Читать книгу 11 дней осени - Екатерина Андрусевич - Страница 4

Я проснулся от ужаса. Быстро и тяжело дыша открыл глаза. Всё моё тело покрывала испарина, волосы на голове намокли. Солнечный свет прорывался сквозь шторы на окнах, и когда я сел на кровати, неприятно ударил мне в глаза. Чёрт, приснится же такая хренотень, вроде ничего особенного, а жутко до сих пор. Это просто сон, но отчего мне было так жутко?

Невыносимо сильно захотелось умыться. Я плескал воду в лицо нескончаемо долго, словно, казалось, что ещё чуть – чуть и я смою кошмар своего непонятного сна. Отражение в зеркале всё так же оставалось незнакомым мне. Это начинало уже раздражать – кто этот длинный худощавый мужик с высокими скулами и уставшими глазами, смотревший на меня из глубины зеркальной поверхности? Словно повидавшая жизнь побитая собака, грустная и печальная. Сколько нужно времени, чтобы я вспомнил всё, что сейчас узнаю лишь смотря на это, приближаясь к предметам или людям? Я ещё раз взглянул в отражение и решил, что надо пытаться дальше порыться в вещах и собрать по крупицам мою личность, вернуть себе себя. И тут я услышал слабый звонок. Из плаща раздавался слабый писк допотопных динамиков моего телефона. «Наверно Василий» – промелькнуло в голове, но на экране высветилось «Жонка». Ей – богу, вчера в списке контактов не было такой записи.

– Алло, – мой голос предательски дрогнул, я кашлянул и попытался сказать более уверенно, – Я вас слушаю!

– Вить, ты что, с бодуна?

– Неет, – вкрадчиво проговорил я.

– Слушай, я соскучилась, оставила детей у мамы и решила приехать к тебе на выходные. Ты же там наверно совсем одичал, никуда не ходишь, ничего не видишь, отпуск почти закончился, а ты толком и не отдохнул, всё в своих думах и пациентах. В общем, встречай меня на Курском через час, пойдём в город, в люди. И никаких оправданий, я тебя жду. Да?

– Да.

В трубке раздались гудки.

Я одевался и думал о происходящем. Чертовщина. Затмение. Апокалипсис. Я не знаю, как назвать то, что сейчас произошло. Я сел на край дивана в гостиной и несколько минут пребывал в мыслительном трансе. Если «жонка» – это жена, то… То что? «Оставила детей у мамы». Её детей? Наших? Это моих что ли детей? У меня есть дети? У меня? А как же вчера? А…

Всё ясно, сомнений быть не может, я – псих. Налицо душевное расстройство: провалы в памяти, неадекватное поведение, галлюцинации. Особенно галлюцинации. Прямо как у Эдгара Алана По. Инстинктивно я потянулся к сигаретам в кармане. Я курю? Похоже на то, память потеряна, а рефлексы работают. Но сигарет не было, зато был паспорт. Я снова открыл его и долистал до четырнадцатой страницы. На ней красовался не очень свежий, но достаточно четкий штамп. «Зарегистрирован брак с Елизаветой Владимировной Разумовской 11 ноября 2009 года». В графе страницы «дети» я увидел два имени – Максим Викторович Нилин 2010 года рождения и Михаил Викторович Нилин – 2012го.

Трубка снова зазвонила в кармане.

– Вить, я тебя знаю, ты там копаешься и не выходишь. А я тебя жду! Ты готов?

– Дада, Елизавета, я уже выхожу.

– Нет, ну ей – Богу, ты там совсем странный стал, тебе определённо нужно развеяться. А то ты меня скоро и по имени – отчеству начнёшь называть. Жду тебя у палатки с газетами на вокзале. Поспеши! На полке рядом с дверью лежали новые ключи, я закрыл дверь и вышел из дома.

В электричке было полно народу – только что закончился часовой перерыв, и все, кто желали попасть из Подмосковья в Москву ринулись в недра вагона, заполненного до отказа. Начал накрапывать дождь. Несколько минут я просто смотрел в окно, забившись в угол сиденья, потом вспомнил про Василий и достал мобильный. В списке контактов его не оказалось. Тогда я откопал в своём кармане листок, который он сунул мне вчера, набрал номер и стал вслушиваться в длинные гудки.

