Читать книгу Забвение - Егор Юрьевич Куликов - Страница 7

В этот раз, когда комната вышвырнула меня в пустынный коридор, я не сразу открыл следующую дверь. Слишком много навалилось. Чувствовал дрожь, хотя не испытывал холода. Испытывал тревогу. Тревогу за самого себя: что же будет дальше? Отчего у меня такие разные друзья. Тот, с кем с самого детства, оставляет постоянно в дураках, а тот, с кем познакомился уже взрослым, – помогает.

И Катя… Эти её слова: «Зря я тебя выбрала». Возможно, тот Я, что живёт в комнатах, и забыл их. Возможно, у того Я больше времени и проблем, чтобы несколько слов стёрлись из памяти. Но я-то их помню. Помню отчётливо, с каким выражением Катя произносила их. И помню свои чувства – тревоги и злости. Ярость кипела во мне до такой степени, что я готов был ударить её. Катю. Ту, которую люблю, ради которой предал Вову. Пусть он и не очень хороший человек, но с моей стороны это было предательством.

А теперь… После того как нас ограбили. отняли все деньги и сбережения, выгнали из квартиры, что мне делать теперь? Точнее, что делать теперь Ему, тому мне.

Что ж… Самое время посмотреть.

Я открыл очередную дверь и привычно влился в тёмное пространство. В этот раз я не испытывал ни страха, ни тепла, ни холода. Единственное чувство, которое бурлило во мне, было любопытство. Какие ещё удары судьбы предстоит мне выдержать, прежде чем откроется последняя дверь?

Находясь в этой чёрной невесомости, я ощутил некую дрожь. Причем дрожал не я. Дрожало пространство. Вся эта материя ходила мелкой дробью, вскоре это передалось и мне. Словно я – поплавок на ровной глади пруда, куда зашвырнули камень.

Вместе с дрожью появился звук. Странный гул. Вроде бы тонкий, как писк комара над ухом, а чувствуется всем телом. Он нарастал, пока не дошёл до боли. В отчаянии я закрыл уши руками, но он проникал сквозь них, доставая до самого мозга.

Что есть силы я зажмурил глаза, и гул прекратился. С опаской я раскрыл глаза, увидев перед собой тёмную комнату.

– Вставай, теперь твоя очередь, – сказала Катя.

– Я ведь только вставал, – полусонно прохрипел я.

– Твоё «только» было два часа назад.

Я вновь закрыл глаза и провалился в сон. Но поспать не удалось. Этот противный звук вновь разбудил.

– Кирилл, – сказала Катя и ткнула в бок.

– Да-да… – ответил я и сел.

А в это время в углу, из детской кровати, по всей комнате разносился противный звук.

– Ну, ты чего не спишь? – прошептал я и начал качать кроватку. – Тши-и… тш… – шипел я как змея, раскачивая кровать из стороны в сторону.

– Что там?

– Откуда я знаю, что у него. Орёт и орёт. Максимка, ну ты чего?..

Я сильнее начал качать, но, видимо, моему сыну это не нравилось. Раскрыв беззубый рот, он продолжал кричать. Да так, словно его резали.

Спустя пятнадцать минут (или больше, я плохо ориентировался во времени, так как, сидя рядом с сыном, не единожды проваливался в сон), Максимка всё так же кричал.

– Катя! – беспомощно позвал я жену. – Иди, сделай с ним что-нибудь.

– Что, например?

– Откуда я знаю. Ты же мать. Должна чувствовать своего ребенка.

– А ты?

– А я отец. Тоже должен чувствовать, но не так сильно, – улыбнулся я своей остроте.

Катя недовольно встала и присела рядом со мной. Она раздобрела за это время. Или же бесформенная ночнушка ей не к лицу.

Как только Катя прикоснулась к кроватке, я мигом отошёл и нырнул под одеяло.

– Кирилл! – недовольно прошептала она, когда заметила моё отсутствие.

– Кирилл спит. Кириллу завтра на работу, – и я действительно уснул без задних ног.

Утром, когда все ещё спали (что было удивительно), я прокрался на кухню и заварил крепкого чаю. Чёрного, как то пространство в комнатах.

Пока завтракал, перебирал бумаги, смотрел ежедневник, который полнился записями и пух от прикрепленных листочков. Номера, встречи, поставщики, планы – всё было в этом ежедневнике.

Сегодня надо наведаться в ларёк, проверить, что там с холодильником, и договориться с Алексеем.

Улица встретила мелким моросящим дождиком. Люди кутались в куртки, прятались под зонтики и, как акробаты, переходили по бордюрам широкие как озера лужи.

В ларьке я спросил у Макса (того самого парнишки), как прошла смена. Он довольно улыбнулся: с наступлением осени посетителей порядком прибавилось. Отчитался за проданный товар. А я вновь отругал его за то, что он даёт в долг некоторым ненадёжным личностям. Случайно нашёл долговую тетрадь, когда полез под холодильник. Макс стойко выслушал упреки, но в этот раз не сказал, что делать так больше не будет.

