Читать книгу Рядом-2022. Стихи и рассказы о животных - Екатерина Хозяинова - Страница 27

Юрий Лугин

Одиннадцатого октября Олька приехала из Кирова. Подарков всем навезла, а лично мне – велик, правда, из-за прочих вещей и коробок, оставленный на разъезде в будке путевого обходчика.

А за ужином сестрица объявила: ее Алексей в четверг приедет. Батя оладушек выронил и локтем по коленке вдарил: «Йес!» Мама засуетилась, запричитала на тему, как дорогого гостя встретить. Понятно, кандидат в зятья. Хоть и городской, но не из бестолковых. До любого труда горячий, по механизмам спец крутейший, и вообще парень рукастый. Минут пятнадцать поковыряется, и у него самый убитый прибор лучше нового работает.

– Вари, мать, пиво, – сказал отец, потянувшись за следующим оладушком. – В субботу баньку истопим… – и глаза у бати сощурились, как у нашего кота Мироеда, когда мы сепаратор включаем.

– Алексей не один собирался приехать, – сказала Олька.

Батя снова оладушек уронил, а мама на краешек скамьи присела.

– Вау! – сказал я. – Это типа смотрины будут?

– Ну да, – заявила Олька. – Свадьба, мы с Алексеем договорились, в феврале.

Отец с шумом поднялся из-за стола:

– Тогда, мать, больше пива вари! А я в Семушино поехал, прикупить кой-чего!

Короче, утром я только про велик и Олькину свадьбу думал – и пока ножками по грунтовке до полустанка грязь месил, и когда в электричке ехал, и когда последние полкилометра от Вахрушинского вокзала до школы асфальт топтал. И в школе та же история. На физике так завис, что лишь после замечания Ольги Федоровны в тему урока въехал.

Время тянулось словно резиновое. Едва дождался, когда занятия закончатся, и на вокзал бегом. И как назло, когда я уже в электричке к Рехино подъезжал, начался ливень, будто не середина октября на дворе, а конец июня.

Картина маслом: деревенский придурок на вихляющем в раскисшей колее велике, мокрый и грязью изгвазданный по самое не могу.

Правда, ехал я грустно, но не одиноко: рядом, брезгливо отряхивая с лап комья глины, семенил Кабысдош.

Я его еще через окошко в тамбуре заметил: сидит флегматичная зверюга под навесом торгового ларька, уши обвисли, сам печальный такой… Артист, блин. Величиной с теленка, зубищами может шину от уазика прокусить, а если неожиданно из кустов выскочит, реально заикой можно стать. И при этом способен, зараза, такую невинность щенячью изобразить, что даже детишки малые к нему без опаски тянутся, пузо кулаками метелят, верхом на нем катаются, уши бантиком завязывают, а он терпит, ухмыляется…

Велосипед, который я выкатил из будки обходчика, Кабысдошу не понравился:

– Гав… но!

– Сам ты!.. Ты вот на своих четверых побежишь, а я ехать буду!

– Ха! – Кабысдош задрал заднюю лапу над передним колесом… и отошел, не подписавшись. Приколист.

И ведь прав оказался, скептик блохастый! Четыре с небольшим километра пилил я больше часа. Промок насквозь, со счету сбился, сколько раз падал. Пришлось даже с раскисшей грунтовки от Межниковской пашни свернуть на лесную тропу в сторону Костенников. Порядком дальше, но ехать легче, успевай только от еловых веток уворачиваться.

У Чавкиного болота я притормозил и Кабысдошу крикнул:

– Подругу свою помнишь?

Кабысдош присел, голову между передних лап опустил, вздохнул…

Десятилеткой меня однажды взяли сестры за малиной. Сунули в руки двухлитровый бидончик, вывели на полянку с несколькими чахлыми кустиками: «Здесь собирай, и отсюда ни шагу!»

Малина на кустах закончилась быстро, и я незаметно забурился в чащу. Нашел овражек, где созревшими в тени крупными ягодами бидончик с горкой набил меньше чем за час, сам от души наелся и, наконец, сообразил – сестренок-то рядом нету, и не слыхать. Заорал «Ау!» во все горло, услышал Танькин голос издалека слева, рванулся на него, выскочил на полянку и увидел собаку, похожую на овчарку.

Пригляделся: а глаза у собаки желтые и морда шире. Моментом в животе захолодело. Но до конца не вверилось, что все не понарошку.

Я шаг назад, и волчица шаг. Я еще – и она еще. Потом головой покачала: «За мной не ходи!» – и в кусты…

С тех пор я к волкам с симпатией отношусь, и здесь у нас с Кабысдошкой полное единство. Защитник стад и пажитей наших, он, если надо, любого волка влегкую уделает. Семушинские собаки от него, невозмутимого, убегая, через забор, что твои кенгуру прыгают. Но однажды позапрошлым летом увязался он за мной на Лещиху купаться. Вперед меня речку переплыл и потерялся куда-то. Ну и я – за ним. Из камышей осторожно выглянул и вижу: валяется Кабысдошина на песчаном пригорке, жизнью довольный, как слива в шоколаде, а по нему волчата в количестве четырех штук ползают. Если бы не собственными глазами видел, никогда бы не поверил. Волчица – чуть поодаль. Та самая, что меня помиловала. Головой на передние лапы опустилась, следит за мелочью, и морда у нее тоже довольная…

У Аннушкиного ручья незадолго до поворота на грунтовку я капитально навернулся. Показалось: слева блеснуло что-то, и не заметил, как колесо по осклизлому корню юзом пошло, ну а я через руль – рыбкой.

Приложился крепко. Даже сознание потерял. Очнулся, когда Кабысдош меня в ухо лизнул и тормошить начал.

Между тем капитально стемнело. Помотал я головой, чтобы шарики с роликами по местам разъехались, отряхнулся, сел на велик, собакену крикнул: «Веди, Сусанин!», и дальше покатил. Про Сусанина я по приколу ляпнул: без Кабысдошки вряд ли бы я по темноте из леса на грунтовку выбрался, а с ним уже минут через пятнадцать выехал на Семушинскую околицу и еще через пять скидывал в сенях мокрую одежду, чтобы не тащить грязь в горницу.

Радость по поводу моего возвращения лаконичнее всех батя выразил:

– Живой, значит!

И ушел по телику футбол досматривать.

Мамуля слезу смахнула, выдала мне чистые штаны и рубаху, сестрицы два ведерных чугунка горячей воды организовали. Помыться и согреться хватило.

За ужином я из шести положенных мне сырников три штуки запрятал, а после украдкой Кабысдошке скормил. За уши его потрепал, башкой к себе прижал:

– Выходит, ты меня специально на полустанке ждал, чтобы я один в лесу не потерялся?

– Ага-в! – гавкнул Кабысдош утвердительно.

У меня в горле запершило, и в глаза будто бы соринка попала. В общем, так вот обнявшись, минут двадцать еще мы с собачьим сыном на крылечке просидели.