– Да, аллё. Ответил мне нехотя Васин голос.

– Привет, Вася, это Виктор.

– Даа? —вопросительно протянул Василий.

– Это я, вчера ты подвёз меня до дома. Я был немного не в себе. Я хотел сказать тебе, что..

– Виктор? Вчера? Сомневаюсь. Я сейчас не очень понимаю, кто вы, не могу припомнить ни одного знакомого мне Виктора, наверно мы вам снимали какой-нибудь ролик или передачу. Впрочем, неважно, я со вчерашнего вечера нахожусь за городом, в Мышкине, у меня что-то вроде мини – отпуска с лю… Одним словом, если вы хотите встретиться и обсудить производство видеороликов, то я вернусь в воскресение вечером, мы можем созвониться и договориться о встрече в понедельник, я буду доступен в любое время. Хорошо?

В моих ушах застучало, а в глазах потемнело. Мысли судорожно забились о черепную коробку.

– Василий, ответьте мне на один вопрос. Вы знаете, кто такая Беатрис?

– Беатрис? Хмм, это что-то французское? Название компании, для которой мы делали видео?

– Нет.

– Это всё очень интересно, но я действительно сейчас очень занят, давайте в понедельник, Виктор, вы не против?

– Да, в понедельник. Хорошо. До свидания, Василий.

– Отлично, хорошего вам дня, Виктор.

Я смотрел на проносящиеся мимо деревья, рельсы на соседнем пути. В голове застучало сильнее.

Не надо впадать в панику, всё нормально, может быть я переутомлён. Навязчивые мысли и провалы в памяти сейчас не редкость – дикий ритм жизни и информационное поле поглощают нас. К тому же, возможно, я – алкоголик, и это всё – последствия моей пагубной привычки. Я посмотрел на тыльную сторону своей ладони, подняв руку перед собой. Длинные пальцы руки немного дрожали. Да, всё верно, я просто немного не в себе. Это проходит. По – крайней мере, два дня я не пью, а это значит, что скоро наступит ремиссия, меня отпустит, и я вернусь к нормальной жизни. Но Василий, не могло же мне это привидеться, как-то же я попал домой. Я вписал номер Васи в телефонную записную книжку и продолжил наблюдать за проносящимися мимо пейзажами. Сейчас я встречусь с Лизой, она прольёт свет на моё состояние. Всё прояснится, память вернётся. Подумать только, у меня есть жена, она где-то близко, ждёт меня. Жаль, что вместе со штампом в паспорте не вклеивают фотографию супруга, мне помогло бы это – не представляю сейчас, кого я увижу и узнаю ли я её.

Газетный киоск оказался в десяти метрах от выхода со станции. У него кружилось множество людей, но я сразу увидел и узнал миловидную невысокую блондинку, которая в задумчивости вертела в руках телефон и ожидающе смотрела на выходящих с перрона людей. Ещё издалека, увидев меня, она заулыбалась и помахала мне рукой. «Отличный выбор, Виктор», – подумал я и улыбнулся в мыслях сам себе – «Кажется, жизнь налаживается». Я подошёл к ней, собираясь с мыслями, и радостно заулыбался, когда она обняла меня.

– Ты голоден? Я ужасно проголодалась, пока тебя ждала. Но мне хочется поскорее уйти с вокзальной площади. И у меня появилась идея – поехали в Парк Горького. Сегодня не очень тепло и солнечно, но мне там нравится в любую погоду. Давай погуляем и съедим там что-нибудь вкусное? Как тебе идея?

– Да, пожалуй, поехали, метро же там?

Я узнавал эту местность, не вспоминал, а именно узнавал, будто я бывал тут тысячу раз, всё было так знакомо. Просто я не помнил, когда тут был в последний раз и откуда я знал, что за тем или иным поворотом будет то, что мне нужно. «Инстинктивное поведение», – так это, кажется, называется у животных. Я молча шёл к метро, слушая, как Лиза рассказывает про мальчиков, об их проделках и открытиях, которых так много в детском возрасте в загородной жизни.