– Ты, наверное, заметил, что эта точка стала приносить больше денег. Заметил?

Он кивнул.

– На днях я собираюсь покупать ещё один ларёк на Рижке. Не пройдет и года, как у меня будет уже не две, а три или даже пять точек. Мне нужен будет верный человек. Честно говоря, я думал поставить тебя. Но ты косячишь раз за разом. Сколько можно говорить, что товар в долг – это глупая и самая плохая инвестиция. Помнишь, почему?

– Нет ни товара, ни денег, – глядя в пол, ответил Макс.

– Правильно. А ты всё равно за старое. Ты меня извини, конечно, но ещё раз узнаю, что ты даёшь в долг, буду штрафовать. Я уже давно грожусь, но обещаю, сам себе обещаю, что это в последний раз. Ты меня понял?

– Понял.

– Молодец. А где твоя сменщица?

– Сказала, что немного задержится.

Пока я считал товар и делал заказ, подошла тётя Люба.

Странно, я ведь не хотел брать её на работу. Неужели память настолько короткая? Видимо, со временем выветриваются любые обиды.

– Здравствуй, Кирилл.

Макс передал смену и, уставший, побрёл домой.

– Нам бы стул заменить, – попросила тётя Люба и стянула потрёпанное одеяло с него.

– Сделаем. Только напомните, а то могу забыть.

– Напомню. Обязательно напомню.

А вот тётя Люба нисколечко не изменилась. Такая же крупная, с широкими руками и распухшими как бревна ногами.

Она без конца тараторила, напоминая о том, что надо заменить стул, в левом углу подтекает крыша, полка прохудилась, а замок на решётке заедает. Возможно, она бы ещё долго говорила, если бы я не остановил её.

– Возьмите листок и запишите всё, что считаете нужным. Завтра или послезавтра забегу и заберу. А пока не грузите, у меня сегодня важная встреча.

– Деловой-то какой, – с ухмылкой сказала она и села на ветхий стульчик, который жалобно скрипнул под грузным телом. – А помнишь, мы когда-то у Николя вместе работали?

– Помню, тётя Люба, помню. Пожалуйста, не отвлекайте меня.

– Всё, молчу. Молчу.

Она действительно замолчала, а я продолжил перебирать глазами товар.

Ближе к обеду вернулся домой с пакетом продуктов, список которых Катя около пяти минут диктовала по телефону. С этими мобильными телефонами теперь совсем покоя нет. То ли дело раньше. Ушёл на работу и работаешь себе спокойно. А сейчас… Нигде не скрыться.

– Ну как он? – спросил у Кати, когда вернулся домой.

– Живот болит, наверное. Или зубки режутся, я не знаю. Только уснул.

Нет, всё-таки она раздобрела после родов. Всегда стройная и юная, теперь стала похожа на настоящую женщину. Весь её девичий шарм остался в прошлой комнате. И хотя в уставших от бессонных ночей глазах пробивается девичий взгляд, передо мной стоит зрелая женщина. Такая же красивая. С ровными чёрными волосами, стекающими на плечи. С умилительными ямочками на щеках и хитрым лисьим взглядом.

– У тебя там как дела?

Я коротко рассказал о выговоре Максу и бесконечных просьбах тёти Любы.

– Ближе к вечеру поеду на встречу. Быть может, я вернусь уже не как жалкий владелец одного захудалого ларька. Возможно, сегодня у меня будет ларёчный концерн. Целых два, – я поводил двумя пальцами перед Катей, которая не оценила шутки. Она устало отвела мою руку.

– Надо бы нам уже и о жилье подумать. Нельзя же так вечно снимать.

– Я думал. Больше того. Я начал откладывать. Не буду ничего обещать, но всё под контролем.

– Я надеюсь.

– Иди поспи, я покараулю.

Катя посмотрела на меня как на спасителя и молча ушла на кухню. Я слышал, как она повалилась на крохотный диванчик и накрылась пледом.

Я остался сидеть возле кроватки, наблюдая за маленьким Максом.

Ребёнок спал крепко, изредка подергивая бровью и морща носик. Видимо, ему снилось что-то прекрасное. Ведь не может маленькому, который не видел ничего плохого в жизни, присниться что-нибудь ужасное.

– Максимка, – прошептал я и погладил малыша. Гладил аккуратно. Боялся, что разбужу, но всё равно гладил. – Ты у меня самый красивый. Самый прекрасный. Жаль бабушка тебя так и не увидела.

Максимка спал. Вдруг он резко дёрнулся. Я замер. Неужели разбудил? Сейчас орать будет во всё горло. Нет. Спит.

На цыпочках я отошёл от кроватки и полез в шкаф. Аккуратно открыв дверку, чтобы не было ни скрипа, ни шума, поднял вещи и достал металлическую коробку. Ту самую, из-под печенья, где когда-то хранил деньги.

