Читать книгу Глаза их полны заката, Сердца их полны рассвета - Егор Викторович Ивойлов - Страница 6

Нет, – отвечал Заратустра, – я не даю милостыни. Для этого я недостаточно беден.20

Они мчались по пыльным дорогам Джайпура, которые вынесли их за пределы города.

Мимо проносились желтоватые скалы, местами поросшие иссушенной растительностью. Испепеляющее солнце Индии окрасило небо в почти белый цвет. В нависшем мареве восходящих потоков воздуха, восставали призрачные очертания необычной скалы. По мере приближения, глаза различали все больше деталей. Скала обернулась огромной крепостью. У подножья раскинулось озеро с изумрудной водой. Она, нагретая жарким солнцем, душными парами поднималась к небу, заставляя древние стены подрагивать перед глазами, словно мираж.

Припарковались на тесной стоянке. Водитель остался ждать.

Глеб медленно двинулся к воротам знаменитого Амбер форта по бесконечной каменной лестнице, с трудом взваливая свое изжаренное тело на очередную ступень. Он стал частью огромной, человеческой реки, которая ритмично и медленно карабкалась вверх, словно огромная гусеница. Всюду сновали суетливые, торговцы, предлагающие туристам стандартные и никчемные сувениры.

Огромные медлительные слоны, словно невозмутимые дредноуты плавно проплывали по извилистой дороге, немного в стороне от всех. На спинах царственных животных восседали иностранные туристы, которые измученными от жары и малоосмысленными взглядами шарили по окрестностям. Должно быть, именно так, могущественные раджи въезжали в распахнутые перед ними ворота.

Внутреннее убранство Амбер форта сохранило тени былого великолепия, хотя и находилось в запустении. Бесконечные вереницы коридоров соединяли покои правителя с комнатами наложниц, святилищами богов и террасами. Причудливые витражи окон создали вожделенную тень и прохладу, но не мешали взирать на окрестности.

Где-то далеко внизу копошилась людская масса. На таком расстоянии невозможно рассмотреть отдельного человека. Зато прекрасно видны скалы, которые опоясывали дворец. На их гребнях, словно змеи растянулись дополнительные линии крепостных укреплений. Километры стен превратили «Амбер форт» в непреступную твердыню, за которой один мир надежно укрылся от другого.

Неужели власть держится только за счет крепостных стен и оружия? Глеб так не думал.

По его мнению, власть опирается, в первую очередь, на пошлость, невежество и неполноценность людей. Униженность порождает многочисленные комплексы. Которые трансформируются в потребность сбиваться в стадо и прятаться в тени чего-то могущественного. Именно, из этого проистекает любая религиозность и патриотизм.

Поэтому, внушение человеку чувства собственной неполноценности – это основная задача любой власти. Важнейшую роль здесь играют, так называемые, «элитарные вещи». Например, золото – совершенно бесполезный металл, или бриллиант – совершенно бесполезный камень. Постоянное промывание мозгов превратило всевозможную ерунду в предметы преклонения. Обладание безделушками стало признаком успеха и источником власти для одних. Предметом вожделения и источником сомнений в себе для других. Удивительно, но люди прияли правила этой глупой игры. Человеческие мечты выродились до страха и стремления к обладанию.

Все это привело к деградации и консервации несвободы. Жизнь в обществе превратилось в непрекращающееся человеческое страдание, безвыходность. Несправедливости стали казаться естественными и непреодолимыми. В результате, общество обрекло себя на столетия неизменности, под пятой власти, вооружённой всей мощью выдуманного богатства и мистической лжи.

«Колесо Сансары лжи» – подумал про себя Глеб и усмехнулся – «Достигнуть нирваны, в этом смысле, значит вырваться из цикла бесконечного обмана и построить коммунизм».

Почему нельзя отбросить всю эту шелуху и посвятить себя чему-то действительно важному? Ведь мы летим на микроскопическом, голубом шарике в бесконечном космосе. Неужели, стремление к познанию мира не важнее, чем покупка очередной бетонной коробки в ипотеку?

Для того, чтобы изменить мир не нужно даже согласованных действий, или восстаний. Задуши в себе мистический трепет перед государством, перед богами и никчемными предметами. Задай себе простой вопрос: «Зачем мне каждый год новый телефон, автомобиль, брендовые трусы? Почему стареющий, пустоголовый капиталист вызывает у меня зависть, а физик, знающий, как устроен мир нет?» Тогда, незаметно, система начнет рушиться. Короли окажутся голыми, сумасшедшими стариками в нелепых, опустевших и никому не нужных дворцах.

