Читать книгу Сила в тебе - Екатерина Данильчик - Страница 4

Спустя шесть часов сна, Михаила разбудил стук в дверь.

Лениво протерев сонные глаза, Котов, наконец, встал с кровати и поплелся к входной двери. Так могла тарабанить только его сумасшедшая девушка Вика.

И, правда, открыв дверь, Миша увидел перед собой злую, как дикая пантера молодую женщину, хоть, и как всегда, сногсшибательно красивую.

Виктория была высокой, стройной, с длинными темными волосами и почти черными глазами. Взгляд которых манил, но в то же время отпугивал.

– Какого черта, Котов? Твой телефон недоступен больше суток, на работе ты не появлялся и вдобавок я узнаю о твоем подвиге по новостям! Что за фигня, а? – Нервно предъявляла недовольства Виктория.

– Я совсем забыл про тебя, – еле слышно произнес Миша, закрывая дверь и шагая на кухню.

– Что? Да как ты смеешь? Мало того, что мы перестали вместе куда-то ходить, видимся очень редко. Так ты еще мне открыто заявляешь, что забыл про меня? – Вика разнервничалась, начала тяжело дышать, как непрофессиональная актриса, а затем пустила слезу, – я, я же волновалась, нельзя вот так брать и исчезать. Я очень переживала, если ты меня не хочешь видеть, так и скажи.

Миша поддался женским слезам и подошел к Виктории, приобнял ее за плечи и притянул к себе.

– Ну, все, успокойся, прости, я совсем замотался. Вчера был трудный день, – сказал чистую правду Михаил, и сразу же отстранился от молодой особы, пытающейся разжалобить стальное мужское сердце.

Если бы она только знала, что он никогда не любил ее и все эти семь месяцев с ней были для него не чем не большим, как просто секс. Хотя сама Вика вкладывала колоссальный смысл в их отношения и уже с нетерпением ждала предложения руки и сердца.

– Да, уже знаю, геройствовал, как всегда. Только я не могу понять, как вообще все это произошло? Хотя знаешь, мне плевать, у меня своих забот хватает. Не собираюсь забивать себе голову еще и жалкой жизнью каких-то шлюх, – высокомерно сказала Виктория.

– Что ты сказала? – Михаил в два шага вырос перед Викторией, во всей своей великолепной, разъяренной красоте, – нет, ты не путай, они жертвы, а шлюхи они другие. Они эгоистичные и наглые особы, и один такой яркий пример ты можешь увидеть в отражении зеркала!

Вика открыла рот, но, так и не успев ничего сказать, оказалась вышвырнута на лестничную площадку. Когда к девушке вернулся дар речи, она стала проклинать и обзывать Михаила, попутно стуча руками и ногами в его входную дверь.

Миша вошел в ванную и включил воду, быстрыми резкими движениями умылся, затем поднял голову и впился взглядом в собственное отражение.

Его лицо было не идеальным, но красивым. На левой щеке, от мочки уха до подбородка, красовался девятисантиметровый шрам, как напоминание, о раздирающем душу, прошлом.

Глаза были светло-карие, янтарные, но сейчас они казались темными, налитыми смесью злости, страха и беспомощности. Мише не нравилось то, что в нем опять пробуждаются эти ощущения, ведь он так долго приходил в себя после ранения на службе. Целый, мучительно длинный год, Миша восстанавливался после взрыва, где его чуть не разорвало на части. Но он выжил, вылечился, физически и эмоционально.

И теперь, когда все, казалось бы, самое худшее в его жизни позади, мужчина вновь почувствовал, что теряет душевный контроль. Этого он не хотел больше всего на свете.

Сжимая со всей силы руками раковину, Миша продолжал стоять и думать под звуки льющейся воды. Вдруг в дверь постучали, вырвав Михаила из разрушительных мыслей.

– Привет, дружище, – входя в квартиру без приглашения, сказал Анатолий, – ну что, отоспался?

– Слушай, если ты будешь на меня наезжать по поводу выключенного телефона… Богом клянусь, я тебе врежу, – Миша прошел на кухню и достал с холодильника бутылку холодной минеральной воды. С жадностью начал пить бодрящую жидкость.

– Я что самоубийца, – поднял руки Толя, – тем более я сам недавно пришел в себя. Видно стресс последних суток дал о себе знать, так что я тебя прекрасно понимаю, друг!

Анатолий без стеснений накипятил воды и сделал себе растворимый кофе, удобно усаживаясь на стул.

– Напомни-ка, когда мы успели стать друзьями? – спросил Миша, прищуривая глаза и смотря пристально, но без злости на утреннего гостя.

– Ну, вчера так точно, – уверенно заявил Анатолий.

– А то, что раньше мы общались пару раз в год, это не важно?

– Абсолютно. Теперь мы связаны, брат, – засмеялся Толик и обнажил свою очаровательную улыбку. Миша закатил глаза, а Толик продолжил, но стал более серьезным, – слушай, пора возвращаться в реальный мир. Нас обоих ждут в управлении для дачи показаний. Сам знаешь, таков протокол.

– Ну, сколько можно, я уже все сказал. Зачем опять все по кругу? – Михаил стал одеваться.

– Это последний раз уже. Лучше оденься поприличнее, потом нам надо появиться в больнице. Там будет пресса и все такое. Придется давать интервью.