Неужели я так ничему и не научился? Видимо, нет…

В коробке по-прежнему хранились сбережения. Увесистая пачка банкнот, перетянутая тонко резинкой. Я взвесил её в руке, отсчитал чуть меньше половины и вернул на место.

Ближе к вечеру, когда проснулся Макс, а вместе с ним и Катя, я уехал по делам. Меня ждала встреча с неким Алексеем.

Встретились мы с ним в ресторане «Шабли» – лучшем в нашем городишке.

Алексей был при параде. Он ждал за столиком, потягивая красное вино из бокала вприкуску с твердыми сортами сыра.

Мы поздоровались.

Чтобы не казаться полной деревенщиной и жадиной, я тоже сделал заказ, правда, остановился на пиве и луковых кольцах.

– Не скинешь? – сходу начал я.

– Смотря сколько.

– Да хоть сколько. У меня сейчас каждая копейка на счету. Кстати, если точка прибыльная, почему продаёшь? – меня действительно волновал этот вопрос. Я ходил на разведку и самолично видел, как к ларьку бесконечно стекается народ. Точка находится возле автовокзала, и это огромный плюс. За такое шикарное место можно было бы запросить и больше. Намного больше.

– Я решил завязать с этим бизнесом. На всё не хватает времени, – в сторону ответил Алексей и поправил упаавшую на лицо челку. – У меня сейчас другим голова занята, а ларьки отнимают слишком много времени.

– Если не секрет, куда подашься?

– Машины. Тачки – сейчас самый ходовой товар. Гоняй их из Литвы, растаможивай и продавай.

– Так просто?

– Не совсем, – он хитро улыбнулся. – Если бы было так просто, сейчас бы все гоняли тачки. С растаможкой проблемы. Точнее, проблемы только у тех, у кого нет связей. А у меня есть. Можно сказать, поэтому я с лёгкостью и выкладываю перед тобой идею своего бизнеса.

– Буду иметь в виду. Понадобится хорошая тачка, обращусь.

– Без проблем. Раз есть лазейка, надо ею пользоваться.

Пока в бокалах оставались напитки, мы разговаривали на отвлечённые темы, словно боялись притронуться к тому, зачем встретились. Говорили о политике, о том, что надо бы нашему президенту-алкашу взять управление в свои руки.

– Куда ему, – хмыкнул Алексей. – Он чудом дорвался до власти и чудом там удерживается. Вознесла его перестройка на верха, а он и знать не знает, что дальше делать. Нужна новая кровь в верхушке.

– Хватит уже крови. Ни дня без новостей не живем. То пристрелят кого, то утопят. То завод отожмут. Ещё и война эта. Хватит крови.

– Мда… Предпринимательство в России сделали, а о защите никто и не помышляет. Разгул бандитизма. Ладно, не будем о плохом. Скину пару сотен баксов при условии, что платишь разово и не растягиваешь.

– Идет, – тут же согласился я. – Завтра переоформляем, и я вношу все деньги. Так?

– Согласен.

Мы пожали руки и выпили за сделку.

Домой я возвращался в хорошем настроении. Чувствовалась некая тревога, но она нисколько не омрачала этот чудный дождливый вечер.

Я совершаю что-то новое для себя. Делаю большую покупку. А в такие моменты всегда присутствует тревога. Так что это нормально. Это по стандарту, успокаивал я себя.

Вечером, когда Максимка наконец-то уснул, я рассказал Кате о сделке.

– Отпразднуем? – предложила она и тут же полезла в шкаф за бутылкой.

– Давай завтра. Будет у меня на руках договор, тогда можно и праздновать. А пока что не стоит.

– Как скажешь. Мне всё равно пить нельзя.

– Брось ты эту бутылку. Иди лучше ко мне.

Катя села на колени. Я вдохнул знакомый аромат её тела. Посмотрел в карие глаза, поцеловал ямочки на щеках и почувствовал себя вполне счастливым человеком.

Утром, как мы и договорились с Алексеем, я поехал на встречу. Бюрократическая машина продержала нас в своих жерновах почти до самого вечера. И только тогда, по возвращении домой, мы с Катей открыли бутылку вина. Катя не пила, только я. Пил с большим удовольствием и вспоминал знакомое ощущение чего-то великого. Словно я сегодня купил не обычный ларёк весьма потрепанного вида, а сделал великое открытие или купил огромную компанию с мировым именем. Или прыгнул с тарзанки, что тоже было сравнимо на тот момент времени.

– Концерн, – заплетающимся языком сказал я и показал Кате два пальца.

– Тихо ты! – шикнула она. – Сейчас Максимка проснётся и будет тебе концерн. И концерн, и концерт.

– Эх, заживем, – я чувствовал, как вино внесло нотку магии в этот обычный серый мир. И как я умудрялся по молодости столько водки лакать, да ещё и на ногах стоять. – Купим с тобой квартирку где-нибудь на окраине. Не хочу в центре. В центре тесно. Лучше где-нибудь сбоку. Чтоб и природа была рядом, и город под боком. А после, может, и домик приобретём. Как тебе, а?

