Читать книгу Портал - Екатерина Гуреева - Страница 7

Следующий день, а это уже первое ноября, я провожу в компании волка. Только и делаю, что поглядываю на медленно двигающиеся стрелки часов. Джек без ехидства позирует мне от силы несколько минут, сохраняя бесстрастное выражение морды и никак не проявляя своего отношения ни к происходящим глупостям, ни ко мне, ни к фотокамере, издающей раз в три секунды до пяти щелчков.

Я застаю его возле клумбы, цветущей, несмотря на легкий мороз. Цветы, как ни в чем не бывало, усердно растут, стараются изо всех сил дотянуться великолепными бутонами к ясному чистому небу, на котором едва заметно проплывают скопления перьевых облаков.

– Браво, Джек! Теперь будет чем похвастаться на встрече. Не переживай, после этого я вернусь. Ты ведь присмотришь за домом в мое отсутствие? Не рычи, пожалуйста, так. Чуть не забыл, раз уж все равно нечем заняться, напечатаю письмо брату. Надеюсь, он мне ответит!

Набираю я текст на клавиатуре ноутбука недолго, часто отвлекаюсь: то смотрю в окно, то просто нос чешется. Минут десять уходит, чтобы письмо оправилось к адресату. Встряхиваю головой, чтобы не расстраивать себя мыслями о брате.

К сожалению, наши отношения в последний год стали натянутыми по массе причин.

Каких? Их всего две, но они действительно как занозы: его горе-жена Элиза (они женаты всего полгода, но живут вместе почти все время после моего переезда в Канаду) та еще стерва. Не переносит меня на дух, считает глупцом, неудачником. Каких нервов мне стоило приехать к ним на свадьбу в Торонто. Да, да, она канадка, и теперь я и Доминик – соседи. Я имею в виду страну. Так уж случилось, что нам посчастливилось почти одновременно оставить уютный уголок юго-восточной Англии, любимый Дорчестер, и родного дядю Джордана с его незабываемым фермерским хозяйством.

Уезжать в Канаду было нетрудно, только вот обратной дороги я себе не представлял. Меня все устраивало, за исключением личной жизни. В Англии мне проходу не давали, выбирай любую, но ни с одной я не задерживался и месяца. Ничего такого не подумайте. Я просто искал Ее. И ведь нашел! Дорогая мне когда-то Иви осталась сном. Она растерзала мое сердце, растоптала любовь, и тогда я ушел – молча, по-английски.

Вторая беда носила гордое имя Доминик Эсм. Младший брат, большой ворчун, занял сторону своей вечно обиженной жены и всячески ей потакал. Поэтому и получился весь сыр-бор. Хотя была и щекотливая ситуация с Элизой, но, уверяю, в этом нет моей вины!

В полдень погода портится бесповоротно, ну просто ведро осадков проливается за несколько дней вперед. Видимо, дамбы у местных туч прорвало, и они сговорились утопить все леса Юкона. Такого проливного дождя я не упомню с последнего месяца лета в Ванкувере. Но меня не это волнует и даже не грядущая встреча с привлекательной Мирой Джонс. Я смотрю на браслет и задумываюсь. Почему я так долго ломаю голову над его предназначением? Может, мастер снимал стресс такой работой с металлом? На поверхности нет ни единой царапины, но на раритет вещица не похожа.

Я откладываю браслет в сторону. Звонит начальник. Я удивляюсь такому быстрому звонку:

– Привет, Тим. Вы получили то, что хотели?

– Привет и тебе, Майкл, – голос Тима звучит невесело. Кажется, беседа уготовила мне головную боль на весь оставшийся вечер. Я такое чую на расстоянии.

Моя дружба с Харди завязалась на одной из выставок фотографов, в которой участвовал и я. Естественно, в родной Англии. Он один из тех издателей, кто считает фотографию чуть ли не самым передовым искусством. Передача цвета, фокус, игра с живым миром заставляют трепетать его сердце. Харди искал идеальную передачу, и он ее нашел.

Конечно, трения свойственны даже лучшим мастерам своего дела. И он как раз звонит, чтобы упрекнуть работника в тех выкрутасах, какие я не позволил бы себе в начале сотрудничества.

– Я не знаю с чего начать, Майк. Я огорчен твоей нынешней работой. То, что мы получили, мягко говоря, не вписывается ни в какие рамки. Будь добр, объясни мне, что ты хотел этим сказать?

Моя челюсть не желает закрываться, я слушаю его, затаив дыхание.

– Я не понимаю, Тим, о чем ты говоришь.

– Странно от тебя такое слышать. Я всегда думал, что ты, прежде чем отдать нам материал, хотя бы просматриваешь его. Неужели я в тебе ошибался все эти годы? Такое лепить в предпечатной подготовке!

– Да что происходит, Тим? Ты можешь по-человечески мне объяснить свое разочарование? Я несколько дней потратил, чтобы отсортировать снимки.

Тим умеет не замечать моего негодования, что тут поделаешь. Я в ответ слышу сухой кашель и скрип его любимого потертого кожаного кресла. Гнев тем временем застилает мне глаза.

– Фотографии ужасно засвечены. Мы все подумали, что за тобой ходит привидение.

– Прости, что? Я не ослышался? Я два дня над ними корпел. Ни единого блика, ни одной засечки, они просто идеальны!

«Слепые идиоты!» – думаю про себя, продолжая вслух защищаться.

Тим смеется.

– Отличные, говоришь! Присмотрись к ним лучше, потом поговорим…

– Постой! Что насчет оплаты? Ее, видимо, не будет?

– Пока не будет. Исправишь все, тогда поговорим, Майк. Думаю, не имеет смысла обсуждать это сейчас. До скорого.

В моих зрачках искрится пламя, сердце норовит выпрыгнуть из груди, я готов крушить стены, готов кричать прямо в лицо Тиму Харди, чтобы он шел далеко и надолго. Если бы они только знали, чего стоили мне эти кадры. Медведь, стая волков, бой, развернувшийся у меня прямо под носом! И все это ради долбанного журнала, пусть и коллекционного!