– О нет, только не это. У них, что сердца нет, еще совсем рано тревожить пострадавших. Стервятники хреновы.

– Ну, что поделать, у них работа такая, а мы сейчас для всех герои. Точнее ты. Я-то в машине отсиживался, когда ты жизнью рисковал.

– Слушай, Толян, не говори ерунду. Ты прекрасно знаешь, что мы вместе оказались там, и все благодаря тебе, а я просто действовал по обстоятельствам. И ведь это ты доставил Киру в больницу. Так короче, дай мне десять минут и поедим.

– Здорово же тебя приложил этот гад, вон синяк какой над глазом, да и губа выглядит не очень, – посмотрел Толя на лицо Михаила.

– Все нормально, обезболивающее помогло. Ты ведь знаешь, что ему намного больше досталось, – уходя в ванную, быстро сказал Миша.

После всех повторно изложенных фактов и объяснения своих действий, Анатолий Березкин и Михаил Котов, наконец, вышли из отделения полиции.

На следующий день вместе с ними в больницу поехал подполковник и следователь, дабы разъяснить журналистам и родителям девушек о деле с точки зрения закона Российской Федерации.

Это был долгий день: десятки вопросов, щелканье фотоаппаратов и бесчисленное количество рукопожатий и благодарностей. Михаил держался до последнего. Но, в конце концов, его нервы сдали, и он вырвался из этого улья, бесконечно жужжащих людей.

Умывшись в туалете, Михаил пошел по больнице в поисках палаты той самой больной, которая не покидала его спутанные мысли. У входа в реанимацию он надел бахилы на ноги и тихонько вошел в отделение.

Здесь, как всегда стояла пугающая тишина, и только пиканье приборов разрезали приторный лекарственный воздух. У палаты номер семь стояла женщина средних лет, невысокого роста, приятной внешности, но с заплаканными глазами и измученным видом. Рядом с ней, объясняя что-то, стоял Арсений Иванович, лечащий врач Киры.

– А вот, кстати, и он сам, – доктор устремил свой взор на Михаила, и женщина тут же обернулась.

Она пару секунд осматривала Михаила, а затем, не раздумывая, бросилась к нему, раскинув руки. Женщина схватила в охапку незнакомца и сжала с такой силой, что он сразу понял кто перед ним.

– Спасибо, спасибо, Вам огромное, Мишенька. У меня нет слов, как выразить свою благодарность за спасение моей девочки, – женщина рыдала и продолжала благодарить Котова за спасение своей единственной дочери.

– Всё-всё, успокойтесь, пожалуйста, – Мише стало неловко, – как ваша дочь?

– Кире сейчас значительно лучше, она уже приходила в себя. Угроза жизни миновала, но мы пока против ее общения с полицией и прессой.

– Само собой, подождут. Им лишь бы сенсацию подавай и неважно, как это может отразиться на людях, – многозначительно вздохнул Михаил, – а как другая девушка?

– Верочке тоже лучше, родители уже с ней. Она в отдельной палате в терапии. Если хотите, можете зайти к ней, – предложил доктор.

– Я позже зайду обязательно. Сейчас я хочу поговорить с вами, Арсений Иванович.

Мужчины извинились перед Надеждой Игоревной, и та вошла в палату к дочери, еще раз поблагодарив Михаила.

– Я, кажется, догадываюсь, о чем ты хочешь поговорить, – войдя в свой кабинет и указывая на диванчик, сказал мужчина своему коллеге.

– Слушай, еще до всего случившегося ко мне обратился старый знакомый, бывший пациент и врач по совместительству, с просьбой помочь его пациентке. Он выслал мне скан карты Рыбкиной.

– Интересно. Ну и что там? Что он вообще хотел?

– Чтобы я убедил Ключинского прооперировать Киру, или для начала показал ему ее историю болезни.

– И каким же образом ты собирался его убеждать? – чуть посмеялся Арсений Иванович.

– Да к тебе я хотел прийти, само собой. Вы же такие друзья закадычные, знаете друг друга чуть ли не всю жизнь. Послушай, там очень интересный случай, покажи ему карту, – Михаил начал раскладывать на столике бумаги обследований, заключений и анализов Рыбкиной. Его руки тряслись, и он сжал их в кулаки.

– Господи, Миша, ты хоть представляешь, какие у него расценки и очереди? Тем более тут все очень сложно. Я уже немного обследовал Киру за эти сутки. Даже не знаю, смогу ли я чем-то помочь.

– Ты что струсил? Не могу понять, в чем дело? Раньше ты всегда с интересом брался за подобные случаи. Тебя вдохновляли такие операции!

– Может быть, но сейчас я семейный человек с двумя маленькими детьми, которым нужен отец рядом. Так что я стараюсь умеренно работать и здраво мыслить.

– Послушай, – Миша подскочил и уперся руками о столешницу, наклоняясь вперед, – подумай хоть немного не только о себе. Посмотри в каком она положении! У нас есть шанс. Нет, у тебя есть шанс помочь ей. Иначе, зачем вообще было ее спасать?

– Успокойся, Миш, что на тебя нашло? В тебе опять возродилось рвение падать в омут с головой? Тебе напомнить, как долго ты восстанавливался после последнего.

– Ты считаешь мою работу в Сирии авантюрой?