– Отлично, – согласилась Катя и, улыбаясь, взглянула в мои пьяные глаза.

– Теперь не жалеешь?

– О чём?

– Что выбрала меня, а не Вову.

Все-таки я помнил об этом разговоре.

– Дурак, – сказала она и встала.

– Что такого? Я просто спросил.

– Давай допивай и спать. Тебе завтра ещё точку открывать надо.

Она ушла.

И зачем я ляпнул про Вову? Возможно, она и сама уже не помнила ни того разговора, ни самого Вову. Испортил такой шикарный вечер. Наверное, меня самого больше мучило это чувство превосходства над Вовой. И, чего греха таить, чувство мести. Хоть я и выкрал у него Катю, но и он тоже далеко не святой человек. Много подлости совершил в моей жизни.

Катя на кухню не вернулась.

Я допил остатки вина и на радостях даже закурил, за что и получил на следующее утро от супруги. Думал, что покурил незаметно, помню, как прятал бычок в мусорное ведро, а оказалось, что трамбовал окурок в пакет с вещами.

– Хорошо я вчера отпраздновал, – с тяжёлой головой сказал я, не желая ни вставать, ни даже двигаться.

– Нечего было вторую бутылку открывать, – пробурчала Катя, убаюкивая Максимку.

– Я открыл вторую бутылку? – удивлённо спросил я, совершенно не помня этого.

В тот день я так и не решился ехать открывать точку. Всё утро пролежал в кровати и лишь ближе к четырём часам начал обзванивать поставщиков и делать заказы.

– Машину надо! – непонятно кому сказал я.

Точку я всё-таки открыл. И хоть меня и терзали сомнения, что Алексей где-то надул, но по выручке это не чувствовалось. Люди приходили, покупали, я забирал выручку.

Тётю любу с Максом, как более опытных продавцов, перевёл на это место, а на старое нанял новых.

Все шло своим чередом. У Максимки появились первые зубки, и он уже не так громко и не так часто кричал по ночам.

С появлением первого снега я купил машину. К Алексею я не обращался, так как покупал отечественный автопром. Бутылочного цвета «четвёрка» – отличное решение для начинающего бизнесмена. Большой багажник, не гнилая. Самое оно…

Денег в металлической коробке порядком прибавилось с тех пор, как я оттуда часть выгреб. Я по-прежнему часто доставал её, пересчитывал купюры и убирал обратно. Отличное средство, чтобы снять дневной стресс, не считая, конечно, Кати. Она стресс снимает ещё лучше. Вместе с вещами.

В начале декабря раздался звонок. Звонила тётя Люба:

– Ало…

– Кирилл, – голос взволнованный. – Тут какие-то ребята приходили. Хотели хозяина видеть. Я сказала, что всё тебе передам.

– Кто такие?

– Не знаю. Они не представились. Молодые парни подъехали на машине и сказали, что хотят поговорить с тобой. Обещали приехать сегодня вечером к восьми часам. Велели, чтобы ты обязательно был здесь.

– Раньше их видели?

– Нет. В первый раз.

– Понял. Я буду. Если что-то покажется странным, звоните.

– Хорошо. Кирилл, и ещё…

– Что там?

– У нас сигареты заканчиваются.

– Не сейчас, тётя Люба. Потом. Всё потом.

– Хорошо-хорошо.

Я догадывался, кто эти ребята. Точнее, слышал о них много раз, но так и не встречался. Видимо, та точка среди дворов их не привлекала, оттого и не встречался. Позвонить в милицию?

Мертвый номер. Все они там повязаны, и каждый кроет друг друга. А быть может, это вообще одна организация.

Я почувствовал, как сердце наращивает обороты. Стучит так, словно хочет вырваться и убежать. И не ехать к ларьку в восемь вечера.

В голове тут же обрисовалось несколько планов. Ларёк стоит на автовокзале, значит, там довольно людно, буду в безопасности. Хотя… Кого из бандитов останавливали пара зевак и бабушки с тележками.

Стёпа! – мысль как молния промелькнула в голове. Он должен их знать. Он в своё время и не таким занимался.

– Есть минутка?

– Хоть две.

– А минутка чтобы встретиться?

– Приезжай. Я дома.

Я помчался к Стёпе. Кате ничего не говорил. Нервничать ей нельзя, она ещё грудью кормит.

– Короче, тут такое дело, – без лишних прелюдий с порога заявил я. – Я говорил тебе, что купил ещё одну точку на автовокзале?

Стёпа кивнул.

– Так вот, сегодня позвонили оттуда и сказали, что приходили братки и хотят видеть хозяина. Что делать?

– Что за братки? Кто такие?

– Не знаю.

– Для начала дай мне закрыть дверь и пройди на кухню.

Я послушно вошёл, разулся и прошмыгнул на кухню.

– Да не трясись ты так, – сказал он.

– Да я нормально.

– Ага, конечно, – ухмыльнулся он.

