Читать книгу Даун Крик. Близнецы - Эжен Марсэль - Страница 4

«О божечки-божечки-божечки, – взвизгнула я и, бросив трубку, стремглав помчалась к А́даму рассказать ошеломительные новости. – Питер А́ндерсон пригласил меня на выпускной бал! С ума сойти! Меня!»

От неожиданно свалившегося счастья мысли хаотично плясали канкан, наступая друг другу «на ноги»: «Что надеть: платье или элегантный брючный костюм? Какого цвета? Что сделать с волосами: подстричься по-модному или попробовать отрастить? Хм, хотя за три месяца это вряд ли удастся. Может, тогда сделать наращивание?»

Мне так не терпелось поделиться с братом радостью, что я не сразу вспомнила, что А́дам недолюбливает школьную футбольную команду в целом, и Питера в частности. Да и вообще считает всех спортсменов выскочками и недоумками. Я замерла на середине лестницы.

«В принципе, я согласна с братом, большинство из членов команды реально недалеко ушли от дегенератов. Но Питер совсем другое дело: высокий красивый, с потрясающим телом. Он, словно голливудская звезда с фото Энни Лейбовиц. Одна его улыбка сводит с ума. А как на нём сидит форма «Падших ангелов!» В общем, мечта, а не парень. И ему вовсе не нужно быть умным, я же не замуж за него собралась.

Но А́даму бесполезно всё это объяснять. Он никогда не поймет, что значит для меня – школьной невидимки – приглашение на выпускной от самого популярного старшеклассника. Лучший квотербек в истории школы – это круче, чем особа королевских кровей. Любая девушка душу продаст за возможность быть его партнёршей на балу. Сам А́дам ни с кем не общается и не разделяет моей тяги находиться в социуме. Ему достаточно меня.

Как же быть? Мне и с братом ссориться не хочется, но и об отказе Питеру не может быть и речи. Придумала! Нужно преподнести ему эту новость как можно более будничным тоном. Сделать вид, будто я ещё раздумываю: принять предложение или нет. Точно, так и поступлю. Сегодня только одиннадцатое марта, к маю, глядишь, и привыкнет».

Я стала медленно подниматься. Ещё раз обдумала версию и, на всякий случай, вполголоса проговорила свою часть диалога.

«На первый взгляд изъянов нет».

Я почувствовала себя готовой к сражению и уверенно постучала в дверь, но А́дам не отреагировал.

«Может, спит?»

По-хорошему, это был шанс отложить разговор до лучших времён. Но, во-первых, я не хотела, чтобы брат узнал такие новости от родителей, которые сегодня, как всегда, по вторникам и четвергам, обедали дома и стали невольными свидетелями моего разговора с Питером по телефону. Во-вторых, не ручаюсь, что позже не растеряю бойцовский запал. Поэтому я решила поговорить с А́дамом сию минуту и зашла. Однако обнаружила, что каморка пуста.

«Хм, интересно, куда он подевался?»

Идти в свою комнату, хотя она в двух шагах, было лень, и я решила дождаться брата. Я завалилась на узкую старую тахту, накрытую идеально чистым, хоть и видавшим виды покрывалом. «Проклятье, и как А́даму удаётся поддерживать здесь безупречный порядок? Это ведь чулан с грудой ненужных вещей!»

Мысли вернулись к родителям и утренним событиям.

Сегодня я не пошла в школу из-за жуткой головной боли. Повалявшись немного в постели, я решила прогуляться. Погода оставляла, мягко говоря, желать лучшего, поэтому я предпочла моцион мотоциклу. Всё-таки на дворе начало марта, и снег кое-где всё ещё лежал серыми пятнами. Ездить, разбрызгивая грязь, так себе удовольствие. Натянув любимую толстовку поверх водолазки, я направилась на берег реки. Дойдя до дуба, около которого мы в детстве любили играть, я невольно улыбнулась.

«Здравствуй, старый великан, – сказала я, нежно касаясь мшистой коры. – Давненько не виделись. Ты скучал по мне?» В ответ дерево покачало голыми ветвями. «И я по тебе скучала. Прости, что не приходила навестить тебя». Я опустилась на корточки и прислонилась спиной к стволу. Стало уютно, словно я сижу в пледе в кресле на террасе, а не на продуваемом ветрами берегу. Все тревоги и печали унеслись куда-то, даже головная боль прошла.