Все фотографии я храню на карте памяти, у меня есть копии на компьютере, и, естественно, весь материал я могу в любой момент пересмотреть – хоть прямо сейчас. Тем более что фотоаппарат лежит у меня на коленях. Я думаю, что так и поступлю, но Джек отвлекает меня своим ворчанием. Он требует сырого мяса. Главное, чтобы хищники в доме были сыты и довольны, а иначе, чего недоброго, Джек полакомится мной.

Перед поездкой я все же решаю вздремнуть. О фотографиях я сразу забываю: встреча с Мирой поглощает меня, и вот я уже ни о чем не могу думать всерьез.

Я волнуюсь. Волк, довольный, уходит через холл на улицу, он все уверенней опирается на свою перевязанную лапу. Я бросаю взгляд на ручные часы. Ровно три часа до нашей встречи. Дорога займет от силы часа два, может, чуть меньше.

У меня в запасе остается сорок пять минут отдыха, остальное время – на поездку.

Хотя, признаюсь честно, я хочу отвлечься от всего, что случилось со мной за последние несколько дней. Несомненно, на всякий пожарный, я включаю будильник, устраиваюсь удобней на диване, облизываю сухие губы и закрываю глаза. Браслет всегда находится в доступной близости, и я опять хватаю эту штуковину, кручу ее в пальцах. Я долго лежу в полумраке и жду звонка будильника. Не помню, когда возвратился в сознание. Веки еще не открываются.

Я прислушиваюсь к звукам дома, хочу понять, чем он дышит, в каких закоулках прячется его старость. Куда проникает запах последнего месяца осени. Слышу треск половицы на втором этаже. Некоторое время спустя я хватаюсь за голову: так по-свински проспать могу только я.

Без четверти пять я съезжаю с холма на глухую темную трассу «Рок».

Надеюсь, Мира не обидится за получасовое опоздание. Сумка с камерой брошена на сиденье, я сутулюсь и зеваю за рулем и предвкушаю приятное продолжение вечера. Для меня эта встреча означает немного больше, чем просто возможность мило посидеть, поболтать. Хотя, естественно, многое зависит от самой Миры Джонс и ее отношения ко мне.

Еще нет семи, когда я паркуюсь за перекрестком, – по дороге возникли мелкие неприятности с мотором старенького автомобиля. Я подбегаю к кафе, уже не надеясь застать эту прекрасную девушку, и вижу, что она как раз выходит из дверей. Вообще-то я предупредил ее о том, что задержусь, но, видимо, ей все равно наскучило меня ждать.

Она смотрит на меня пылающими хризолитовыми глазами в обрамлении густых черных ресниц недоброжелательно, с неприкрытым вызовом и обидой.

– Прости, Мира, за опоздание, я так рад, что ты дождалась меня, – говорю я, стараясь потушить в зачатке бурление лавы в крови, которое поражает пока только вены, а не мозг.

– С каких это пор мы с вами перешли на ты?

– Прости, то есть я хотел сказать, простите мне эту дерзость. Хотя я не вижу ничего плохого в том, чтобы, наконец, начать с вами дружеское общение.

– Для начала, Майк, надо было вовремя приехать! – упрекает меня Мира.

Я виновато опускаю голову и улыбаюсь, пожимая плечами:

– Понимаю, мне нет оправдания. Уповаю на вашу милость и доброту, Мира, и прошу простить меня.

– Ну, хорошо, так уж и быть, принимаю твои извинения.

– Ты? То есть я не ослышался?

– Нет, Майк, не ослышался. Идем в кафе, пока я не передумала.

Зал ресторанчика выглядит просто и мило одновременно. Длинный вытянутый зал, как в закусочных, уместил под крышей семь пар красных диванов со столами, барную стойку и двух посетителей.

Мы садимся посередине, рядом с огромным чистым окном. Через три столика, напротив, сидят два пожилых человека, они бросают по очереди на стол карты, возмущаются и без всякого смущения разглядывают меня с головы до пят. Не обращая никакого внимания на мое недоумение.

Моросит легкий дождик. Если бы не свет от фонарей и не это окно, я бы ни за что не подумал, как снаружи зябко и мокро.

Едва мы входим в теплое помещение, Мира расстегивает молнию на облегающей серой куртке, бросает ее на спинку дивана и присаживается напротив.

Я тоже раздеваюсь.

– Как Джек? Идет на поправку? Когда я смогу его снова осмотреть? – она нарушает молчание первой.

– Хочешь поговорить о волке? – участливый тон немного располагает ее, несмотря на весьма бестактный встречный вопрос. – У него отлично заживают раны, я исправно их обрабатываю, перевязываю, соблюдая технику безопасности. Так лучше?

– Вполне. Ты обещал мне показать снимки с Джеком!

– Все будет, но давай для начала хотя бы что-нибудь закажем. Я умираю от голода.

Возле нашего столика, будто прочитав мои мысли, возникает официантка. Полная женщина за сорок, одета в зеленое платье, страшно обтягивающее жировые складки. Светло-сиреневый фартучек на талии и аляповатый козырек, затерявшийся в буйных коротких завитках волос цвета скошенной пшеницы.

– Что будете заказывать? – громкий голос звучит вроде бы доброжелательно и неагрессивно, но ее глаза пренебрежительно изучают мою скромную персону. Официантка держит наготове ручку и блокнот. Его засаленные листы покрыты масляными пятнами и следами вишневого пирога, только что поданного нашим соседям – старикам.

– Мне как обычно, Виктория, – Мира отвечает, не глядя в меню, которое, как я уже заметил, было весьма скудным.

В принципе, это особенность всех забегаловок, косящих под заведения более высокого класса. Зато пей – не хочу: и водка, и соки, и просто вода из-под крана. Как это делает сейчас вон тот старик в оранжевом свитере, с пепельными бровями и круглыми очками, из-под которых он косится на меня, недобро ухмыляясь беззубым ртом.