– А как еще это назвать? Сбежал в опасное место, где чуть не погиб, вместо того, чтоб сделать успешную карьеру на мирной родине. Хотя, тебя понять можно, после такой потери трудно сразу прийти в себя. Но мчаться туда, где война, как-то глупо. Тебе это помогло?

– У всех свое мнение на этот счет, но только не надо говорить будто бы ты понимаешь, через что я прошел, хорошо? Давай не будем ворошить прошлое. Я не за этим пришел к тебе, – Миша стал серьезен и холоден как айсберг, – Рыбкиной нужна срочная операция. Пока еще не поздно и есть шанс восстановить подвижность верхней части туловища. И провести ее может только Ключинский. Послушай, все изменилось, сейчас о них будут говорить все СМИ, это будет выгодно и тебе и этому знаменитому Ключинскому. Вас же только это интересует!?!

– Не говори ерунду, конечно, нет. Но вот Георгий Николаевич может заинтересоваться такой "знаменитой" пациенткой. Ладно, я свяжусь с ним. Карту оставляй мне, буду изучать.

Михаил вышел более или менее довольным из кабинета своего коллеги. И проходя мимо палаты Киры услышал голоса, дверь была приоткрыта.

– Доченька, как же ты меня напугала, милая моя. Я так рада, что с тобой все в порядке.

– Мам, не плач, я сама виновата. Нашла, кому верить. Скажи, где он? – еле слышно говорила Кира, хрипловатым голосом.

– Доченька, все позади. Эта мразь в тюрьме и еще долго оттуда не выйдет. Ты не думай о нем, родная.

– Нет, мам, где Рома?

– Ах, Ромочка, – замешкалась женщина, – я оставила его дома, в Твери. За ним присмотрит тетя Валя. Не переживай, они хорошо ладят.

– Хорошо, ему не стоит видеть меня такой, – слезы навернулись, – Мама, мамочка, прости меня, – Кира заплакала, и бедная женщина начала успокаивать дочь.

Мишу тронула эта сцена, и он со всех сил пытался подавить в себе эти эмоции. В нем было столько сопереживания к этой незнакомой женщине, что ему самому становилось страшно.

– Вера! Как Вера?

– С ней все в порядке. Она тоже тут в больнице, ей намного лучше, чем тебе, милая. Тебя вернули с того света, – снова сквозь слезы, сказала мама

– Нет, это ей намного хуже меня. Она все чувствовала. Понимаешь? Всё…, – Кира обессилила и попросила воды.

Тут мимо Миши прошла медсестра, входя в палату.

– Вы хотели войти, Михаил Андреевич? – сказала она негромко, не открывая дверь полностью.

– Я? Эм, нет. Я пойду.

Выйдя на улицу, Миша вдохнул полной грудью свежий осенний воздух. В этот самый момент он точно знал, что его жизнь уже не будет прежней.

***

Резко очнувшись от жуткого кошмара, Кира стала жадно глотать воздух. Ее матери не было рядом, а по соседству с ней лежала еще одна тяжелобольная пациентка без сознания, кажется, она была в коме.

Кире ничего не оставалось, как просто позвать кого-то к себе, ведь нажать тревожную кнопку у кровати она не могла. Не говоря уже о том, чтобы встать.

Тут в палату вошла медсестра и напоила Киру из трубочки, сообщив о том, что ее мама разговаривает с врачом.

– Мне так жаль, что все это случилось с вами, – сочувственно сказала молодая сестричка, – вам очень повезло. Ну не в том смысле. Я имею в виду, что вас спасли, да еще и сам Михаил Котов. Наш герой. Страшно представить, что вам с подругой пришлось пережить.

– Ты зачем тревожишь пациентку, – с угрозой в голосе, сказал Арсений Иванович, следом за ним в палату вошла Надежда Игоревна, закатывая Веру в инвалидной коляске.

Выглядела она ужасающе. Ее былой живой красоты и след простыл. Все лицо Веры было опухшим от ударов и покрыто розово-фиолетовыми и зелеными гематомами. Руки ее дрожали, а в глазах больше не было прежнего блеска. Вера медленно подняла взгляд на истощенное, больное тело подруги и посмотрела ей в глаза. У обоих навернулись слезы, они молчали какое-то время. Затем Кира сглотнула и с трудом, дрожащим и сожалеющим голосом, произнесла:

– Мне так жаль, Вера…

Вера отвела взгляд, вытерла рукавом от больничной рубашки слезы и медленно развернулась. Кира понимала, черт возьми, конечно же, она все понимала. Внутри них обоих была сейчас настоящая буря эмоций: отвращение и злость, жалость к себе и бесконечное угрызение совести. За свою наивность, ну и самое сильное чувство было ненависть, к самим себе и к мрази, которая так поступила с ними.

Кира сожалела. Ей, каждой клеточкой было жаль свою подругу, которая заслуживала всего самого прекрасного в этой жизни, но получила самое ужасающее.

Но девушки ничего не могли поделать со случившимся. Оставалось только надеяться, что они смогут преодолеть это и жить дальше. Но у Киры был самый большой смысл жить – это сын Ромка, а вот Вера, с ней все иначе: с родителями у нее отношения не складывались с самого детства, а своей семьи она еще не создала.