– Миша вчера впервые увидел живую козу. Долго рассматривал её. И спросил у бабушки, которая доила животное, больно ли козе, когда её так сильно дёргают за живот… Представляешь, он спросил у мамы: «Бабушка, а животные – это роботы? Почему они не говорят и не плачут, если им больно?». Я сначала смеялась, а потом и сама призадумалась – а вдруг он прав и все наши домыслы о том, что звери что-то чувствуют, думают и переживают – это только наши фантазии? Где уверенность, что они не механизмы, пусть и «природно – сделанные», наделённые лишь сложно – изучаемой нами программой? Откуда мы знаем, что они разумны и способны принимать решения, пусть и касающиеся всего лишь их «бытовой» жизни – где пожевать траву, куда пойти на поле, с кем размножиться? Что ты думаешь на этот счёт?

– Не знаю, это было бы слишком …просто. И потом, есть масса научных исследований, которые подтверждают, что животные обладают и логикой, и сочувствием, сопереживанием, другими «человеческими качествами». Я не рассказывал тебе про книгу Маркова «Эволюция человека»? Там ведь даже описываются эксперименты, которые чётко доказывают, что даже речные раки обладают логикой.

– Но ведь точной уверенности нет, так? Люди только предполагают, что то, что они видят – это логика?

– Ну, эти предположения подтверждаются информацией, которая считывается приборами, улавливающими импульсы из мозга рака. А так, как ты рассуждаешь, то и про людей нельзя сказать, что мы – всего лишь не запрограммированные субстанции. Я, например, не знаю, как в твоей голове образовываются мысли. Не программа ли это, изначально заложенная в тебе. И испытываешь ли ты какие-либо чувства, делая те или иные вещи.

– Отлично, мы так с тобой договоримся до того, что я – терминатор и лишь имитирую человеческое поведение, – она рассмеялась.

Она продолжала болтать о детях, пока мы ехали до нужной станции. Я не решался заговорить с ней о недавних происшествиях. В какой то момент я решил, что пусть всё идёт так, как идёт, я не буду пугать её своими «затмениями». По – крайней мере, сейчас, пока мы так мило общаемся. Возможно, всё произойдёт естественным путём – она будет постепенно, сама того не осознавая, «вводить меня в курс дел», рассказывая какие-то мелочи из нашей совместной жизни. Или моя память вернётся сама, в какой то прекрасный момент. Это было бы просто великолепно – от такой возможности я заулыбался и расслабился ещё больше. В любом случае, мне нравится, что всё происходит именно так. Вот только разговор с Василием немного огорчил. Надо будет позвонить ему завтра и договориться о встрече – хотя бы деньги отдать, которые он мне так легко и бескорыстно оставил вчера.

В Парке Горького была масса народа – всё – таки выходной, хоть и не в очень погожий денёк. Семейки с детьми и парочки ходили и сидели повсюду – в маленьких уютных чайных, на скамейках у набережной, в шезлонгах, заботливо выставленных работниками парка на газонах под слабыми солнечными лучами. Мы шли по широкой дорожке вдоль реки и глазели на те действа, которые проходили в здесь. Три «арены» – зала под открытым небом с занимающимися йогой и другими физическими упражнениями девушками в одинаковых майках, площадка для танцев, с весёлыми бодрыми стариками и молодыми парами, витринами с мороженым в одинаковых обёртках. Дожёвывая сэндвич, Лиза не переставая тараторила о детях и своих впечатлениях о загородной жизни – мы в первый раз сняли дачу за городом, чтобы малышам было где погулять и отдохнуть летом. И эта дачная жизнь так затянула моё семейство, что летние каникулы продлились уже до самой середины осени – благо до школы старшего было ещё очень далеко, а Лизина работа могла протекать из любой точки страны – достаточно только ноутбука, подключенного к сети.

