Читать книгу Дарю тебе небо – Дорога в Вечность - Екатерина Борисовна Митрофанова - Страница 12

Какое же это всё-таки интересное и увлекательное занятие – не занятие даже, а целое действо – роспись имбирных пряников! Будто бы из глазури, айсинга и пищевых красителей создаётся целый мир – удивительный, насыщенный всеми возможными оттенками и изображениями, неизведанный и необычайно манящий и притягательный!

Вроде бы и схоже с лепкой из полимерной глины, но всё-таки иначе. Наверное, в имбирные пряники вкладывается больше души, они способны донести и передать больше тепла, исходящего от того, кто над ними работал. Да и сам принцип росписи весьма своеобразен. Линии, выведенные поверх слоя глазури пищевым красителем, как бы размываются с помощью стека-зубочистки, образуя новые дивные узоры, как будто бы рождённые из небытия. Эти старательно вычерчиваемые линии затем живут своей жизнью, неизменно радуя взор.

Интересно, почему с зарисовками небес, которые Влад выполнял в технике гризайль, используя сангину, а также светлую и тёмную сепию, нанося поверх тонированной бумаги, служащей основанием для подобных эскизов, такого «оживляющего» эффекта не достигается? Может быть, Влад что-то делает не так? Не чувствует небеса в их вечной и бесконечной сущности, как чувствовал их его погибший брат? А может быть, чтобы оживить нарисованные Владом небеса, недоставало лишь пустяка? Может быть, стоит лишь поменять, к примеру, основу – вместо тонированной бумаги взять, скажем, самый обычный ватман, либо чуть-чуть изменить принцип нанесения штрихов, либо дополнить традиционно используемые Владом сангину в сочетании со светлой и тёмной сепией каким-нибудь иным художественным материалом, – и небеса на эскизах Влада оживут и станут по-настоящему насыщенными, одухотворёнными?

А может, нужен принципиально иной подход? Использовать всё богатство красок, всю палитру от лазурно-светлых до свинцово-наливающихся тонов, совершенно различные основы для рисования – от простых альбомных листов и плотных листов ватмана до тонированной бумаги и грунтованных холстов? Отказаться от техники гризайль и испробовать принципиально иные техники? Подключить акварель, сухую пастель, темперу, гуашь? Можно даже попробовать в качестве эксперимента сделать какую-нибудь зарисовку древесным углём. Впрочем, нет, это уж слишком. Во всём должна быть мера. И оригинальность. Если Влад откажется от техники гризайль, его рисунки станут лишь жалкими попытками повторения эскизов Стаса, их блёклыми копиями. А Владу нужно, чтобы его эскизы сохранили свою собственную, только им присущую изюминку.

Так что он продолжит оттачивать своё мастерство именно в выбранной им самим технике. Просто будет экспериментировать в этой области, не теряя чувства меры. Добавит в свои рисунки нечто такое, что сумеет их оживить. Он ещё подумает, как это сделать. Ведь нельзя забывать и об эскизе дома на берегу озера, который он проектировал по желанию погибшего брата.

С эскизом проекта дома, кстати, дела пошли получше с тех пор, как мать таинственным образом приобрела для единственного видящего теперь глаза Влада уникальную гибридную линзу. Мать не сказала, где она достала такое чудо, которое она передала Владу ещё в пансионате Абхазии, но линза волшебным образом ему подошла. Владу даже стало казаться, что с тех пор как он начал её использовать, его зрение чуточку улучшилось. Хотя близорукость, как показал последний осмотр у офтальмолога, по-прежнему продолжала прогрессировать, Влад заметил, что линза выправляет его основной дефект: предметы перестают двоиться перед глазами, как это было при ношении очков, и обретают ту форму, которая на самом деле им присуща. Кроме того, с гибридной линзой изменяется угол обзора и как будто бы расширяется поле зрения.

Влад не имел понятия, где мать приобрела это оптическое чудо, но результаты и в самом деле были налицо. А уж в работе Влада над эскизом проекта дома на берегу озера, над зарисовками небес, а также при лепке из полимерной глины, да и просто в повседневной жизни эта линза стала поистине незаменимой.

Влад слегка посыпал расписанную глазурь кокосовой стружкой. Получилось красиво, как будто подёрнутое ледяной коркой озеро, припорошенное первым снегом. Ладушке должно понравиться. Если она вообще это заметит, конечно. Если сумеет хоть немного пробиться сквозь удушающий смрад своего глубочайшего горя. Влад, конечно, сделает всё, что только будет в его силах, чтобы помочь ей в этом. Как несколько месяцев назад помогла ему она. Ладушка ведь необычайно чуткая и отзывчивая. Она просто не сможет не заметить участия Влада и не откликнуться на него. Вместе они справятся. Должны справиться. Влад непременно поможет Ладушке пройти через этот кромешный ад. Ведь он понимает её беду, как никто другой. Он испытал это на себе.

И всё-таки – как же удобна эта новая линза! И как только мать додумалась заказать такое чудо! Судя по штемпелю и сопроводительным бумагам, линза доставлена прямо из Японии, где и была изготовлена. И несомненно, производитель учёл параметры глаза Влада, его характерные особенности. Ведь линза словно сроднилась с глазом, идеально повторив его форму и скорректировав близорукость и астигматизм. Надо будет достойно отблагодарить мать за такой бесценный подарок.

Но это подождёт. Весь мир подождёт. Сейчас главное – Ладушка.