Вернувшись в палату, Вера не могла найти себе места, ее сломанная и прооперированная нога была безмолвным свидетелем ее роковой ошибки. Да, она винила себя, каждый раз прокручивая в голове тот разговор, когда она уговаривала Киру поехать с Егором.

Вера осуждала и проклинала себя за такое поспешное решение. В ее голове проносились ужасные картинки издевательств и надругательства: вот он хватает ее за ноги и тащит, приставляет к холодной, грязной стене, наваливается всем весом и очень грубо и больно насилует. А вот он, взбешенный сопротивлением, бьет ее кулаками по всему телу, а затем мочится на нее, без капли сомнений и сожалений.

Девушке стало противно, вспоминая это. Сейчас она морально покалечена, ей больно. Теперь она ненавидит саму себя и свое тело. Каждая минута, проведенная наедине с самой собой, убивает остатки ее здравого рассудка. Затем нахлынувшая паника и истерика. После чего ей в очередной раз колят успокоительное.

В это время в палате у Киры ее лечащий врач пытался осмотреть, пришедшую в сознание, пациентку. Ее мама, борясь с текущими слезами, держала дочь за руку, что-то нашептывая себе под нос.

– Кира, сейчас я тебя осмотрю. Не пытаетесь говорить, если вам тяжело. Просто кивайте в ответ, хорошо? – начал беседу Арсений Иванович.

Кире хотелось выпрыгнуть из собственного тела и улететь далеко-далеко. Но вместо этого она шире открыла глаза, показывая, что слушает дядю-врача.

– Кира, вчера вас доставили в приемный покой в тяжелом состоянии. Михаил Котов вместе со своим другом обнаружили вас с Верой Белоусовой в заложниках у Пальцева Егора.

– Доктор, простите, вы уверены, что вот так надо на нее все вываливать именно сейчас? Она еще так слаба. Вы посмотрите, как она напугана. Бедная моя девочка, – встала в защиту дочери Надежда Игоревна.

– Я понимаю вас, но и вы поймите, полиция ждать не будет, они уже рвутся сюда. Я просто хочу подготовить Киру, чтоб она все осознала, как можно скорее, – Арсений Иванович повернулся к пациентке, – милая, тебе придется быть очень сильной.

– Не утруждайтесь. Я помню всё, абсолютно все до того момента, как мой спаситель вынес меня из той квартиры и уложил в машину. Там я уже отключилась. И я готова встретиться с полицией хоть сейчас. Будьте уверены, я справлюсь.

– Ох, доченька, ты как всегда храбришься. Доктор, она такая с самого детства: сильная, непреклонная и смелая.

– Все-таки, давайте перестрахуемся. Кира, у тебя очень низкое давление и в целом ваше тело еще находится в шоковом состоянии, а разум до конца не осознал всю степень произошедшего. Я сейчас говорю не о том, что было там с вами, а о том к чему это привело – прошлой ночью ты умерла, Кира, и снова вернулась к жизни – это именно то, что тебе стоит обсудить с нашим психотерапевтом в обязательном порядке. И пока этого не случится я никого к тебе не пущу, – уверенно заявил доктор.

Надежда Игоревна смотрела на доктора с восхищением и благодарностью. Внутри нее медленно расплылось спокойствие за свою девочку. Она поняла, что доверяет этому человеку.

Ближе к вечеру пришла массажистка и стала аккуратно раздевать Киру, открывая ее тело и намазывая специальным маслом для увлажнения и питания кожи.

– Перестаньте, – строго попросила ее Кира.

– Ой, милая, я что-то делаю не так? – с чувством вины, спросила женщина средних лет с густой копной рыжих волос и узкими темными глазками.

– Нет, вы просто постоянно смотрите на меня так будто я драгоценный, но очень хрупкий сосуд, который вот-вот разобьется. Просто перестаньте так смотреть, – повторила Кира снова.

– Ох, я просто…

– Просто что? Боитесь сделать мне неприятно или больно? – с ухмылкой, спросила Кира.

– Просто ты такая худенькая, а твоя кожа совсем сухая.

– Да, моя кожа как тряпка, а мышцы почти высохли, но я все равно ничего не чувствую. Так что, если вы будете давить чуть сильнее и делать свою работу так, как требуется, не жалея меня. Поверьте, этим вы мне только поможете, – Кира была беспристрастной.

– О, ну хорошо. Я буду стараться лучше, – женщина стала растирать масло и мять мышцы Киры чуть сильнее и интенсивнее.

– Вы не подумайте, что я вас хочу обидеть, просто раз уж я выжила, то теперь мне не очень хочется медленно зачахнуть, как засохший цветок, – объяснила Кира массажистке.

***

Через пару дней Кире стало еще лучше, особенно после того, как она по видеосвязи пообщалась со своим сынишкой. Тот же, не понимая ничего, просто лепетал в экран, болтая мамочке обо всем на свете. Ну, и, конечно же, о том, как хочет, чтоб она вернулась.

Приближалось время, так сказать «стычки» с полицией и журналистами. Мама Киры вышла в холл за кофе.

– Надежда Игоревна, – чуть ли, не подбегая к женщине, остановил ее Михаил, – как там Кира, как ее самочувствие?

– Уже лучше, спасибо что интересуетесь, Михаил Андреевич, – немного удивленно уставившись на него, ответила женщина, – а вы тут по делу или?