– Вы выбрали, молодой человек, или мне позже подойти? – ворчит Виктория, все еще не теряя надежду вписать в блокнот мой заказ.

– Быть может, салат из креветок и зеленый чай, – отвечаю я.

– Креветок нет уже неделю, – равнодушно поясняет официантка, сжимая и разжимая пальцы упитанных рук на пластмассовом стержне. —

Из морепродуктов не осталось ничего…

– Давай я нам закажу! – облегчает мне задачу моя спутница.

– Точно, Мира, а то гость сам не знает, чего хочет, – раззадоривается не на шутку женщина, которую я, кажется, начинаю тайком побаиваться. Или она меня просто злит?

– Не надо нам моря, Виктория, принеси гостю то же, что и мне, ему понравится, правда, Майкл?

– Да, конечно.

О чем она, в самом деле, что тут может понравиться? Оказывается, это место просто ужасно, я хочу поскорее отсюда уйти.

Когда официантка выходит из зала, я спешу заговорить с Мирой:

– Вообще-то я совсем не ем мяса, я вегетарианец, сам не знаю, почему попросил креветок.

– Бывает, но в них же почти нет этого мяса. Я тоже не жалую бараньи ребрышки и свиные отбивные. Я привыкла им помогать, а не наоборот. Ты продолжаешь меня радовать, Майкл. Сколько же в тебе еще благородного, позволь спросить?

– Много! Хватит на двоих.

Мира неожиданно заливается краской. Я никак не могу отвести от нее глаз, и она смущается под моим пристальным взглядом.

– Я так долго тебя здесь ждала, что не смогла удержаться от заказа. Считай, я только за компанию поем.

– Что именно, если не секрет, нам подадут?

– Пиццу и яблочный сок с зеленым чаем.

– Я Виктории определенно не нравлюсь!

Мира загадочно улыбается.

– Это обычно для местных жителей, привыкай. Они тебя не знают, ты здесь чужой, поэтому где-то полгода придется примелькаться. А там они о тебе совсем забудут и перестанут разглядывать.

– Какой мне смысл этим заниматься? – удивляюсь я, откидываясь на мягкую спинку дивана.

– Ты сам выбрал это место, – пожимает плечами девушка.

– Нет, не это место, Мира. Мое место в глухом лесу, стоит, спрятанное на крутом холме. И ты обещала мне рассказать о нем все, что знаешь!

– Конечно, расскажу, куда я денусь, – ее взгляд скользит по мне. Я чувствую странное притяжение к Мире, но быстро отвлекаюсь на поданное угощенье. Сильные руки Виктории мельтешат перед носом.

– Приятного аппетита, – бросает она и быстро ретируется к старику в оранжевом свитере и его партнеру по карточной игре. Они заговаривают, и старик снова невежливо смотрит в нашу сторону.

– Почему ты другая, не такая, как они?

– В смысле, какая я, по-твоему?

– Не суешь свой нос в чужие дела. Ты сама по себе.

– Знаешь, я в детстве была похуже многих этих стариков. Неконтролируемая, вредная, гуляла одна в диком лесу. Убегала туда часто из дома, ощущая себя при этом свободной, живой. Отец любил меня за это прилюдно ругать. Он боялся, что я когда-нибудь дойду до твоего особняка и больше не вернусь.

– Отчасти он прав. В лесу одной небезопасно. Будь я на месте твоего отца, отшлепал бы тебя. В профилактических целях, конечно.

Мира молча приподнимает бровь.

– Иногда я была не одна. Меня сопровождал мой друг детства.

– Он до сих пор у тебя есть? – я чувствую любопытство и капельку ревности.

– Нет, он мне не друг уже давно. Только знакомый, не больше.

– Почему? Вы поссорились?

– Я бы не хотела вспоминать его сейчас, если ты не против.

– Тогда с удовольствием послушаю истории о своем доме.

– Список его жильцов невелик, но прежде, чем я начну, можно спросить?

– Конечно, Мира, спрашивай! – я отпиваю зеленый чай из белой кружки.

– Почему это так важно для тебя? Ты тоже испытываешь что-то подобное, что и предшествующие хозяева?

– Что? О чем ты? Я понятия не имею, что услышу сейчас от тебя и возможно ли это как-то связать с тем, что видел я.

– Ага, значит, все-таки что-то случилось. Расскажи, Майк, – умоляет она.

– Сначала ты, – прошу ее. Жаль, нас разделяет прямоугольный столик. Я не могу в полной мере насладиться блеском ее глаз, которые сегодня восхитительно подчеркнуты черными стрелками. – Есть у меня слабое ощущение, что я там не один. Но это же так естественно ощущать в старых домах, верно?

– Конечно, – отзывается с иронией Мира, подпирая лицо ладонями.

Тут мои брови вспархивают вверх, как бы намекая: я ожидаю начала рассказа. Не томи…

– Ты живешь с волком, разве не так? – смеется Мира, переводя взгляд на притихших посетителей. Она знает, что я за ними наблюдаю.

Два деда давно отложили игру в карты. Они неумело изображают заинтересованную беседу, но две пары ушей, словно локаторы, повернуты в нашу сторону.

Я не собираюсь шептаться, но и говорить так громко, чтобы услышали посторонние, не стану. Косясь на пожилых мужчин, я замечаю их ухмылки, которые меня не только отвлекают, но еще и жутко раздражают. Я сжимаю кулаки под столом, чтобы Мира этого не видела.

– Не обращай на них внимания. Они оба выживают за счет сплетен – это их досуг и смысл жизни. Теперь разнесут по городу новости о нас с тобой, словно местная пресса. Смешно звучит. Косые взгляды теперь мне по гроб жизни обеспечены, – она горько вздыхает.

– Не говори так, Мира. Можно ведь уехать туда, где тебя никто не будет осуждать. Им никто не давал права болтать о тебе.