Постепенно, болтая о разных вещах, мы дошли до Нескучного сада. С мороженым в руках уселись на одну из скамеек парка и продолжили разговаривать. Я подумал, что всё ещё ни на шаг не продвинулся в понимании, кто я такой и что составляет мою жизнь вне семьи. Тем более – свет не пролился и на моё вчерашнее приключение. «Не хотелось бы завтра снова оказаться в незнакомом районе города, без вещей, документов и понимания, кто я такой, – подумал я, – пожалуй, надо узнать что-нибудь ещё у Лизы, не хотелось бы потерять свою «вновь обретённую» семью – мне определённо нравится то, что оказывается моей жизнью. Попробуем «танцевать от печки», – решил я.

– Лиза, а тебе что-нибудь говорит имя «Беатрис»?

– Беатрис? Хммм. Кто это такая? Актриса? – Лиза нахмурила брови, – это что, причина твоего молчания в последние дни и странного поведения сейчас?

– Странного? Ты заметила странность?

– Конечно, мы уже тысячу лет не разговаривали с тобой так весело и интересно как сегодня. Раньше ты только и говорил, что о своих пациентах и их «тяжёлых случаях», целыми днями рассказывал истории из практики.

– Прямо Оливер Сакс какой-то!

– Кто?

– Это такой практикующий нейропсихолог, пишущий книги о своих пациентах. Очень интересно. Например, одна из самых известных историй – про то, как мужчина принял жену за шляпу. И это не шутка и не аллегория. Впрочем, неважно, прости, я был не в себе всё это время..

– Конечно не в себе, я просто с ума сходила от твоих просиживаний за книгами по медицине и психологии. В какой то момент мне показалось, что дети перестанут узнавать тебя в лицо и смогут «опознать» папу только по затылку, который они видят торчащим все вечера и ночи за кухонным столом даже в выходные. Так, ну ка расскажи мне про эту Беатрис! Мне что, пора подавать на развод? Это интрижка или ты влюблён?

– Да нет. Ну то есть я не знаю, просто я нашёл в кармане вот это. Может это твоё?

Я достал зеркальце из кармана и протянул его Лизе, случайно капнув растаявшим эскимо на овальную поверхность.

– Так, посмотрим ка. Нет, это не моё зеркало, я вообще не любитель зеркал. Ты ведь знаешь, что вопреки поверьям, что женщина не может жить без зеркал, мужчины смотрятся в них гораздо чаще, чем мы?

– Правда? Вот не знал. Наверно потому, что для женщины зеркалом может служить любая отражающая поверхность – витрины магазинов, глянцевые поверхности автомобиля и даже очки собеседника. А что ты думаешь про эти слова, нацарапанные на нём?

– Зеркала, Беатрис, о боже, вот имя разлучницы! Звезда. Ничего не приходит в голову, разве что тебе надо искать компанию по производству зеркал. Или отражение Беатрис в зеркале. И эта Беатрис – какая – нибудь звезда. Ну я же говорю – актриса. Похоже, ты словно подросток увлёкся и зафанател от какой-нибудь французской актрисульки.

– Нет, всё не так, я тебе клянусь, – я задумчиво вертел в руках зеркало, – может быть ты знаешь Василия? Это такой бородатый и усатый молодой человек?

– Василия. Хммм. Знала я одного Василия. Точнее, Василия Васильевича, усатого. Но он вовсе не молодой. Преподавал в моём институте, когда я училась в аспирантуре. Кажется, что-то связанное с математикой и программированием. Слава о нём была на весь ВУЗ и даже за его пределами – такой честный, принципиальный и очень суровый преподаватель. Лодыри выли от его пар, а самые отпетые отличники трепетали перед сессией, едва слыша его имя. Но ему, кажется, уже тогда было лет 50. А было это лет восемь назад, мы тогда с тобой только начали встречаться. Слушай, мне надо в туалет. Кажется он в той стороне, недалеко отсюда. Ты посидишь здесь, я быстро?

– Да, конечно, сходить с тобой?

– Будешь меня сторожить перед входом? Да нет, не надо, я скоро вернусь, заодно выкину обёртки от мороженого.