Вдруг мне показалось, что у кромки воды мелькнуло нечто огненно-красное. Я вскочила, чтобы посмотреть на предмет, привлёкший моё внимание. Пусто. Лишь река, равнодушно несущая обломки льда.

Только сейчас я поняла, как замёрзла, и отправилась в кафе. Взяв большую кружку шоколада и кусок вишнёвого пирога, я села за самый дальний столик у окна. Посетителей в этот час было немного: я и странного вида мужчина, читающий «Сиэтл Таймс». Вскоре тишину нарушил громкий визгливый голос местной сплетницы – нашей соседки миссис Го́ссипс. Я не хотела с ней здороваться и накинула капюшон, чтобы она меня не узнала. Немного погодя я поняла, что миссис Го́ссипс пришла не одна, потому что услышала, как она обсуждает мою мать с кем-то. К сожалению, её собеседница (вряд ли она перемывала косточки в обществе мужчины) говорила очень тихо, поэтому их диалог звучал для меня, как разговор по рации.

– Это возмутительно, как Мэри Твинн с вами обошлась! – Гремела на весь зал старая сплетница. – Её ревность переходит всякие мыслимые границы!

«О, маменька опять заподозрила какую-то папину клиентку в чрезмерном внимании к лечащему дантисту, – ухмыльнулась я мысленно. – Наверное, кто-то не из нашего городка. Местные все в курсе маменького характера».

– …

И тут же услышала подтверждение:

– Не берите в голову. Она в сущности добрый человек, хорошая соседка, но стоит возле супруга появиться красивой женщине, прямо теряет разум. Вы просто недавно в Даун Крике, и она к вам ещё не привыкла.

– …?

– Да, дети у неё есть. Они выросли, считайте, у меня на глазах. Близнецы – А́дам и А́ва. Хотя, если хотите знать моё мнение, не так уж они и похожи друг на друга, как должны бы.

Я вздохнула. «Почему люди думают, что близнецам следует обязательно быть одинаковыми? Причём во всём: идентично вести себя, одеваться и даже продолжать друг за другом фразы. Странное, если честно, заблуждение. Никто не похож на другого на сто процентов в этом мире, даже однояйцевые близнецы. Да, у нас с А́дамом много общего, но это скорее привычки, чем врождённые сходства. Например, оба засыпаем строго на левом боку, совершенно не представляя почему. Когда мы обнаружили эту общую особенность, то долго смеялись и до сих пор при случае подкалываем друг друга. У нас схожие вкусы в одежде, и мы оба любим подолгу принимать душ (за что постоянно получаем нагоняй от родителей). Вот, пожалуй, и все наши сходства».

Тем временем миссис Го́ссипс продолжила свой спич:

– А́ва – довольно милое дитя. – От неожиданного почти что комплимента «милое дитя» подавилось шоколадом. – Она немного застенчива, и у неё странная манера одеваться. А ещё мотоцикл… Считаю, этот вид транспорта опасным и неподходящим для девушки.

«Ну вот опять, прям как маменька. Сколько ни повторяй, что мотоцикл абсолютно безопасен, если им правильно управлять, всё равно не верят. Да, я с детства обожаю скорость и в младших классах не расставалась с велосипедом. Мы с братом исколесили весь город и его окрестности на великах, обшарили каждый уголок. Что до общения со сверстниками, так это они считают меня чокнутой и всячески сторонятся. Думаю, из-за поведения брата: раз мы близнецы, то и я неадекватная. На самом деле, я люблю общаться с людьми и хотела бы иметь много друзей».

– …?

– А вот А́дам стал очень и очень чудны́м юношей. В детстве они с А́вой были не разлей вода, и я постоянно видела, как они играют у реки. Сейчас А́дам вечно сидит дома и даже в школу ходит редко. Директор – мой кузен – говорит, он умный мальчик, но уж больно неприветлив и молчалив, в отличие от сестры. Откровенно говоря, – понизила голос соседка, и мне пришлось напрячь слух. – Не удивлюсь, если на самом деле, он психически нездоров, и Мэри скрывает его бо́льшую часть времени, позволяя выходить лишь иногда. Бедный ребёнок!