– Однако ты их уже ненавидишь, Майк. Представь, что я должна чувствовать, когда о тебе то и дело судачат! – из груди Миры вырывается еле заметный стон.

– Ты местная знаменитость? – я ободряю ее самой восхитительной улыбкой, какую только способен изобразить. Не хочу сгущать тучи над ее светлой головой.

– Благодарю, Майк, за поддержку, – отвечает она, избегая моего пронзительного взгляда. – Но обо мне говорят еще с подросткового возраста. Поэтому мне все равно, что они скажут.

– Думаю, теперь можно начинать? – напоминаю я Мире, готовой вот-вот выпорхнуть из-за стола и броситься на улицу, домой.

– Да, мы отвлеклись немного. Не очень давно неизвестный богатый человек покупает землю в лесу под строительство дома. Мой отец не смог припомнить ни имя этого многоуважаемого господина, ни того, кем он был и откуда. Но построить особняк и тем более заселиться ему не удается – по причине внезапной смерти. Жизнь этого человека неожиданно теряется на страницах истории. О нем никто ничего не знает, будто его и не было никогда.

Однако после пяти лет поиска инвесторов особняком интересуются местные власти. Они начинают серьезный проект, нанимают лучших инженеров и архитекторов. Вдруг все единогласно принимают решение достраивать дом по старым чертежам пропавшего богатея – это должен был быть особняк в стиле европейского Средневековья, готики. Во время кладки стен происходят несчастные случаи. Два человека пропадают бесследно, проект решают заморозить на неопределенное время.

Об этом чуде узнает знаменитый писатель Эдвард Хирсой, разбогатевший на серии книг «Чудо света!», «Время!», «Бег в темноту!». Он выкупает объект, делает перепланировку и доводит особняк до совершенства. Именно таким запомнили его жители наших краев: огромные окна, уходящие вверх башенки, стрельчатые арки, декорированные фронтоны. Все эти элементы уже потеряли свой блеск и шик и едва заметны в доме сейчас.

Правда, поместье не сразу приняло современный облик, каким его увидел ты, Майк. Современный стиль стремительно меняет многие древние здания. Эдвард Хирсой и его дочери стали первыми полновластными хозяевами поместья. Мы неохотно вспоминаем подробности их злосчастной истории. Поверь, в доме творилось что-то ужасное.

Младшая дочь страдала психическим расстройством, поэтому отец и ее старшая сестра присматривали за ней. Эдвард мечтал о покое, которого так недоставало в шумных городах. Старики наши даже по ночам не умолкали. Кричали: мол, загубит он своих красавиц, сам поедет и молодых за собой…

– Постой! – тут я не выдерживаю. – Откуда вы столько о них знали, если сами побаивались туда ходить?! Ты будто рассказываешь о проклятии, привидениях и вообще о тех ужасах, в которые люди предпочли бы не вмешиваться, тем более верить!

– Дослушай до конца, пожалуйста. Знаешь, Майк, люди многое умеют неплохо приукрашивать. Я рассказываю только то, что слышала от отца, дословно.

Итак, прошло три недели, как они вселились в новый дом. И тут произошла необъяснимая пропажа Сильвии, старшенькой. Ее больная сестра два дня, пока отец отсутствовал, пряталась в кладовке. Когда ему удалось отыскать дочь, она была не то что не в себе. Отец ее просто не узнал. Она поседела и состарилась от пережитого ужаса. Из ее перекошенных губ вырывались приглушенные слова и стоны: «Демон! Я видела демона. Он забрал ее, унес Сильвию в преисподнюю».

Тогда Эдвард вызвал полицию. Возбудили дело о похищении, но никаких следов на месте происшествия обнаружено не было. Копы любят останавливаться в нашем кафе, поэтому новости быстро разносятся – только успевай слушать, – Мира мельком поглядывает на официантку Викторию, показавшуюся за стойкой, потом ровным голосом продолжает рассказ. – Бедную девочку сдали в психушку до скончания дней. Отец застрелился.

М-да, вот тебе история из жизни людей, когда-то несчастно окончивших свои дни там, где сейчас живу я. Энергетика, мать ее. Стоп! Я сказал: энергетика! Не это ли слово произнес таинственный Адмунт Риз на тропинке? О чем же он меня предупреждал? Быть может, ко мне приходил призрак бедняжки Сильвии в образе Ивелен и хотел просто предупредить?! Ведь посетительница совсем не желала мне зла, напротив…

О, боги! Но что ей от меня нужно? И возможны ли настолько тесные объятия с мертвецом! Меня передергивает и обдает холодом. На лбу проступают бисеринки пота.

– Давай немного передохнем, пожалуйста. Здесь становится жарко, – я стараюсь сосредоточиться на восхитительном лице Миры. Все-таки какая она красивая!

– Я не устала, – Мира втягивает голову в плечи, будто от холода, хотя в помещении градусов двадцать пять.

В ответ я простодушно улыбаюсь и решаю перевести разговор на более приятную тему:

– Ты добрая, красивая…

– О, да ты разошелся. Но все равно благодарю за комплимент, Майк. Правда, очень приятно.

– Я серьезно. Ты находка для любого мужчины. Теперь я знаю, какой женщины мне всю жизнь не хватало.

– Притормози, Майк, а то мне придется убежать с нашего свидания.

Что ж, серьезное предупреждение от смущенного ветеринара.

Мы на какое-то время смолкаем. Я пробую на вкус местную грибную пиццу. Хм, неплохо. Выпиваю сок и принимаюсь за новую порцию вопросов.

– Три долгих года особняк обрастал пылью. Интерес он вызывал только у охотников за привидениями.

– Не так уж вы и далеко от моего дома! Два – вон, пешком добрались. Как вы с этим живете?

– Мы там не живем, чего не скажешь о тебе, Майк. Это меня больше беспокоит. Как бы чего не вышло.

– Вот видишь, ты уже беспокоишься обо мне! – не упуская случая, я возвращаю ее на романтическую волну.

