Читать книгу Новые приключения Елены Федоровны. Волшебные повести для взрослых - Екатерина Гартнер - Страница 5

Придя домой, Елена Федоровна полезла на антресоли, достала оттуда старую коробку из-под обуви, сдула с нее пыль, открыла и извлекла небольшой сверток.

Перед тем, как развернуть его, она помедлила. Это была та копия, о которой она говорила Марианне. Копия, которую сделал ее старший брат, обожаемый и так рано ушедший Лёня.

Лёня – красавец, умница, любимец мамы – был еще и чертовски талантлив. Он писал стихи, рисовал и, главное – лепил.

Мама любила рассказывать – а маленькая Лёра с восторгом слушать – как Лёня еще в три года убегал на конюшню и бродил там, ощупывая ноги лошадок, и как они осторожно переступали, чтобы не задеть его.

Глиняные и пластилиновые фигурки лошадей, собак, крокодилов и волков заполняли весь дом. А потом Лёня научился отливать их из гипса и однажды – ему было тогда лет тринадцать, а Лёре, соответственно, пять – они поспорили: Леня сказал, что так слепит цаплю, что Лёрка не отличит ее от настоящей. Лёра закричала, что нет отличит, нет отличит, что она уже большая и умеет отличать!

– Ладно, не вопи, – сказал Леня. – Смотри: если отличишь, я буду тебе целый месяц отдавать свои конфеты, а если нет, ты мне. Поняла?

Вот так и появилась эта гипсовая копия. К слову сказать, не только Лёра, но и никто другой не мог отличить настоящую цаплю от подделки, пока не брал ее в руки – гипсовая была намного тяжелее. Целый месяц Лёра честно отдавала сладкоежке Лёне все свои конфеты и завистливо смотрела, как он их поедает.

Лёни давно не было на свете. Он ушел, так и не став великим скульптором. Зарабатывать на жизнь и на семью – он рано женился и успел родить дочку – ему пришлось совсем другими вещами.

У его дочери – Елене Федоровне она приходилась единственной родной племянницей – давно были свои дети. Старшего сына назвали в честь деда – Лёней. Про себя она называла его Лёней маленьким и обожала: он разительно напоминал ей брата.

Цаплю Елена Федоровна поставила на старый столик, удивляясь, почему не сделала этого раньше. Когда она легла спать и потушила свет, статуэтка засветилась в слабом свете луны, льющемся из окна, и долго не давала ей уснуть. Елена Федоровна думала о прошлом, о брате, о Лёне маленьком и была ещё какая-то мысль, которая все время ускользала.

На следующий день Елена Федоровна проснулась довольно рано. Начав по обыкновению припоминать, что было вчера и обдумывать, что надо сделать сегодня, она вдруг поняла, что это была за мысль.

Это было вот что: надо найти эту цаплю. Или хотя бы поискать ее. Поехать в эту Тотьму или Вотьму – как она там называлась – и отыскать следы сгинувшей тетки. Кто знает? Надо постараться. Может быть, что-нибудь и найдется. Nihil sine labore – Ничто не дается без труда.

Елена Федоровна очень любила путешествовать и частенько придумывала поводы куда-нибудь поехать.

– Знаешь, – говорила она кузине, – говорят, запустили какое-то необыкновенное метро. Не хочешь съездить посмотреть?

Марианна не хотела. И сестре не советовала. Потому что, во-первых, это ерунда, во-вторых, плохая погода, а в-третьих, туда не доедешь. Елена Федоровна соглашалась, но все-таки ехала. Возвращалась она всегда очень довольная – независимо от результата.

– Неужели ты все-таки ездила? – ахала Марианна. – Ну и как – доехала?

– Ну, куда-то доехала, – туманно отвечала кузина. – Не совсем туда, но тоже очень интересно.

Некоторое время после таких после поездок она пребывала в спокойном расположении духа, а потом ее снова что-то начинало подпихивать в бок: А не съездить ли…

Она давно привыкла к поездкам в одиночестве и даже стала находить в них особую прелесть.

Нечего и говорить, что мысль разыскать следы тети Генриетты прочно засела в ее голове, и она начала разрабатывать план.

Он, впрочем, был довольно прост: поехать в Вотьму, где провела последние годы и умерла Генриетта, и найти там что-нибудь, что могло иметь к ней хоть какое-то отношение.