– Я просто хотел убедиться, что она в порядке, перед тем как все начнется. Не хочу, чтоб у вашей дочери был лишний стресс. Думаю, с нее достаточно, – Михаил выглядел вымотанным и уставшим.

Надежда Игоревна была наблюдательной и умной женщиной, и быстро окинув Михаила изучающим взглядом. Поняла, что он ночевал в больнице, судя по его щетине, запаху пота и той же самой одежде, что и вчера. Она слегка улыбнулась.

– Знаете, вы и сами можете зайти к ней. Сейчас подходящее время как раз, – сказала Надежда Игоревна, доставая пластиковый стаканчик из аппарата.

– Да я как-то, не хочу просто ее тревожить, – начал мямлить Михаил, потирая подбородок и неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Сейчас он походил больше не на величественного героя и даже не на сногсшибательного красавца мужчину, а на провинившегося и неуверенного в себе подростка.

– Все как раз, наоборот, между прочим. Она давно уже ждет вас, а вы все не заходите.

– Я был здесь. Мы пол ночи обсуждали с Арсением Ивановичем возможные методы реабилитации Киры. Очень много факторов, которые необходимо было изучить и построить, так сказать, концепцию. Ну, по-простому, план, который принесет положительный результат, – объяснил Михаил, – ну а потом я просто уснул на кушетке.

– Подождите, я не пойму, какая еще реабилитация, если сначала нужна операция на позвоночнике? – встревожено поинтересовалась Надежда Игоревна.

– Так операция будет, вам, что не сообщили?

– Что? Нет!

– Ой, простите, я думал вы уже в курсе. Вчера вечером Ключинский, это очень известный и высококвалифицированный нейрохирург, дал свое согласие на проведение операции.

– Ох, Божечки, счастье-то, какое, – у Надежды Игоревны выпал из рук стаканчик с кофе, – не могу поверить. Как, как он согласился? Когда будет операция? Это же жутко дорого.

– Все решится в ближайшие дни. Операция будет бесплатной, но все будет сниматься на камеру и транслироваться за границу в несколько больниц. Скажем так, хирург будет от этого только в выигрыше, пиар и все такое. Поверьте, это лучший и единственный вариант для вашей дочери, по-другому вы никак не сможете оплатить такую операцию. А то, что все будет сниматься, за это не переживайте. Под прицелом камер врачи работают по максимуму старательно, – Михаил говорил честно и открыто.

Надежда Игоревна пару минут переваривала информацию, а затем предложила вместе рассказать это Кире. И они вошли в палату.

– Милая, смотри, кого я к тебе привела, – женщина подошла к дочери и подала ей воды. Кира чуть глотнула с трубочки прозрачную жидкость, благодарно улыбнулась и повернула голову к Михаилу.

– Здравствуй, я Котов Михаил, – он подошел ближе и стал пристально всматриваться в лицо Киры. Их взгляды соединились, изучая, и познавая друг друга.

– Здравствуйте. Я помню, – Кира хотела сказать, что помнит его глаза. Это последнее, что она видела перед отключкой. Его глубокие, огненные и полные разнообразных эмоций, глаза. Подумав пару секунд, она умолчала об этом.

– Я рад, что с вами все хорошо, – начал было говорить Михаил, но заметил неловкость и набежавшие слезы на глазах у Киры, – ой простите, конечно, я не это имел в виду. Вот черт, – Миша выругался тихонько, ругая себя за неуместные слова.

– Все нормально, я понимаю, о чем вы.

– Я просто хотел сказать, что рад тому, что вы живы, – неловко произнес Михаил с хрипотой в голосе, с недавних пор его снова потянуло на никотин.

– Спасибо, – искренне сказала Кира, – вы не просто герой, вы настоящее чудо, которое случилось в самый подходящий момент. Если бы не вы, все закончилось бы двумя трупами, закопанными где-то в сырой земле какого-нибудь леса.

– Ох, милая, не говори так, – вклинилась мама, подкладывая еще одну подушку под голову Киры.

– Мам, но это правда. Еще немного и мы бы умерли. Этот кусок дерьма не подставил бы себя под удар и не помог бы нам, уж точно, – Кира истощала ледяную выдержку и в тоже время пламенную ярость в своих словах и мимике лица.

– Больше всего, в те самые минуты, когда вы ворвались к нам, я думала о Вере. Мне её очень жаль, ей досталось гораздо больше чем мне. – Кира сделала глубокий вдох и прикрыла глаза, затем снова посмотрела на своего спасителя.

– Прошу, успокойтесь, вам нужны силы, – Мише стало неловко находиться здесь. Ему было искренне жаль бедную молодую женщину с такой поломанной судьбой.

– Я вам благодарна всей душой за вашу смелость, что вы не побоялись этого… – Кира запнулась, слезы стекали по ее лицу, мама вытирала.

– Перестаньте благодарить меня, одного раза достаточно. Кира, сейчас вы как никогда должны быть сильной. Послушайте, вам придется пройти через все это: полиция, показания, пресса, суд – это крайне неприятно, я понимаю. Вся эта публичность очень раздражает, даже самого здорового человека, а вы сейчас в таком состоянии… – Михаил остановился, его взгляд смягчился и посветлел, – но вы должны помнить, что все это пройдет. Скоро вам сделают операцию, и я уверен, что она будет успешной.

– Что?