«Вот что за чушь! Брат просто интроверт, и для счастья ему нужны только я, любимые книги и компьютер. Даже иногда завидно, если честно. А́дам может часами изучать анатомию человека, чтобы правильно его изобразить. Или лежать на берегу реки под ветвями старого дуба и читать, например, Достоевского. Он даже выучил русский язык, чтобы наслаждаться творчеством гениального автора в оригинале. Любимый роман брата – «Преступление и наказание». Как я ни пытала А́дама, так и не смогла понять, что он нашёл в этой мрачной истории про убийство старушки. И хотя брат объяснял мне что-то про неотвратимость наказания и муки совести, его любовь к этому произведению так и осталась для меня загадкой. Но считать его из-за этого психом – полный бред!»

Я не утерпела и фыркнула. Видимо, слишком громко, потому что старая сплетница резко вспомнила, что у неё дела. Стукнула дверь, и я не удержалась от того, чтобы не посмотреть в соседнее окно на собеседницу миссис Го́ссипс. К сожалению, я успела увидеть незнакомку только со спины: высокая стройная женщина в красном пальто с огненными волосами.

«Неудивительно, что маменька зашлась от ревности, особенно если она ещё и красива. Не её ли я заметила у реки? Да нет, она не смогла бы так быстро скрыться из виду».

Я посмотрела на часы и поняла, что родители скорей всего уже пришли на обед. «Пора домой, может, я успею их застать».

По пути к дому мысли о различиях между мной и братом не давали мне покоя.

«Да, мы оба среднего роста платиновые блондины щуплого телосложения с одинаковыми голубыми «ледяными» глазами и коротко стриженными волосами. Издалека нас вполне можно перепутать, особенно, если я в любимых джинсах и худи, но при встрече лицом к лицу, уверена, есть отличия. И по характеру разные.

Я считаю себя весёлой и неконфликтной. Часто, если что-либо не задевает напрямую мои принципы, мне проще уступить внешне, но потом сделать по-своему. Как правило, я так поступаю в отношении родителей: бесполезно собачиться с мамой, например, из-за необходимости всегда надевать лифчик. На кой он мне, скажите, если у меня первый, с натяжкой второй размер груди? Маменька думает иначе, считая неподобающим отсутствие данного предмета нижнего белья. Как и другие дурацкие правила внешнего приличия, эта отжившая традиция крайне важна для неё. Как следствие, во время лекций о первостепенном значении бюстгальтера в жизни юной леди я на словах соглашаюсь, но на практике снимаю его в школьном туалете перед занятиями.

А́дам же – вспыльчивый и нелюдимый. Он легко впадает в ярость, особенно, если речь идёт обо мне. Брат старается держать людей на расстоянии вытянутой руки и контактирует лишь в случае крайней необходимости. И только я знаю, что он добрейшая душа и быстро забывает обиды. Абсолютно честный и искренний человек. Правда, иногда мне кажется, что у него есть какая-то тайна, которой он не хочет делиться даже со мной.

Увлечения у нас также отличаются. Я обожаю фотографировать и мечтаю стать великой, как Анри Картье-Брессон или Энсел Адамс. Возможность запечатлеть на плёнке неожиданные моменты жизни или уголки природы, нетронутые человеком, завораживает меня. А брат предпочитает часами засиживаться за мольбертом. Я поражаюсь, с каким терпением он может раз за разом рисовать какую-нибудь неприметную птичку. Мне всегда становится стыдно, когда авторство пейзажей или натюрмортов брата приписывают мне. Как любой художник, А́дам подписывает работы. В правом нижнем углу он ставит свои инициалы, но окружающие считают, что «АТ» обозначает «А́ва Твинн». Брат никак не реагирует на этот вопиющий факт, только пожимает плечами и говорит, что ему всё равно. Чтобы каждый раз не раздувать скандал, я никак не комментирую похвалы за «мой талант в рисовании».

