответил Андрей. – Это лишь вопрос символического производства. Я обязан носить «айфон», потому что я владелец компании.

– Вы здесь главный бенефициар?

– Да, тебя это смущает?

– Нисколько. А вы есть в списке «Фобоса»?

– Нет, слава Богу, они до меня не докопались, а то болтался бы где-нибудь в жопе. Только не «вы», а «ты», ОК?

– Ах, да, извини.

– Кофе хочешь?

– Да, капучино.

– Тогда пошли на кухню.

Они прошли по коридору и оказались в милом кухонном помещении. Здесь хлебал «дошик» из пенопластовой емкости гигантский мужик с волосатой спиной и лысым затылком в майке Megadeth. Он неразборчиво поприветствовал Мартова, тот улыбнулся.

– Это – Антон, это – Семен, – проговорил начальник.

Сеня сделал неопределенный жест рукой. Квантин, который не отстал, нагнулся к самому носу Антона и заглянул ему в рот. Покрутил пальцем у виска. Видимо, на лице Сени отразилась ухмылка.

– Люди меняются, привычки остаются. Тоха – здесь главный кодер.

Тоха лишь что-то пробурчал.

– Сахар? – спросил Андрей.

– Да, один.

Мартов колдовал у кофе-машины. Приличной кофе-машины, как в хорошей кафешке, а не дешевого капсульного ширпотреба.

– Денег у нас много. Не обидим, – сказал Андрей. – Зарплата, так скажем – почти любая, ну в разумных пределах. Устроит?

– Более чем. А делать-то что надо?

– Творить, – улыбнулся Андрей. – Творить в программе, похожей не «Черити».

– Это как? Я думал, я нужен вам для платформы Рудова.

– Платформа Рудова, и платформа «Полигона» – вышли из одной идеи и из головы одного кодера. Но в какой-то момент Вова решил, что ему не нужен Джобс, и он сам будет отвечать за визионерство и коммуникации. Так он покинул меня. К тому же он думал, что в России он ничего не добьется, что его тут сожрут. Вон ведь, Павел Дуров тоже сбежал из России.

– Но у Дурова есть брат.

– Да, а у меня нету. И у Вовы нет брата. Поэтому мы разделили программу поровну. Тот код, который был готов на момент его эмиграции в 17-м, достался и мне, и ему, ведь то, что он писал, я придумывал наравне с ним как идею. Юридически все чисто. Далее он выпустил «Черити» из Силиконовой долины. А у меня остался «Полигон».

Он поставил кофе на кухонный стол. Сеня вспомнил, что хочет курить. Но не решился попросить выкурить электронную сигарету в чужом помещении.

– Вы привлекли инвестиции? – спросил он.

– Частично, у меня было несколько бизнесов, со временем я их продал и вложился сюда. Теперь это – мое детище. Так что скажешь? Тебе интересно?

– Да, очень интересно.

Квантин тем временем бродил вокруг толстяка и постукивал пальцами по обеденному столу.

– Не нравится мне все это, – говорил он Сене. – Мутная контора. Могут кинуть…

– Без тебя знаю, заткнись, – огрызнулся Сеня, а Андрею сказал: – У меня будет какое-то тестовое?

– Не… – махнул рукой Мартов. – Все тесты ты уже прошел. Можешь заступить, а можешь подумать недельку для политеса.

– Давайте подумаю.

– Как хочешь. Я тогда дам тебе кое-что в виде промо-подарка, пошли.

Сеня быстро влил в себя остатки кофе.

Они оказались в комнате, которая, по-видимому, была кабинетом Мартова. Интерьер аскетичный и в то же время стильный. Длиннющий стол из темного дерева, деревом же обшиты стены. На стене – часы с логотипом «Бэнтли», а у другой стены – чучело животного: полосатого, с длинным хвостом, похожего на небольшую худую собаку…

За стеклом от пола до потолка, видимо, находилось содержимое белого шатра. По крайней мере, Сеня разглядел конструкцию, похожую на гигантскую «катушку индуктивности». Он даже удивился, что в его гуманитарной голове появилось такое слово…

– Это их машина, – проговорил Квантин, который стоял у стекла.– Впечатляет. Она нужна нам…

– Это наша Машина, – проговорил Мартов. – Впечатляет, правда?..