И тут Михаил поведал Кире всю новую информацию.

Спустя всего сутки по российским и московским каналам, в новостях, говорили о случившемся ужасающем преступлении. По экрану мелькали кадры жертв на больничных койках, преступника за решеткой, и, конечно же, спасителя, который не побоялся рискнуть собственной жизнью только из-за своего предчувствия.

Так же в ролике показывали маму Киры и Веры, где они эмоционально рассказывали о своих переживаниях, и несколько высококлассных врачей, любезно согласившихся помочь бедняжке Кире улучшить ее здоровье и качество жизни.

Наступил долгожданный день – день оперативного вмешательства на позвоночнике Киры. Она не нервничала, ей нечего было терять. Она хотела этого, и даже не боялась смерти, если что-то пойдет не так. Ведь жить, как прежде, она уже не могла, уж лучше умереть.

Ее тщательно подготовили и привезли на каталке в операционную. Повсюду светили яркие лампы, и пахло до омерзения стерильно. За большой стеклянной стеной стояли какие-то люди: журналисты, другие врачи, интерны и много других абсолютно посторонних фигур.

В операционной же были все самые главные: анестезиолог, две медсестры, ассистирующий хирург, и, конечно же, самый главный персонаж, Ключинский Георгий Николаевич – нейрохирург, почти мирового уровня.

Михаил Котов был в первом ряду в смотровой.

Суть операции состояла в том, чтобы качественно и точно удалить поврежденные мертвые нервные клетки и ткани и «вживить», имплантировать новые, жизнеспособные клетки донора. По словам всех докторов, которые были ознакомлены с историей болезни Киры, это единственно верный способ добиться положительного результата.

Операция длилась семь часов. Доктора не менялись и очень устали, но они привыкли к такой напряженной и длительной работе. Ключинский разъяснял на камеру каждое свое движение. На большом экране, висящем на стене, было несколько картинок лиц известных светил медицины из разных стран, наблюдающих за операцией.

Наконец, все закончилось. Кира осталась под строгим наблюдением в операционной, перевозить ее еще было нельзя.

Докторам достались бурные овации, а матери Киры приятные новости.

Только спустя сутки, когда все риски и осложнения будут развеяны. Киру смогут перевести из реанимации. Ей отвели уже совсем другую отдельную палату. Руководство больницы прекрасно понимало, что в случае успеха Киру будут снимать на камеру и предоставили самые лучшие условия для пациентки. Конечно, все выглядело показательно, как в американских фильмах, где больничная палата больше напоминает элитный номер люкс. Но все же, мама Киры была только рада такому уходу за ее дочерью, тем более, что все было бесплатно.

Приближалась ночь, и все журналисты ретировались, не в силах больше ждать пока больная очнется. Ключинский остался, ему было необходимо удостовериться в положительном результате своих трудов, ну а лечащий врач Киры заходил так часто, что уже стал своим для Надежды Игоревны.

– Доктор, почему же она не просыпается, ведь наркоз уже давно перестал действовать. Я так волнуюсь, если она вообще не очнется? – обеспокоенная мать снова заплакала и крепко сжала руку неподвижной дочери.

– Не стоит настраиваться на плохой исход, не терзайте себя. Надежда Игоревна, после такого стресса и такой сложной операции телу Киры необходимо намного больше времени, чем мы думаем – это нормально. Самое главное, вот, смотрите, – доктор указал на показания мониторов, а затем на бумаги в его руках, – по всем результатам состояние вашей дочери значительно улучшилось. Даже если ее двигательная активность не вернется сразу, то со временем верхняя часть туловища однозначно должна прийти в норму.

– Спасибо вам, доктор, будем ждать, что нам еще остается. Честно признаться, меня еще очень беспокоит ее моральное состояние.

В дверях показался Михаил, держа в руках два кофе из автомата, он молча подошел к матери Киры и протянул ей один стаканчик.

– Благодарю.

– Не за что, у вас глаза слипаются. Может, все-таки, поспите немного. Я все равно буду здесь, – сказал Михаил и перевел взгляд на врача, – как она?

– Без изменений. Я пойду, надо обойти других пациентов, зайду попозже.

Доктор вышел, а Михаил глубоким тяжелым взглядом посмотрел на бледное лицо Киры.

Они сидели молча некоторое время.

– Я уже говорила, но повторюсь, спасибо Вам. От всего сердца, – начала разговор Надежда Игоревна.

– Прошу вас, обращайтесь ко мне на «ты», а то, как-то неловко слышать от вас такое уважение в голосе, – ответил Михаил.

– Хорошо, так намного удобнее, но я все равно до скончания своих дней буду испытывать к тебе огромное уважение.

– А я испытываю уважение к вам и вашей дочери. Она очень сильная, – Михаил провел руками по волосам и задержал одну руку возле рта, прижимая пальцы к губам и непрерывно смотря на неподвижное, спокойное лицо Киры.

– Она всегда такой была, с самого детства. Сильная, смелая, целеустремленная. Ее энергии хватало на всех. Я всегда гордилась ею, – женщина нежно погладила дочь по ровным, немного спутанным волосам.

– Ох, бедная моя девочка, сколько же страданий выпало ей испытать за эти несколько месяцев. Чем только она все это заслужила, не понимаю? Я всегда старалась растить ее в любви.