– Прости, а кто подходил к особняку?

– Старик, представился как Адмунт Риз. Начал мне втирать, что у него пропала собака. Он и его сын прочесывают лес в округе, надеются ее отловить.

Я слышал ее лай неподалеку, не могу понять, что ее притягивает туда!

Мы оба молчим.

– Ты знаешь семейство Ризов?

Я вижу, что ее передергивает. Точь-в-точь как меня недавно.

– Немного. Иногда тут пересекаемся. Они ездят на синей «импале», точнее, его… сын.

– Ты ему нравишься? – интересуюсь я.

– Что? – мой вопрос ей явно не по душе. – Мне продолжать рассказ? – лицо Миры мрачнеет.

– Конечно, прости, – я извиняюсь и продолжаю следить за галдящими, как две сороки, стариками. – Кто после смерти старика Эдварда осмелился стать хозяином дома на холме?

– Через три с половиной года в его стены попадают молодожены! Очень сложно пересказывать реальные истории, которые происходили совсем рядом с тобой, по соседству. Никто не мог им помочь. Когда я думаю, то пытаюсь прочувствовать все то, что им пришлось пережить. Потом долго не могу прийти в себя. Я однажды увидела этот дом. Когда я там оказалась, у меня сперло дыхание – я просто задыхалась. Его вид пугает, живых звуков леса в округе не слышно. Не поют птицы, звери прокладывают себе тропы за многие мили вдали. Ты обрастаешь липкой паутиной смертельного ужаса, даже когда случайно натыкаешься глазами на его стены.

– Ты лазала через забор? Он довольно высокий! – сообщаю я своей спутнице. Мире неприятно вспоминать о несчастных молодоженах. Но мне-то от этого не легче. Думаю, теперь знать правду я обязан, а иначе, неровен час, и сам пополню ряды этих несчастных.

– Нет, естественно! Достаточно посмотреть через ворота. Но я продолжу.

Итак, об этих молодых людях я могу сказать только то, что они прожили в доме больше полугода, но жили не постоянно. Жена охотно согласилась с желанием мужа реконструировать тяжелое готическое жилище, осовременить его. Но дом сопротивлялся.

Они пропали в сентябре. Копы спохватились после заявления родителей обоих. Особняк обыскали вдоль и поперек, но опять не обнаружили ни следов, ни свидетелей. Родители долгое время были в ссоре с детьми, не созванивались, не интересовались их личной жизнью, и вот такое, Майк. Только представь себе их горе!

– Родители с обеих сторон? Интересно, как можно находиться в конфликте сразу со всеми? – мое любопытство не знает границ. Я, должно быть, очень скоро надоем Мире.

– Прости, но копы об этом не распространялись, да и мне в тот момент было всего пятнадцать.

– Ом. Извини. Значит, твой отец был в курсе всех новостей?

– Возможно, но он об этом и словом не обмолвился.

Я нервно ерзаю. Все эти истории вселяют в меня трепет и смятение. Я пока не знаю, как правильно себя вести.

– Перед тобой, всего год назад, увезли в сумасшедший дом журналиста, мужчину средних лет. Надеюсь, его вылечат. Он прожил в доме около месяца, во всех забегаловках и магазинах до сих пор говорят о нем, – продолжает Мира. – Он единственный, кто не исчез без следа. Даже пару раз вызывал полицейских. Извел людей своим страхом. Но, понимаешь ли, этот таинственный журналист жил уединенно и приезжал в город только один или два раза, может, еще по ночам.

Я не вникала и в этот раз, уж прости.

Девушка виновато пожимает хрупкими плечами, опустошая стакан яблочного сока.

– Снова вмешалась местная власть. Особняк опечатали. Пригласили ученых, геофизиков, специалистов по разным потусторонним мирам и сверхъестественным явлениям. Как потом представили в докладе ученые, там разлом земной коры, представляешь? А в других источниках давали такое странное объяснение происходящему: «Пространство разрывает открытый источник энергии в виде столба или гигантского круга, который, в свою очередь, засасывает живые объекты, как в воронку. Находясь поблизости геопатогенной зоны, человек или животное чувствует беспокойство. Он либо наполняет, либо опустошает сосуд жизненной энергии своеобразными потоками энергии в пространстве». Что самое интересное, Майкл, в это никто не поверил, хотя все факты налицо. Люди пропадали бесследно, никаких тел…

– Ты веришь в пространственно-временные феномены, когда переходы между параллельными мирами в определенные промежутки времени распахиваются, словно двери?

– Я не утверждаю, это только теория. Но вспомни слова младшей дочери Хирсоя. Она говорила, что видела демона. Он забрал ее сестру с собой, в параллельный мир. Был открыт портал, и он до сих пор в твоем доме. Вопрос только, когда он откроется.

– Бывает, что люди безвозвратно исчезают, но это еще не означает, что в этом замешаны сверхъестественные силы. Иногда люди находятся, но ничего не могут вспомнить.

– Я не знаю, Майкл. Но там определенно опасно. Не хочешь же ты это проверять на себе? Скажи, что нет!

– Хочешь со мной туда? Я покажу дом изнутри. Он довольно мил.

– Что? Нет, конечно! Даже не думай об этом, я туда ни ногой!

– Почему? – удивляюсь я. – Я могу тебя переубедить.

– Прости, но я тебя почти не знаю!

– Но ты же была там однажды. Что тобой двигало? Интерес, любопытство, жажда приключений? Не страх ведь?

– Я просто хотела увидеть дом собственными глазами. Понять, так ли черт страшен, как его малюют.

– Как же я там, по-твоему, живу?

– Не знаю, Майкл. Вот поэтому я и беспокоюсь о тебе. Ты сам не знаешь, что происходит, ведешь себя, словно слепой котенок. Но, поверь, быть в неведении или делать вид, что ничего не происходит, не значит жить в безопасности.