Влад бережно переложил мягчайшие пряники с бумажного листа, на котором он колдовал над глазурью и айсингом, в достаточно широкую и прочную картонную коробку, утрамбовал их в несколько рядов, переложив в промежутках слоями кальки, и накрыл сверху крышкой. Затем взял из своих запасов художника яркий оранжевый маркер (под цвет ласкового весеннего солнышка, каким оно бывает во время утренней зари) и крупным размашистым почерком подписал на картонной крышке: «Милой Ладушке от Влада». Этого было достаточно. Больше ничего не требовалось.

А впрочем, нет. Требовалось! Ещё как требовалось! Передать Ладушке как можно больше тепла. Человеческого. Живого. Отогреть каждую клеточку её хрупкого, пронизанного непостижимой ледяной горечью тела.

Влад выпросил у матери одну из двух шалей, изготовленных из тончайшего козьего пуха – тех самых, которые Марина Сергеевна брала с собой в Абхазию. Когда воздушное изделие оказалось у Влада в руках, он не удержался от вздоха восхищения. Как же ему захотелось подарить нечто подобное Ладушке! Но не просто передать ей пушистую, хранящую живое тепло вещицу, а изготовить уникальный презент для Ладушки собственными руками.

Насколько же схожие мысли порой приходят людям в голову! Как оказалось, мать тоже собственноручно связала эти шали. Достала где-то пряжу из мягчайшего пуха коз, взращенных в уникальных климатических условиях Оренбуржья – единственном месте, где козья шерсть и подшёрсток сохраняют свою необычайную тонкость и воздушность и представляют собой лёгкий, словно парашютики июньского одуванчика, шелковистый пух.

Влад с удивлением выяснил, что одна из этих шалей, связанных матерью где-то около года назад, предназначалась для Стаса, другая – для него. Мать, конечно, понимала, что сыновья ни за что не станут носить вещи, отнюдь не мужские в своей сущности (вспомнить хотя бы негодование Влада, с которым он собирался вернуть матери шаль, когда она попыталась накинуть её ему на плечи во время прогулки в морозный день по морскому побережью Абхазии – чего уж говорить о Стасе). Но она всё равно с огромнейшей любовью вязала эти две шали, словно бы на интуитивном уровне хотела защитить сыновей. Сберечь их, передать им своё тепло.

– Мам. А научи меня вязать такие же, – тихо попросил Влад.

Марина Сергеевна округлила глаза:

– Сынок… Ты чего? Тебе это будет не под силу. Изготовление шалей из пуха оренбургских коз – достаточно трудоёмкая работа. А ты почти ничего не видишь. И так постоянно сидишь за своими чертежами и полимерной глиной. Я уж молчу про имбирные пряники. Нет, я не стану тебя учить. И не проси. Я же не хочу, чтобы ты совсем ослеп.

– Мамуль… Пожалуйста! – во взгляде Влада, устремлённом на мать, отразилась мольба. – Очень нужно!

Марина Сергеевна пристально поглядела на сына и, понизив голос, произнесла:

– Это всё для неё. Для Лады. Не так ли?

Влад ничего не возразил, только продолжил глядеть на мать с напряжённой мольбой. Казалось, даже воздух в комнате наэлектризовался до предела.

– Вот как, значит? – Марина Сергеевна глядела на сына, стараясь говорить как можно суровее, но уголки её губ дрогнули и сами собой расползлись в предательской улыбке. – И швец, и жнец, и на дуде игрец. И всё ради того, чтобы завоевать девушку? – она хитровато подмигнула сыну.

– Не завоевать, – ответил Влад вполне серьёзно. – Отогреть. Дать как можно больше человеческого тепла. Разве это воспрещено? – Он выдержал небольшую паузу, продолжая напряжённо глядеть на мать, а затем тихо добавил: – Ладе сейчас меньше всего нужно, чтобы её завоёвывали.

На последнем слове Влад нарочно сделал акцент.

– Верно, – согласилась Марина Сергеевна и, вздохнув, похлопала сына по плечу: – Ну что ж, давай попробуем. Только мы постараемся сделать так, чтобы ты как можно меньше напрягал глаза. Хорошо? – она с тревогой заглянула сыну в лицо.

Влад улыбнулся:

– Мам. Да не переживай. Я вижу нормально. Правда. Та линза, которую ты отдала мне в Абхазии, помнишь? Это нечто невероятное! Она подошла мне просто идеально! И знаешь, мне кажется, что она каким-то странным образом исправляет самый основной дефект моего глаза. Изображение перестало плыть и двоиться. Спасибо, мамуль, – Влад повернулся и порывисто обнял мать.

Та только всплеснула руками и небрежно смахнула подступившие слёзы. Эта благодарность должна была предназначаться вовсе не ей, а Ладе. Но та запретила раскрывать этот трогательный секрет Владу. Жаль. Хотя, как бы то ни было, когда-нибудь сын непременно об этом узнает.

Что ж. Эта девушка заслуживает той любви и заботы, которыми так стремится окружить её Влад. Она ведь старалась для него ничуть не меньше. Можно сказать, Лада вытащила Влада из устрашающей зыбучей трясины отчаяния и печали. Теперь он может ответить ей тем же. Пусть! Пусть лепит. Пусть печёт и расписывает имбирные пряники. Пусть научится вязать шали из восхитительного шелковистого пуха оренбургских коз. Это означает, что сын уже не замыкается в себе, закрывшись от мира в своём большом человеческом горе. Он снова живёт! И в этом немалая заслуга Лады.