Она быстро пошла от скамейки, где я остался, всё больше и больше погружаясь в свои мысли. Я снова открыл зеркало и уставился на нацарапанную надпись. Что значат эти слова? И вообще, значат ли они что-то? В любом случае, это – единственная вещь, которая оказалась у меня вчера. Единственная и последняя, которая могла пролить свет на то, что произошло накануне. Я чувствовал это, всё ещё пристально всматриваясь в непонятные мне слова.

Прошло уже достаточно времени, а Лиза всё не возвращалась. Я забеспокоился, но решил ещё немного подождать – в конце концов, женщины не отличаются быстротой, когда дело касается наведения порядка на их прелестных головах и лице.

Через пятнадцать минут ожидания без особых мыслей и событий я встал со скамейки и зашагал по дорожке, которой уже почти полчаса назад ушла моя жена. У домика с кабинками было безлюдно, внутри женского отделения горел свет, но было тихо. Я подошёл к самоё двери и тихо позвал: «Лиза, ты тут?». Никто не откликнулся. «Лиза, у тебя всё в порядке? Я жду тебя уже полчаса. Ты здесь?». Я вспомнил, что вообще то у меня есть мобильный телефон и я могу позвонить ей. Нашёл в списке контактов её номер, набрал и услышал длинные гудки. Оторвал трубку от уха и прислушался – не доносится ли звук звонка из туалета. Но было тихо. Трубку никто не брал, а длинные гудки сменились на стандартную запись автоответчика голосовых сообщений. Я сбросил вызов и нажал на набор номера ещё раз. И снова длинные гудки. Потом трубку сняли.

– Лиза, господи, как ты меня напугала, я же полчаса уже тебя жду, куда ты пропала?

В трубке послышался сдавленный злой голос жены:

– Ты совсем допился, мерзкий алкаш? Какого чёрта ты звонишь мне сейчас? Тебе в прошлый раз было мало? Я три дня потом пила валерьянку.

– О чём ты говоришь, Лиза? Я жду тебя тут, в парке, у туалетов.

– Каком нахрен парке? Ты что, и правда допился до невменяемости? Я на даче, с детьми, и не желаю тебя ни видеть, ни слышать. Отправляйся к своей толстожопой медсестре, она согреет тебя, а наше с тобой общение закончилось. И я буду настаивать в суде при разводе, чтобы ты нас с детьми за километр! Иначе я приеду на твою работу и устрою такой скандал, после которого тебя оттуда выпрут в момент. Впрочем, может ты именно этого и добиваешься – тогда ничто не будет тебе больше мешать пить, общаться с этой похотливой девкой и обсуждать твоих психов, с которыми тебе явно было приятнее, чем со мной и детьми. Как иначе объяснить то, что ты сошёл с ума и притащил эту девку прямо в наш дом, на нашу кровать. Боже, мама, уйди в дом, я сама с ним поговорю. Он опять не в себе и названивает с каким – то бредом.

– Лиза, происходит что-то ужасное, это длится уже второй день, я хочу рассказать тебе всё подробно, мне кажется, что я действительно сошёл с ума.

– И слышать не желаю. Запомни, чем чаще ты будешь донимать меня и нести этот бред, тем больше я буду рассказывать о тебе судье и коллегам. Оставь, наконец, меня уже в покое! Ты слышишь?

Последние слова она уже буквально кричала в трубку. Впрочем, сразу после них я услышал короткие гудки. А позвонив ещё раз, услышал, что аппарат абонента выключен.

