Читать книгу Вырай. Книга 1 - Екатерина Боровикова - Страница 5

Аромат духов можно было бы назвать утончённым и приятным, если бы не концентрация. Марине подумалось, что после разговора она ещё долго будет выдыхать на окружающих пары директорского парфюма. Но спустя мгновение девушку перестал заботить запах – она увидела на столе блюдечко, на котором кучкой лежали полуразложившиеся мыши и три яйца.

– Ну что, дорогуша, поговорим?

– О чём? – Марина взяла себя в руки и решила держаться до последнего.

– Я знаю, что одиннадцатый класс практически в полном составе шарил в моих вещах. Твой одноклассник во всём признался, и даже указал, где вы оставили «подарочки». А ещё он сказал, кто был организатором. – Крокодиловна уставилась холодными глазами на Сычкову и выжидающе приподняла бровь.

– Не знаю, о чём вы говорите.

– Хватит! – Инесса Геннадьевна заорала так неожиданно, что школьница вздрогнула и съёжилась от испуга. Глаза директрисы полыхнули красным, совсем, как во сне, но через миг Марина поняла, что ей показалось.

– Ненавижу личинок, таких, как вы – бесполезных, но сующих везде свой нос. – Голос, казалось, проникал в самые глубины мозга. – Немедленно отвечай – где вы рыскали и что нашли?

– Мы пришли, чтобы оставить в кабинете мёртвых мышей и проколотые яйца. Кроме этого, я испортила мясным бульоном дверь. Всё для того, чтобы в вашем кабинете установился неприятный запах, потому что…

– Это я уже знаю. Наплевать. – Крокодиловна подошла вплотную к девушке, наклонилась и вкрадчиво спросила: – Итак, где вы рыскали и что искали?

Половина сознания Марины была в панике – почему, зачем я отвечаю? Нельзя говорить! А вторая часть рассказывала. Торопливо, суетно, стараясь ответить как можно более подробно и правдиво.

– Мы нашли мёртвого кота вон в том шкафу.

– И всё?

– Да.

Странное облегчение сменило гримасу ненависти.

– Собака вашего котяру загрызла, прямо на крыльце школы. Не хотела, чтобы дети увидели, вот и убрала подальше, чтобы потом выбросить.

Марина хотела спросить, зачем такие сложности, если можно было попросить уборщицу выбросить труп сразу, но решила на всякий случай промолчать.

Инесса Геннадьевна села на диванчик, стоявший у стены, забросила ногу на ногу и задумчиво посмотрела на школьницу. А та исподтишка разглядывала директрису. Выглядела Крокодиловна, конечно, шикарно. Деловой костюм василькового цвета сидел на хрупкой фигурке идеально. Длинные, стройные ножки в дорогих туфлях, элегантная стрижка – Сычкова могла бы позавидовать, если бы не личико.

Черты были правильными, утончёнными. А вот цвет кожи подкачал – скрыть неприятный красно-бурый оттенок лица не могла даже дорогая косметика. Не одну версию выдвигали в школе – от хронического алкоголизма до артериальной гипертензии, но к единому мнению так и не пришли.

– Что же мне с вами делать? Такое поведение должно иметь последствия.

– А может, не надо?

– А ты шутница! – Инесса Геннадьевна расхохоталась. – Никто, слышишь, деточка? Никто не смеет разнюхивать что-либо обо мне.

Крокодиловна легко встала, подошла, положила руки на плечи девушке, и наклонилась так близко, что сквозь аромат духов на Марину неожиданно обрушился отвратительный запах, напомнивший о дохлых мышах.

– Я информирую инспектора по делам несовершеннолетних. Сделаю всё, чтобы тебя, Семашко и Коваль исключили из школы, а алкоголичку поставлю на учёт у нарколога. Через две недели я покину эту дрянную деревушку, но ваша четвёрка будет вспоминать об Инессе Геннадьевне всю свою оставшуюся никчёмную жизнь.

Информация смешалась с мерзким запахом, с удушающим ароматом духов и с напряжением последних двух дней. Марина оказалась в предобморочном состоянии.

Но вдруг директриса замолчала, быстро втянула носом воздух и резко выдохнула через рот. Потом ещё раз, и ещё – совсем, как собака, взявшая след. Затем убрала руки, выпрямилась и подошла к окну. Сычковой стало легче, по крайней мере, упасть в обморок уже не хотелось.

Больше минуты Инесса Геннадьевна молча стояла у окна и теребила занавеску. Марина сжалась на стуле, с ужасом ожидая итога всего этого неприятного разговора.

Женщина развернулась и неожиданно улыбнулась. Искренней, приятной улыбкой.

– Что, котик, испугалась? Это называется психологическая атака. Должна же я была как-то наказать за хулиганскую выходку? – Инесса Геннадьевна не спеша подошла к дивану, села, и похлопала рукой по обивке. – Иди сюда, Мариночка, не бойся. Буря миновала.

Ошарашенная девушка села рядом. Крокодиловна, всё так же ласково улыбаясь, погладила школьницу по голове. Отстраниться Марина не решилась.

– Я ведь всё понимаю. Ваш бывший директор – замечательный человек. И тут я. Это как маму у ребёнка забрать, привести незнакомую тётю и сказать: теперь тебе нужно любить её. Правильно? – Инесса Геннадьевна была сама нежность. Марине ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

– Может, я и перегнула палку с дисциплиной, но только ради блага учеников вашей замечательной школы. Ольга Васильевна из-за преклонного возраста не могла уследить за всем и упустила воспитательный момент. А школа должна прививать человеку уважение к порядку. Согласна?