– Да… Что она может?

– Практически все, нужны только руки и голова. В данный момент мне нужна твоя голова…

– Как вы ее называете?

– Просто «Машина». Смотрел такой фильм, «8 миллиметров»?

– Это Феллини? – сказал Сеня быстрее, чем понял, что ступил. – Ой, то есть, нет…

– Нет, не знаю, кто режиссер. А играл Николас Кейдж. Там один чувак говорил, – и Мартов изобразил так называемого «гнусавого переводчика», – «Зови меня Машина…» Вот и у нас Машина… Она полуквантовая…

– Это как?

– Квантовых компьютеров пока не существует. Не все возможно построить и запустить на основании квантовой теории, поэтому часть Машины работает на бинарном коде.

– Малопонятно, но интересно…

Мартов тем временем поставил на свой длинный стол небольшой чемоданчик и раскрыл его. Сеня приблизился. Внутри лежали очки и два странных предмета напоминающие то ли фаллосы, то ли лингамы, что, как известно, – одно и то же. Предметы отливали старомодным хромом.

Мартов двинулся по комнате. По его виду было понятно, что сейчас он снова «начнет издалека». Сеня взял один из продолговатых предметов. Несмотря на кажущуюся тяжесть, он удобно лег в руку.

– Видишь эту комнату и Машину за стеклом? – Мартов развел руками. – Я научился ценить только самое лучшее. Уникальное и эксклюзивное. Я, если угодно, коллекционер, хотя моя коллекция, конечно, не в этой комнате… Видишь чучело?

– Похоже на тасманийского волка, – сказал Сеня.

– А ты осведомлен, молодец, гуманитарий. Это он и есть.

– Но ведь тасманийские волки вымерли.

– Да, это так. Поэтому чучело стоит как пол-Москвы. В мире их всего два, и все в частных коллекциях. Я увлекаюсь таксидермией, но это делал не я. Я его купил за биткойны.

– И много вы намайнили?

– Три года назад эта самая Машина намайнила мне столько криптовалюты, что теперь я могу наслаждаться шлюхами и коксом до конца жизни. Кстати, выпить не хочешь?

– Я бросил.

– Уважаю, тогда и я не буду себе наливать. Знаю, насколько это обидно…

– Не-не, я не против, пейте… – сказал Сеня.

– «Пей»! – беззлобно дернулся Мартов.

– Сорян, – улыбнулся Сеня. – Пей.

– Ладно, не буду. Короче, денег столько, что можно многое. И знаешь, почему я счастлив в жизни?

– Почему?

– Потому что, то, что я могу, дано мне прямо здесь, на этом Полигоне. Я могу и хочу одно и то же… Я думаю, ты понимаешь, о чем я?

– Примерно… Это здорово.

– Именно, это здорово. Поэтому в твоем лице мне нужен, ну… не столько работник, сколько собеседник. Тебе придется прочувствовать мою философию работы, так сказать, и следовать ей. Это – самое сложное. На нашем пути будет много соблазнов, и ты захочешь сделать так-то, а не так-то. И, я предупреждаю тебя сейчас, твоя главная задача не делать неправильно, а делать так, как надо мне и нашей цели.

– Идет, по рукам…

– Ты уверен?

– You’re the Boss…

– Отлично! Тогда держи эти шмотки. Аналогов нет, это прототипы, собранные в Китае еще до ковида по заказу. Так что если не придешь в итоге работать, технику придется вернуть.

– ОК.

– Это очки комбинированные, в них VR и AR, аугмент и виртуалка. Стоят кучу бабок. Это усилитель, а это распределитель, не перепутай, там подписано.

– И что мне с ними делать?

– Ну, ты же, наверное, мечтал увидеть свой проект не на экране ноутбука, а в полном, так сказать, объеме? Вот и побалуешься дома.