***

Водитель отвез Глеба в гостиницу. Распрощались до утра. Глеб получил номер, поужинал, принял душ. Сидеть в комнате не хотелось, отправился гулять.

Отель располагался на городской окраине. Тесные, грязные улицы образовывали путанный лабиринт.

День подходил к концу. Впереди, над крышами домов возвышался пологий холм. Солнце горело над горизонтом огромным огненным оком. Вьющаяся в воздухе пыль тлела розоватым пламенем. Казалось, что воздух воспламенился. Солнце было огромным, все вокруг тонуло в его величии: жалкие хижины, грязь и люди.

Глазам стало больно от нестерпимого света. Глеб свернул в очередную подворотню. Все погрузилось в тень. Влажная пыль кругом, белье сохло, растянутое на веревках.

Далеко впереди индуистский храм. Красный закат выхватил его силуэт, и он вспыхнул среди бескрайнего моря домов, как свеча в темной комнате. Не асфальтированная дорога под ногами Глеба горела алым налетом и каждый камень отбрасывал длинную тень. Навстречу прошла женщина. Волоски вокруг ее головы светились золотистым ореолом.

Опять повернул куда-то. Стало совершенно темно. Глеб шел быстрым шагом по незнакомой дороге. За спиной загорелся одинокий фонарь. От ног растянулась длинная тень, постепенно истончающаяся к голове. Вышел к ржавой трубе. Она уходила далеко за горизонт, рассекая поселение на две части. Вокруг горы мусора, вонь. Понял, что заблудился. Достал телефон, чтобы посмотреть свое положение. Район отображался на карте огромным серым квадратом. Проложить маршрут оказалось невозможным. Глеб понял направление, в котором нужно идти, но извилистые улицы заставляли плутать.

Глеб насупился, смотрел из-под густых бровей. Все звуки исчезли. Тьма, лишь немного теснилась заревом неба и редкими фонарями. Все стало немым и безжизненным. В небе наползали темные клубы облаков и медленно пожирали освещённое огнями города пространство. Тучи плавно теснились и наваливались друг на друга, казались стадом недавно разбуженных слонов. Они продвигались неохотно, будто их гнали кнутами, против воли.

Пыль на дорогах стала серой и прохладной. Почувствовал шорох за спиной. Обернулся. Улица пустынная, вязнущая в сумраке. Прошел еще немного. Кажется, тень скользнула где-то на периферии зрения.

Во все стороны расходилось поле города-призрака. Стены пыльные, грязные. В промежутках между домами навалены отбросы. Запах гнили и нечистот. Люди словно растворились в ночи. В дверных и оконных проемах затаилась молчаливая тьма. Иногда ощущал на себя взгляды. Показалось?

Вышел на небольшой пустырь. Сточная канава. Черная жижа, медленно ползущая куда-то. Над ней сгустки сизого, зловонного тумана.

На краю две старухи. Одна смотрела на воду, заложив ногу за ногу. Голова накрыта пестрым платком. Из-под него редкие, седые волосы. На мгновение обернулась к Глебу. Глаза мутные, почти белые. Лицо изрезано глубокими морщинами. Нос навис над беззубым ртом, как клюв. Вторая полулежала рядом. Ее оранжевое сари накрывало разбросанный всюду мусор. Дряблый живот в складках и растяжках, обезображен многочисленными родами. Лицо грубое, почти мужское, в ссадинах от недавних побоев.

Женщины казались старыми ведьмами, которые колдуют в ночи, чтобы вернуть молодость. Глеб хотел спросить дорогу, но почувствовал что-то враждебное, страшно безнадежное и злое в сутулых силуэтах. Свернул, отошел немного. Обернулся на миг. Две сгорбленных тени над обрывом замерли, как голодные стервятники.

Быстро прошел дальше. Одинокое дерево, ствол завален пустыми бутылками. В раскидистых ветвях движение – обезьяны, кажется. Все нависало угрюмыми тенями, подавляло. Опять чувствовал тысячи тусклых глаз из окон. Хотелось идти ближе к стенам, но там все изрыто, грязь. Поднял железный прут с земли – стало спокойнее…

Вновь посмотрел на карту. Вроде приблизился к краю серой зоны немного. Убрал телефон, поспешил дальше. Бросило в воспоминания из детства.