Я бросил взгляд на руки, которые дрожали. Совсем немного. Мелкой рябью.

– Садись, сейчас попьём чая и всё обсудим.

Я с нетерпением смотрел на закипающий чайник и отказывался смотреть Стёпе в глаза. Словно боялся его. Будто это он один из тех самых братков.

– Короче, дело обстоит так, – начал он. – Тебе с сахаром?

– Без.

– …в любом случае встретиться с ними придется. Хочешь не хочешь, а разговор этот состоится. Смотри не обожгись, – он протянул горячую чашку. – Не сегодня, так завтра, но они всё равно тебя достанут. Я думаю, что надо с ними встретиться и поговорить. В любом случае при первой встрече они не будут предпринимать никаких мер. Они ведь тоже не дураки. Посмотрят на тебя, оценят. Прикинут, что к чему, и только потом будут выставлять условия. Ну как, нормально?

– Что нормально? – замер я.

– Чай нормальный?

– Ах, чай… чай отличный, – ответил я, даже не прикоснувшись.

Стёпа сел напротив и длинной толстой рукой перетащил пепельницу с подоконника на стол. Закурил.

– Будешь?

– Да, давай.

Я всё пытался унять дрожащие руки, которые буквально выдавали меня: он боится! Боится! Кирилл струсил.

Я прятал их в карманы, держа тлеющую сигарету губами и морщась от едкого дыма. Думал, куда бы их деть, пока не обхватил всё ещё горячую, но не обжигающую чашку.

– Это правильно. Горячий чай всегда снимает стресс. Так что держи крепче и попытайся не думать о сегодняшнем вечере. Короче, как я уже говорил, с ними надо встретиться. Они тебя оценят, ты их оценишь. Кто они, под кем ходят, кому поклоняются. Как бы приценитесь друг к другу, – Стёпа закончил, посмотрел вверх и ностальгически вздохнул: – Эх, пришёл бы ты ко мне в году девяносто втором, тогда мы бы этих братков самих по вокзалу потаскали. А сейчас, кроме вот этих рук, ничем тебе помочь не могу. Ну ещё травмат есть, если хочешь.

– Хочу, – не раздумывая, согласился я.

И от чего же я стал таким трусливым? По молодости влезал по самую голову во все авантюры. Лез на рожон. Хватал кирпич и скакал, как кавалерист в атаку. То ли маленький Максимка умерил пыл, то ли возраст, то ли жизнь достаточно потрепала, чтобы понимать, что второго шанса может и не быть.

Но я со своей трусостью разберусь, а вот перед Стёпкой стыдно. Ведь он знал меня как ответственного работника. Твёрдо стоящего за правое дело и усердно идущего к цели. Что же он подумает теперь?

– Травмат я тебе попозже дам и научу им пользоваться. Запомни, самое главное, не давай заднюю, пока не узнаешь под кем они ходят. Если они так, молодежь, решившая срубить лёгких денег, то можешь слать их лесом, и пусть валят. А если они под Серёгой Сквозняком ходят, тогда советую тебе вступить в переговоры. Пойми, им ведь тоже не выгодно забирать у тебя всё до последней крошки. Они, знаешь, сколько таких предпринимателей крышуют? И с каждого капает денежка. Вы как дойные коровы. Могут отобрать всё сразу, но в дальнейшей перспективе это не выгодно. Поэтому постарайся отжать себе максимум условий. В двух словах так.

Я по-прежнему сжимал чашку, завороженно слушая наставления.

– А Серёга этот, кто он такой?

– Серёга – это местный полулегальный бандит. Он как бы и бандит, но как бы уже и нет. В начале девяностых мы с ним вместе промышляли. Точнее, не вместе, а на одном поле работали: рынки, наркота, чуток оружия… Не буду вдаваться в подробности. Со временем он достиг такой величины, что смог вырваться из бандитов и стать как бы честным бизнесменом. А я только и успел купить эту квартиру, пока всё не похерил. Хотя иногда думаю, хорошо хоть квартиру купил. Хорошо хоть жить остался в те года. Опасное было время. Так вот, – Стёпа затолкал окурок в пепельницу и тут же прикурил снова. – Серёга Сквозняк – это самый влиятельный человек в нашем городке. Так что если они ходят под ним, то вступай в переговоры и пытайся выбить себе лучшие условия. Если они какие-то левые, гони их оттуда и для пущего словца можешь сказать, что тебя Серёга Сквозняк крышует. Они по-любому в теме и знают, кто это такой. В общем и целом расклад такой. Травмат я тебе сейчас выдам, только ты не свети им направо и налево. Не доставай, как только почуешь неладное. А если уж достал, то пали что зря… – он громко захохотал и обронил пепел.

Как он может быть таким спокойным, обсуждая подобные дела?

– Ладно, – продолжил он. – Я тут распинаюсь перед тобой, а сам гляжу, ты не совсем в теме. Сложно будет всё запомнить. Чтобы избежать последствий, я решил травмат тебе не давать.

– Но…

– Как гора с плеч.