Размышляя в подобном ключе, я дошла до дома. Едва переступив порог, я услышала звонок телефона и взяла трубку.

Сейчас я валялась на диване брата и думала: «Слава богу, родители присутствовали лишь в течение первых минут разговора. Услышав предмет нашей беседы, они тут же расплылись в дурацких улыбках и, даже не закончив обед, спешно ретировались на работу. Проклятье, как неловко. Только родители умеют так глупо улыбаться при словах «выпускной бал» и «приглашение», хотя есть у меня подозрение, что сама я выглядела со стороны не меньшей глупышкой.

И всё же рассказать А́даму о приглашении Питера или, раз так сложилось, оттянуть неприятную дискуссию… Нет, всё-таки поговорю с ним сегодня. Я же твёрдо решила. Тем более брат всегда каким-то мистическим образом узнаёт про важные для меня новости или ситуации. И страшно злится, если я не успела первой его оповестить о том, что произошло. Последствия иногда непредсказуемы».

***

Я очень сильно люблю брата, это правда. Ближе, чем он, у меня нет и никогда не будет человека. Мы реально две половинки одного целого. А́дам сделает для меня что угодно, как и я для него. Однако его желание защитить меня от всего и всех иногда переходит все мыслимые границы. Брат придумал себе мой образ, представляет меня ангелом, но я обыкновенный человек со своими достоинствами и недостатками. И я задыхаюсь под его постоянным контролем моих знакомств, поездок куда-либо и даже… мыслей.

Я люблю брата, но иногда боюсь его. И хотя знаю, А́дам ни при каких обстоятельствах и пальцем меня не тронет, испытываю всякий раз страх, когда ему чудится, что кто-то желает мне зла или грозит опасность.

В такие моменты он действует быстро и безжалостно, как, например, в случае с сыном кондитера в день нашего шестилетия. Я и глазом не успела моргнуть, как А́дам избил парнишку до полусмерти. Удивительно, но я не могу вспомнить причин, по которым произошёл инцидент. В моих воспоминаниях будто монтаж.

Первый кадр. Я качаюсь на качелях во дворе и предвкушаю грандиозный праздник: огромный торт, множество гостей, подарки.

Чик, плёнка обрывается, и вот уже соседский мальчик лежит на траве, а брат остервенело бьёт его ногами и что-то в ярости кричит. Я беспомощно смотрю на это жуткое зрелище и ничего не делаю: не пытаюсь остановить А́дама и защитить парнишку. Будто я во сне и наблюдаю как бы со стороны. Но главное, во мне нет жалости к жертве, я полностью заодно с братом. Чувствую металлический привкус крови на губах, и он будит во мне странное звериное начало, неподобающее десятилетней девочке.

Чик, с кухни бежит мама и останавливает побоище. Она в ужасе смотрит на меня, не в силах вымолвить ни слова. Соседский паренёк без сознания валяется у моих ног. Наконец, мама бросает: «Чудовище!» – и пытается привести в чувство пострадавшего.

Чик, я крупным планом вижу лицо А́дама. Он сильно раскаивается в том, что сделал, на глазах слёзы, но прощения просит не у своей жертвы, а у меня. И я понимаю: ему лишь жаль, что он испортил праздник и напугал меня.

Проблема в том, что в момент избиения я не боялась брата. Страх пришёл позже, после разговора с мамой. Она настойчиво убеждала меня, что А́дам – монстр, и я должна перестать с ним общаться и защищать. Но как можно прекратить отношения с собственным братом, своей половинкой? С тех пор родители делают вид, что А́дама не существует, и теперь я его единственная родная душа и поддержка. К сожалению, самого главного мама добилась – я стала бояться злить брата. Чтобы уберечь его от необдуманных поступков, начала скрывать свои неурядицы с окружающими людьми. Напрасный труд – А́дам всё равно как-то узнавал о моих обидчиках.

Воспоминания немного утомили меня, и я задремала. Правда, вместо радужного сна о выпускном бале, сотканного из надежды на любовь Питера к моей персоне, я продолжила прогулку по уголкам памяти.

