Читать книгу Мир – это речь Бога. Практика творения. О связи речи с творением. Конспекты бесед с Добровольским А. В. - Екатерина Ахилова - Страница 5

***

Далее пришлось разбираться, откуда вообще возникают слова. Не с точки зрения истории: арии их придумали, инопланетяне или ещё кто-то. А с той точки зрения, что даже если существует какой-то язык, то как получается, что ребёнок становится способен им пользоваться?

И каким образом получается, что, хотя мы в одном сообществе пытаемся научить детей пользоваться словами одинаково, на выходе получаем людей, которые под одним и тем же словом начинают понимать не совсем одно и то же, а иногда и вовсе разные вещи.

Сейчас, например, выросло целое поколение людей, которые под словом «любовь» понимают конкретно половой акт.

Другие под словом «любовь» понимают обязанность взыскивать с кого-то подарки. А третьи под словом «любовь» вообще ничего не понимают, кроме того, что это нечто нужное и обязательно надо это требовать и доказывать.

Способности пользоваться словами был посвящён целый раздел наших исследований, которые длились несколько лет и в той или иной степени продолжают развиваться.

Стало понятно, что мы должны говорить об образовании. Об образовании как о средстве социализации, средстве создания и передачи картины мира. Ведь социализация индивида основана на совпадении его картины мира со «знаниями» и с набором образов приемлемых в сообществе взаимодействий.

Далее. Для того чтобы появились слова, нам нужно, чтобы они что-то обозначали, на что-то указывали. Получается, сначала ребёнок должен научиться опознавать предмет, явление, и тогда к этому можно будет привязать слово. Ребёнок должен научиться увязывать в своём сознании именно это звуковое сочетание и это явление.

Ребёнок должен?! Нет, его всегда кто-то учит.

«Слово» может быть набором символов или ещё чем-то. Например, чашка. Для того чтобы ребёнок начал опознавать чашку, что требуется?

Как минимум – показать ему несколько раз эту чашку. Для того чтобы он знал, что «это» называется «чашка», надо сопровождать её демонстрацию звуковым явлением, словом «чашка». И так до тех пор, пока этот образ не увяжется со звуковым явлением и ребёнок не скажет: «О! Чашка!»

При этом, если ты ему показываешь банку, а ребёнок говорит: «чашка», нужно сообщить ему, что нет, не чашка – нет! Потому что банка – это не чашка, хотя тоже является ёмкостью.

Про это можно написать ещё [не] одну книгу, каким образом происходит научение нас различению явлений…

Когда-то я работал в проекте с азербайджанцами и спросил их о сложностях перевода, они сказали: «Вы знаете, наш язык довольно простой, интересный, но очень простой. Например, есть слово „сосуд“ и чашка – это „сосуд-чай“, ботинок – „сосуд-нога“ и так далее…»

Очевидно? А для меня внезапно сложилось, как наглядно из различных наборов свойств может собираться понятие, описывающее конкретное явление. Возможно, не в каждом языке оно так заметно, но…

Получается, мы «собираем» явление из свойств?

Когда мы показываем что-то ребёнку и произносим при этом какие-то слова, каким образом его мозг начинает за это цепляться? Возможно, это что-то о «зеркальных нейронах»12?

В итоге мы пришли к пониманию или к предположению, которое позволило создать рабочую модель «научения».

Нет никакой гарантии, что это истина в последней инстанции – просто удобное средство описания, которое помогает нам получать результаты в различной обстановке, в различных культурных средах.

Итак, когда рождается ребёнок, он не умеет ничего: у него практически нет врождённых рефлексов, которые бы позволили ему самостоятельно выжить. Он даже до груди дотянуться не может.

Следовательно, человек и, как рассказывают биологи, вообще все теплокровные – это на сто процентов социальные существа. Все виды теплокровных гарантированно обречены на вымирание, если не будет происходить передача неких знаний, навыков от старших поколений к потомству. Направленная, адресная передача знаний называется «научение». Помните, мы говорили уже о «культуре»? Она передаётся научением.

Исследуя, как происходит передача, мы выделили три способа научения:

1) прямая передача, когда каким-то образом происходит трансляция знания.

Явление практически неизученное, но эксперименты, типа легендарной «сотой обезьяны»13, говорят о том, что нечто похожее [вероятно?] существует;

2) предъявительное научение с обратной связью – то, что я описывал с демонстрацией чашки: когда показываем предмет, явление или способ реагирования и, в случае реакции на него у ребёнка, даём ребёнку каким-то образом подтверждение «узнавания» или «правильности реакции»;

3) объяснительное научение, которое большинство из нас считает главным и единственным способом научения; здесь предполагается обязательное наличие понятийного аппарата, владение словами, владение языком. А ведь для появления понятийного аппарата требуется огромнейшая работа, необходимо научиться распознавать различные образы, явления, выделять их в различных средах и окружении – и связать с тем, что называется «слова»… Нет, слово «огромнейшая» не передаёт объёма, это запредельно огромный объём культуры передачи знания без слов, до слов – для того чтобы сделать слова возможными.

Этот неимоверно огромный объём нам не виден: нет слов и нет библиотек, описывающих его… потому что там ещё нет слов. Лишь небольшое количество очень замороченных и в чём-то «отмороженных» исследователей заглядывает в эти глубины.

И это третий, самый глубокий, но неописанный пласт знания, находящийся под угрозой утраты – культура передачи оснований14 для слов до слов и без слов — и, вероятно, самый важный для существования человечества.

Невидимая для большинства из нас основа…

Да, я пока не знаю, как написать и об этом тоже.

Но хотя бы смог сказать, правда?