– Ты точно этого хочешь?

– А чего тут. Поедем, поговорим. Заодно молодость свою вспомню.

– Тогда в семь я у тебя.

– Замётано.

– Слушай, – нерешительно начал я, – а если к ментам?

– Мертвый номер. Ты платишь им, они, скорее всего, делятся с ментами.

– А разве они не конфликтуют?

– Они идут на рога, только когда им не перепадает. А пока денежка капает, они молчат.

– Ладно. Тогда я в семь здесь.

Я взял у Стёпы сигарету и вышел на улицу. Курил и чувствовал, что тревога не прошла. Она уменьшилась, спряталась где-то в глубине души, но не исчезла.

Я вернулся домой и старался вести себя, как обычно, чтобы Катя не заподозрила неладное. Но эти женщины… Не женщины, а ведьмы какие-то. Не успел снять обувь, как она спросила: «Что случилось?» Я ответил, что переживаю за новых продавцов и новую точку. Вроде бы поверила. Но меня всё равно волновал вопрос: как она заподозрила? Ведь я слова не сказал. Не успел даже поздороваться.

В семь вечера, точнее, с половины седьмого я стоял у Стёпы под окнами. А ровно в семь вышел и он сам. В кожаной куртке, совсем не по погоде, в джинсах, берцах и чёрной кепке. Он по-воровски осмотрелся и, заметив машину, уверенным шагом двинулся ко мне.

– Ну что, тронули? – бедная «четвёрка» жалобно скрипнула под грузным телом Стёпы.

Мы подъехали к ларьку. На вокзале было людно, и это придало мне уверенность.

– А вон и твои братки, – заметил Степа, тыкая пальцем на нескольких ребят у остановки.

– Как ты узнал? Вроде бы обычные люди.

– Да их же сразу видно. Кожаные куртки, короткие стрижки. Смотрят подозрительно, точно ищут кого. Озираются. Перебрасываются короткими фразами. Короче, это точно они. Предлагаю к ним подойти первыми, чтоб не были готовы. Ты как?

– Как ты скажешь, так и сделаем. Я тебе полностью доверяю.

– Тогда пошли.

Стёпа поправил травмат в куртке, чтобы не торчал, как бутылка водки у алкоголика, и вылез из машины. Я шёл следом.

– Иди рядом! – кинул на ходу Стёпа. – Они должны видеть, что мы на равных.

С ухающим как молот сердцем я догнал его и расправил плечи.

Хоть он и сказал, что я должен был выглядеть с ним на равных, но верилось в это с трудом. Он выше меня на голову. Шире в плечах. Да ещё и эта борода до самой груди. Как с таким исполином можно быть на равных?

– Здорово, ребята, – гаркнул Стёпа.

Ребята вздрогнули и тут же скучковались. Пять человек, отметил я.

– Здорово, батя, – взял слово парень лет двадцати пяти и вышел вперед.

– Вы стрелу забивали?

Короткостриженый скосил взгляд на своих, затем ответил:

– Ну мы.

– Насчет той точки? – Стёпа кивнул в сторону ларька.

– Да. А ты хозяин?

– Я хозяин, – пересилив себя, сказал я и гордо приподнял подбородок.

– Расклад такой, ты башляешь нам долю, а мы тебя не трогаем и не лезем в твои дела. Но при одном условии. Не барыжь наркотой и стволами. Понятно?

Я посмотрел на Стёпу. Тот молчал.

Поскрипывая кожанкой, парень продолжил:

– Тут до тебя был один фраер, который отказывался нам платить. В итоге мы его вынудили продать эту точку. Кстати, мы знаем, что точка прибыльная, поэтому не скули, что у тебя нет денег и ты не наторговал. Скажем так, закидываешь пару сотен в неделю, и мы живём в мире. Идёт?

– А вы кто такие? – спросил я, не понимая, как вообще у меня эта фраза сформировалась в голове и как я её с такой легкостью произнес.

– Мы? – парень удивился вопросу и громко заржал. Команда поддержала главаря хохотом. – Тебя это нисколько не должно волновать. Твое дело барыжить шоколадками и засылать нам долю.

– Я понимаю, просто вчера ко мне приходили люди от Серёги Сквозняка и сказали, что я должен засылать долю им. Вы не от него случаем?

Боковым зрением, я заметил, как Стёпа выпятил нижнюю губу и одобрительно закивал на мою хитрость.

Парни немного замешкались. Несколько секунд молчание висело между нами, и никто не решался его нарушить. Главарь ещё раз обернулся на своих и, получив утвердительный ответ, сказал:

– Серёга Сквозняк работает не по этому району. Мы не от него. Но тебе лучше засылать нам.

– А вы точно с ним договоритесь, чтобы не платить и одним, и вторым?

– За это не очкуй. Утрясём. Тебе главное нам откашлять пару сотен. Мы дали тебе пару недель развернуться, так что давай. Завтра вечером к тебе подойдёт наш человек и скажет, что он от Вани Художника. Отдашь ему деньги и не увидишь нас до следующей недели. Всё понятно растолковал?