***

Глеб с трудом заводил друзей, дрался постоянно. Подошел к школьному футбольному полю. Игра уже шла. В одной команде было четверо ребят, в другой пятеро. Маленький Глеб сбросил на землю портфель и радостно выбежал на поле:

– Я с вами!

– Нет! Мы не хотим с тобой играть!

Один из мальчишек подошел к Глебу. Он перебрасывал футбольный мяч из руки в руку и с вызовом смотрел на Глеба.

– Тогда я буду вам мешать! – сказал Глеб от обиды.

В ответ мальчишка швырнул мяч ему в лицо. Ни секунды не колеблясь, Глеб бросился в драку…

…Молодая, очаровательная женщина стояла посреди школьного кабинета. Тучная старуха сидела за столом и бубнила монотонно, отчитывая ее. Мама прижимала маленького Глеба к себе, словно пытаясь уберечь.

Он не особенно обращал внимание на то, о чем говорили старшие. Один глаз немного зудел, заплывая синяком. По полу проползал рыжий таракан – Глеб мысленно разговаривал с ним: «Не думай, Такакашка, что сможешь спрятаться от меня. Скоро меня отпустят, и я тебя прихлопну. Та-ра-кашка!»

Тяжелая капля упала ему на макушку. Глеб поднял голову. По маминому лицу скатывались слезы.

– Мамочка не плач, пожалуйста – Глеб моментально забыл про насекомое. Он любил маму больше всего на свете.

Глеб провернулся под ее локтем и обхватил мамину ногу обеими руками. От этого она расплакалась еще сильнее, села на корточки, прижала Глеба к себе.

Рядом стоял мужчина. Его сын насупившись смотрел в пол. У мальчика из носа выглядывали ватные тампоны, бурые от крови, под глазами темнели синяки, как у панды. Мужчина молчал, почти все время. Казалось, ему стало не по себе от женских слез:

– Ну, подрались пацаны, что такого? Теперь станут лучшими друзьями – сказал он.

– Я не буду дружить с Глебом … – подал голос мальчик, с разбитым носом. Он гнусавил немного – Глеб плох…

Отцовский подзатыльник оборвал его на полуслове…

***

Уходил все дальше. Черная туча, казалось, следовала за Глебом. Под ней стелилась мрачная тень, пожирающая следы. Ночь опустилась как-то слишком внезапно. Настолько, что в нее было трудно поверить. Мерещилось, что еще продолжается какой-то странный день, тяжело больной и умирающий.

Чуть впереди, на одной из плоских крыш увидел сумеречный силуэт, мерцающий на фоне неба. Черная женщина стояла спиной к Глебу, молчаливо всматривалась в город. Ее одежды развивались на ветру, казались крыльями огромного ворона. Потом тень от облаков поглотила и ее. Мир света сжимался.

Глеб увидел людей.

Четверо мужчин сидели на корточках, лицом друг к другу. Молча, выжидающе смотрели на приближающегося к ним чужака. Один плавно поднялся и растворился во тьме.

Глеб на мгновение остановился в тревоге, но будто подталкиваемый сзади, пошел по направлению к компании. Никакой возможности обойти их не было. Справа тянулась канава, слева стены домов. Единственная тропа проходила мимо сидячих. Они ждали. Черные глаза неотрывно и неподвижно смотрели на Глеба.

– Sir, we are poor people. Give us some money.21 – кривляясь заговорил один из троицы. Остальные захихикали.

– I do not understand22 – Глеб попытался свалять дурака.

Глеб постарался сохранить спокойный вид, но чувствовал неотвратимость приближающихся событий. «Попробовать бежать?» Быстро посмотрел назад. Сзади уже стоял четвертый мужчина.

Глеб прижался ближе к стене. Один из бродяг поднялся. Он был невысокий и худой, как и его товарищи. Кажется, все были пьяны.

Он вальяжно подошел ближе к Глебу:

– You know this is a bad neighborhood? Where are you from?23

– I do not understand.24

– Give me your phone to call.25

– No.26

Индус оглянулся на подельников, в его руке блеснул нож.

– Give me, please, your pho…27

Закончить фразу бродяга не успел. Потому, что железный прут влетел ему в висок. Череп хрустнул, и мужчина обрушился на землю. Его ноги затряслись в конвульсиях.