– Наверное, по-другому скучно. Все-таки подумай еще раз над моим предложением.

Мира сверкает хризолитовыми глазами. Я вижу, как она злится. Что со мной? Что я выпил, сок ли это был?!

– Теперь твоя очередь, Майкл! Расскажи о своих приключениях. Мне же теперь надо разговаривать с людьми о тебе. Когда нам ждать копов и…

– Прекрати! Совсем не смешно, – меня передергивает еще минут пять после того, как я услышал историю особняка, и начинает выворачивать наизнанку от одной мысли, что нечто подобное может произойти и со мной.

– Ты сам хотел это услышать. И ты свое узнал. Так теперь, будь добр, удовлетвори любопытство скромной девушки.

Я смотрю на Миру, как еще не смотрел ни на одну женщину в своей жизни. Не знаю, что она может прочесть на моем лице, но Мира изо всех сил старается как можно реже поднимать глаза. Она разглядывает поверхность деревянного стола, то и дело косится на стеклянную дверь кафе за моей спиной.

– Как тебе сказать, – вяло начинаю я. – Один раз я отчетливо слышал шаги на втором этаже, когда ужинал на кухне. Это было удивительно, ведь в доме никого, кроме меня, нет. Странно, правда!

Потом я коротко описал ей все мало-мальски жуткие моменты, включая и пару слов про браслет – для остроты повествования. Хотя на самом деле я не шучу, незачем устраивать шоу там, где столько смертей, бед и горя.

– Можешь показать мне эту вещь, Майк?

– Конечно. Только осторожно с ней, штука тяжелая.

Внутренний карман куртки провис под весом этой вещицы. Я достаю браслет и протягиваю Мире. Потом, передумав, кладу его на стол рядом с пальцами девушки.

Она с интересом разглядывает это великолепие. Ее губы сначала сжимаются в тонкую прямую линию, потом раскрываются, чтобы задать вопрос:

– Что это?

– Сам хочу знать. Он появился, как по волшебству! Ты веришь мне?

– Конечно, Майк, почему бы и не поверить. Здесь уже почти ничему не удивляешься. Очень странный предмет! Я о его существовании ничего не слышала, то есть его никто прежде не находил.

Мира думает, что браслет весит как минимум десять килограммов, поэтому, осторожно ухватившись пальцами за его ребро, приподнимает над поверхностью стола на несколько миллиметров.

Любопытство – штука чрезвычайно опасная, но именно она является двигателем человеческого прогресса в любой сфере, будь то поиски противоядия или покорение бесконечного космоса. Подсматривать в замочную скважину безопасней, чем отворять дверь, не правда ли?!

– Ты пробовал его надевать?

Но как только браслет кочует в ее ладонь, я грозно предупреждаю, чтобы она ни в коем случае не надевала вещицу.

– Прости, Майк, – виновато отзывается Мира и возвращает мне браслет под пристальными взглядами притихших стариков.

– Мы можем только догадываться, для чего это создали, – тихо поясняю я.

– Перестань. Ты очень мнительный, – улыбается Мира.

Я не обращаю внимания на ее безобидные насмешки.

– Он лежал на обычном листе бумаги, на котором его поначалу не было!

– Может, тот листок есть не что иное, как инструкция к использованию этой штуковины?! – продолжает издеваться Мира, постукивая ухоженными ноготками по столу.

– Думаю, ты права. Это пустяки. Забудь!

– Боже, как быстро время несется. Тебе еще так далеко ехать, не боишься? – лукавая улыбка преображает Миру. Моя обычно сдержанная спутница поворачивается ко мне неожиданной стороной. Я понимаю, что она не так проста, как кажется на первый взгляд. Сам виноват, что нарвался на подобные шутки. Кажется, я слишком серьезно подхожу к нашему разговору.

– Когда я с Джеком смогу попасть к тебе на прием? Тебя же беспокоит его состояние.

– Конечно, как врача беспокоит. Второго ноября устроит? Завтра.

– Да, вполне.

Так и договорились.

Я ловким движением кладу браслет обратно в карман. Надеюсь, по возвращении не обнаружу вместо него большую дырку.

– Значит, говоришь, с Джеком все в порядке?! А можно посмотреть на снимки, которые ты сделал по моей просьбе?

– Недурно, во всяком случае! Вот, держи, – я передаю ей фотокамеру, стараясь держать в поле зрения взгляды всех любопытных в этом заведении. Неважно, какого ты возраста, главное – чтобы слух не подводил, и тогда можно придумывать разные сюжеты нашего с Мирой задушевного разговора. Надо же, как они удивляются этой беседе.

– Я думаю, пора закругляться.

Проходит несколько томительных минут. Я терпеливо ожидаю ответа Миры, но она почему-то молчит.

Я устал и хочу скорее покинуть навязчивое общество стариканов, которые продолжают развешивать до безобразия вытянутые уши, сосредоточенно пожевывать тонкие морщинистые губы в безмолвном ожидании удачи, общей для всех шпионов, которые слышат интересности первыми. Я думаю, что так сегодня и произошло.

Естественно, меня тут больше не будет, и я надеюсь здесь с Мирой никогда не встречаться. Этого раза хватит выше крыши. Мысленно ругнувшись, я обращаю внимание на собеседницу.

Мира к любому вопросу подходит серьезно. И сейчас ее лоб испещряют крохотные морщины: она скрупулезно просматривает снимки, разжигая во мне неподдельный интерес.

– Ты будто пытаешься по фотографиям волка лечить, – негромко покашливаю я.

– Что это, Майк, на каждом снимке?! Вот, сам посмотри…

И я, конечно, смотрю. Фотокамера сама перемешала файлы, все перепутала, так что Мире ничего не оставалось, как выискивать среди моих рабочих кадров интересующие ее снимки с волком.

– Ты неплохо фотографируешь, – хвалит она, заметив мой растерянный взгляд.