Сычкова снова кивнула. Её вообще вдруг стало клонить в сон. А Крокодиловна продолжала журчать, как ручеёк, гладила девушку по рукам и разве что не лезла целоваться.

– Солнышко моё, я, конечно, не буду портить жизнь ни тебе, ни твоим одноклассникам. Но наказать должна. Так будет правильно, понимаешь?

– Понимаю.

– Умничка. Ирочке вашей предстоит экскурсия в наркологический диспансер, это на себя возьмёт классный руководитель. Мальчики за родительский счёт перетянут дверь, чтобы будущему директору не пришлось работать в неприятной обстановке. А для тебя, как для вдохновителя, у меня особое задание.

Инесса Геннадьевна встала, подошла к столу и достала из ящика пухлую папку документов.

– Это новые методички для педагогов. Нужно перепечатать и систематизировать. Так что жду тебя в субботу, в семь часов вечера. Будешь работать с компьютером.

– А почему в субботу и так поздно? – Язык еле слушался, губы с трудом шевелились, но директриса всё расслышала.

– Скажи, деточка, какое самое весёлое время для подростка? – Крокодиловна и не ждала ответа, поэтому сразу продолжила: – Самое весёлое время – вечер субботы. Дискотека в клубе, прогулка с каким-нибудь мальчиком – всего этого я лишаю тебя на две недели. Будешь приходить сюда и работать на благо школы.

Марина не стала объяснять, что по субботам очень редко выходит из дома, бо́льшую часть времени проводя за чтением книг. Печатать на компьютере в выходной? Да запросто, только бы постановка на учёт в комнате милиции и исключение из школы не стали реальностью.

– Иди, милая, на урок. Жду тебя в субботу. – Директриса села за стол и улыбнулась. Снова показалось, что глаза полыхнули красным. Но лишь на мгновение. На ватных ногах девушка подошла к двери и практически выпала в коридор.

* * *

После рассказа классный руководитель молчал минуты три – переваривал услышанное.

Идиотская выходка характеризовала его как плохого классного руководителя. Не выявил, не уследил, не запретил… Если история получит огласку, то неприятности будут не только у этих пакостников, но и у него самого.

«Чёрт меня дёрнул подкатить к Ане на той вечеринке. Сейчас бы работал в институте плодоводства или сидел в какой-нибудь лаборатории, изучал вирусы в микроскоп. Расхлёбывай, Максим Андреевич, свои неудачные романы, вытирая носы подросткам да катаясь по родным просторам на ржавом велосипеде».

Аней звали дочь декана университета, с которой Максим сблизился на студенческой попойке. Встречались они всего месяц, а потом Бондаренко разорвал отношения – его стали угнетать избалованность и высокомерность девушки. Но Аня оказалась ранимой и мстительной. Декан напакостил обидчику дочери, как смог – за что выгнать, не нашёл при всём желании, но вот красный диплом и хорошее распределение остались в мечтах.

Очень хотелось надавать детишкам подзатыльников. Хотя Максим Андреевич с большим удовольствием сам бы поучаствовал в подобной акции протеста, потому что Инесса Геннадьевна вызывала в нём странное чувство – брезгливость, смешанную со страхом. И ведь причин никаких не было – лично с исполняющей обязанности Бондаренко не общался, конфликтов с ней не имел, да и женщина была довольно симпатичная, несмотря на агрессивное использование духов и болезненный цвет лица. Но ведь подобное говорить ученикам никак нельзя, ещё уверятся в своей правоте.

Школьники сидели тихо, словно мыши под веником. Поэтому крутить в руках ручку и думать об упущенных возможностях педагогу никто не мешал, пока в дверь не протиснулась Сычкова.

Белая, как полотно, девчонка молча добрела до своего места и рухнула за парту. Взгляд был стеклянным и бессмысленным. Потом она вздохнула, и пугающая пустота ушла из глаз.

– Маришка, ну, что? – Семашко с тревогой глядел на одноклассницу.

– Да, Сычкова, рассказывай, хочется узнать последствия вашего «преступления». – Учитель откинулся на стуле и скрестил руки на груди.

И Марина рассказала обо всём. По классу пронёсся вздох облегчения из-за того, что никаких глобальных репрессий не последует. Марушкина очень обрадовалась, что её ждёт свидание с любимым учителем, пусть даже и в наркологии, а перетянуть дверь можно было самостоятельно, с минимальными затратами и не вовлекая родителей.

* * *

Едва за соплячкой закрылась дверь, Инесса метнулась к письменному столу, выдвинула один из ящиков, где в глубине, за кипой бумаг, нащупала кольцо – массивное, грубое, совершенно не женское, вытащила его и торопливо надела на указательный палец правой руки. Железный ободок, весь выщербленный, покрытый ржавчиной, полностью закрыл фалангу. В оправе сидел странный минерал размером с перепелиное яйцо. Сейчас этот кристалл яростно пульсировал густым фиолетовым цветом. Но уже через две минуты кольцо успокоилось и ровно засветилось приглушённым лиловым.

– До кабинета дошла, личинка. Личиночка моя! – Не сдержав эмоции, директриса чмокнула перстень, прижала его к груди и закружилась по кабинету. Потом, опомнившись, остановилась и, воровато оглядываясь, хоть в комнате и никого не было, положила кольцо на место. Села за стол, заложила руки за голову и мечтательно уставилась в потолок. На лице играла блаженная улыбка – ни дать ни взять, девушка, получившая букет цветов от поклонника. Вот только багровое лицо да ярко-красные глаза портили невинную картину.