Остальные вскочили, ошарашенно смотрели на своего главаря. Замерли в нерешительности. Один бросился на Глеба. Подрались. Глеб поскользнулся на чем-то. На крови? Было темно, не понятно. Противник повалил его, принялся душить обеими руками. Сжимал горло с неожиданной, для такого тщедушного человека, силой. Остальные подбежали и принялись пинать Глеба. Глеб старался нащупать нож. Проклятый нож должен был быть где-то рядом. Индус душил его и бил головой о камни. Глеб почти терял сознание, но все-таки дотянулся до ножа, воткнул куда-то в район бедра, или нижней части торса своему противнику. Он отпустил горло и откатился в сторону, сжал рану и стал выть. Голос был каким-то писклявым и плаксивым, как у женщины.

Глеб поднялся и сплюнул. Шея болела, глотать не мог. Кажется, он бы убил их всех, но оставшиеся на ногах бродяги отступили на почтительное расстояние. Один лежал без сознания, второй стонал, уткнувшись лицом в землю.

Глеб поднял с земли прут. Потом пошел вдоль канала. Его окутал мрак. Он отвратительно ухмылялся, довольный собой. В одной руке нож, в другой железный прут. Где-то во тьме оконных проемов все еще мерещились взгляды. Кажется, кто-то из бродяг пошел за ним. Больше это не вызывало тревоги, скорее придавало уверенности и азарта.

Звенящая тишина. Туман от влажной земли клубился, принимая очертания призраков. На небе ни одной звезды. Впереди дорожная насыпь, шум приезжающих автомобилей. Здесь канава, уходила в коллектор. Глеб, не замедляя шаг, швырнул нож и прут в затхлую воду. У самого берега плавала вздувшаяся тушка обезьяны. Пасть была раскрыта, казалось, что она злорадно улыбалась из мира мертвых.

Вскарабкался на насыпь. Оказался выше хижин. Где-то замерцали тусклые огни Джайпура. Появились машины и люди.

***

Глеб вернулся в отель. Лег в постель, но сон не шел. Есть хотелось.

«Интересно я убил его?» Такой вопрос задал себе Глеб, ради приличия. По большому счету, ответ не имел для него большого значения. Немного беспокоили возможные проблемы с полицией, но, почему то, Глеб был уверен, что они маловероятны. Вряд ли властям интересно заниматься смертью наркомана из трущоб. Скорее всего, его же товарищи уже утопили тело в сточной канаве.

«Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…»28

Глеб ухмыльнулся пришедшей в голову цитате. Его подобные вопросы, в отличии от Раскольникова, никогда не беспокоили. Более того, весь сопутствующий этой дилемме морализаторский бубнеж в «Преступлении и наказании» Глеб считал высосанным из пальца. «Ну, какое еще покаяние? Какое еще искупление? Отличный же роман, неужели нельзя было без плебейского православия обойтись?»

Вот старик Карамазов другое дело (это был любимый герой Глеба, если говорить о романах Достоевского):

«Взять бы всю эту мистику да разом по всей русской земле и упразднить, чтоб окончательно всех дураков обрезонить…

– Да зачем упразднять? – сказал Иван.

– А чтоб истина скорей воссияла, вот зачем.

.

– Да ведь коль эта истина воссияет, так вас же первого сначала ограбят, а потом… упразднят.

– Ба! А ведь, пожалуй, ты прав. Ах, я ослица, – вскинулся вдруг Федор Павлович, слегка ударив себя по лбу. – Ну, так пусть стоит твой монастырек, Алешка, коли так. А мы, умные люди, будем в тепле сидеть да коньячком пользоваться.»29

Потом, как-то незаметно, стал думать о другом.

Отец прикоснулся к Глебу, и он открыл глаза. Отец склонился над кроватью. Было темно, только окно немного светилось синим, через занавески. Еще по потолку, иногда, пробегали полосы света.

– Проснись Глеб.

– Да.

– Одевайся, у нас не так много времени.

Глеб не ответил, только пошевелился под одеялом, давая понять, что почти проснулся. Потом, он потянулся и скинул одеяло. Сразу стало холодно. Только ноги остались в тепле. Глеб насладился этим последние мгновения.

– Молодец – похвалил его отец – одежда на стуле.

Он включил свет, выходя из комнаты. Кажется, лампочка немного потрескивала. Глеб зажмурился. Окно больше не светилось, казалось черным провалом, в котором вязнет белый электрический свет. Глеб быстро оделся, взял со стола любимую книжку «Муфта, Полботинка и Моховая Борода»

Потом он вышел из комнаты. У входной двери стояло два чемодана и небольшой рюкзак. Отец был на кухне.