Я не верю собственным глазам. Игра света и тени сыграла со мной какую-то злую шутку. Все – абсолютно все засвеченные снимки имеют один и тот же дефект в виде пятна. Оно на первый взгляд может показаться обычной вспышкой или бликом, отражающимся от поверхности предмета – шкафа, например. Но не в лесу, где плотные стволы деревьев подчас загораживали от меня солнце, не в комнате за диваном, когда за окном хмурилось небо и лил дождь!

Я прекрасно помню, при каком освещении я фотографировал, под каким углом. Кадры не доставались мне легко, и я не отправлял их Тиму испорченными.

Чем больше я всматриваюсь в это вытянутое пятно, тем больше замечаю: незаметные линии образуют очертания какого-то странного существа!

– Мне это напоминает бледную смазанную голову. Посмотри вот сюда, – я опять передаю камеру на экспертизу Мире. Похоже, она знает истории прошлых домочадцев поместья лучше, чем кто бы то ни было. Я ей доверяю.

– Призраки! – она всплескивает руками. – Оно слишком размыто, я не могу разобрать, что это такое, Майк. Прости! – Мира хмурится и быстро отстраняется от экрана. Она сразу же надевает свою серую куртку и застегивает молнию.

Я тоже одеваюсь и выхожу за ней на улицу, на ходу убирая камеру в сумку.

– Ты замечал что-нибудь странное, когда снимал? – Мира резко останавливается, оборачивается, и наши взгляды встречаются, когда я почти готов налететь на нее сзади. Она укрывает голову капюшоном, выглядывающие волосы мгновенно становятся мокрыми из-за дождя. Хризолитовые глаза загораются на фоне властвующей ночи, как яркие звезды. Я представляю сейчас, каково это – быть мотыльком и лететь в смертельный капкан. Я, как и мотылек, никогда не буду готов к такому повороту.

– Нет, не замечал, – коротко отвечаю я. Я давно уже забыл об этой неприятной теме. Потусторонние силы, надеюсь, будут не в обиде, если я предпочту им общество женщины.

– Вот это погода! Не страшно возвращаться одному в особняк, где нет ни души, только ты и эти странные истории?! Я бы на твоем месте уже только от этого сошла с ума!

– Мне не страшно, но ты, конечно, постаралась меня образумить. Я буду осторожней…

– Мне важно, Майк, чтобы ты был жив и здоров.

– Правда?! – удивляюсь я, бросаю косой взгляд на противоположную сторону дороги и вижу, что возле стены, на углу, кто-то стоит и наблюдает за нами. – Может, со мной поедешь? Увидишь собственными глазами дом изнутри. Ощутишь в его стенах некую загадку и…

– Майк, прекрати. Ты же знаешь, что я боюсь, и все равно…

– Я просто предложил. Если не хочешь, то и не надо.

Сначала мне кажется, что Мира колеблется, я ощущаю легкое прикосновение ее прохладных пальцев к своей ладони, но потом до меня доходит: это не ее рука – это ветер. Мира тоже замечает силуэт в темноте.

Меня охватывает легкая дрожь. Я хоть и поглядываю на джип, чтобы уехать, но не решаюсь сделать это прямо сейчас, не убедившись, что девушке действительно никто не угрожает.

– Тебя проводить до дома? – я продолжаю приглядываться к черной фигуре человека, но не могу ни разглядеть его одежду, ни угадать возраст.

Несмотря на несколько высоких фонарных столбов вдоль улицы, человеческие фигуры невозможно отличить от зданий, укрытых до самых окон вторых этажей тенями противоположных домов.

– Не беспокойся обо мне, Майкл, я в состоянии добраться домой сама. Лучше побеспокойся о себе. Тебе, должно быть, уже пора… – она машет рукой в сторону машины, пытается улыбаться, но ее движения как-то не сходятся с расширенными от страха зрачками. Как и во время разговора о Ризе-младшем, ее лицо бледнеет даже в желтом свете фонарей.

Я чую подвох. Медлю и просто решаю, как быть дальше. Уйти или остаться?

Так странно принимать тот факт, что никто, кроме нас самих, не может что-либо запретить сердцу. Все нелепые ограничения мы придумываем для своего успокоения, а потом в старости горько сожалеем о том, чего хотели, но не смогли сделать.

Когда Мира пробует обойти меня слева, я вцепляюсь в ее запястье. Она чувствует силу хватки и не может оттолкнуть меня или убежать.

– Что случилось, Майк? – ее голос дрожит.

– Я тоже о тебе волнуюсь, Мира, если ты не заметила! Мне не трудно довезти тебя.

– Я пойду, – она старается высвободить руку. – Мне тоже пора, правда!

Запястье ловко выскальзывает, оставляя на память моей коже тепло.

Проворно, с грацией кошки, она перепрыгивает через бордюр, становясь неразличимой в темноте и уходя в безликую ночь бледно-серым силуэтом.

Из рассказов о доме я понял: это место не так спокойно, каким кажется. Но так же я уверен в том, что этот город не так благонравен, как может показаться. Судя по всему, люди здесь весьма замкнуты, хотя сплетников на квадратный метр больше, чем где бы то ни было. Я так понимаю, что они здесь все живут сплетнями. Поэтому, естественно, нужно проводить Миру, но так, чтобы она этого не заметила.

Никогда не поверю, что людям здесь чужды человеческие страсти, что нет интриг и ссор между соседями. Должен быть хотя бы один воздыхатель, неравнодушно идущий по пятам Миры Джонс.

Кстати, я его обнаружил, когда медленно подкатывал на джипе к неосвещенному пятну. Останавливаюсь, выключаю свет фар, замираю в тишине, пытаясь не выдать своего присутствия.

Мужчина быстро настигает женский силуэт, который ежится от холода в тонкой, вымокшей насквозь куртке.

Когда я громко захлопываю дверь автомобиля, никто этого даже не слышит. Мужчина уже настиг девушку, он занят только ею. Не помня себя от гнева, я бегу на выручку, поднимая при этом фонтан далеко разлетающихся брызг.