– А отец Киры, он? – Миша с интересом поддерживал разговор.

– Его не было в нашей жизни. Нет, он не бросил нас, просто погиб.

– Простите, – взгляд Михаила метнулся к окну. Точнее устремился вдаль, за тем, что за окном. Он подумал о своем. Затем снова вернулся в реальность и посмотрел на уставшие глаза Надежды Игоревны.

– Ничего, это было очень давно, – женщина выдержала короткую паузу и продолжила, – я вот все никак не могу понять, как абсолютно посторонний человек может так сильно захотеть помочь другому человеку?;Как вообще, ты не побоялся всего этого?

– Ну, ваша дочь не такой уж и посторонний мне человек. Да, лично мы никогда не встречались, но я несколько дней изучал ее историю болезни и таким образом узнал. Пусть не ее саму, но ее организм и состояние это дало мне понять, через что она прошла. Я, правда, хотел помочь ей, еще до всего этого. Я намеревался передать Киру в надежные руки, но все пошло неправильно, ужасающе неправильно.

Надежда Игоревна заметила волнение Михаила и подошла к нему – разговор перерос в нечто большее, это было своего рода откровение.

– Знаете, когда я работал в Сирии…

– Ты был на войне?

– Да, два года. В качестве врача, конечно. Порой кажется, что это было совсем в другой жизни, а иногда, как будто вчера. Многое случилось там, и эту гражданскую жизнь вообще не сравнить с той.

– Не представляю через что ты прошел, – шепотом сказала женщина.

Миша вздохнул и провел рукой по шраму на лице.

– Там был мальчишка, – продолжил он, – его образ возникает в моей голове всякий раз, когда я меньше всего этого жду. Отец меня всегда учил прислушиваться к себе, доверять внутреннему зову. Но тогда, в тот злосчастный день, я не послушал себя.

– Что произошло?

– Мы ехали на точку. Спасали, кого могли. Солдаты зачищали территорию, я возился с ранеными. Этот мальчишка, не знаю, может лет восьми, выбежал из почти разрушенного здания. Он кричал, вопил, звал на помощь – под завалами была его семья. Было слишком поздно, мы не могли рисковать. Я не мог рисковать. Здание обрушилось в считанные секунды, когда прогремел второй взрыв, а я просто схватил мальчишку и оттащил в сторону, – Миша остановился, его волнение стало ощутимым и тяжелым. Надежда Игоревна подала ему бутылочку с водой.

– Не могу забыть его глаза, такие чистые детские глаза, но в них было столько боли и презрения. В ту минуту он ненавидел меня, да я и сам ненавидел себя.

– Но за что? Ты ведь никак не мог помочь тем людям, а его ты спас. Ты ни в чем не виноват.

– Виноват. Накануне мы прочесывали ту местность, там жило несколько семей, их надо было эвакуировать, но начальство не дало команду. Нам велели возвращаться на базу. Они не думали, что там могут быть военные действия, а спустя всего сутки враг взорвал четыре таких дома с мирными жителями. Я должен был настоять, должен был предупредить их. Мы должны были сделать что-то, а мы просто бросили их на верную гибель.

– Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое, – женщина сочувственно положила руку Мише на плечо, – ты очень храбрый, раз отправился туда. Твоя семья очень гордятся тобой, я уверенна.

– У меня нет родителей. В живых нет. И своей семьей не обзавелся. Ты либо семьянин, либо хороший врач, совмещать оба пункта очень сложно. На счет вашей дочери, – Миша встал и подошел к кровати, внимательно смотря на Киру, – я просто знал, что должен был сделать, меня как будто вела неведомая сила, бред какой-то. Я говорю, как сумасшедший…

– Ты не капельки не сумасшедший, Миша. Твое чутье спасло две жизни. Ты герой.

– Прошу, не называйте меня так, не надо. Я не хочу, чтоб вы так думали. Я обычный человек.

– Ладно, но для меня вы стали ангелом-хранителем моей Кирочки. Так что вы точно не обычный.

Следующие сутки пациентка то просыпалась, по снова погружалась в сон. Ее состояние было стабильным, но она была еще очень слаба.

Ночью Михаил с Надеждой Игоревной снова остались в палате Киры.

Вдруг мониторы стали пищать интенсивнее, а Кира быстро задышала. Она не была уже подключена к искусственной вентиляции легких и дышала сама. Хриплые звуки выскакивали порывисто из ее груди и рта.

Миша вскочил и стал звать медперсонал. Очень быстро прибежала медсестра и Арсений Иванович.

– Господи, что происходит, доктор? – все вокруг засуетились.

Миша подошел к испуганной Надежде Игоревне и прижал её, на недолгие несколько секунд к себе, тихо сказав:

– Она просыпается.

Доктор стал проверять пациентку: светил фонариком в глаза, слушал дыхание и сердцебиение. Затем дал указания медсестре ввести какой-то препарат.

– Кира, ты меня слышишь? – громко спросил доктор, всматриваясь в реакции больной, – кивни или моргни если слышишь меня?

– Да вас и мертвые услышат, доктор, – еле слышным голосом ответила Кира, открывая и закрывая глаза.

Кира повернула голову, ее взгляд упал на маму и Михаила. Пару секунд она смотрела будто в пустоту.

– Мам, – наконец произнесла она и слегка дернула левой рукой в направлении матери.