– Куда мы едем, пап?

– К маме.

– Куда именно?

– Мы едем очень далеко, в россию.

Отец поставил перед Глебом тарелку с овсяной кашей и омлетом.

– Съешь как можно больше.

– Я не хочу.

Отец промолчал. Глеб взял ложку и набил кашей полный рот. Долго держал ее за щеками. Долго не глотал.

– Пап, если мы уедем, то больше не пойдем с тобой на рыбалку за салакой?

– За салакой больше не пойдем.

Глеб уныло осматривал кухню, пока запихивал в себя кашу. Он не хотел уезжать. Он всегда жил здесь. Он думал, что всегда будет жить здесь.

Однажды они шли вдоль моря. На берегу были навалены огромные бетонные тетраподы, о которые бились серые, холодные волны. Глеб держался за руку отца и, задрав голову вверх смотрел на чаек.

«Смотри Глеб, морской котик!»

«Вон там! Видишь?»

«Да!»

Глеб всматривался в указанном отцом направлении, но морского котика не видел. Теперь ему было очень обидно уезжать, так и не посмотрев на морского котика.

Потом они вышли из дома. Глеб услышал, как за спиной хлопнула дверь. Почему-то, он вздрогнул. На улице было темно, как ночью. Только в небе, почти у самого горизонта появлялась полоска света. Они шли через парк с огромным прудом, там плавали утки и лебеди. Каждое утро Глеба вели в сад мимо этого места. Там они останавливались, мама доставала хлеб и Глеб кормил птиц.

Потом они шли по мосту через реку. С каждой минутой становилось светлее, но было прохладно. Утро только начиналось. Внизу вода плескалась и переливалась бликами. Где-то в небе кружили чайки. Глеб любил чаек и любил этот мост. На другом берегу был «старый город», Глеб, почему-то боялся его. Но в тот день он не боялся. Он бы хотел остаться.

Потом они ехали на поезде. Отец лег на нижнюю полку, Глеб лег на верхней. Они выключили свет и подняли шторку, закрывающую окно. Глеб хотел смотреть в окно. Он лежал под простыней, сверху было тяжелое одеяло. В купе царила тьма, за окном тоже. Только свет он фонарных столбов полосами пробегал по стенам. От куда-то поддувало холодным воздухом. Еще поезд плавно постукивал и покачивался. Глеб заснул.

***

Когда утром Глеб вышел из гостиницы, перед выходом уже ждал водитель. Они отправились в Агру.

– Why do you have abrasions on your head? – спросил шофер и странно посмотрел на Глеба.30

– I fell when I was walking.31

– Why do you have abrasions on your fists?32

– I fell when I was walking.33

– They say a tourist was robbed last night in the slums.34

– I wasn't robbed35

– Do you want to stop by the monkey temple on the way? – спросил водитель Глеба.36

– Why not.37

Глебу показалось, что он оказался в затерянном, среди джунглей и скал, древнем городе обезьян. Наверное, это именно та Индия, которую он представлял на основе образов из детства, о загадочной стране раджей и звероподобных богов.

Джунгли и скалы. Пустынная дорога. По обеим сторонам старинные храмы из желтовато-розового камня. Зеленеющая растительность пробивалась сквозь булыжники мостовых и лестниц, через трещины в кладке стен и куполов. Всюду незримая печать прошедших столетий. Казалось, что боги почти забыли о своих древних дворцах и природа, потесненная их могуществом, постепенно возвращала свои владения. Пока еще неуверенно, только набирая силу.

В самом сердце комплекса удивительный храм, который, будто повинуясь воле Ханумана38, появился в расщелине между двух скал. Еще до прихода могучих индуистских богов, свободолюбивый горный поток пробил себе путь в долину, образовав ущелье. Теперь же, скованный каскадом бассейнов, он еще привлекал редких паломников, своими живительными водами…

В тишине покинутых улиц, казалось, что сотни невидимых глаз следят за каждым шагом. Иногда, молниеносное движение, где-то на границе восприятия заставляло остановиться, прислушаться… Наваждение? Нет, это не мираж и не игра воображения, а сотни обезьян, которые, смелея, постепенно выползали из своих укрытий. Подходили ближе…

Думать ни о чем не хотелось, только наблюдать…