Я останавливаю мужчину и резко впиваюсь ему пальцами в плечо. Среднего роста, молодой на вид мужчина, видимо, не ожидал ничего подобного, поэтому быстро уходит в сторону, будто пытается увернуться от удара. Я замечаю его безумные, страшные глаза, хотя его лицо можно даже назвать симпатичным.

Он выпрямляет спину, неубедительно расправляет плечи, будто пытается меня напугать, и первым обращается ко мне, не скрывая ненависти:

– Ты кто еще такой? Чего тебе нужно?

– Он обидел тебя? – я пропускаю его слова мимо ушей. Меня интересует только безопасность Миры.

В глазах Миры разгорается костер страха, беспокойства и ужаса.

– Что ты здесь делаешь, Майк? Я думала, ты уехал!

Ее ответ ошеломляет меня. Я стою в ступоре. Она спрашивает о том, почему я не уехал, хотя я защищаю ее от домогательств этого странного типа.

– Кто это, Мира? Ты знаешь его? – интересуется парень. Его лицо вызывает у меня приступ неконтролируемого гнева. Но он называет ее по имени – он тоже ее знает.

– Зачем ты крадешься за ней? – рявкаю я, сверля глазами крепкое тело парня. Не больше метра семидесяти двух. Ровно мне по грудь. Он тоже недоброжелательно рассматривает мою персону.

– Спокойно, ребята. Майк, я его давно знаю. Все хорошо, правда, —

Мира продолжает меня успокаивать, хотя ее лицо выражает абсолютно противоположные эмоции.

– Конечно, знает, – выпаливает тот, изображая тигра, хотя больше похож на напыщенного павлина. Курица забыла, что при любых обстоятельствах останется безобидным созданием. – Мы встречаемся, а ты кто еще такой?

– Встречаетесь?! – повторяю беззвучно одними губами. Я чувствую, будто в мое сердце вонзили нож. Наконец, я заставляю себя выдавить: – Значит, все хорошо? Мира?

– А что, не видно? Или ты слепой индюк? – молодой человек поводит плечами, показывая свое превосходство.

– Нет, мы никогда не встречались, ты все придумал, – отвечает Мира.

– Не городи ерунду. Только повстречала пришлого, и сразу делаешь вид, что меня совсем не знаешь! Я тебе рожу разобью, ты слышишь меня, громила… – это уже мне.

– Слышу, не глухой, – я не теряю хладнокровия. – Значит, я могу идти?

Последний взгляд на Миру открывает ее затаенную грусть и смятение. Она замечает мое недоумение, но продолжает сдерживаться и молчать. Я не хочу становиться лишним: ссора, если таковая их пока разлучает, со временем останется позади. Я поворачиваюсь.

– Майк, осторожно! – кричит Мира, и в этот момент из моих глаз летит целый сноп искр, изо рта течет кровь. – Сбоку…

Я сплевываю на темный асфальт, поднимаю глаза. Мой взгляд не предвещает этому мерзавцу ничего хорошего.

– Не обижайся, парень, но ты сам напросился, – я приближаюсь к нему, чтобы отполировать его физиономию до кровавого блеска.

Зная, что сейчас будет, он несколько раз отскакивает от меня в стороны, как кузнечик, но я оказываюсь проворнее его. Первый удар встречает двойной подбородок, затем – левая скула, и напоследок я укладываю наглеца на лопатки.

Мне абсолютно плевать сейчас, что Мире наша драка доставляет боль. Он получает за дело. Но, кажется, я слышу женские всхлипы. С трудом отрываю пальцы от горла и плеча. Осматриваюсь. На моих ладонях кровь Риза, и мне нисколько не жаль человека, которого я вижу перед собой. Он лежит на дороге и сплевывает кровавые слюни, зажимает нос, из которого ручьем бежит темная жидкость. У меня разбита губа и соленый привкус во рту. Сбоку, кажется, пошатывается зуб.

– Боже! Стив… Как ты? – жалость Миры расстраивает меня. Она жалеет того, кто хотел напасть сзади на нее, того, кто напал на меня.

Я молча наблюдаю: он садится на тротуаре, опускает свинцовую голову на колени, сплевывает кровь. Мира опускается рядом, кладет ему руку на плечо. Трогает мягко, чтобы не разозлить.

– Я тебе еще это припомню, – ядовито шипит Стив, поглядывая на меня через приподнятый локоть, и снова утыкается в колено лбом. – Выродок…

– Идем, Мира, отсюда, – внезапно выпаливаю я. Она смотрит на меня с изумлением, но без тени ненависти, поэтому я повторяю предложение: —

Пошли!

И в подтверждение своих слов протягиваю ей руку. Я уверен теперь: она не простит мой поступок. Она видела, каким жестоким я могу быть, и сейчас просто убежит от меня.

Мира осторожно встает, подходит ко мне и идет дальше, к автомобилю.

– Мы еще встретимся, ты слышишь меня?! Я тебя из-под земли достану. Мира, не уходи с ним, прошу тебя… Остановись…

Этот «храбрец» так и остается со своими жалкими угрозами и стонами наедине с фонарным столбом и дождем.

Мира сидит рядом, я завожу рычащий мотор, включаю фары дальнего света и срываюсь вперед.

Ночь быстро скрывает под своим густым покрывалом любое движение.

Я больше не могу следить через зеркала за поднимающимся силуэтом Стива Риза, который несколько секунд назад корчился от боли. Я слегка успокаиваюсь и сосредоточенно гляжу вперед, на однообразную дорогу. К тому же я жутко злюсь на себя. И корю, что не сдержался.

Мира тихо плачет и всхлипывает. Она продолжает прятать лицо за мокрым капюшоном.

– Этот Стив – тот самый друг из детства, не так ли? – разряжать гнетущее молчание такими «безобидными» вопросами было рискованно. Я не знаю, как к ним отнесется Мира. Девушка сильно расстроилась и никак не может остановить поток горьких слез.