Нам с А́дамом по одиннадцать лет, и мы перешли в среднюю школу. После одиноких лет в начальных классах я надеюсь на новые знакомства и думаю, что наконец обрету друзей. Брат не слишком доволен моей идеей фикс иметь подружек, которые по его мнению «будут учить меня плохому». А́дам иногда похож на родителей, хотя сам этого не осознаёт. Даже если указать брату на его поведение в конкретных ситуациях, он всё равно не признается в том, что сильно похож на мать: те же интонации, те же жесты и практически идентичные доводы о том, как мне следует жить. Причём родителей переубедить гораздо легче, чем А́дама.

Я вижу, как в трепетном ожидании чуда с надеждой разглядываю новых одноклассниц, пытаясь по лицам определить, кто она – моя избавительница от жестокой социальной изоляции. И о, диво дивное, на английском языке я оказываюсь за одной партой с миловидной рыжеволосой девочкой по имени Тесса. А произошло это так.

Я, как всегда, заняла нам с А́дамом места в классе, хотя прилежным, в отличие от меня, учеником он не был и часто пропускал занятия. Мама сходила к директору до начала семестра и уведомила, что брат – чрезвычайно болезненный ребёнок, который большей частью обучается дома, но родителям хотелось бы, чтобы он числился в школе. Директор не возражал, но поставил условие: раз в семестр А́дам должен приходить и сдавать переводной экзамен. На том и договорились. Поэтому я сидела одна, ведь стул рядом со мной предназначался брату. Однако в тот год в средней школе учащихся оказалось больше, чем мест. Поэтому мисс Голдстоун – учительница английского языка – посадила новую ученицу на единственное свободное место – рядом со мной, чему я не противилась.

Я и Тесса понравились друг другу, как мне показалось, с первого взгляда. Мы так активно стали знакомиться и радоваться схожести в увлечениях и чертах характера, что мисс Голдстоун была вынуждена сделать нам замечание и пригрозить рассадить по разным концам класса. Мы вняли предупреждению и вели себя подобающе до окончания урока. На большой перемене сбылась моя вторая мечта – в столовой я сидела рядом с новоиспечённой подругой, а не в одиночестве в углу, где обедают, как известно, только фрики и отверженные школьным сообществом индивиды.

После уроков, несмотря на то что Тессу звали другие девочки, она пошла домой со мной. Оказалось, мы жили всего в паре кварталов друг от друга, что, впрочем, неудивительно для такого крошечного городка, как Даун Крик. Проводив Тессу, я направилась к своему дому, купаясь в розовых лучах надежды. «Теперь всё будет иначе, – радостно думала я. – Прощайте насмешки и одиночество! Здравствуй прекрасная жизнь, в которой есть друзья! Тесса собирается на смотр в группу чирлидинга, может, мне тоже попробоваться? Тогда мы ещё больше времени будем проводить вместе!»

Дома меня встретил брат и, увидев моё счастливое лицо, каким-то шестым чувством понял, в чём дело. Но не обрадовался за сестрёнку, нет, он разозлился. Впервые я поняла, что А́дам хочет не просто защитить меня от потенциальной угрозы, а изолировать от всего мира, и всем сердцем желает, чтобы моё внимание принадлежало только ему. Я осознала, что брат ревнует меня. Видя, что назревает ссора, я не стала с ним разговаривать. Просто ушла в свою комнату и трусливо игнорировала А́дама до конца дня. Так я пыталась не дать ему испортить такой замечательный день.

Утром, даже не позавтракав, я выскользнула через заднюю дверь, чтобы не встречаться лицом к лицу с братом, и пошла к дому Тессы. Но вместо радостного приветствия меня ожидало:

– Больше никогда не подходи ко мне, А́ва Твинн! Слышишь, никогда! Ты и вся твоя семейка – просто чокнутые!

Я опешила от такой отповеди. Щёки начало заливать предательским румянцем, на глазах выступили слёзы обиды.

– Тесса, что произошло? – Мой голос дрожал. – Что я могла натворить после того, как мы расстались?

– Я больше не хочу с тобой даже разговаривать, – процедила Тесса и отвернулась.

