Читать книгу Кафе. Читай по главе в день - Екатерина Брицова - Страница 9

Мужчина за соседним столиком с самого утра за ноутбуком. Я пришла сюда на встречу, ждала какое-то время человека, беседовала с ним два часа, а мужчина всё это время печатал. Может быть, у него тоже рождается книга.

Один раз музыка в его наушниках была, вероятно, настолько заразительно ритмична, что он стал громко притоптывать ногой. Если послушать запись диктофона, которую я делала на этой встрече, там наверняка будут слышны эти звуки. Топот через равные промежутки времени… Это было курьёзно.

А я танцую в метро. И шевелю губами под слова песни. Много раз видела, как это делают другие, и говорила себе, что это ужасно нелепо, но у меня, конечно, по моему предположению, всё получается более эстетично. Более красиво. Это же я… сама над собой сейчас смеюсь. Я понимаю, как это забавно. Но когда музыка в наушниках вдруг такая уместная, такая любимая, трогающая сердце, и весь мир вдруг под неё становится прекраснее, переливается гранями идеального бриллианта, как можно не включиться в процесс? Как можно проигнорировать эти ритмы или слова, которые до такой степени часть меня самой?

Интересно, так у всех или только у меломанов? Если бы в мире было ещё больше меломанов, чем я вижу в метро и других общественных местах, чаще случались бы моменты, когда мир начинал бы пританцовывать. Мы бы тогда, наверное, больше любили часы пик. Чем больше людей, тем больше музыки и танцев. Тем больше шансов у мира стать не просто миром, а идеальным бриллиантом.

Мой папа меломан. Самая большая радость в его жизни – музыка, музыкальная техника, музыкальные девайсы, люди, которые занимаются или слушают музыку. Он живёт не слишком богато, в его доме потрёпанные обои и чашки со сколотым краем, но у него огромная коллекция мировой музыки на различных носителях: на бобинах, на виниле, на дисках разного формата и уровня.

С детства я слышала разногласия в доме вокруг музыкальной темы.

– Ты снова купил этот диск/пластинку, у нас же совсем нет денег! Дети босые ходят!

– Но это коллекционное издание… я потом такого не найду.

Однажды, когда мне было уже за 20, я решила, что могу высказать некоторые претензии отцу. Звучит прямолинейно – но так оно и было, не буду редактировать. На самом деле я захотела поговорить о наболевшем, прояснить некоторые моменты. Дело в том, что у нас никогда не было задушевных, доверительных разговоров. Он всячески избегал и даже отвергал их. Но в этот раз я решила подвергнуть его стойкость и мудрость испытанию.

Я долго думала, что именно хочу обсудить: в чём я видела самый большой смысл для себя. Я воспитана в том духе, что родители – боги и недосягаемы для критики. Но постепенно я пришла к пониманию, что он живой человек, мужчина, и всегда жил очень разной жизнью, где была не самой значительной из сторон маленькая я и мой брат (потом родился ещё один). У отца были свои увлечения, радости, страхи, сомнения… и как-то он жил. И как-то я была рядом, и выросла, и возымела смелость обсудить наши с ним сложности в коммуникации. Что-то такое нужно было… что-то «горячее»: то, что в данный момент жгло внутри и требовало объяснений. Что-то такое, решение чего освободило бы меня от многих сомнений и разочарований. И, перебрав многое в памяти, за многое простив, я вытащила немного того детского, что до сих пор вызывало у меня жалость к самой себе.

– Пап, у меня в детстве несколько зим не было целых сапог. Ходила, хлюпала ногами по сырому снегу, мёрзла. Надо мной весь класс смеялся, что я в дырявой обуви, а ты диски покупал. Ты не любил меня? Я мешала тебе наслаждаться твоим увлечением?

Впервые в такой момент он смутился. У нас не было прежде разговоров на таком уровне. Но с ответом не помедлил.

– Кать… ты сапоги бы сносила и забыла, а диск – навсегда. Ты же выросла на этой музыке. И на этих музыкальных сказках.

Действительно, у нас были незажиточные годы, но тихих, безмузыкальных не было.

Я услышала ответ и разревелась. Мне показалось, что он шутит: у меня не укладывалось в голове такое противопоставление. Отмахивается от меня – не хочет говорить серьёзно. И на самом деле тут не в музыке дело, а в том, что он действительно не любит меня.

Папа опешил. Он всегда терялся от моих слёз. И сейчас…

– Ну ты чего? Диски – они же на всю жизнь. Вот он, который я тогда купил. – Снял с полки голубую коробочку CD-дисков. Всё ещё пугаясь моих слёз, протянул мне её, отступая назад. «Алиса в Стране чудес» – с песнями на слова Высоцкого. Мой любимый диск. – Достань оттуда книжечку со стихами. Помнишь, как ты её любила? Перепечатывала. Наизусть учила.

Это правда. Очень любила. Когда печатать училась, слепой метод осваивала, брала именно её и перепечатывала стихи. «Этот рассказ мы с загадки начнём…» До сих пор каждую строчку знаю. Смысл всё ещё раскрывается для меня.

Взяла коробочку. Книжечку достала. Папа смотрит: не любил он, когда я ребёнком её доставала. Боялся, что порву. У него каждый диск в пакетике, в одном направлении все стоят в коробке стройно, ровно, картинкой к зрителю.

Реву. Книжечку листаю. Папа близко не подходит. Слёз боится. Стишки мелькают. Песенки в голове звучат.

– Спасибо, папа! – Говорю. – Я всё поняла. Хорошо, что обсудили.

Он любит меня, а я его. Это точно. Коробочку забрал. Всё аккуратно сложил. Предложил послушать его новую находку (не помню какую). Согласилась. Слушаем.

У него новое хобби. Он находит исполнителя, который придётся ему по душе. Скачивает из интернета все треки, альбомы. Слушает. И записывает на диск лучшее из лучших. Дизайн дисков – стилизация под виниловые пластинки. Обложки делает сам. Составляет тексты, добавляет фото в программе. Распечатывает, вырезает, вставляет в коробочку. Он так счастлив в этом. Делает для себя. И на вопрос: «Что подарить?» – до сих пор отвечает: «Болванки или диск на терабайт».

Человек живёт музыкой. Человек живёт.