Всё. Всё пошло прахом. Я действительно невменяем. Как такое вообще может быть? Но я же действительно в парке, вот даже, как то же я сюда попал? И попал вместе с ней, вот валяются в переполненной урне обёртки от нашего мороженого. Хотя, конечно, это могут быть чьи угодно бумажки, в этом парке всё мороженое продаётся завёрнутым только в такие бумажки. Мне захотелось взвыть. Всё шло кувырком. Всё путалось и запутывалось ещё больше, с каждой минутой. И я не мог отследить логику событий и происшествий. Однозначно, я сошёл с ума. Начало темнеть, и я побрёл по дороге к выходу из парка. Увидев крутой склон с обрывом, я остановился на его краю. Интересно, сломаю ли я шею, кинувшись вниз? Возможно, меня парализует. Не будет ли это лучшим решением в сложившейся ситуации? Сумасшедший парализованный инвалид – может физический ступор остановит безумные пляски моего мозга? Может только так я смогу обрести какое-то равновесие и стабильность в происходящей цепочке событий? Но я всё – таки мужчина. Меня с детства учили быть сильным, не паниковать и скрывать свои эмоции. Хватит ли мне сил справиться с тем, во что я погрузился? Я побрёл к выходу и зашагал по Ленинскому проспекту в направлении метро. «Хотя бы город остаётся прежним, – думал я. С силой я ущипнул себя за предплечье, потом ещё раз, ещё сильнее. Я усмехнулся, – все известные способы возвращения к реальности я осуществил – кажется я не сплю. Мдаа. Пожалуй, это – худшая новость за сегодняшний день.

В электричке снова было множество людей. Субботний вечер – оживлённое время, люди возвращались с прогулок по городу, из магазинов и гостей. В вагоне было много уставших, переполненных испытанными за день эмоциями, но по-своему счастливых людей. Кто – то из них был чуть пьян, кто – то чуть влюблён и чуть взволнован. И только я ехал в своём личном трауре – недоумении, усталости и моральном истощении. Кроме того, только сейчас я понял, что за двое суток я почти не ел. Небольшой сэндвич и мороженое не в счёт. Все магазины по пути к дому были уже закрыты. Не живёшь как другие, не стоило и начинать. Я поплёлся в квартиру. Ключ к замку не подошёл. Уже ничему не удивляясь, я спустился вниз ко входу в подъезд, чтобы найти вчерашнего слесаря, судорожно обдумывая, как объяснить ему, что за сутки я второй раз прошу взломать и сменить замок в двери в собственную же квартиру. Чуть поодаль от входа, приглядевшись, я увидел теннисный стол, импровизированный стол и стулья. Там, громко разговаривая, заседали три человека. Один из них напомнил мне вчерашнего «специалиста», орудовавшего над моей дверью. Я подошёл ближе.

– О, Виктор, ты откуда это такой нарядный? К отцу в город что ли ездил? – сказал слесарь, радостно мне улыбаясь, – будешь маленькую за встречу? Он протянул мне тут же откуда то взявшуюся рюмку с прозрачной жидкостью.

– Нет, спасибо, у меня там дверь не открывается, – начал я.

– А что, Лизка что ли опять тебя вышвырнула?

– Она на даче с детьми.

– Умотала на дачу без своего пана в придачу, да? – он громко и отрывисто захохотал.

– Я ключи потерял снова.

– А, ну это не страшно, сейчас мы решим это небольшое недоразумение, подожди только, – сказал он, торопливо вливая в себя жидкость из рюмки, которую он только что протягивал мне, – это мы умеем, это мы быстро, ломать не строить, да?

– Да.

– Ты не весёлый какой то сегодня, после вчерашнего болеешь?

– Да, кажется болею.

– А, ну дело бывалое, я же тебе говорю – на, полечись.

– Спасибо, но лучше не надо, в меня не влезет.

– Пока не выпьешь, дверь не открою. Только одну, ишь, сахарная голова.

«Действительно, а что это я? Хуже, чем есть уже точно не будет», – я взял рюмку из его руки и выпил её залпом.

– Вот, молодец, только угощения к напитку у нас нет. Но водочка хорошая, чистенькая, должна хорошо войти. Возьми – ка ещё одну.

В квартиру с паном Новаком мы попали только под раннее утро. Еле стоя на ногах, я ввалился за порог, уже почти не различая ничего вокруг. Но даже в таком состоянии, я обратил внимание, что вся мебель из квартиры пропала. Не было никаких диванов, комодов, шкафов, не было коврика в прихожей и кухонного гарнитура на кухне. Не было ничего, кроме старого рваного матраса на полу комнаты, табуретки на кухне, да пары початых банок из-под тушёнки на кухне, внутри красовалась целая армия сигаретных бычков. Петрович помог мне усесться на табуретку, налил по «прощальной» и прикрыв только что взломанную дверь, ушёл восвояси. Меня мучила жажда. Я размашисто встал со своего трона и подошёл к крану на кухне, вода из него не текла, кран был скручен и, видимо, перекрыт. Тогда я дошёл до ванной, пару раз с обеих сторон ударившись о напротив стоящие стены коридора. Открыл кран в ванной на полную и прильнул ртом к струе.