По её искаженному презрением и, как мне показалось, страхом лицу, я поняла, что допытываться о причине подобного поведения сейчас совершенно бесполезно. Произошло что-то поистине ужасное, раз я не заслужила даже шанса на разговор. И объяснение этому существовало лишь одно: Тесса каким-то образом познакомилась с А́дамом. Возможно, он сам к ней пришёл и сотворил нечто такое, что отвратило Тессу от желания общаться со мной навсегда. Вне себя от злости я побежала домой и, ворвавшись в комнату брата, собралась высказать ему всё, что о нём думаю. Но А́дама в каморке не оказалось, на диване лежал листок бумаги с краткой надписью «АВЕ».

Дрожащими от напряжения пальцами я развернула записку и прочла: «Выбирай: либо она, либо я». От несправедливости ситуации я расплакалась. «Это нечестно! – закричала я. – Нельзя заставлять выбирать между семьёй и дружбой! Ты поступаешь так же отвратительно, как и мама, когда пыталась заставить меня отказаться от тебя!» Ответа не последовало, только тишина, настолько мёртвая, что меня обуял страх. Страх абсолютного одиночества. Представить себе жизнь, в которой нет брата, я не могла, даже мысль об этом сводила меня с ума. Вот тогда-то я и поняла, что и люблю, и ненавижу А́дама с одинаковой силой.

***

Почему-то я никогда не вспоминала о том случае. Странно было воскресить вот так вот, во сне, историю нашей несостоявшейся дружбы с Тессой.

Я проснулась от ощущения тяжёлого, сверлящего меня взгляда. Нехотя открыла глаза, но никого не увидела. «Почудилось, – подумала я, – надо же, какой странный сон мне привиделся. И как я могла забыть об этом? Наверное, из-за того, что Тесса – бывшая девушка Питера, в мозгу что-то замкнуло, и воспоминания вернулись». Я медленно потянулась, всё тело будто одеревенело от сна на неудобной тахте. «И как А́дам на ней не только спит, но и высыпается?» Всё же ощущение тревоги от чьего-то присутствия меня не покидало. Ещё раз оглядевшись, я убедилась, что никого нет.

– Интересно, сколько сейчас времени? – спросила я пустоту.

– Время объяснить мне, почему ты собралась на выпускной бал с Питером А́ндерсоном? – Раздался тихий и явно раздражённый голос брата.

Я дёрнулась, как от удара, и одним резким движением села. В воздухе отчётливо запахло озоном, как перед грозой в летний день.

– Откуда ты взялся, А́дам? Напугал меня до икоты! – И в подтверждение слов икнула. – Тебя только что здесь не было!

Брат поднялся с колченогого стула, стоявшего в глубине каморки в тени коробок со старыми журналами, которые у мамы никак не поднималась рука выкинуть, и пересел на другой конец тахты. Его ледяные глаза сверлили меня из-под хмурых бровей, между которыми залегла глубокая складка. Губы плотно сжаты, на челюсти заиграли желваки. Ноги скрещены, левая рука судорожно сжимает край покрывала, а спина неестественно выпрямлена и напряжена.

– Не пудри мне мозги и отвечай! – проскрежетал он сквозь зубы. Я видела, что А́дам вне себя от ярости, но пытается удержать контроль.

Я решила не испытывать судьбу и удовлетворить его просьбу. «Главное, не показывать своего страха. Ты ни в чём не виновата», – напомнила я себе. Сделала резкий вдох и ответила ему в тон, глядя прямо в глаза.

– Ты что-то имеешь против выпускного бала?

– Я против, чтобы ты туда шла с А́ндерсоном! – прогремел А́дам.

– И почему же? – округлив глаза, удивилась я. – Чем он плох? – И, не давая брату вставить и слово, продолжила:

– Самый крутой парень в старшей школе, однозначно король выпускного бала, лидер нашей футбольной команды, в конце концов. Не спутник, а мечта!

– У него есть девушка! Тесса!

– Уже нет. Они расстались, и он пригласил меня. Разве ты не рад? Или считаешь, я ему не ровня? – Я пыталась перевести разговор в другую плоскость, то, что А́дам не рад, было видно невооружённым взглядом.