Я взглянул на Стёпу. Стёпа едва заметно кивнул.

– Договорились.

Мы пожали руки и разошлись.

Уже сидя в кафе и попивая горячий чай, я спросил у Стёпы:

– Ну что скажешь?

– Я немного в замешательстве. Вроде молодые ребята, ещё не окрепли и не чувствуют почву под ногами, но в тоже время уверенно дали отпор Сквозняку. То ли на понт берут, то ли реально Сквозняк тут не работает. Короче, деньги им пока давать не следует, потому что почувствуют запах наживы и присосутся, как клещи к дойной корове. Лучше добровольно уйти под крышу к Сквозняку. По крайней мере, там хотя бы надёжнее, и точно знаешь, что за тебя, если какие рамсы будут, впрягутся его люди. А с этими тёмными лошадками ничего не известно.

– Мне скрываться, что ли, от них?

– Первое время да. Я завтра подниму старые связи, глядишь, и выйду на кого-то из людей Сквозняка. Там будет видно. А пока что ложись на дно и не рыпайся. На всякий случай держи травмат. В армии служил, думаю, разберёшься.

Стёпа под столом передал пистолет, который я тут же спрятал за пазуху.

– Может мне закрыть пока эту точку. Ну пока не утрясётся.

– Не нагоняй панику. Продавцов они не тронут, им это не выгодно. Им ты нужен. Хотя и тебя они не должны тронуть. Припугнут, может, по голове настучат, если поймают, но на первый раз ничего серьезного быть не должно. Так что упади на дно, пока я с тобой не свяжусь.

– Сделаю, – с некоторой долей отчаяния сказал я.

Перед сном Катя опять спрашивала, что же такое случилось, но я был непреклонен. В этот раз я подготовился к разговору и привёл весьма убедительные доводы. Вроде бы поверила.

Два дня не выходил из квартиры. Постоянно смотрел в окна и не расставался с травматом, который приходилось скрывать, в том числе и от Кати.

Звонила тётя Люба, доложила, что подходили какие-то странные типы и спрашивали какого-то художника. Говорили про какие-то деньги. Я успокоил её, сказав, что всё уладил. А у самого сердце кольнуло. А вдруг всё-таки эти ребята не выдержат и припрут тётю Любу к стенке. Ведь на мне грех будет.

С этими мыслями прожил ещё пару дней, пока Катя не выгнала на улицу за продуктами.

Я возвращался около восьми. Снег шуршал под ногами. Редкие фонари освещали истоптанные тропинки.

Два тёмных силуэта я заметил ещё возле магазина, но не придал этому значения.

Почувствовал что-то неладное, когда подходил к подъезду, и эти два силуэта ускорили шаг. Нащупал в кармане травмат, боковым зрением следя за ними.

Когда открыл дверь, они сорвались с места и побежали.

Я бросил пакет, ворвался в подъезд и попытался закрыть дверь. Не успел. Сунули ногу.

Одной рукой держался за ручку, а второй судорожно доставал травмат.

Достал, сунул в проём и выстрелил. Всего четыре патрона, надо беречь. Послышались крики и мат. Дверь перестали дёргать, но ногу не вынули. Я вновь направил пистолет в проём и выстрелил. Чья-то рука в кожаной куртке схватила дуло пистолета и дёрнула на себя.

Либо я держу двумя руками пистолет, либо держу дверь. Я выбрал пистолет, и металлическая дверь тут же распахнулась. Я направил пистолет на молодого паренька и выстрелил снова. Он завизжал и, скорчившись от боли, упал на пол. Второй, высокий и худой как палка, пнул меня ногой.

Я отлетел к лестнице, перевернулся и сильно приложился головой о перила. Голова наполнилась звоном, а зрение потеряло четкость. В полуобморочном состоянии направил пистолет на выход и вслепую спустил курок. Видимо, попал, так как высокий схватился за ляжку и запрыгал на одной ноге.

Я вскочил на ноги и, плавая в тёмном подъезде, рванул к лифту. Ноги заплетались в узлы. Опираясь о грязные стены, добрался до него и нажал кнопку.

Проклятые двери медленно разъехались в стороны.

Только бы успели закрыться. Только бы успели…

Нервно жал на кнопку пятого этажа, наблюдая, как двери начинают съезжаться. Перед самым закрытием просунулась рука, и двери пошли в стороны.

Пистолет тихо щёлкнул вместо того, чтобы всадить пулю в этого длинного упыря.

Я тут же получил удар в лицо и затылком раскрошил зеркало. Длинный влетел в тесный лифт и локтем задел меня по виску. Выронив пистолет, я вжался в угол, закрыв голову руками.

Несколько ударов пришлись по голове, но слабые. Едва ощутимые в пылу драки.

Двери всё-таки закрылись, и лифт дёрнулся вверх. Мы были зажаты в этом крохотном пространстве. Я и этот парень.