Каким образом о ее намерениях узнала Марианна, осталось загадкой. Однако в этот вечер она позвонила раньше обыкновенного и спросила:

– В Вотьму собираешься?

– Как? Почему? Откуда ты взяла? – Елена Федоровна попыталась изобразить удивление.

– Ты понимаешь, что ты затеяла? – не обращая внимания на ее лепет, продолжала Марианна.

Елена Федоровна перестала отпираться.

– Понимаю, – кротко отвечала она. – Еду прошвырнуться. Не так уж, кстати, и далеко.

– Я тебе запрещаю! Категорически! Ты пожилой человек! – закричала в трубку Марианна.

Елена Федоровна поморщилась.

– Не кричи. Я не глухая. Ты говоришь мне об этом последние сорок лет. Тебе не надоело?

– И еще сорок лет буду говорить, пока ты сама не поймешь, что нельзя ездить одной черт знает куда. Это тебе не Европа.

– Хорошо, поехали вместе, – предложила Елена Федоровна, прекрасно понимая, что Марианна откажется.

Марианна замолчала, но, когда Елена Федоровна уже собиралась сказать:

– Вот ты всегда так – сама не едешь и другим не даешь, – Марианна вдруг предложила: Скажи Базилю, может, он согласится. А мне так будет спокойнее.

– Мне не пятнадцать лет, чтобы обо мне беспокоиться, – пробурчала Елена Федоровна.

– Что-что?

– Ничего! Говорю, сейчас я ему позвоню!

Мысль позвать с собой Базиля ей неожиданно понравилась.

Честно говоря, ехать одной куда-то на север (или восток – она и сама толком не знала), в тундры и болота ей не хотелось.

– Пожалуй, Базиль не помешает, – решила она. – Конечно, если поедет один, без своих многочисленных приятелей и знакомых.

Базиль – Василий Петрович Петров, профессор одного из известных московских вузов – хоть и не был родным племянником Елены Федоровны, а так, седьмая вода на киселе, к тетушке, как он сам называл ее, относился с почтением.

Как ни странно, Базиль было его настоящее имя. Так назвала его мать, которая приходилась Елене Федоровне дальней родственницей. По семейной легенде отцом его был французский спец – инженер, приехавший в СССР строить социалистическое хозяйство и пропавший при никому не известных обстоятельствах.

Вскоре после него исчезла и мать Базиля.

Елена Федоровна, хотя и была в те годы еще молода и не искушена в житейской мудрости, все-таки благоразумно посчитала, что маленькому Базилю будет нелегко с таким именем, и поспособствовала тому, чтобы он стал именоваться Василием.

По счастливому – очень счастливому – стечению обстоятельств Базиль не попал в детский дом: его забрали к себе и усыновили бездетные соседи матери.

Так он и стал Василием Петровичем Петровым, из рабочих, что, конечно, было очень хорошо и удачно. Родного отца он никогда не видел, мать начисто забыл, да ему о ней никто ничего и не рассказывал. Елена Федоровна иногда пересылала приемным родителям Базиля по почте кое-какие деньги и изредка получала от них весточки. И только после войны, когда они уже умерли, Вася – в то время ученик мастера на одном из заводов Замоскворечья, разбирая документы, наткнулся на старые письма и сам разыскал Елену Федоровну.

Она ахнула, когда увидела перед собой высокого худого юношу, удивительным образом похожего и на ее отца в молодости, и на его брата, и на их красавицу-сестру.

Базиль унаследовал от предков не только аристократическую внешность, но и живой ум, великолепную память и ярко выраженные гуманитарные способности. А жизнь приучила его держаться на плаву, никогда не унывать и выкарабкиваться из самых отчаянных ситуаций.

Заново познакомившись с родственниками, Базиль (они продолжала называть его только так) впервые попал в совершенно незнакомый, но чем-то очень близкий ему круг людей, которые говорили о непривычных, но интересных вещах, например, о книгах, живописи и кино.

Упрямый самостоятельный Базиль дал себе слово выучиться и стать «не меньше как профессором». И цели этой он добился. Конечно, за годы учебы он повзрослел, сильно изменился, и ему самому было смешно вспоминать, как он, идя на первую встречу с теткой, выпил от страха водки, и как Елена Федоровна делала вид, что не замечает этого.

Но что-то в нем оставалось от шустрого мальчишки, торговавшего на Центральном рынке карандашами и всякой всячиной, умевшего поладить со всеми и каждым и знавшего в Москве все проходные дворы и подворотни.