– В том-то и дело, что ты слишком хороша для такого, как он. Питер недостоин даже чистить твои кроссовки после пробежки. Я… я… запрещаю тебе идти с ним на бал! – выпалил брат, уже не фигурально сжимая кулаки.

– Ну а кто тогда достоин, А́дам, если не самый звёздный парень школы? Кто заслуживает такой чести, как повести меня на выпускной? Что-то я не заметила толпы страждущих? – Я не на шутку разозлилась и пошла ва-банк, потому что меня действительно никто, кроме Питера, не пригласил. В то время как все в школе знали свои пары ещё осенью.

– Это большая удача для меня, что Питер и Тесса поругались. Ты правда хотел бы видеть меня подпирающей стену на выпускном? Одинокой и никому не нужной? Такого «веселья» ты мне желаешь, брат? – Сарказм всё же пробрался в мою речь.

– Но… он же…

– Что я, по-твоему, должна была сделать? Отказать? Ты же не захотел идти, цитирую: «на сборище придурков, празднующих не пойми что». – Нанесла я последний решающий удар. Теперь брату придётся уступить, потому что он ни за что не пойдёт на выпускной.

В воздухе повисло молчание. Я, затаив дыхание, ждала, какое решение примет А́дам.

– Давай найдём компромисс, – медленно, словно пробуя на вкус новое для себя слово, сказал брат. – Я не буду препятствовать твоим, хм, отношениям с Питером. – На этом месте своей речи он остановился и тяжело вздохнул. Потом, подумав, продолжил:

– Ты пойдёшь с ним на выпускной бал, но…– Моё сердце сделало сальто. – …но я тоже там буду и прослежу, чтобы он тебя не ла… не обидел как-нибудь.

Не такие слова я ожидала услышать. Разочарование было настолько сильным, что, вероятно, отразилось на лице.

– Таково моё условие и последнее предложение, – твёрдо произнёс А́дам, снова сжал кулаки и отвернулся, словно не хотел видеть моего лица во время принятия решения.

Я задумалась.

«Присутствие брата на выпускном – большая проблема. Ведь я не просто влюблена в Питера со средней школы и хочу пойти с ним на бал. Я решила подарить ему самое дорогое, что есть у девушки – невинность. Питер – лучшая кандидатура для первого раза».

Тут я быстро посмотрела в сторону А́дама, будто он мог подслушать мои мысли, как это не раз бывало ранее, но брат, как и прежде, сверлил взглядом стенку.

«Все знают, что выпускной – место и время становиться женщиной. Никто в наше время не едет в колледж, не познав секса. Но брат мало общается, у него нет друзей, которые могли бы просветить его в этом вопросе. С другой стороны, он же не дурак и не глухой: весь год у всех только и разговоров на эту тему. Не зря же он собрался пойти на бал, хотя до этого был категорически против. Надо соглашаться на его условия. Впереди три месяца: я либо добьюсь взаимности от Питера и смогу убедить брата в нашей любви, либо как-нибудь хитростью заставлю А́дама отказаться от намерений защитить меня».

– Хорошо, я согласна, – стараясь не выдать истинных чувств, сказала я.

Теперь настала очередь брата удивляться. Он пристально посмотрел мне в глаза, желая увидеть в них правду. Я состроила невинное лицо и выдержала его взгляд. «Главное сейчас выиграть эту битву. Когда дело будет сделано, и я перестану быть девственницей, А́даму придётся смириться. Питер – не просто какой-то там парень, я люблю его. Да и, в конце концов, когда-нибудь я выйду замуж. Не думает же А́дам, что мы всю жизнь будем вместе».

Когда я увидела, что брат расслабился и разжал кулаки, а лицо озарила обычная добрая улыбка, я поняла, что выиграла. Глядя ему в глаза, которые вновь залучились любовью ко мне, я почувствовала себя предательницей.

Поздно вечером я услышала, как тихо скрипнула задняя дверь на кухне. Мне было жаль, что А́даму пришлось смириться с моим выбором, жаль, что причинила ему боль. Однако моё сердце трепетало от радости: «Я иду на бал с Питером, и никто теперь не встанет у меня на пути к его любви. Я стану его королевой!»