– О, Господи, доченька моя, солнышко мое родное, – Надежда Игоревна припала к руке Киры, сжимая и целуя ее.

– Доктор, смотрите, ее пальцы двигаются, – восторженно вскрикнула она.

– Так, отлично. Кира, я сейчас буду проверять твои рефлексы. Сосредоточься на моем голосе, – сказал спокойно доктор.

Кира кивнула. Миша стоял у стены, задумчивый и серьезный.

Доктор достал металлический предмет, похожий на карандаш и стал прижимать его к коже пациентки. Сначала у шеи, затем ниже, под ключицей.

– Чувствуешь?

– Да.

– А тут?

– Да.

– Замечательно, – он перешел к левой руке и затем к правой, убедившись в том, что верхняя часть туловища больше не парализована, доктор сказал:

– Ну что, я вас поздравляю, юная леди, операция прошла успешно.

– Но я не могу двигаться, – Кира попыталась поднять руку, но безуспешно.

– Это нормально, ваши мышцы долго находились в бездействии и просто забыли, как напрягаться. Все нормализуется, ты восстановишься.

– Я не чувствую ног.

– Так, Миш, помоги, – Арсений Иванович поднял одеяло, обнажив тонкие бледные ноги девушки, – сейчас мы согнем твои ноги, ты должна почувствовать давление.

Как только мужчины согнули в коленях ноги, Кира сильно закричала, а доктор улыбнулся.

– Что вы делаете? Милая, тебе больно?

– Просто превосходно, – доктор быстро выскочил из палаты.

– Не переживайте, он вернется. Дело в том, что, если ваша дочь чувствует боль, значит, есть чувствительность. Это очень хорошо.

– Значит, я буду двигаться, я больше не парализована? – глубокие, почти прозрачные глаза Киры, с надеждой и тоской смотрели прямо в Мишину душу.

– Конечно, и бегать будете, но впереди тяжелый путь восстановления. Вам придется быть сильной, Кира.

– О, Боже, – ее глаза наполнились слезами, Кира опрокинула голову, как бы смотря в небо, а ее мама, радуясь, гладила лицо дочери и вытирала слезы.

– Не буду вам мешать, – Миша вышел, ему срочно нужен был свежий воздух. На улице была поздняя ноябрьская ночь. Стоял небольшой мороз и шел мелкий снег. Жадно глотая холодный воздух, Михаил пытался привести свои чувства хоть в какое-то подобие порядка.

Еще совсем недавно его жизнь была до тошноты обыденной и спокойной, а сейчас все перевернулось с ног на голову. Пугало только то, что его это затягивало.

Кира снова уснула, а вымотанная Надежда Игоревна задремала на диване. Миша вернулся в палату, ему совсем не хотелось уезжать домой.

Боже, как больно видеть ее такой… Так странно, мы даже не знакомы толком, но ощущение, что она была частью меня всю мою жизнь – той самой, потерянной частью меня самого. Только бы ее глаза посмотрели на меня еще раз. Я невыносимо сильно нуждаюсь в этом.

Ну что за бред? Как такое возможно? Но я не в силах не думать о ней. Нет, это не банальная жалость или сострадание… это нечто иное, необъяснимое, и не понятое еще… Я только знаю, что она нужна мне! Да, именно она мне, а не я ей. Хотя я сделаю все возможное, чтобы помочь ей справиться со всем.

Теперь и отныне я её Ангел-хранитель.

Михаил стоял над кроватью спящей Киры, и только пиканье мониторов и его тяжелое дыхание разряжали блуждающий рой мыслей в его голове.

– Голубчик, ты совсем о себе позабыл, нельзя же так. Организму отдохнуть надо: поспать, поесть, а то совсем бледный стал, – в палату вошла медсестра – объемная женщина с добрыми глазами и белой пышной копной волос.

– Я в порядке, – тихо сказал Михаил и отступил к стене. Облокотился.

– Да уж, видно, в каком ты порядке. Нечего тут стоять над ней, все равно раньше утра не проснется. Иди, о себе позаботься.

– Спасибо, я сам решу. И буду здесь, сколько потребуется.

– Может вы где-то и врач, молодой человек, но только не в нашей больнице, и уж точно не сейчас. Переживать за близких людей, это конечно похвально, и вам этого никто не запрещает, но и о себе забывать нельзя, – женщина стояла на своем.

Михаил отвёл взгляд от спящей Киры и посмотрел на мониторы – все было стабильно. Он решил все-таки поехать домой, ненадолго.

Выйдя снова на улицу, понял, что он и, правда, очень вымотан. Поймав такси, так как был без своей машины, он приехал в свою пустую унылую квартиру и плюхнулся тут же на кровать, тотчас же провалившись в сон.

Наступило утро. В палату вошел Ключинский, с важным видом он стал осматривать свою пациентку.

– Доктор, я вам так благодарна, вы просто волшебник. Спасибо, что спасли мою девочку.

– Я просто сделал свою работу качественно и профессионально. Я, правда, рад, что все получилось. Ваша дочь очень сильная.

Женщина расплакалась.

– Вы не беспокойтесь, то, что она снова так надолго уснула, это нормально. Ее организм борется и восстанавливается. Самое главное, что все показатели жизни пришли в норму. Сейчас новые клетки только начинают свою работу, надо ждать.