«А я ведь и правда заядлый алкоголик, – пронеслось в моём мозге, когда я поднял взгляд, чтобы увидеть своё нетрезвое лицо в зеркале – не зря меня Лиза бросила. А, впрочем, какая разница. С ней было бы только хуже. С такой запущенной деструкцией мозга лучше быть совсем одному – тогда может быть никто другой не пострадает».

Я приплёлся в комнату и не раздеваясь завалился на матрас.

Человек шёл привычной дорогой к дому, прислушиваясь к разговорам прохожих и думая о чём – то своём. Наконец показалась знакомая улица, за следующим поворотом стоит его дом. Внезапно он ощутил жуткую усталость. Это произошло мгновенно – раз, и ноги его стали ватные, руки слабые, а глаза слипались, несмотря на то, что он со всей силы тёр их безвольными пальцами. Сделав нужный поворот, он увидел, что его дома нет. «Нда, начинается», – проговорил он со злобой, подходя к пустырю, с правой стороны которого должен был быть вход в подъезд. Вдруг его охватила паника, внутри была чёткая уверенность – ему срочно надо попасть к себе домой. Но дома не было и стоять тут бессмысленно. Он повернулся в обратном направлении и медленно поплёлся к началу улицы. Ноги становились всё слабее, в какой то момент они подкосились и он упал на землю. В голове застучала мысль: «Мне надо домой, срочно, скорее, где же он?». Он пополз ко входу в магазин, в который обычно заходил по пути домой. Прохожие показывали на него пальцем и смеялись, никто из них не подошёл к нему, пока он полз. Он тоже не звал их, просто смотрел на их раскрытые рты, видел, как они заливаются громким звонким смехом или украдкой хмуро глядят на него, показывая пальцем. И продолжал ползти. Потом с трудом вскарабкался на ступеньки, открыл дверь магазина, навалившись на неё всем телом. И оказался в подъезде своего дома. Лестница до лифта была разрушена. Внизу, метрах в десяти под ним медленно крутились огромные шестерёнки. Он схватился руками за перила и поставил ногу между железных прутьев, на которых они держались. Слабость не отпускала его, но он карабкался вперёд, делая шаг за шагом и переставляя то руки, то ноги. Наконец он дошагал до бетонной плиты, на которой стоял лифт. Нажав на кнопку пятого этажа он выдохнул – наконец – то он попадёт домой и сможет перевести дух. Но лифт медленно закрыл двери, дёрнулся и поехал горизонтально, а не вертикально. Человек почувствовал, как по телу побежали мурашки. Вырвавшись из стен дома, лифт, словно кабинка на горнолыжных курортах не спеша полз над домами, зеленью и тёмным пыльным воздухом.

Человек сел на пол кабины и закрыл голову руками. Усталость ещё больше сковала его тело, глаза стали слипаться.

Вдруг он услышал чьё – то дыхание, поднял лицо и увидел прямо над собой незнакомца, который сидел на корточках рядом и внимательно смотрел на него. Незнакомец молча встал, увидев, что человек его заметил, протянул руку и подтянул за неё вверх. Потом, так же молча, развернул к стене, к зеркалу в кабине, и с силой нажав, толкнул к зеркалу. Человек почувствовал, как его лицо вдавливается в стеклянную поверхность, словно он упёрся лбом в тяжёлую дверь. Незнакомец нажал на плечи человека ещё сильнее, а затем надавил тому на затылок. И тут произошло что-то странное – лицо человека стало проникать сквозь зеркало, с каждым моментом вдавливаясь в него всё сильнее и сильнее. Наконец, он как будто скользнул внутрь.