Оттолкнувшись от стены, я врезался в парня и приплюснул его к противоположной стене. Лифт замер на месте.

Промелькнула шальная мысль, что мне довольно крупно повезло, что мы оказались заперты в этой конуре метр на метр. Я среднего роста, и мне есть где размахнуться, а этой шпале тут совсем неудобно. Эта мысль вселила уверенность, и я наконец-то оторвал руки от головы.

Несколькими короткими ударами в корпус я заставил его согнуться и схватиться за живот. Не теряя момента, нанёс удар коленом точно в нос. И даже почувствовал хруст. А затем и тёплую кровь на ноге, словно поймал сгнивший помидор.

Начал молотить руками куда попало. По голове, телу, рукам. Длинный кричал, матерился и жался в угол. Он спрятал одну руку за спину, после чего сильно ударил в живот.

Я скорчился от боли, но продолжал молотить. Эта кратковременная боль даже придала сил, мол, если он бьёт, значит, у него ещё есть силы. И моя задача лишить его любых сил и чувств.

Уставший, весь в крови, я перестал бить только тогда, когда он сполз по стене на корточки и больше не подавал признаков жизни. На всякий случай я ещё раз заехал ему точно в челюсть, и парень стёк на пол, как кусок растаявшего масла.

Вытерев кровь рукавом, я нажал на кнопку пятого этажа, и лифт продолжил движение.

Двери открылись. Я вывалился из лифта на пол. Несколько минут сидел, прислонившись к стене и пытаясь поймать взбесившееся дыхание. Затем встал, нащупал в кармане ключи и вошёл в квартиру.

Дверь в спальню была закрыта.

Катя укладывала Максимку спать. Не снимая обувь, закрылся в ванной и включил воду.

Подставил больную голову под струю холодной воды и с облегчением выдохнул. Стало лучше. Розовая жижа исчезала в сливном отверстии. Наощупь достал полотенце и вытерся.

И только тогда заметил, как подо мной скапливается лужица крови. Вязкая, чёрная, как смола, кровь уже залила левую штанину и наполнила ботинок. Задрав кофту, увидел открытую рану в боку шириной в несколько сантиметров. И стоило мне увидеть её, мгновенная боль прошла по телу. Словно вновь засадили нож. Я скорчился и зажал рот руками. Пересилив себя, выпрямился и едва удержался на ногах. Мысли поплыли, как асфальт на жаре. Я сел на край ванны и сунул голову под кран.

Схватился за кровавое полотенце и зажал рану.

Как будто легче. По крайней мере немного прояснилось в голове. Но вместе с этим тело начало реагировать на каждый ушиб и каждый удар, который я получил. Вот уже и затылок, которым я вначале приложился о перила, а затем разбил зеркало в лифте, начал болеть. Свободной рукой потрогал его, нащупав слипшиеся волосы и вязкую жидкость.

Вспомнил, что оставил Стёпин травмат в лифте. Естественно, возвращаться не стал, хотя мысль и проскальзывала.

Прижимая набухшее от крови полотенце, посмотрел в зеркало. Бледный, как плитка в ванной. Под глазами мешки, словно не спал несколько суток. Кровавые пятна, ссадины и синяки на лице легли поверх глубоких морщин. Волосы ёжиком торчат вверх. На правом виске слиплись от крови. Да и само лицо, несмотря на побои, грубое, квадратное. Словно из камня выточенное. Из какого-то белого куска мрамора.

Я отнял набухшее полотенце и смочил его. Когда выжимал, корчился от боли. Снова приложил к ране. Холодок прошёл по телу. Голова наполнилась туманом. Почувствовал слабость, а вместе со слабостью и какое-то облегчение. Боль ушла, оставив после себя недомогание и усталость. Жуткую усталость. Даже большую, чем тогда, в колбасном цеху после трех или пяти фур.

Рука соскользнула с мокрой раковины, и я начал медленно съезжать на пол. Ноги отказывались держать измождённое тело. Я безжизненно опустился на холодный кафель, смотря на меркнущую лампочку и слушая приятный плеск воды.

Последняя мысль проскочила: проблема не в том, что я ранен, а в том, что они знают, где я живу, где живут Катя и Максимка… Надеюсь, я их не разбудил.

А дальше мрак. Тьма и приглушённый плеск воды.

Я открыл глаза посреди коридора. Машинально тронул бок, но раны там не оказалось. Это и неудивительно. Хотя боль и недомогание остались в той комнате, я по-прежнему чувствовал лёгкий туман в голове. Мысли вяло летали, как мохнатые шершни.

Стоя перед очередной дверью, я испугался. Пожалуй, впервые испугался так сильно. До дрожи. До онемения. А что если дальше ничего не будет? Что если сейчас я открою дверь, войду в эту тёмную субстанцию, и всё. Только тьма и пустота. Вечная тьма и бесконечная пустота. Что если в той комнате я не проснулся? Не выжил. Истек кровью и никогда больше не открыл уставшие глаза.